Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

«Беседа с философом – это всегда вызов для ума…» (из интервью с Абелардо Лобато Касадо)

№ 7 (141), октябрь 2014

Разговор с учителем философии доц. Р. Ю. Кузьминым

Рафаэль. Афинская школа (философы). Фреска. Ватикан (1509-1511)

— Роман Юрьевич, способы попадания в «философскую сферу» могут быть самыми разными, даже случайными, но все-таки чаще всего проводниками в этот мир оказываются человек или книга. А как было у Вас?

— Мне повезло. На третьем или четвертом курсе филфака нам читал философию профессор Виталий Львович Махлин. Когда я впервые столкнулся с ним, я услышал какой-то вызов: передо мной был человек, который мыслил, а мы все были свидетелями этого. Я понял, что хочу учиться у него и только у него. Такое у меня было несколько раз: встречаешь человека и сразу понимаешь, что эта встреча может что-то круто поменять в твоей жизни… Мы общаемся уже 15 лет, и я рад, что могу рассказать о нем. Изначально он занимался американистикой, преподавал английский в школе, а философия была его увлечением. В 1990-е ему удалось «легализоваться», и фактически сразу он был признан доктором наук по совокупности публикаций. Его главной темой был и остается великий русский философ и филолог Михаил Михайлович Бахтин, которому он посвятил сотни публикаций, множество из них переведены на другие языки. Кроме того, он всегда много занимался философией диалога, философской герменевтикой, философией гуманитарных наук, да еще много чем. Например, в последние годы перевел две замечательные книги, которые я рекомендую студентам: «Философию Просвещения» Э. Кассирера и «Историю русской мысли» А. Валицкого. Сейчас он работает над переводом книги Ханны Арендт…

А что касается книг, то инициацией в мир мысли было для меня чтение русской литературы: Пушкина, Гоголя, Достоевского, еще, наверное, Лескова… В общем, если бы тогда, в 1999 году мне сказали, что я стану преподавателем философии, я бы очень удивился.

Что Вам лично дает философия?

— Много. Я каждый раз проверяю себя, действительно ли я делаю то, что для меня важно, интересно, что затрагивает. Потому что если это не так, значит, что-то сместилось, надо что-то менять. То, чему мы отдаемся, должно нас обязательно питать. И парадокс в том, что чем больше мы отдаемся, тем больше получаем. Я чувствую себя новичком и любителем в философии, поэтому у меня свежо ощущение знакомства с новым. Открою секрет: каждый год я обязательно беру новые темы, цитирую сочинения, которые прежде не цитировал, но делаю я это не столько для студентов, сколько для себя.

Вообще я люблю сравнивать философию с медициной: мы являемся носителями языков разных субкультур, в нас живут и плодятся идеологемы, понятия, предрассудки. Вдруг, во мне что-то марксистское зазвучало, а теперь вот постмодернизм проснулся… Философия помогает разобраться во всем этом гвалте. Она лечит нас, позволяет обрести относительную свободу от наших суждений, занять по отношению к ним дистанцию, не быть их рабами. Ведь мышление не исчезает со смертью мыслителя, мы живем на толстом культурном слое мысли, который иногда питает, а иногда отравляет, даже если мы об этом не догадываемся. Есть в философии уровень гигиены мысли – он самый простой и необходимый. А есть задачи посложнее – назовем их терапией мысли.

— А как бы Вы охарактеризовали состояние философии в современном мире?

— Вопрос провокационный – откуда я знаю! Думаю, что глубинно оно таково, как и было всегда: человечество не может не философствовать. Как не может не верить, не любить. Ну а кризис гуманитарных наук, тяжелое положение образования, политическое безвременье – все это лишние поводы задать себе вопрос… Если говорить о приметах времени, то, наверное, философия в том же положении, что и все остальные: сегодня мы живем в псевдоизобилии и занимаемся, как говорит один интернет-мем, «потреблятством». Нас окружают дешевые копии и подделки. Трудно найти хорошую еду, одежду, детские игрушки, выбрать музыку, которая напитает… Так же обстоит дело и с философией.

— На Ваш взгляд, существуют имена в философии, которые могли бы характеризовать культуру нашего времени?

— Честно говоря, я не уверен, что есть какая-то одна единственная культура нашего времени. Происходят трансформации, радикально изменяющие значение этих слов. Я постоянно испытываю странное чувство, когда у кого-нибудь в плей-листе подряд идут, например, Gorillaz, Гребенщиков, Шопен, Бен Фрост, Эрик Сати. Я понимаю, что слово культура в старом смысле не работает – здесь на вполне законных основаниях может оказаться вообще все, что угодно. И чем этот список разнороднее, тем серьезнее слуховой опыт его автора. Наверное, это и есть культура – создавать свой, ни на кого не похожий «плей-лист», но все-таки радоваться совпадениям, делиться новым с друзьями. Сегодня поэзия, литература, музыка, религия все больше становятся ценностями персонального выбора. Вопрос только в том, как этот выбор осуществлять. Наверное, вот здесь-то и нужны имена в философии и в других областях – те, кто могут сориентировать в информационном океане. Я думаю, что таким именем может оказаться и Платон, и Платонов.

— По мнению Владимира Мартынова, наша цивилизация входит в тупиковую ветвь эволюции. Он иллюстрирует свою мысль такими произведениями искусства, как «Черный квадрат» Малевича, «Писсуар» Дюшана и «4’33″» Кейджа, называя их символами молчания, «точками невозврата». Он постулирует, что Слово отделяет нас от реальности следующей эволюционной ступени. Общество должно разучиться говорить и научиться молчать. Будет ли в таком случае в такой реальности место философии? Может ли философия обходиться без слов?

— А почему же это Малевич, Дюшан и Кейдж молчат?! По-моему, они как раз кричат или, во всяком случае, провоцируют, спрашивают. Кейдж вот предложил послушать в присутствии музыкальных инструментов четыре с лишним минуты музыки мгновения, музыки самой реальности, музыки собственной души. Кстати, это не так просто выдержать, не отвлекаясь. У него получился этакий буддийский коан от искусства… Владимир Мартынов, думаю, очень сейсмочувствителен, и он хорошо ощущает какой-то новый разлом земной коры, изменяющий облик мира. Соглашусь в том, что вес слова, его место в жизни меняется. Но я не думаю, что эти изменения так уж катастрофичны. Как говорил С. С. Аверинцев: «История заканчивалась уже много раз». Мне кажется, что философия сегодня снова становится наивной, снова обращается к самим основам жизни, простым и обыденным. И действительно здесь не нужно много слов. Мне пришел на ум роман Эрленда Лу «Наивно. Супер», где все построено на такой почти идиотической наивности, в которой герой спасает свое я.

— Роман Юрьевич, как Вы думаете, возможно ли возникновение нового философского течения, которое оказало бы такое же влияние на общество, как, например, классическая немецкая философия?

— Маловероятно. Как маловероятно, что еще появятся композиторы, певцы и актеры всемирного значения. Не считая тех, кто удостоится славы на 15 минут. Сегодня царит децентрация и полиморфизм. А фонд мировой культуры уже сформирован. Теперь пришло время создания индивидуальной культуры, о чем мы уже говорили. Но в таком случае философия по-прежнему имеет к нам доступ, поскольку правила, по которым эту культуру создавать, никто не написал. Так что придется думать самим.

Беседовала Ксения Меледина,
студентка
IV курса ИТФ 

Поделиться ссылкой: