Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

«Музыка Прокофьева – больше, чем любая хореография…»

№ 2 (172), февраль 2018

Принять вызов, оказаться между двумя гениями – Шекспиром и Прокофьевым, быть навсегда распятым или воспетым?! На кону, пожалуй, всё. Да ещё когда «дышат в спину» Леонид Лавровский и Юрий Григорович, Джон Кранко и Кеннет МакМиллан, Рудольф Нуреев и Джон Ноймайер, Деклан Доннеллан и Раду Поклитару… Когда еще памятны дуэты, олицетворяющие вершины русского балета: Уланова — Жданов, Плисецкая — Фадеечев, Бессмертнова — Гордеев, блиставшие в партиях прокофьевского шедевра «Ромео и Джульетта»… Задумывался ли над этим экс-худрук Большого театра Алексей Ратманский, принимая предложение директора труппы Национального балета Канады Карен Кейн? Скорее всего, да. Но свой шанс он не упустил. И не прогадал, причем дважды: и тогда в Канаде, и теперь в Москве, когда по личному приглашению директора Большого театра Владимира Урина перенес свою канадскую постановку на родную сцену.

В. Лантратов (Ромео), Е. Крысанова (Джульетта)

Две прошлогодние балетные премьеры Большого театра словно тянули к противоположным полюсам. Первая – эффектный, эпатажный «Нуреев» К. Серебренникова и Ю. Посохова на музыку И. Демуцкого – к подлинно революционным сценическим потрясениям; вторая – трепетная и нежная постановка гениального балета С. Прокофьева Алексеем Ратманским (ему же принадлежит редакция этого сочинения) – к торжеству великой классики. И московская публика увидела еще одну сценическую версию «повести, печальней всех на свете», о которой пойдет речь.

Ратманский отправился в Россию в компании талантливого сценографа и художника по костюмам Ричарда Хадсона. Пышной хореодраме, которую в духе своего времени ставил Л. Лавровский, постановщики предпочли интимную трагедию юных героев. Скромность и условность сценографии, полный отказ от всевозможной сценической бутафории контрастируют в спектакле с тяжеловесными костюмами, которые утрированно воспроизводят образы картин и фресок раннего Возрождения. При этом, приверженцы кланов Монтекки и Капулетти не разделены по цвету одежды или пластике танца. Две враждующих семьи – лишь роковой фон, на переднем плане которого бережно прорисовывается бессмертная история любви юноши и девушки.

Очевидным достоинством спектакля становится поразительно музыкальный и чуткий к психологическим деталям язык танца. «Классический танец для меня – абсолютно живой язык, – говорит хореограф в одном из интервью. – В детстве, в юности, я пытался копировать всякие авангардные вещи. Но в какой-то момент понял, что это имитация. То, что я знаю – это классический язык». Стиль хореографа отличается тем, что он стремится пластически воплотить буквально каждую фразу, каждый такт, каждую ноту, не перенасыщая при этом партию, сохраняя естественное течение танца. Но этим Ратманский сильно усложняет задачу для исполнителей. Концентрируясь на психологии взаимоотношений героев, он даже изменил один сюжетный ход, стремясь показать «живой» прощальный дуэт: Джульетта просыпается до того, как умирает Ромео, поэтому их счастье продлевается на несколько минут.

Хореограф постарался оживить танцем и «статичных персонажей» (исходя из трактовки Л. Лавровским сюжета балета) – Патера Лоренцо, Синьору Капулетти, Монтекки, Герцога, Кормилицу… Но композитор фактически уже сам музыкально срежиссировал трагедию Шекспира, создав невероятно содержательную и эмоционально тонкую партитуру. Предлагая танцевальное прочтение различных музыкальных образов и характеров, Ратманский визуально подтверждает свои же слова из упоминавшегося интервью: «Музыка Прокофьева – больше, чем любая хореография».

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта» 

19 января спектаклем дирижировал Павел Клиничев. Оркестр под управлением маэстро органично сопровождал танец и чётко следовал за всеми визуальными нюансами. Очень естественными были темпы. Любопытно сравнивать разные исполнения «визитной карточки» музыки этого балета – «Танца рыцарей». Когда этот номер играют на симфонических концертах, то дирижеры часто берут более подвижный темп с целью передать наступательно-роковую инерцию трагических событий. В балете же чопорно-холодный, «тяжёлый» танцевальный дивертисмент прозвучал сдержанно и менее драматично.

В заглавных партиях в этот вечер блистали Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов. Солисты очень убедительно воплотили зарождающееся и постепенно развивающееся чувство любви между героями – главный двигатель драматургии новой постановки.

Нельзя не отметить и сложные мужские партии балета: в роли Меркуцио предстал Игорь Цвирко, Тибальда – Виталий Биктимиров, Бенволио – Дмитрий Дорохов. Особенно зрелищными в их исполнении стали протяженные и сложные сцены схватки противоборствующих сил. Звук скрещивания мечей, как правило, совпадал с сильной долей музыки, создавая звонкий натуралистичный эффект.

Балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева-Ратманского на сцене главного театра страны стал уже четвёртым и, возможно, не последним ответом серьёзному вызову – воплощению одного из самых ярких музыкально-сценических произведений ХХ века. Можно лишь пожелать будущим хореографам такой же смелости, фантазии и вдохновения, какую проявил в этой работе А. Ратманский. А зрители пусть продолжают восхищаться великой музыкой и лить слёзы над самой трогательной шекспировской историей любви, рассказанной языком танца.

Ольга Шальнева,V курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

Поделиться ссылкой: