№ 4 (75), апрель 2007

Одним из важнейших событий юбилейного года консерватории стала выставка «Московская консерватория в начале XXI века. К 140-летию со дня основания» в фойе партера Большого зала, которая явилась продолжением стационарных экспозиций Музея им. Н. Г. Рубинштейна, расположенных в его Овальном и Выставочном залах, а также в фойе партера и первого амфитеатра. Примыкая к ним в хронологическом отношении, она запечатлела современный этап в эволюции консерватории. Об экспозиции и о некоторых творческих «секретах» ее устроителей рассказала директор Музея имени Н. Г. Рубинштейна, кандидат искусствоведения Е. Л. Гуревич.

– Евгения Львовна, не секрет, что создание масштабной выставки – долгий и кропотливый труд. Когда началась работа по подготовке этой экспозиции?

– Работа над ее созданием началась в сентябре 2005 года. Но, конечно, материал собирался долго: мы начали готовить выставку осенью, а разместили ее в фойе лишь в середине марта прошлого года.

– Каким образом складывалась ее генеральная идея и основной вид экспозиции?

– У нас было несколько задач. Первая – выделить выдающиеся имена, вторая – осветить деятельность консерватории за последние пять лет, предшествующие юбилею. Кроме того, нам хотелось, чтобы эта выставка имела большое просветительское и даже методическое значение, поэтому мы постарались показать всё самое яркое и важное, что вышло в свет за последние пять лет: компакт-диски, ноты, книги, сборники. Особенно хочется отметить замечательные издания нашего редакционно-издательского отдела, который создавала и ставила на ноги О. В. Лосева и плоды деятельности которого мы можем видеть на многих стендах выставки. Кроме того, экспозиция показывает активнейшую работу нашей лаборатории звукозаписи. Думаю, не многие музыкальные вузы мира могут похвастаться тем, что самостоятельно выпускают такие прекрасные компакт-диски. И, конечно, самое впечатляющее – афиши и концертные программки, свидетельствующие об интенсивной и необыкновенно интересной концертной деятельности консерваторских музыкантов.

– Как Вам удалось за рекордно короткий срок собрать такое огромное количество материалов?

– Нам удалось собрать около 500 различных экспонатов благодаря тому, что выставка делалась с применением современных технологий, прежде всего сканирования и метода полноцветной печати. Многое мы с хранителем музея Е. В. Сергеенко нашли в нашем архиве. Афиши двух последних лет имеются у нас в электронной версии. Хочу поблагодарить Е. Г. Сорокину, С. С. Голубенко, И. А. Голубенко и А. В. Харуто за их огромную помощь в сборе, поиске и сканировании материалов. Всё это обеспечило очень хороший уровень выставки, в том числе технический. Огромное спасибо заведующему реставрационным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина И. В. Бородину, который нашел отличных дизайнеров и великолепно организовал работу по оформлению экспозиции. Кроме того, подготовка выставки очень удачно совпала с открытием интернет-отдела консерватории, и наше сотрудничество с ним было взаимно интересным и полезным.

– Всё это и определило, с одной стороны, «академический», а с другой – предельно информативный характер выставки?

– Мы стремились показать всю консерваторию. Именно поэтому возник замысел провести фотосъемки на лестнице. Она не менее красива и престижна, чем знаменитая лестница Каннского фестиваля, и пока никто не жаловался, что она надоела. Кроме того, с южной стороны здания это самое светлое место в Большом зале. Мы пригласили фотографа с хорошей, но тяжелой (в том числе осветительной) аппаратурой, и на всех фотографиях, какая бы большая кафедра ни была, все лица хорошо видны, фамилии четко подписаны. Это, конечно, очень пополнило и наш архив, и наши знания о консерватории.

– Однако выставка не включает интерьеры и экстерьеры консерватории?

– Если внимательно посмотреть, то многие интерьеры окажутся представлены на обложках компакт-дисков и разных, в том числе концертных, фотографиях. Так, есть Малый и Рахманиновский залы, класс кафедры хорового дирижирования. Коллектив библиотеки фотографировался в отделе абонемента, руководители учебных и научно-вспомогательных отделов – в нашем Овальном зале, межфакультетская кафедра фортепиано – в Белом зале и т. д. Отдельно же фотографии интерьеров залов можно увидеть в правом фойе первого амфитеатра.

– Наверное, нелегко было выстроить «общую драматургию» выставки?

