№2 (189), февраль 2020

Зимой в музее современного искусства «Гараж» проходит выставка «Секретики: копание в советском андеграунде. 1966–1985», образованная архивными материалами музея, связанными с закрытыми суб- и контр-культурными художественными движениями 1960–1980-х годов. Над выставкой работали куратор проекта, автор идеи Каспарс Ванагс (Рига) и искусствовед, куратор музейного архива «Гаража» Саша Обухова (Москва).

Название выставки отсылает к детской игре в тайники и в засекречивание разных мелочей, доступ к которым имеют лишь «свои». На экспозиции представлены работы и личные вещи художников нон-комформистов Вячеслава Ахунова, Армена Бугаяна, Риммы и Валерия Герловиных, Никиты Алексеева, групп «ТОТАРТ», «Гнездо», «Коллективные действия», «Мухомор» и других. Большинство экспонатов – фотографии, документы, дневники, самиздат, сценарии перформансов, видеозаписи – словом, все то, что некогда носило личный, «секретный» характер, не предназначалось для раскрытия широкой аудитории и уж тем более для экспонирования под музейными стеклами с «рассекречивающими» пояснительными комментариями.  

С одной стороны, само существование такой выставки, казалось бы, отменяет всю секретность ее экспонатов, но с другой – разве не для того делается «секретик», чтобы однажды его раскрыли? К тому же, чаще важнее оказывается не содержимое тайника, а его история. Путешествие по выставке и «реконструкция» этих историй напоминает процесс игры, в которой зритель, будто подглядывая за намеренно скрытой от «чужих» частью жизни художника, превращается в посвященного, «своего». При этом хороший секрет никогда не будет раскрыт до конца. Поэтому чем он необычнее, тем шире интерпретационный дискурс вокруг него.

На Public talk 14 декабря кураторы выставки открыто побеседовали с посетителями и рассказали о том, что же все-таки прятали в брежневскую эпоху, кто, как и почему это делал. Оказалось, что некоторые объекты экспозиции секретны не только из-за личного характера. В свое время многие из них были под государственным запретом. Например, набранные вручную книги Самиздата, предметы и фотографии, относящиеся к религиозным практикам, йоге, психотерапии. Сегодня все это без последствий может стать досугом любого человека, но в те годы такие вещи совсем не поощрялись, о чем говорит представленное на одном из стендов медицинское заключение из психиатрической больницы, выписанное «Дзен-Баптисту» Валерию Теплышеву.

Не поощрялись и перформансы, даже совсем безобидные и по-детски смешные. Например, «Преодоление табу» Риммы и Валерия Герловиных, в котором за незнакомых между собой людей разыгрывают нелепый диалог. Всю эту странность Каспарс Ванагс объяснил словами: «Искусство и государство будто соревнуются, кто из них создаст более впечатляющий абсурд», а Саша Обухова называла эту ситуацию «стратегией выживания в сложных обстоятельствах, когда художник и «обычный» человек ищут в себе силы и способ выживать и противостоять сложным условиям».

Неотделимость всех объектов от жизни их создателей – это и специфическая особенность, и несомненное достоинство выставки. Внешняя тусклость экспонатов объясняется намерением художников не привлекать внимания, и, наоборот, скрыть свое искусство от посторонних глаз. Такая экспозиция как бы «отсеивает» неготовых к копанию и разбирательству зрителей, при этом затягивая в себя людей, желающих принять «правила игры». В то же время «Секретики» – повод напомнить себе, что внешняя в банальном смысле «красота» не есть мерило ценности искусства любого времени.

Некоторые экспонаты парадоксально сочетают в себе ритуал и абсурд, как ряд почти одинаковых фотографий Никиты Алексеева «Камни на моей голове». Укладка камней в восточных практиках обладает духовным смыслом и требует концентрации и спокойствия. Так, на разных фото под умиротворенным «ликом» художника расположены абсурдные подписи: «Если положить камни на голову, то глаза станут туманно-серые, а картошка в подполе прорастет бледно-розовыми щупальцами», «Если положить эти камни на голову, глаза станут снежно-белые, а ключ с первого раза попадет в скважину», «Если положить эти камни на голову, глаза станут небесно-голубые, а Россия будет счастливой страной» и др.

