Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

Прекрасная утопия

Авторы :

№ 3 (57), апрель 2005

Московский академический камерный музыкальный театр открыл сезон премьерой оперы Моцарта «Волшебная флейта» в постановке своего неизменного руководителя, мэтра отечественной оперной режиссуры Б. А. Покровского.

Умение просто ответить на сложные морально-философские вопросы – так можно в целом охарактеризовать эту постановку. Легкая, изящная, а временами даже нарочито наивная, она великолепно соответствует самому духу моцартовской музыки. На камерной сцене словно воссоздается, хотя и с большой долей условности, атмосфера оперного театра эпохи Просвещения. Перед нами разыгрывается (причем в самом буквальном смысле этого слова) феерическая сказка-легенда о двух героях, готовых пройти любые испытания, как реально жизненные, так и условно моральные. А за спинами главных героев на самом деле скрывается борьба высших сил – света и тьмы, разума и суеверия. Эта идея противостояния выражена сценически через одну единственную декорацию – символическое изображение двух светил – солнца и луны в виде двух сфер, возвышающихся над всем сценическим пространством. Из-за вертящейся зеркальной сферы (луна, постоянно оборачивающаяся публике своей обратной стороной) появляются Царица ночи и ее слуги. Словно олицетворением победы света над миром тьмы на большей, белой сфере время от времени на протяжении всего спектакля появляется силуэт Моцарта. От «луны» к «солнцу» проложена дорога – символический путь из царства предрассудков в царство разума, который должны пройти Тамино и Памина под защитой волшебной флейты. Однако, благодаря тонко продуманным световым переменам, высвечиванию тех или иных деталей, у зрителя возникает ощущение постоянной смены декорации.

Внешне аскетичное сценическое решение позволяет полностью сконцентрировать внимание зрителя на собственно действии. В условиях камерного сценического пространства пышность и псевдоконцептуальность, отделяющие исполнителей от зала, были бы излишни и выглядели бы просто фальшиво. Здесь же наоборот: зритель оказывается в самом центре происходящих событий. Главные герои (за исключением высших сил ‑ Зарастро и Царицы ночи) находятся в постоянном общении с залом. Зрители с увлечением следят за путешествиями принца Тамино, смеются над болтовней птицелова Папагено, сочувствуют отчаянной Памине и зачаровано слушают соловьиные колоратуры Царицы ночи, требующей коварного мщения и торжественный хор жрецов, доносящийся откуда-то сверху с балкона.

Порадовали и многие исполнители, продемонстрировавшие, помимо своих вокальных и актерских способностей, великолепное знание немецкого языка: Олеся Старухина – Памина, Алексей Яценко – Папагено, Игорь Вялых – Тамино, Людмила Геника – Папагена, Виталий Родин – Моностатос (сам темпераментный образ мавра – уже безусловная находка спектакля!). Невозможно не отметить и великолепную сыгранность актерского ансамбля – качество, к сожалению уже ставшее редкостью на больших московских оперных сценах.

На фоне бесконечной череды авангардистских оперных постановок в столичных музыкальных театрах, в которых режиссеры-новаторы буквально не могут слова в простоте сказать, постановка Покровского, талантливая и непосредственная, как сама музыка Моцарта, воспринимается особенно свежо. Трехмесячные аншлаги на «Волшебной флейте» в Камерном музыкальном театре – лишнее тому подтверждение. Прекрасно осознавая всю внешнюю наивность и идеалистичность моцартовской оперы, зритель-слушатель по-прежнему, как и в двести лет назад стремится постичь загадочный и притягательный мир этой грандиозной утопии XVIII столетия.

Екатерина Лозбенёва,
студентка IV курса

Зимой об «осени»

Авторы :

№ 1 (55), январь-февраль 2005

В последнее время нередко слышишь в кругах профессиональных музыкантов небрежно брошенные с высоты их слухового и интеллектуального воспитания реплики: «Московская осень» уже давно потеряла свою актуальность и свежесть. Вот лет двадцать назад …».