– Конечно, уложить всё в архитектонику зала было довольно сложно. Количество стен ограничено, причем надо учитывать особенности наших фойе. Но каждой кафедре посвящен свой стенд. Хотелось, чтобы на выставке присутствовали фотографии возможно большего числа людей и чтобы слушатели, которые бывают в Большом зале, понимали, сколь сложна вся структура консерватории. Напомним, что среди концертмейстеров в учебной части есть люди, которые работают 30–40 лет, и забыть о них казалось просто непозволительным. Разнообразные научные отделы занимают три стенда. Чрезвычайно большую роль в жизни вуза играют управление по концертной работе и наши инструментальные мастерские. Нельзя было забыть и кафедры языков. Кроме того, показана наша администрация, в том числе юридический и финансовый отделы. Кстати, сам Н. Г. Рубинштейн оканчивал юридический факультет Московского университета, и это очень помогало ему в работе, а С. И. Танеев, став директором консерватории, изучил бухгалтерское дело.

Д. Л. Мацуев, В. Л. Руденко, Н. Л. Луганский, А. А. Писарев, П. Т. Нерсесьян, С. Л. Доренский

Уже с 2001 года в центральном фойе партера стоят витрины, в которых мы постоянно устраиваем временные выставки. Обычно они посвящены профессорам консерватории и важным событиям. Фактически эти витрины дополняют основную экспозицию, в процессе подготовки которой родилась мысль провести целый ряд выставок, характеризующих деятельность разных кафедр.

– Планируется ли отражение материалов выставки в каком-либо печатном издании?

– Проблемная научно-исследовательская лаборатория уже опубликовала буклет о консерватории, для которого мы передали более 20 фотографий с этой выставки. В него, кстати, включены фотографии интерьеров всех наших залов того же фотографа, В. Н. Крайнова, сделанные им ранее. Только что вышел из печати II том альбома «Московская консерватория. Материалы и документы», куда включено свыше 600 единиц хранения. Среди них есть и те, что уже знакомы читателям по выставке.

Беседовала Наталья Сурнина,
студентка V курса

№ 6 (68), сентябрь 2006

У каждого искусства своя история. Литература пишет ее в словах, живопись – в цвете, музыка – в звуках. А какова живая, не книжная, история одного из самых изящных и необъяснимых искусств – балета? Какие они люди, дарящие нам волшебство танца, и какими оказываются они по ту сторону рампы, когда закрывается занавес?

Оказывается, ответы на эти и многие другие вопросы найти не трудно. Живая история балета уже несколько лет пишется в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Совместно с Обществом «Друзья Большого балета» ГЦТМ проводит циклы монографических балетных вечеров, в основе которых встречи с лучшими танцовщиками главных театров страны. Эти мероприятия дают уникальную возможность увидеть и услышать артистов вне сцены, познакомиться с их творческой биографией и задать им вопросы. Живое общение, сопровождаемое демонстрацией видеозаписей, – пожалуй, лучший способ составить наиболее полное впечатление об артисте. За прошедшие сезоны в гостях у любителей балета побывали мэтры – Н. Ананиашвили, Н. Цискаридзе, Д. Вишнева, А. Уваров, С. Филин, Ю. Клевцов и не менее интересные представители молодого поколения – С. Захарова, М. Александрова, С. Лунькина, Д. Савин, Е. Шипулина, Я. Годовский. Некоторые танцовщики предстали в не совсем обычном для себя амплуа ведущих: Н. Цискаридзе рассказал о творчестве С. Гиллем, а С. Филин – об особенностях французской балетной школы. Два года подряд на встречи со зрителями приходит художественный руководитель балета Большого театра Алексей Ратманский. В гостях у балетоманов также побывали М. Лавровский, Н. Долгушин, Б. Стивенсон (США) и Р. Пети (Франция).

Другая серия вечеров посвящена рассказам о великих хореографах и танцовщиках прошлого и настоящего. В рамках этой серии прошли вечера, посвященные памяти Р. Нуреева, Дж. Баланчина, Л. Якобсона, Ф. Аштона, В. Бурмейстера, С. Лифаря. Нельзя не упомянуть и великолепные встречи с историком театра, шекспироведом А. Бартошевичем. А раз в году в Музее можно отвлечься от серьезных проблем и от души повеселиться на традиционном первоапрельском собрании «С балетом обхохочешься».

Увлекательная форма, широчайший тематический и жанровый спектр делают балетные вечера в Музее им. Бахрушина интересными и для любителей балета, и для профессионалов. Благодаря им мы становимся свидетелями живой истории балетного театра.