«Посетители жалуются, что современное искусство непонятно, как будто кто-то им обещал, что оно будет понятно или будто «старое» искусство понятно», – говорит Каспарс Ванагс. На простые вопросы слушателей кураторы дали простые ответы: «О чем эта выставка?» – «О жизни», «Для чего она?» – «Не для эстетического наслаждения. Не для потребления, но для соучастия». Эти высказывания применимы в отношении любого искусства, которое сегодня принято называть вслух – «современным», а про себя – «непонятным». И тут напрашивается риторический вопрос: а существует ли вообще понятное искусство? И искусство ли это тогда?

Анастасия Ким, IV курс ИТФ

№9 (188), декабрь 2019

В октябре завершилась вторая, и, очевидно, в будущем ежегодная лаборатория современной музыки Gnesin Contemporary Music Week. Проект, нацеленный на изучение и исполнение «новой музыки», стал стартовой площадкой для ансамбля Reheard. Участники ансамбля – студенты и выпускники РАМ им. Гнесиных и МГК им. П.И. Чайковского: Алёна Таран (флейта), Андрей Юргенсон (кларнет), Дмитрий Баталов (фортепиано), Алиса Гражевская (скрипка), Мария Любимова (виолончель), Елизавета Корнеева (дирижер). Менеджерами ансамбля стали создатели лаборатории GCMW – Ирина Севастьянова и Татьяна Яковлева. Основу репертуара Reheard составляют сочинения классиков новой музыки. Первое произведение, исполненное ансамблем — «Тринадцать цветов заходящего солнца» Тристана Мюрая. Композитор, прослушав запись, сам поздравил музыкантов с успешным выступлением. С участниками молодого коллектива беседует студентка Анастасия Ким.

– Как вы пришли к той музыке, которую сейчас исполняете?

– Андрей Юргенсон (кларнет): В моем пути к современной музыке сыграли роль два фактора. Первый – это история мировой культуры, особенно изобразительного искусства. Этот предмет в гнесинской школе вела замечательная Елена Олеговна Гайская. В старших классах у нас были зачеты в музеях, где каждому «давали» картину, по которой нужно было написать небольшое эссе. Другой фактор – поездка на курсы камерной музыки Musica mundi в Бельгию в 2015 году. Конечно, то, что там исполнялось, нельзя назвать супер-авангардом, но тогда для меня это было открытием — музыка Хиндемита, Мартину. После этого мы с Дмитрием Баталовым играли кларнетовую сонату in B Хиндемита и Четыре пьесы Берга соч. 5. А потом в нашей жизни случилась GCMW и все пошло так, как пошло.

– Дмитрий Баталов (фортепиано): Я шел к ней постепенно. Все началось с отдельных «поползновений» в сторону современной музыки в 10–11-м классах ЦМШ. Тогда в моем репертуаре стали появляться отдельные пьесы, например, десятый «Взгляд» Мессиана, «12 нотаций» Булеза, или менее известная соната Юдит Зеймонт (тогда я, как выяснилось, сыграл ее российскую премьеру). Такое эпизодическое включение современных пьес в работу продолжалось и на 1–2-м курсах консерватории. После прошлой лаборатории GCMW современный репертуар вообще вытеснил все остальное. И я считаю, что это закономерная фаза.

– Алёна Таран (флейта): До участия в лаборатории музыку XXI века я не исполняла. После окончания академии Гнесиных скончался мой педагог, Альберт Леонидович Гофман, и я осталась «в пустоте». Как раз тогда меня позвали поучаствовать в первой лаборатории GCMW. Поначалу я очень уставала после репетиций, было сложно привыкнуть к новым техникам исполнения и звуку. Но сейчас я чувствую себя в своей тарелке, играя такую музыку.

– Елизавета Корнеева (дирижер): С колледжа люблю Шёнберга и Шнитке. По приезде в Москву в РАМ им. Гнесиных стала исполнять музыку однокурсников-композиторов. Могу сказать, что мне всегда это было интересно. Когда узнала о проекте GCMW, стала слезно просить взять меня в него. Думаю, за всем стоит мое большое внутреннее желание найти или создать какую-то сверхновую музыку.

– Сложно ли было привыкать к новой нотации и разбираться с современными партитурами?

