«Настоящая жизнь человечья…»
№ 7 (29), октябрь 2001
Сейчас мало кто в нашей стране представляет себе характер китайской национальной музыки. Изредка впечатления о ней мы получаем через телевидение (в основном, через китайские фильмы, которые, кстати, не частые гости на нашем экране), а избранные черпают свои представления из произведений китайского композитора Цзо Чжэньгуаня, чья музыка представляет собой искусный и довольно органичный синтез европейского музыкального академизма и китайской национальной интонационности.
Мне посчастливилось побывать в Китае, даже жить там и окунуться в стихию китайской жизни, где музыка является неотъемлемой ее частью еще с незапамятных времен. Многое сейчас изменилось в Китае — молодежь тянется к европейской музыке, a китайские композиторы осуществляют естественный (а иногда и сверхъестественный) «сплав» китайской мелодики и европейской гармонии или той или иной техники. Когда используются тембры народных инструментов, часто получаются довольно интересные вещи. Но сама по себе китайская музыкальная культура, и, прежде всего, народное музыкальное творчество, — безусловный феномен в мировой истории музыки. Она ни в коем случае не менее, а, быть может, и более глубока, чем европейская музыка. Музыка эта воспринималась китайцами многие века назад, воспринимается ими и сейчас как нечто незыблемое и вечное. Чистота ее сохранила тысячелетнюю первозданность; и дело тут не в какой-то слепой приверженности к законам старины, а в действительно вечном характере музыки, ее мелодике, тембре и ощущении времени. Этот вечный характер и предопределяет то, что китайская музыка не нуждалась и не нуждается в значительной эволюции.
Эта чистота сохранилась, а точнее, просто существует и в фольклоре. Первозданной красотой может гордиться наш фольклор и фольклор многих стран, где он только еще есть. Но специфика китайской музыки в том, что чистота эта присуща как фольклору, так и музыке, считавшейся элитной и аристократичной. Безусловно, эта чистота и роднит обе ветви (профессиональную и фольклорную). И даже это показывает, насколько гармонична и глубока, но вместе с тем проста жизнь китайцев.
Высшая ценность этой музыки заключается именно в ее общечеловеческом аспекте. Мы, русские, тоже соприкасаемся с этой подлинностью истоков, которая очень долго держалась у нас во всей музыкальной культуре, а со временем осталась только в фольклоре. И тем не менее, мы можем воспринимать чистоту китайской музыки и слышать в ней что-то свое, а точнее — общечеловеческое; не надо говорить: «китайцы — это китайцы, русские — это русские». Только послушайте внимательно звуки циня, колокольную музыку или русский северный плач, — и поймете, что «настоящая жизнь человечья» (Н. Гумилев) — здесь.
Нина Старостина,
студентка III курса