Наталья Сурнина,
студентка V курса

№ 3 (65), март 2006

Первую половину октября меломаны и просто любители фортепианной музыки пребывали в нетерпеливом ожидании – в Москве появились афиши, гласившие: «Андрей Гаврилов играет все ноктюрны Шопена». Далее мелким шрифтом: «Rонцерт организован фондом М. Горбачева в пользу детей, больных лейкозом». В рекламе чувствовался отголосок западного метода привлечения зрителя: подобный заголовок мог заинтриговать как музыканта-профессионала, так и человека, далекого от искусства, но почуявшего необычность задумки. И действительно, не каждый день, а точнее, даже не каждые десять лет, публике предлагается столь редкая программа.

Когда настала указанная дата концерта, Большой зал был заполнен до отказа. Публика собралась на удивление расношерстная: партер занимали дамы в декольте и дорогих украшениях, мужчины в дорогих костюмах, солидная интеллигенция, музыкальная профессура; на балконах расположились – кто сидя, кто стоя – заядлые меломаны, преподаватели музыкальный учебных заведений и множество студентов. Все они ожидали интересного вечера.

Однако музыка начала звучать далеко не сразу. Первым на сцену после ведущего собственной персоной пожаловал М. С. Горбачев с дочерью. Пафос его пространной речи, которую даже пытались глушить аплодисментами, заключался в том, что он рад приветствовать Гаврилова, ныне редкого гостя в России, и солидарен с ним в желании помогать детям. Затем, попеременно с дочерью, он крепко обнимал, дружески похлопывая по спине, появившегося пианиста. Короткая вступительная речь самого Андрея Гаврилова, как оказалось, была действительно необходима. Он объявил притихшей публике, что будет «просто играть жизнь Шопена». Музыканты в зале насторожились…

С первыми звуками стало понятно, что пианист в совершенстве владеет филигранным шопеновским стилем: тишайшее, нежнейшее piano, блестящие россыпи мелких украшений и пассажей, впечатляющее rubato. Но вместе с тем на каждом шагу слушателя ждали непривычные сюрпризы. Создавалось впечатление, что Гаврилов не играет, а наигрывает, часто относясь к авторскому тексту без должного уважения, проглатывая и переиначивая детали. Ему ничего не стоило в одном месте безукоризненно исполнить сложное украшение, а в следующий раз неряшливо отмахнуться от него, как от чего-то ненужного и бесполезного. Но в целом первое отделение прошло в интимном строе и без «внештатных» ситуаций, хотя и этого хватило, чтобы заставить музыкантов в антракте недоумевающее переглядываться. Были и такие, кто ушел.

Возможно, эти последние поступили правильно, потому что второе отделение – с поздними ноктюрнами – люди, воспитанные на классической интерпретации сочинений Шопена, слушать без содрогания сердца просто не могли. В избранной манере А.Гаврилов продолжал вести слушателя по дорогам жизни композитора, но дороги эти становились все драматичнее, а исполнение, соответственно, все импозантнее и нестандартнее. Пианист по наитию, ему одному ведомому, расставлял неожиданные акценты в мелодиях, внезапно начинал откровенно свинговать, притоптывая ногой, выпускал из-под пальцев тихие вихри «косматых пассажей» и выделывал еще много странных вещей, которые приводили в молчаливое недоумение знатоков и любителей. Нарядный партер реагировал гораздо спокойнее.

Когда отзвучал финальный аккорд последнего ноктюрна, в зале воцарилась тишина. Но уже через несколько секунд раздался гул аплодисментов и крики браво. В основном из партера. Большая часть балкона безмолвствовала… Не потому, что так они хотели высказать исполнителю свое неодобрение, но просто ненадолго задумались и затем исправно присоединились к аплодирующим.

Концерт дал много пищи для размышлений. Что это было: небрежно сыгранная программа или новый современный взгляд на Шопена? Вроде бы халтуры быть не могло – Гаврилов всемирно признанный музыкант, а не те ноты регулярно хватал, как известно, и Горовиц. А если это новый взгляд, то может ли он быть таким странным? Или есть предел, за который лучше не выходить? Так может быть, гавриловская манера исполнения – не «старательно выигрывая» текст (как учат студентов в консерватории, что согласитесь, слушать часто просто скучно), а как бы наигрывая в тесном кругу близких друзей – и есть новый способ «оживить» музыкальные дневники Шопена?

Наталия Сурнина,
студентка IV курса

№ 2 (64), февраль 2006

Шведское озеро и французская квартира

Балет «Лебединое озеро» хорошо знаком каждому: танец маленьких лебедей, тридцать два фуэте, черный лебедь, белый лебедь, злой гений… Все это так привычно, что, кажется, ничего не нужно менять. Лишь бережно сохранить, чтобы показать потом своим детям. Однако не всегда консервирование оказывается лучшим способом.

