Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

Педагогика дается человеку свыше

№ 5 (112), май 2011

Можно ли помимо уважения и благодарности испытывать к педагогу, изначально стоящему на пьедестале, дружеские чувства и надеяться на их взаимность? Уже при первой встрече (в сентябре 2008 года) я почувствовала, что профессор Виктор Львович Гинзбург – мой педагог. За 3 года обучения в его фортепианном классе я не раз убеждалась в великодушии, мягкости учителя и его нескончаемой вере в студентов. «Мне кажется, что педагогика должна быть как-то по-моцартовски дана человеку свыше» – с этих его слов и началась наша беседа:

Виктор Львович, почему Вы занялись педагогикой? Что это для Вас – необходимость или призвание?

— К педагогике я пришел сразу, как закончил консерваторию. Наивно, наверное, говорить, но еще со студенческой практики я почувствовал, что педагогика – это мое, и уже тогда понял, что мне совсем не трудно сказать и показать, как я бы сыграл сам. Вообще, показ произведения имеет большую роль и во много раз лучше действует, чем самые умные объяснения. Мне в жизни очень повезло, у меня были великолепные учителя, всем им я глубоко признателен за участие в моей судьбе!

Педагогика – это потребность научить. Не показать, что ты стоишь выше того, кого учишь, а по возможности через музыку оказать какое-то влияние на студента. В этом – существенная часть музыкального воспитания. Можно говорить не только о «музыкальных моментах», тонкостях исполнения, но также о литературе, живописи, житейских вопросах. Разумеется, все это должно быть пропорционально и подчинено главному – исполнению конкретного произведения, которое играет студент. Важное предварительное условие – точное следование авторскому тексту.

Вы сочетаете педагогическую деятельность с концертной. Как часто Вы выступаете?

— Педагогика должна обязательно сочетаться с собственной концертной деятельностью. Если музыкант постоянно чувствует сцену, публику, он может сказать гораздо больше. В случае, когда педагогический процесс «затворяется в келью», профессия зачастую превращается в ремесло. К сожалению, я сейчас не так много концертирую, как в 80-90-е годы. Тем не менее я объездил очень много городов у нас в стране и за рубежом. Когда у педагога есть гастрольный план и он иногда уезжает, студент и педагог немножко отдыхают друг от друга (смеется), их восприятие становится свежее.

Ваш приоритет – ансамблевое музицирование. С кем Вы чаще выступаете?

— Мне приходилось играть со многими партнерами. У каждого из них я пытался чему-то научиться. В частности, уже более 30 лет мы играем вместе с Александром Рудиным – это большой кусок моей творческой жизни. Мы сыграли много серьезных концертов в нашей стране и за рубежом, записали несколько компакт-дисков. В Рахманиновском зале провели серию концертов под названием «Музыка композиторов ХХ века для виолончели и фортепиано» в цикле «Исторические концерты Московской консерватории», регулярно исполняем программы из цикла «Вспоминая мастеров». Всегда очень хочется отдать должное композиторам, чье творчество достаточно известно в целом, но конкретные произведения, на наш взгляд, незаслуженно забыты. В конце сентября в Рахманиновском зале сыграем концерт из произведений Мартину, Энеску…

В последнее время выступаю и с Элеонорой Карпуховой, моей коллегой по кафедре, очень интересным молодым музыкантом. В январе мы планируем играть в абонементе «Весь Рахманинов для двух фортепиано».

А как распределяются роли в ансамбле? Кто главный и есть ли вообще «главные»?

— Невозможно, чтобы кто-то был главным. Хотя бывают люди от природы лидерского склада. Конечно, сочетание характеров имеет очень важную роль. С А. Рудиным мы друг друга чувствуем с полуслова. Не припомню случая, когда у нас были бы какие-то музыкантские идеологические расхождения. В этом смысле с ним мне очень легко. С другой стороны, мне приходилось играть и с людьми, с которыми мы часто спорили. Но если с уважением относиться к партнеру, понимать, что это в любом случае достойный музыкант, то всегда можно пойти на компромисс и поучиться чему-то. Это легко сделать, если открыты глаза и уши и человек способен воспринимать другую точку зрения как в музыке, так и в жизни.

Наверное, в ансамбле возникает какая-то привязанность, дружеское чувство. А как Вы относитесь к понятию «дружба»? Существует ли она?

— Это хороший вопрос. Если нет духовной близости, то в ансамбле сложно играть. Бывают, конечно, парадоксальные случаи – замечательные ансамбли, состоящие из абсолютно противоположных музыкантов, которые идеально дополняют один другого. Дружба – одна из вещей, в которые я абсолютно верю (с Рудиным мы стали друзьями с первых аккордов!). Важно, когда можешь сделать все ради другого. Именно это и делает человека человеком. Разумеется, дружба не обязательно основана на музыке, но если музыканты «одной веры» еще и друзья – это уже практически родство. У них общие опасности, общее искушение, общий успех…

Возможна ли дружба между разными поколениями, между учеником и учителем?

— Мне кажется, что дружба между учеником и учителем должна быть. Это – семья. Так сложилось, что все мои учителя были намного старше меня. Это и мой отец, Лев Соломонович Гинзбург – мой первый учитель, и Яков Исаакович Мильштейн, и Инна Рубиновна Левина. У каждого из них был свой замечательный стиль, но иногда очень хотелось показаться кому-нибудь из моих сверстников. Некоторое время я занимался с ассистентом Мильштейна – Борисом Бехтеревым. Он, конечно, тоже был старше, недавно окончил аспирантуру, но казался мне почти ровесником. И это было уже совершенно другое общение. Очень важна и школа. Мильштейн учился у Игумнова, и я считаю себя принадлежащим к этой школе. Невозможно выйти из какого-то класса, не неся в себе его традиций.

Вы дорожите профессией музыканта?

— Мне кажется, сегодня люди, отдающие себя профессии музыканта, – большие герои. К сожалению, она не всегда может прокормить. Я знаю многих талантливых людей, которые ушли из профессии. Многие уехали за рубеж. Но, думаю, надо ценить и любить свою страну и, уезжая, всегда возвращаться.

И каким, на Ваш взгляд, должен быть музыкант?

— Есть люди, которые очень много занимаются, но в чем-то себя обделяют. Если жизнь состоит только из музыки, человек лишается чего-то очень важного. Ведь есть много интересного и в литературе, и в языках, и в человеческих отношениях… Любовь и эмоции – важнейшие моменты. Здесь нельзя себя обкрадывать и засушивать. А какое огромное количество хобби есть! На мой взгляд, музыкант должен быть личностью широких интересов – это дает возможность богаче выражать свои чувства. Нужно не только владеть инструментом, иметь прекрасный автомат, выучку; надо, чтобы было что-то за душой. А еще для музыканта очень важно иметь правильное представление о себе. Конечно, бывают люди с завышенной самооценкой, но мне все-таки ближе критическое отношение к себе. Это дает импульс к дальнейшему развитию.

И в заключение – что бы Вы хотели пожелать молодым музыкантам?

— Я уверен, что у любого юного музыканта – профессионального исполнителя или музыковеда – есть свой творческий багаж, и человек должен понимать свою исключительность, оставаясь при этом самим собой. Есть forte, есть piano, но есть и тысячи градаций между ними. Так и у каждого из нас есть какие-то свои нюансы, поэтому мы неповторимы. Я могу пожелать только разобраться в себе и попытаться реализовать то, что тебе дано, разумеется, прибавив к этому опыт предыдущих поколений.

Наталья Русанова,
студентка III курса ИТФ

Поделиться ссылкой: