№ 2 (4), февраль 1999

«Мягкий автопортрет», «Сон, вызванный полетом пчелы», «Осенний каннибализм» – эти названия сразу вызывают в памяти имя Сальвадора Дали. Шокирование общественности и публики поступками, эпатаж в творчестве – вот что подчеркивают исследователи. Его книги изобилуют самовосхвалениями и непристойностями. Дали вызывает у людей инстинктивное отторжение и неприязнь своим слишком бурным воображением.

Меня личность Сальвадора Дали всегда заинтересовывала и таила загадку. Мне нравилась особая атмосфера его картин, их гибкость, пластика и отточенность. Его пространство поразительно объемно, по сравнению с этой глубиной мир реальный выглядит плоским листом.

«Пейзаж. Порт-Льигат» – эту картину можно долго рассматривать, хотя я никогда не любила пейзажной живописи. Она с первого взгляда кажется серенькой и обычной. Но в ней есть какая-то неправильность. Воздух кажется  и спокойным, и напряженным.

Его собственные высказывания порой так противоречат репутации эксцентричного и самовлюбленного человека, что представляются чуть ли не верхом добродетелей. Читая в «Дневнике» его ответ на вопрос «Что самое главное на свете?», предполагаешь все что угодно. Только не то, что написал он: «Гала и Дали». После этого на втором месте идет (уже вполне естественно) его собственная персона.

А его оценка художников по нескольким критериям (включая и себя)?

Возьмем графу «гений», где оценки расположены  по двадцатибальной шкале: Рафаэль – 20;  Веласкес, Вермеер – 20, Мане – 0, Энгр – 0, Дали – 19. Девятнадцать, но не двадцать, как великим. Удивительно, но себе он ни в одной графе не ставит высшего балла. Это ли не показатель необычайной скромности? Для меня Дали – символ оптимизма, ужасающе настоящей реальности и свободы.

Мария Сытник,
студентка IV курса

№ 2, декабрь 1998

Гнев, о богиня, воспой теоретика, критики сына,

Мужа всеславного, разума светлого и многоумного,

И всемогущего (в смысле поденной работы насущной)

Се «невесомое» бремя науки нести предостойно.

Ты, о светлейший, с утра соскребая прискорбно

Сонное тело со жесткого ложа древянного,

Слезно с пуховой подушкой, увы, разлученный, ты мрачно

Верно пути направленье узреешь – в Желтое Здание.

Тот нерушимый веками дворец стерегут неустанно

Бдительно Музы светлейшие, и мастерством богоравные.

Ты их искусство с утра познаешь и до ночи,

Самозабвенно рождая в умище анализы стройные.

А строгостильные соpositioni покойному мэтру

Джованни Пьеру Луиджи да Палестрине, маэстро всеславному,

Смелые опыты те подражаемы будут.

Но оглянись, о достойнейший, ибо узреешь

Сладость и силу воздействия кратких, полетных мгновений,

В кои тебе, возглашающему на семинаре,

Весь теоретиков люд так восторженно внемлет.

Ты, о оратор, вещай вдохновенно, со знанием дела, не важно,

Что сотворенный ночною бессонницей текст ты видишь впервые,

На выступленье. Никто не прознает о том, и лишь промысел высший,

След незаметный, но в подсознании памятный, запечатлеет навеки.

Музыку должен познать ты как Вид Искусства,

А не как просто пустое души развлеченье,

И передать, мелочей не тая, сущность этой науки

В секторе практики, на смену грядущему нам поколенью.

О, многоумный, всезнающий брат-теоретик,

Ты расшифруешь когда-то все крюки и невмы,

Ты восстановишь по памяти всю достославну историю музык:

Русской ли, иль зарубежной  – все Мнемосине подвластно;

Ты сотворишь этот нерукотворный труд, а Клио согласно

И многорадостно имя твое в каталог всех великих да начертает.

Ох, теоретик (в том же лице – аналитик),

Балетовед, «композитор» в курсе гармонии и полифонии, он же и критик,

Он расшифровщик и медиевист, палеограф же он и мыслитель,

Младших учитель, конечно же, и музыкант-исполнитель!

И курсовых написатель, и результатов экзаменов он предсказатель,

Он же архивов музейных незаменимый никем изучатель,

Также и практики лекторской он для людей основатель,

Он же эстетик, философ, историк и культуролог, психолог.

Жаль, что пока еще не профессиональный филолог …

Ноша его нелегка, но своя ведь – не тянет ! (???)

И этой песнью Искусство Высокое он прославлять не устанет.

Да будут во веки веков расширяться искусства пути и дороги,

Пока, последние силы отдав, не протянет теоретик наш ноги!

Анна Русакова,
студентка IV курса