«Лебединое» мэтра современной хореографии Матса Экка в исполнении шведской труппы «Кулберг-балет» поначалу вызывает шок. Лебеди – большие белые птицы, причем на суше довольно неуклюжие. Пачки – это оперение, в них одеты все члены труппы: и женщины, и мужчины. И, конечно, никаких пуантов. Маленькие лебеди – «гадкие утята», ничего еще толком не умеющие. И принц полюбил действительно птицу, увидев во сне чудесное озеро. Его лейтдвижение – порыв, страстное устремление к чему-то иному. И он покидает дворец, отправляется на поиски мечты, проходит разные земли, чуть не становится птицей сам, но силой своей любви разрывает чары… Все почти как в знакомом с детства сюжете, только совсем без романтизма, очень иронично, экстравагантно, порой почти как хулиганство. Но в центре все равно оказывается стремление к мечте, преодоление преград и сковывающих влияний.

Удивительно, с какой свежестью восприняли шведы музыку Чайковского, как бережно отнеслись они именно к музыкальному тексту. Авангардная хореография Матса Экка при всей ее экстравагантности отталкивается именно от музыки, иногда воспроизводя саму графику нотной записи. В музыке Чайковского открывается столько подробностей, столько разнообразия, что воспринимается она уже не музейным экспонатом, и не техническим сопровождением в нужном размере и темпе. А трактовка очень необычна – Экк переворачивает все. Хотя, по сути, только возвращает событиям первоначальный, буквальный смысл.

Анастасия Хомутова,
студентка V курса

Уже сколько лет прошло со времен поднятия железного занавеса, и теперь в России современной хореографией мало кого удивишь. Отечественному зрителю не понаслышке знакомы не только фамилии ведущих хореографов танца-модерн, но и их работы. К тому же и у нас в стране растет штат художников, пробующих свои силы в этом жанре. Но все-таки Запад пока далеко впереди. Подтверждением тому одна из последних работ Матса Экка, заработавшего скандальную известность римейками «Жизели», «Спящей красавицы» и «Лебединого озера».

Новая работа хореографа называет «Квартира» («Appartment»). В этом одноактном балете Экк предстал мастером, которому уже нет нужды будоражить умы добропорядочных граждан шокирующими эффектами. Но характер пластики по-прежнему узнается с первого же взгляда, он, пожалуй, только еще больше откристаллизовался и приобрел почти классическую ясность.

Действие балета, как не сложно догадаться, разворачивается в пространстве жилого помещения. По ходу действия на сцене появляются разрозненные предметы домашней утвари: ванна, кресло, газовая плита, дверь. Каждый их них – повод для хореографической сцены.

Спектакль интересен тем, что в образах современной хореографии перед зрителем предстают хорошо всем знакомые ситуации, словно они были взяты из нашей собственной жизни. Хотя, конечно, «сценическая версия» требует укрупнения: пластический язык М. Экка – угловатый, заостренный, лишенный навязшей в зубах постромантической экспрессивности прекрасно для этого подходит.

Что касается драматургии балета, то здесь Эк обращается к номерной структуре. Всего в спектакле одиннадцать эпизодов, среди которых встречаются и совсем традиционные – «Вальс», «Большое па-де-де», и почти традиционные со странными названиями, но вполне балетной сущностью: «Ванная», «Телевизор», «Кухня» и др. Особенно ярким получился «Марш с пылесосами» – гимн феминизму. В балете вообще нет «проходных» номеров, все ярко, красиво и очень выразительно.

Состав участников небольшой, около десяти человек. Но зато какой! В спектакле заняты этуали и солисты парижской Grand Operа: Николя ля Риш, Жозе Мартинез, Клер-Мари Оста, Мари-Аньес Жилло, Вилфрид Ромоли. Большинство из них известны блестящими, образцовыми работами в классическом репертуаре. И нельзя не испытать величайшего восторга, наблюдая, с какой легкостью, артистизмом и, главное, удовольствием они танцуют новейшую и сложную хореографию!

Особый тонус спектакля создает музыкальное оформление: Специально написанные для балета композиции прямо на сцене исполняет электроаккустический струнный «Fleshquartet» и ударник. Причем музыканты не только принимают участие в спектакле (к ним время от времени обращаются с репликами танцовщики), но и сами становятся солистами: Экк оставил место для самостоятельного инструментального номера, что в наше время большая редкость. Хореографа легко понять – музыка в балете яркая, динамичная, «драйвовая», слушать и танцевать под нее – одно удовольствие.

Трудно сказать, когда и у нас появятся спектакли танцевального авангарда такого уровня. А пока будем с наслаждением пересматривать зарубежные шедевры.