– Дмитрий: С одной стороны, когда открываешь ноты, кажется, что здесь все совсем по-другому. Каждый раз новая нотация как новый язык, который предстоит изучить. Нужно привыкнуть к переводу всех непонятных значков во что-то звучащее. Но, с другой стороны, чем больше языков знаешь, тем меньше продолжается период оцепенения перед пьесой. Конечно, это другое время, другая гармония, множество вариантов взаимодействия между ансамблистами — к этому нужно привыкнуть. Это трудно, но именно в этом прелесть.

– Андрей: Когда школьник сталкивается с задачей по математике, он часто по невнимательности отвечает не на тот вопрос или совершает ошибку. Первое, с чего нужно начать – это внимательно прочитать условие задачи. То же самое с нотами: важно понять, что дано.

– Дмитрий: Ситуация, на самом деле, как в классико-романтической музыке с первостепенным правильным прочтением текста, просто здесь количество уровней расшифровки текста возрастает.

– Алёна: Мне сначала было сложно перестраиваться на современную музыку, но сам процесс очень интересен. Когда я втянулась, работа с современной музыкой стала помогать мне исполнять классику. После повсеместной микрохроматики в современных пьесах начинаешь лучше интонировать, открываешь возможности инструмента и новые его краски.

– Нужна ли «новой музыке» популяризация или «свой» слушатель сам найдет дорогу?

– Дмитрий: Популяризация, конечно, нужна, потому что на классико-романтическом репертуаре все воспитаны с детства. Часто слышишь, что даже для многих профессионалов новая музыка непонятна. Хотя дети, слушая музыку, не задумываются о том, понимают ли они ее, у них развивается любовь к музыке, основанная на ее чувствовании. Намного позже появляется мысль о том, что ее можно еще и понимать. Понять и полюбить современную музыку без соответствующей слуховой базы невозможно, ее нужно формировать.

– Андрей: Людям часто кажется, что музыка должна быть прекрасной и гармоничной, но ведь в жизни не все прекрасно. Даже в старой облупленной стене можно заметить интересную фактуру.

– Елизавета: «Музыка должна быть прекрасной» – это очень поверхностный взгляд. Почему музыка не может быть про структуру атома, это разве не прекрасно? Мне кажется, прекрасно все. В музыке, как и в жизни, есть много прекрасного не в банальном понимании этого слова.

– Как неопытному слушателю «подступаться» к такой музыке?

– Елизавета: Наверное, постепенно, по мере развития истории музыки, хотя не факт, что это поможет. Нужно слушать музыку и открывать себя для музыки. Чем больше слушаешь, тем больше к ней интерес, будто постоянно подпитываешь свой «музыкальный аппетит». Нужно поработать со своим восприятием.

– Дмитрий: Нужно поработать и со своими ожиданиями – просто слушать разную музыку, если хочется научиться с ней общаться.

– Елизавета: Да, для начала, наверное, лучше подбирать для себя музыку, руководствуясь простыми категориями: нравится – не нравится. Главное не бояться того, что ничего не понимаешь.

– Андрей: Мне кажется, сперва стоит ограничить свой интерес каким-то одним произведением. Вот ты столкнулся с современной пьесой. Не так уж важно, какой композитор ее написал, гениален ли он, даже название не так важно. Важно слушать и внимательно анализировать свои ощущения.

– Алёна: Я считаю, это такая же музыка, просто на своем языке. Она может не нравиться, и это нормально. Не все ведь одинаково сильно любят Баха или Бетховена, и любого композитора кто-то любит, а кто-то не любит. Если человеку что-то не нравится, это не обязательно значит, что он недостаточно подготовлен или ему чего-то не хватает. На мой взгляд, это дело вкуса и право каждого.

– Что думают ваши родители и друзья о музыке, которую вы исполняете?

– Алёна: Все по-разному. Мои родители творческие люди, папа – режиссер, мама – педагог по пантомиме. Они интересуются. После концертов очень интересно с ними разговаривать, они проводят много параллелей со своей профессией. Иногда я прошу их послушать произведения, над которыми работаю: пусть они слушают не как профессиональные музыканты, но они обладают большим творческим багажом. Есть и те, кто вообще современную музыку не переваривает, но я к этому совершенно спокойно отношусь. Сама я больше люблю исполнять современную музыку, чем слушать со стороны.

– Елизавета: Мои родители тоже немузыканты, но папа с большим интересом относится к музыке. Мама тоже слушает с интересом, но не просит включить еще раз. Бабушка честно пытается слушать. Есть еще родственники, которые воспринимают современную музыку с большим негативом, говорят, что это шизофрения.