Действительно, современного слушателя, а тем более столичного, сейчас трудно чем-то удивить. Сотни концертных залов, столько же концертных программ в день. Мировые знаменитости, толпами приезжающие в Москву по приглашению шустрых столичных менеджеров. Как только в Европе или Америке появляется нечто (причем не важно, какого оно качества, – главное, чтобы был спрос!), все те же менеджеры преподнесут это нечто избалованному московскому слушателю на блюдечке с голубой каемочкой (непременно заломив безумную цену за это «блюдечко»). И разрекламируют, и привезут новоиспеченную «звезду», и устроят ей концерт в самом престижном зале (соответствие «звезды» статусу зала отнюдь не обязательно!), и заплатят баснословный гонорар, и журналистов в обиде не оставят – дадут им возможность лишний раз поупражняться в критике. И все это для любимого слушателя (в том числе и самая нелицеприятная критика в адрес «лучшего в мире перфоманса», судя по рекламе, на который слушатель сходил, поддавшись на пресловутый PR).

Тут тебе и фестивали, и форумы, и конкурсы. Слушай – не хочу! А слушатель как избалованное дитя начинает капризничать, да еще и нос воротит: авангард ему окончательно приелся, а традиционализм утомляет! Разве странно, что на этом фоне «Московская осень» с ее 26-летней историей выглядит, мягко говоря, «неактуально» и «бледновато»?

Признаться, именно с такими мыслями и стойким чувством скептицизма я отправилась на один из концертов фестиваля в Дом композиторов. По началу все выглядело до обиды предсказуемо: в зале – студенты, члены Союза композиторов, несколько бабушек, помнивших, видимо, еще первую «Московскую осень». У входа – еще две бабушки: одна продает билеты на концерты фестиваля, а вторая – пропускает на один из них всех желающих («Можете даже не показывать мне свои корочки!»). Но после третьего звонка предсказуемость вдруг исчезает. Стена скептицизма, отделяющая избалованное восприятие от всего нового, постепенно начинает рушиться. Умелые композиторы словно проводят слушателя по разным странам и эпохам. Здесь и мифологические герои древней Греции («Кеик и Алкиона» А. Кокжаева для двух фортепиано и чтеца), и чарующие звуки японских инструментов («Время цветения хризантем» Т. Смирновой), и рыцарское средневековье (вокальный цикл Ш. Каллоша «Страна улетевших мгновений»), и Испания времен Ф. Г. Лорки («Желтые баллады» И. Арсеева).

В заключение, на осколках слушательского скептицизма, настоящим откровением прозвучал вокальный цикл Б. Печерского «Пять стихотворений И. Бродского». Поэзия Бродского, одна из величайших интеллектуальных вершин лирики XX века, по словам самого композитора, трудно переводима на язык музыки. Печерский блестяще справился с поставленной задачей. Его цикл – это пять миниатюр-зарисовок в различных жанрах вокально-инструментальной музыки. Органично сменяют друг друга философские размышления в неоклассицистской стилистике, речитатив-декламация, романс, разухабистая цыганочка (продолжение традиций «Антиформалистического райка» Шостаковича). А за этими зарисовками скрывается непереносимая боль, трагедии и утраты ушедшей эпохи, острая сатира, временами перерастающая в сарказм… Еще более усилило впечатление великолепное исполнение цикла (Сергей Яковенко (баритон) и автор (фортепиано)).

После финального аккорда старые вопросы встают с еще большей остротой. Значит, не все еще сказано в академической музыке? Значит, она еще способна достучаться до глубин слушательского восприятия? Значит, осталось у фестиваля самое главное – неисчерпаемые и талантливейшие силы, готовые творить еще и еще. Но есть ли у фестиваля со столь богатым прошлым столь же богатое будущее? Найдется ли для него место в нынешней музыкальной действительности? Нужен ли такой фестиваль современному слушателю? Ответ напрашивается сам собой: просто слушатель бывает разный. А избалованного и несознательного, наивно доверяющего рекламе слушателя можно и нужно привлекать к вещам, действительно достойным его внимания.