Наталия Сурнина,
студентка IV курса

Автор благодарит Томако Исио за предоставленные материалы из личной видеоколлекции

№ 1 (63), январь 2006

Последние годы афиша Большого театра радует интересными оперными премьерами: «Похождения повесы», «Огненный ангел», «Летучий голландец» и др. Но, к сожалению, подчас радует только афиша… Так случилось и с последней новинкой – долгожданной «Волшебной флейтой» Моцарта.

Новый спектакль – проект совместного российско-английского производства, где в главных ролях выступили импортные метры. Режиссер Грэм Вик – художественный руководитель Бирмингемской оперы, дирижер-постановщик – Стюарт Бэдфорд, признанный исполнитель произведений Бриттена и известный (как гласит программка) интерпретатор сочинений Моцарта. Все они, включая художника Пола Брауна, имеют внушительные послужные списки.

Но то, что ожидало зрителя, который с воодушевлением пришел на эту значительную, хорошо пропиаренную премьеру – превзошло все ожидания…

После поднятия занавеса перед изумленной публикой, круша кирпичную стену, запыхавшись, в бежевых плавках модного фасона… предстал Тамино. Его выходной арии как раз хватило на то, чтобы зрители смогли как следует рассмотреть необычный антураж сцены и оценить достоинства физического строения солиста. О «Волшебной флейте» Моцарта пока напоминал лишь граффити-рисунок на задней стене, изображающий змея…

Несложно догадаться, что для московской постановки режиссер избрал модный нынче путь осовременивания сюжета. Спектакль рассказывает историю в стиле современного российского теледетектива, вследствие чего герои Моцарта претерпевают существенную метаболу. Простой парень Тамино, который носит узкие джинсы и имеет проблемы с милицией, получает заказ от шикарной состоятельной блондинки на черной «правительственной» Волге (Царица Ночи): он должен вернуть ей похищенную дочь. Ему берется помочь Папагено. Он одет в птичий костюм и очень напоминает живую игрушку вроде тех, с которыми фотографируются возле зоопарка. Подстать ему и легкомысленная рыжеволосая Папагена. Зарастро, представительный мужчина в дорогом костюме, – владелец крупного солярия (а может и не только). Памина предстает в облике типичной современной девушки в розовой кофточке, а Моностатос превращается в приставучего клоуна.

Консервативного зрителя уже одно это могло повергнуть в священный ужас. Но главная беда постановки заключается в другом. Задав тон спектаклю первыми сценами, режиссер не смог выдержать его на протяжении всей оперы. Ему оказалось не под силу преодолеть сопротивление глубочайшей философии моцартовского шедевра, что все больше приводило к странным алогизмам действия. Например, зачем Тамино понадобилась обычная оркестровая флейта или зачем в солярии держат весьма недружелюбного клоуна?..

Грэм Вик выворачивается как может, пытаясь каждый раз обставить появление трех дам: то они предстают в образе развратных милиционерш, которые, задержав Тамино, начинают наперегонки раздеваться, то в антураже Мэрилин Монро. Но мотивировка все-таки получается слабой, и, бросив это занятие, трех мальчиков режиссер выводит без всяких комментариев. Не спасает его даже крайняя мера – опера идет на немецком языке без русских субтитров!!! Еще бы, если озвучить текст, то абсурдность многих эпизодов станет просто кричащей. А так хотя бы те, кто не сведущ в подробностях оперы Моцарта, может остаться доволен зрелищем.

А посмотреть действительно есть на что! Чуть одетый Тамино, раздевающаяся до леопардовой комбинации милиция, разъезжающие по сцене «Волга» и катафалк; на крыше последнего прямо среди погребальных венков (непонятно для кого заказанных) устраивают пикантную сцену в духе молодежных комедий Папагено и Папагена – и многое другое. Такого количества эпатирующих «эффектов» давно не было на сцене Большого. Хотя сцена во дворце (точнее, солярии) Зарастро явно продолжает традиции «фитнес-клуба» из второго акта «Летучего голландца».

Нельзя сказать, что такой «перевертыш» «Волшебной флейты» обречен на неуспех. Благодаря весьма пристойному исполнению – как оркестра, так и солистов – спектакль находит сочувствие и даже признание в кругах рядовой публики, к сожалению часто падкой на внешний эффект. Даже более того. Сама идея, сам сюжетный поворот перепева оперы Моцарта, казалось бы, очень удачно и красиво ложился на оригинал. Но за видимой легкостью переиначивания фабулы стояла сложнейшая задача переосмысления тайной, мистической стороны сочинения. Именно переосмысления, ибо простое игнорирование ее привело к плачевным результатам постановки Большого.