– Андрей: Мои родители ходят на концерты. Мама в полном восторге почти от всего, что мы делаем. Она занимается абстрактной живописью, после финального концерта GCMW 12 октября моя мама нарисовала несколько работ, некоторые из которых реально оказались, на мой взгляд, близки образному миру пьес. Папа относится с интересом, но пока не готов воспринимать музыку конца ХХ – начала XXI веков как объективно эстетически ценную. Он с юмором относится к своей реакции и понимает, что пока не близок к современной музыке и что над этим надо работать.

– Дмитрий: Мама у меня в этом плане очень продвинутый человек. А от других родственников поступали самые разные вопросы, спрашивали: «А что это за группировка? А почему это музыка? А почему они так решили?». При этом была и готовность к взаимодействию, стремление помогать себе ассоциациями. Почему-то самыми популярными оказались ассоциации из кинематографа. Когда путь к этой музыке пройден за ручку с ассоциацией, дальше уже можно идти самому и сравнивать не музыку с кино, а музыку с музыкой. Тогда получится не приспосабливать ее под себя, а любить собственно эту музыку.

Беседовала Анастасия Ким, IV курс ИТФ

№9 (179), декабрь 2018

Ансамбль солистов «Студия новой музыки» в этом году празднует серьезную дату – 25 лет. Не хочется употреблять слово «юбилей», так как есть на этом слове осадок чего-то возрастного и стареющего. А коллектив, принимающий поздравления, исполняет самую современную музыку и с этими качествами никак не может быть связан. В этом еще раз удалось убедиться 18 октября на концерте в Большом зале под названием «Суррогатные города». Тогда прозвучали произведения отечественных и зарубежных композиторов разных стилевых направлений музыки XX и XXI веков – Айвза, Курляндского, Тарнопольского, Райха, Гёббельса, Берио, Фелдмана, Чина и Шостаковича. В фойе была представлена инсталляция Алексея Наджарова и Николая Попова – гости могли набрать на компьютере текст поздравления для «Студии», который тут же озвучивал самоиграющий рояль, подключенный к компьютеру. После концерта мне удалось немного побеседовать с художественным руководителем «Студии новой музыки», профессором В.Г. Тарнопольским:

– Владимир Григорьевич, почему «Суррогатные города»?

– Мы всегда стараемся вложить в наши программы общественно актуальную идею. Концепцию юбилейного концерта, так же, как и программу, составил Владислав Тарнопольский. Мне кажется, есть некоторая разница между поколениями, и младшее поколение какие-то вещи чувствует более остро — к нему стоит прислушиваться. Предложенная Владиславом идея мне показалось очень интересной. Внешне она была связана с музыкой разных городов. Ключом к этой концепции стало сочинение Хайнера Гёббельса «Суррогатные города». Современные мегаполисы, такие как Москва, Лондон, Нью-Йорк (я уже не говорю о китайских городах!) живут супер-интенсивной жизнью, каждый день в них происходит очень много всего.

– По какому принципу отбирались сочинения?

– У нас были определенные ограничения в репертуаре. Все-таки одно дело играть в Рахманиновском зале для аудитории более узкой, профессиональной, а другое дело – в Большом зале, где сидит почти две тысячи человек самых разных профессий. Поэтому мы старались сделать программу чуть более демократичной. Например, в связи с этим, было немного больше сочинений минималистов. Вообще, мне кажется, в Москве за последние десять лет публика сменилась. Стало, к сожалению, меньше грамотных, музыкально образованных слушателей. Но появилось много интеллектуалов, желающих впитывать в себя современную музыку, хотя не у всех есть необходимый слуховой опыт. Поэтому мы были очень осторожны в выборе программы.

– Если помечтать и заглянуть в будущее, то каким бы Вы хотели видеть пятидесятилетие Студии?

