И тайна, и радость
№ 9 (116), декабрь 2011
Фестиваль Большого зала продолжается. 17 ноября состоялся очередной концерт, в котором звучала музыка Бетховена – три последние фортепианные сонаты. За роялем – народный артист России профессор Михаил Воскресенский.
Подобные концерты надолго остаются в памяти: проходят неделя, месяц – а воспоминания такие же волнующие и живые, как в тот вечер. Но что именно запомнилось? Пытаясь в этом разобраться, приходишь к выводу: не детали, не частности, а что-то крупное, цельное, всеобъемлющее. Некое единое звуковое пространство и особая «генеральная интонация», которая проходит насквозь через всю музыку и оставляет в душе слушателя трудноуловимый, но ясно ощутимый отзвук.
Если попытаться выразить впечатления от услышанного самыми простыми словами, получится, наверное, так: мягкость, тепло, доброта. А еще – мудрость и покой. И – тайна. Чтобы воплотить все это в звучании, исполнителю необходим не только талант, не только высокий уровень мастерства, но и огромный опыт – как художественный, так и чисто человеческий. Далеко не всякому музыканту, даже одаренному, подвластна тайна музыки последних сонат Бетховена.
У Воскресенского тайна была заключена прежде всего в звуке. Иногда казалось, что это уже не фортепианный звук. Рояль как будто исчезает – на смену ему приходит какой-то неведомый инструмент. В звуке не остается ни следа «ударности»; порой он совершенно истаивает, оказывается на грани исчезновения, но при этом никогда не становится бледным и поверхностным: всегда сфокусированный, внутренне наполненный… Особенно удивительным был финал последней сонаты: в теме Ариетты – затаенные аккорды с гулкими басами и тонко прорисованной мелодией; в последних вариациях – струящаяся звучность в высоком регистре, как поток тихого, чистого света.
Но звук – лишь одна из сторон музыки; другая – время, ритм, форма. Внутри каждой из сонат ощущался единый поток времени – он мог ускоряться или замедляться в соответствии с происходящими «событиями», но в целом его течение было неторопливым, без суеты. Поэтому все темповые контрасты получились очень органичными (в том числе в ор. 110, столь необычном по композиционному замыслу) и форма целого была выстроена безупречно.
Более того, все три сонаты прозвучали как единый сверхцикл. Его пронизывали общие «мотивы» и «темы» как смысловые константы – они были тонко подмечены исполнителем; их повторное появление всякий раз было вполне узнаваемым. Светлая, теплая лирика окутала слух уже с первых тактов сонаты ор. 109; затем вернулась в ор. 110, но в несколько другом эмоциональном освещении (и в иной тональной окраске: E-dur звучал ярче и теплее, As-dur – мягче и приглушеннее). Активное, действенное начало заявило о себе в первой части ор. 111, но по-особенному, именно в духе позднего Бетховена. Не острое переживание конфликтов, а сдержанное повествование; не динамика настоящего, а воспоминание о событиях прошлого. К этой же сфере принадлежит и музыка второй части ор. 110. Вдруг вспомнился маленький эпизод из педагогической деятельности профессора Воскресенского: студент в классе играл это скерцо, очень «старался», получалось резко и даже агрессивно; Михаил Сергеевич остановил его и сказал: «Нет, не так, это ведь очень добрая музыка…»
Год Римского-Корсакова (столетие смерти композитора) ознаменовался крупным событием в театральной среде: в Большом театре состоялась премьера «Сказания о невидимом граде Китеже». Она вызвала оживленную полемику: отзывы критиков – и разгромные статьи-фельетоны, переполненные злорадством и сарказмом, и сдержанно-ироничные, и серьезные, вдумчивые рецензии – констатировали, что спектакль получился дискуссионным.
Имя Всеволода Петровича Задерацкого (1891-1953) в широких музыкантских кругах известно не очень хорошо. Оно отсутствует в энциклопедиях и справочниках, даже в сети Интернет удается добыть о нем очень скудную информацию. Так что премьеру «Камерной симфонии» на фестивале «Московский форум» можно считать открытием: перед московской публикой предстал яркий, самобытный художник. Его музыка ворвалась в зал подобно порыву свежего ветра.
Все начиналось с творческого союза скрипача Леонида Лундстрема и пианистки Марии Воскресенской (он – племянник известного джазового музыканта Олега Лундстрема, она – дочь знаменитого пианиста Михаила Воскресенского). Концертная деятельность этого дуэта обратила на себя внимание публики еще в 80е годы. Л.Лундстрем, работая в оркестре Большого театра концертмейстером, стал приглашать музыкантов из оркестра для участия в вечерах камерной музыки. Постепенно сложился коллектив из одиннадцати исполнителей: струнный квинтет, духовой квинтет и фортепиано. С недавнего времени он стал называться «Московский ансамбль камерной музыки «Традиция». В 2003 году из этого ансамбля выделилось трио – Мария Воскресенская, Леонид Лундстрем и Владимир Нор, – получившее имя «Лундстрем-трио».