И последний вопрос, который задавали многие знатоки, выходя из зала: имел ли театр, где уже много лет не идет ни одной (!!!) оперы Моцарта, моральное право начинать заполнять эту нишу с такой постановки? Боюсь, что этот спектакль станет первым «звоночком», который рано или поздно заставит художественное руководство Большого театра более внимательно и со вкусом подходить к своей репертуарной политике.

Наталия Сурнина,
студентка IV курса

№ 5 (59), сентябрь 2005

В дни празднования 60-летия со Дня Победы с новой силой зазвучали по всей стране песни военных лет. Ведь это музыка, без которой для каждого русского человека образ Победы был бы неполным. И, конечно, не прошел мимо них и наш фестиваль.

Песни войны услышал и Большой зал Московской консерватории. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что среди всех концертов фестиваля «60 лет Памяти» этот стал одним из самых теплых и душевных. И не только потому, что знакомые и любимые песни в эти праздничные дни особенно согревали сердца слушателей, но и потому, что исполнены они были Камерным хором Московской консерватории под управлением профессора Бориса Тевлина. Коллектив, репертуар которого состоит из самых сложных сочинений хоровой литературы, прекрасно справился и с этой программой.

В первом отделении звучали только песни военных лет. Все это были шлягеры: «Темная ночь», «Землянка», «Вечер на рейде», «Смуглянка» и многие-многие другие. Такие разные, они провели слушателей сквозь печали войны и радости победы. А самое главное, что на концерте не было «чужих» – настолько сильна до сих пор сила этих песен. Несмотря на то, что участники хора еще совсем молодые ребята, они отнеслись к этой музыке очень трепетно. Популярные песни Т. Н. Хренникова вместе с хором исполнила солистка Московской государственной филармонии Светлана Белоконь.

Но не обошлось и без ложки дегтя. Большинство песен звучало в хоровой обработке композитора Игоря Потиенко, широко известного сейчас своими работами в кино. К сожалению, его аранжировки не отличались разнообразием и напоминали то студенческую задачку, то саундтрек из малобюджетного кинофильма. Для обычного слушателя это, конечно, не стало «минусом» концерта, но на музыканта такие обработки нагоняют тоску. Положение спас хор, который исполнял все с большим артистизмом. Особенно запомнилась песня «На Берлин», где коллектив вновь блеснул актерским и танцевальным талантом, превратив номер в сценку и заслужив несмолкаемые овации… Пришлось повторить песню «на бис»!

Второе отделение состояло из русской духовной музыки и народных песен. Несколько частей из «Всенощного бдения» Рахманинова прозвучали как панихида по безвременно ушедшим в годы войны. Но финал концерта вернул слушателей к радостному настроению. После печальной «Во поле березонька стояла» зазвучали плясовые «В темном лесе», «Пойду ль я…» и другие. Атмосфера праздника сохранилась конца вечера. Казалось, что довольные слушатели уходили, напевая любимые мелодии и пританцовывая…

Наталия Сурнина,
студентка IV курса

Один из концертов фестиваля запомнился знакомством с малоизвестными сочинениями, созданными в годы войны. Мы имели возможность познакомиться с камерно-инструментальными сочинениями таких композиторов, как Ганс Краса (1899–1944), Михаил Яскевич (1887–1946), Николай Рославец (1881–1944), Виктор Ульман (1898–1944). Им было суждено погибнуть в военное время. Впервые многие услышали камерную музыку Аркадия Нестерова (1918–1999), Всеволода Задерацкого (1891–1953). Трио «Растет рябина на полесье» (1949) на слова Г. Пасько связано с тематикой военных лет. Это сочинение для сопрано, скрипки и фортепиано Бориса Франкштейна было исполнено с участием автора. Особенно хочется отметить «финалы» обоих отделений концерта, где прозвучали Фортепианный квинтет Дмитрия Шостаковича соль минор, соч. 57 (1940) и Струнный квартет № 3 Виктора Ульмана (1943), который стал светлой кульминацией вечера. Было очень приятно, что большая часть исполнителей представляла студенческое поколение и, судя по всему, соприкосновение с военным временем посредством музыки не оставило их равнодушными.

Александра Кулакова,
студентка IV курса

В концерте в Малом зале участвовали студенты Консерватории, курсанты Московской военной консерватории и пионерский отряд «Красная пресня» школы № 105. Венцом концерта, порадовавшего необыкновенно теплой и праздничной атмосферой, стала презентация книги «Московская консерватория в годы Великой отечественной войны». В объемном труде собраны архивные материалы, письма и воспоминания, связанные с военным периодом жизни Консерватории. Выступали составитель книги С. С. Голубенко, редактор Е. С. Власова, рецензенты: Е. Г. Сорокина, Е. М. Царева и другие.