– Хороший вопрос! Трудно сказать. Дело в том, что современная музыкальная политика дисбалансирована. Есть очень много оркестров, исполняющих классическую музыку, но музыканты в них сидят одни и те же. Это не способствует ни росту исполнителя, ни росту оркестра, ни разнообразию репертуара. В это же время коллективы, специализирующиеся на современной музыке – их в Москве где-то три, а в России, думаю, ненамного больше – практически лишены государственной поддержки. Мы существуем на правах полумаргинала и только при поддержке консерватории. Есть и другая проблема: публика, заинтересованная в современной экспериментальной музыке, переместилась в центры современного искусства. Там господствует более легкая и, к 2018 году, уже «пройденная» музыка. Это, скорее, внешне яркий event, нежели серьезная современная музыка. Классику современности, по большому счету, играет только «Студия». А когда нет главных имен, представляющих современное искусство, то любая «пятисортная» подделка кажется откровением. Так что мои пожелания на пятьдесятилетие – быть не маргинальной, а полноценной институцией. Чтобы в России было много коллективов, исполняющих современную музыку. Чтобы в кровь и плоть всем нам вошли авангардисты первой половины ХХ века – Попов, Мосолов, Рославец, Голышев, Вышнеградский, Обухов… Это ведь неизвестные гении! Я надеюсь, что все это когда-нибудь сбудется.

С проф. В.Г. Тарнопольским

беседовала Анастасия Ким,

III курс ИТФ

№7 (177), октябрь 2018

7 сентября на сцене Большого зала выступили выпускники 149 выпуска – теперь ассистенты-стажеры Московской консерватории. Концерт «Молодые звезды Московской консерватории» проходил уже во второй раз (о первом «Трибуна» писала в №1, 2018) и, по словам организаторов, еще не раз повторится в текущем сезоне.

Репертуар концерта – довольно разнообразный. Конечно, были всеми любимые и «обжившие» сцену произведения – например, открывающее вечер Первое скерцо Шопена, исполненное Олегом Худяковым. Своей игрой Олег задал высокую планку для всех следующих исполнителей, которые, в свою очередь, не опускали ее до самого конца.

Следующий яркий номер – знаменитая «Цыганка» Равеля, классика скрипичного репертуара. Ее представили Деннис Гасанов и Олег Худяков, впервые игравшие вместе в ансамбле в рамках данного концертного цикла. Наверное, именно здесь можно употребить фразу «его величество случай», ведь кто знает, мог бы еще когда-нибудь состояться такой замечательный дуэт?

Речитатив и гавот Манон из одноименной оперы Массне озвучил супружеский дуэт – Елизавета Бородина (сопрано) и Николай Овчинников (фортепиано). Были и пьесы, в меньшей степени знакомые публике – к примеру, Вариации на тему «Sacher» Лютославского в исполнении виолончелистки Екатерины Христовой. Судя по программе, можно сказать, что «Молодым звездам» особенно по душе пришелся Пуленк. Два многочастных сочинения французского композитора – сюиту «Неаполь» и Сонату для гобоя и фортепиано – продемонстрировали публике Екатерина Реннер, Владислав Врублевский и его концертмейстер Александра Полякова. Не обошлось и без премьеры: в программе концерта оказалось сочинение фонда «Новые классики» – Прелюдия №3 соч. 2 Ю. Богданова, сыгранная Андреем Шичко вдобавок к Экспромту Шуберта.

Приятно отметить, что двое из исполнителей в прошедшем учебном сезоне были удостоены звания «Выпускник года»: Валерия Бушуева и Константин Емельянов. Премия ежегодно вручается ассоциацией «Alma mater» проявившим себя за годы обучения студентам. Валерия спела речитатив и арию Донны Анны из оперы «Дон Жуан», а также романс Рахманинова «Здесь хорошо» (концертмейстер – Карина Погосбекова). Константин, в программе которого был знаменитый этюд Листа «La Campanella» и виртуозные этюды Шопена и Рахманинова, завершил первое отделение концерта.

К «титулованным» выпускникам присоединился Василий Степанов, который был награжден за значительный вклад в развитие студенческого самоуправления благодарственным письмом за подписью ректора. Василий эффектно закончил концерт, поразив слушателей Скерцо-тарантеллой Венявского для скрипки в переложении для виолончели и фортепиано.

Каждый успешный концерт успешен потому, что за него отвечает команда профессионалов. Однако тот, кто руководит организацией этой команды как режиссер, часто остается в тени. Этим самым «режиссером» и очаровательной ведущей вечера стала студентка IV курса консерватории, председатель студенческого комитета Марта Глазкова. Хочется пожелать Марте и всем участникам концерта дальнейшего творческого сотрудничества, которое с таким «звездным» составом просто обречено на успех!

Анастасия Ким,

II курс ИТФ

Фото Дениса Рылова