Отрадно было видеть, что недавнее прошлое бережно хранится в памяти и передается из поколения в поколение.

Ассоль Митина,
студентка IV курса

Преданных поклонников таланта композитора собрал авторский концерт А. Я. Эшпая. Со сцены в адрес композитора-фронтовика прозвучало много теплых и добрых слов. Проф. Е. Г. Сорокина назвала этот вечер кульминацией фестиваля «60 лет Памяти» – и не ошиблась.

Программа была составлена из произведений, написанных композитором в разные периоды его жизни, – от полной юношеской энергии фортепианной Токкаты (1948) до сочинений нынешнего столетия. Серию инструментальных соло в первом отделении завершили струнный квартет и Венгерские напевы для скрипки и фортепиано. Во втором отделении были исполнены хоровые и оркестровые произведения. Среди замечательных исполнителей был, конечно, и сам Андрей Яковлевич.

Слушая его музыку, понимаешь: у этого человека было в жизни многое. В его сочинениях чувствуется подлинный трагизм, глубокая скорбь, как в Трех хорах a cappella, посвященных брату композитора, погибшему в первые дни войны под Ленинградом. Но, пожалуй, еще больше в ней света и надежды, как в исполненных в этот вечер впервые Трех марийских песен для хора a cappella. В самых вдохновенных и поэтичных произведениях Эшпая перед нами встает образ его родного края: прозрачные озера и священные березовые рощи, светлое небо и еще более светлая грусть.

Полина Захарова,
студентка IV курса

Свои лучшие силы представила в Большом зале Московская военная консерватория. Это интересное учреждение, в котором студентам дается как музыкальное, так и военное образование. В прошлом оно было военным факультетом Московской консерватории, который готовил дирижеров военных оркестров. Сейчас это самостоятельный вуз с несколькими музыкальными специальностями.

Особой теплотой отличалось вступительное слово, обращенное к ветеранам, среди которых присутствовала вдова маршала Г. К. Жукова.

В программе концерта значились произведения Римского-Корсакова, Чайковского, Глиэра, Рахманинова, Шостаковича. Все сочинения звучали в переложении для духового оркестра. Инструментовка была выполнена студентами, а дирижировали как студенты, так и профессора военной консерватории.

Исполнение отличалось слаженностью, хотя переложения классических сочинений в духовом варианте часто были несбалансированны по тембру и казались непривычными для знатоков оригинала. Наиболее эффектно прозвучали «Пляска женщин» и «Пляска мужчин» из оперы Рахманинова «Алеко», концертино для тромбона с оркестром Римского-Корсакова.

Во второй половине концерта на сцену вышел хор. Были сыграны Марш «Генерал Милорадович» для хора и оркестра композитора В. Халилова и Попурри на темы песен о духовом оркестре А. Ермоленко. А в заключение тожественно и мощно прозвучала для многих уже бессмертная песня Д. Тухманова «День Победы».

Екатерина Калинина,
студентка IV курса

«Это, может, в обычное время и сошло бы, но давать такое 8 мая — чересчур!». Такое мнение можно было услышать от слушателей концерта из произведений молодых композиторов, состоявшегося в Малом зале консерватории.

Очевидно, что указанная в программке идея «музыкального приношения памяти всех, павших в Великой отечественной войне», не дошла до аудитории. И действительно, концерт слушался со странным ощущением. С одной стороны, семь разных авторов из разных городов России, каждый со своей концепцией приношения – от чуть ли не классического советского массового хора «У Кремлевской стены» А. Кокжаева до «The songs of the last words» М. Фуксмана – «экзистенциального разбега, нарушаемого где-то на/за гранью текста равновесия между здесь и там» (цитирую автора). Была и прямая связь с ветеранами – запись голоса фронтовика Б. С. Марца в композиции «Память времени» О. Шадуллиной, и изысканный веберно-баховский подтекст сочинения «…И мир молчит» для вокального квартета и камерного ансамбля А. Кулигина, и «просто красивая музыка», как охарактеризовал свою «Пастораль» для камерного ансамбля К. Бодров. И просто «Эпитафия» для органа соло М. Воиновой.

К сожалению, слишком явно в большинстве случаев чувствовалась незрелость композиторов. Неустоявшиеся стили. Слишком явные намеки на чужие произведения (иногда чересчур конкретные). Внешняя эффектность и занимательность использования средств при нередком отсутствии смысла. Лучшими оказались произведения, вообще ни на что не претендовавшие. И главный минус – притягивание большинства произведений к теме концерта и фестиваля, что называется, за уши.

Да, можно сказать, что именно так это поколение думает о войне – если бы звучало личное мнение поколения. Но звучали интересные и не очень, свои и чужие технические находки (недаром один из слушателей посчитал все сочинения, кроме одной quasi-киномузыки, экспериментами), для которых название и «военную» часть концепции можно поменять без всякой потери.

При этом очень не хотелось бы переходить на конкретные недостатки конкретных произведений конкретных авторов. Возможно, объявленная тематика была далека от помыслов большинства участников, но слушателям, пришедшим на концерт в предпраздничный воскресный день, этого уже не объяснишь. К сожалению.

Владимир Громадин,
студент IV курса

Конечно, от финального аккорда фестиваля, тем более в Большом зале, всегда ждешь чего-то особенно яркого и запоминающегося. Именно в таком восторженном настроении я шла на заключительный концерт. Но не прошло и пятнадцати минут, как я поняла, что мои ожидания напрасны.

Концерт задержали, и вместо 18.00 он начался в 18.45. Как выяснилось, начало перенесли на 19.00, но официально об этом не было объявлено. К тому времени уже давно пришедшая публика, а это были, в основном, люди почтенного возраста, стала вслух выражать свое недовольство. Как же так?! Такой торжественный фестиваль, и такая неорганизованность!

Поначалу казалось, что зал наполовину пуст, но к семи часам партер стал постепенно заполняться. Послышался надрывный голос конферансье, и вдруг возникло ощущение, что находишься в глубокой захолустной провинции. А ведь это был лучший концертный зал Москвы! На сцене поместили небольшой экран для просмотра короткометражного фильма о войне. Точнее, это была «нарезка» военных кадров с комментарием диктора, который почему-то не выговаривал букву «р». Идея сама по себе хорошая, но публика, буквально требовавшая музыки, просто не могла ее воспринять.

Положение не спасли даже Гимн Российской федерации и минута молчания, после чего прозвучало первое небольшое произведение, не значащееся в программе. В атмосфере всеобщего раздражения, казалось, что и исполнение оставляет желать лучшего. Прошуршали неохотные редкие аплодисменты. Аудитория была обижена и явно мстила за задержку.

Однако испытания на этом не закончились. Как раз в тот момент, когда все уже ожидали непосредственного начала концерта, пошли официальные речи организаторов фестиваля. Как и речи оскаровских лауреатов, в которых хочется всех упомянуть, они были интересны только самим членам оргкомитета. Получасовое ожидание казалось просто невыносимым. Самое интересное, что начнись концерт вовремя, все то же самое было бы воспринято положительно.

До того фестиваль представил 22 тщательно подобранные концертные программы. Оставалось исполнить только одну, самую главную. Четыре произведения русских композиторов – все посвящены победе в Великой Отечественной войне. Каждое из них было предварено краткой пояснительной речью проф. Е. Г. Сорокиной. И хотя это достаточно давняя традиция – рассказывать о произведении, в настоящем концерте комментарии как нельзя лучше способствовали более чуткому восприятию.

Очень здорово и вместе с тем неожиданно, что в начале прозвучала мировая премьера сочинения А. Гречанинова, написанного 62 года назад, – «Ода к Победе» для симфонического оркестра и хора. В исполнении оркестра Московской консерватории оно оказалось весьма убедительной, хотя, к сожалению, в хоре было невозможно разобрать слова. Затем последовали Девятая симфония Д. Шостаковича и «Ритуал» А. Шнитке, которые были приняты публикой «на ура». Безусловно, главная заслуга в этом принадлежала дирижеру Анатолию Левину. Он управлял оркестром с большой экспрессией и буквально заряжал зал потрясающей энергетикой.

В заключение концерта прозвучала «Ода на окончание войны» Прокофьева, для чего пришлось полностью изменить расположение оркестра на сцене. Вместо ожидаемого антракта публике предложили посмотреть очередной небольшой фильм о войне, но… фильм так и не был показан, зато партер наполовину опустел. Несмотря на это, последнее произведение действительно заставило ощутить ликующую атмосферу праздника Великой победы и очень удачно подошло для завершения грандиозного музыкального фестиваля.

Концертная программа прозвучала великолепно. Студенческий оркестр под управлением А. Левина сумел блестяще исполнить сложные произведения. И хотя большая часть публики, покинувшая зал, так и не смогла получить желаемое удовольствие от концерта, исполнителей не в чем упрекнуть.

Анна Тыкина,
студентка IV курса