Назойливая мысль, робко появившаяся при входе в Дом композиторов, намертво засела в голове и не дает покоя вот уже которую неделю: новые времена требуют новых подходов. И к организации многолетнего музыкального фестиваля тоже. Может быть, пора все изменить? А в ответ первый снег заметает яркие краски опавшей листвы, словно следы былого величия московской осени…

Екатерина Лозбенёва,
студентка
IV курса

На снимке: С. Яковенко и Б. Печерский

Альфреду Шнитке посвящается

Авторы :

№ 6 (52), октябрь 2004

2 октября в Большом зале Московской консерватории стартовал Международный фестиваль Альфреда Шнитке, посвященный 70-летию композитора.

Стараниями организаторов в Москве соберутся выдающиеся музыканты современности, многие из которых тесно сотрудничали с самим Альфредом Шнитке. Юрий Башмет, Владимир Спиваков, Гидон Кремер, Наталья Гутман, Курт Мазур, «Кронос-квартет» – вот далеко не полный список исполнителей мирового масштаба, принимающих участие в фестивале. Удачным контрапунктом стала фотовыставка сына композитора – Андрей Шнитке в фойе партера Большого зала Московской консерватории.

Высокую планку форуму задали уже первые два концерта. 2 октября Юрий Башмет выступил в качестве солиста в посвященных ему «Монологе» (с «Солистами Москвы») и знаменитом Альтовом концерте (с симфоническом оркестром «Новая Россия» под руководством Саулюса Сондецкиса). Башмет как никто другой смог воплотить центральную идею этих ярчайших партитур – противостояние героя и надличностного, начала – концепцию, современную самому Шнитке, и в неменьшей степени созвучную нашему времени. На фоне остроэкспрессивной драматургии «Монолога» и Альтового концерта своей трагической глубиной и сосредоточенностью выделялась Трио-соната (оркестровая версия Струнного трио сделанная Ю. Башметом под руководством А. Шнитке).

4 октября музыка Шнитке предстала перед слушателями в еще большем стилистическом разнообразии (исполнители – Государственный камерный оркестр «Виртуозы Москвы», дирижер В.Спиваков). «Сюита в старинном стиле» была сыграна с подлинно классицистским изяществом. Нарочито полистилистичная Первая скрипичная соната в оркестровке Шнитке (солист В. Спиваков), где сквозь серийный материал прослушиваются всем известные темы («Барыня», «О, Кукарача»…), вызвала у слушателя сложный поток ассоциаций. «Пять фрагментов по картинам Иеронимуса Босха» – одно из самых загадочных сочинений Шнитке и Фортепианный концерт с напряженными нарастаниями от рефлексии до грандиозных эмоциональных всплесков (солистка Ирина Шнитке), прозвучавшие во втором отделении, дополнили эту великолепную программу.

Затем последовали шесть Concerti grossi, четыре квартета, Первый виолончельный и Третий скрипичный концерты, Седьмая симфония и многое другое. Кроме того, в Большом зале консерватории, помимо программ фестиваля, Камерный хор Московской консерватории под управлением проф. Б. Тевлина исполнил сложнейшее сочинение А. Шнитке – Хоровой концерт на слова Нарекаци. И уже целый вечер музыке Шнитке посвятит в начале ноября проф. Г. Рождественский с Государственной академической симфонической капеллой России.

Прошло время. Уже нет самого Альфреда Гарриевича. Многое ушло. Но осталось главное – великая музыка Шнитке. Именно она во всем многообразии своих стилистических ликов – подлинный герой юбилейных торжеств.

Екатерина Лозбенёва,
c
тудентка IV курса

Дом, где живет музыка

Авторы :

№ 5 (51), сентябрь 2004

Старый московский квартал: уютные скверики, к концу весны уже утопают в зелени, особняки в стиле модерн, доходные дома, украшенные лепниной, кирпичные строения Гирша, к которых еще в начале прошлого века селились студенты из-за дешевизны квартир (помните старую студенческую песенку:

Есть в столице Москве один чудный квартал,
Он Козихой Большой называется,
Где всю ночь до зари, лишь зажгут фонари,
Вереницей студенты шатаются…

Посреди этого великолепия – типовая кирпичная башня в шестнадцать этажей. Но стоит подняться на самый верх, в мемориальную квартиру С.Т.Рихтера, и вы словно попадаете за тот самый занавес, который все время должен быть опущен. А за ним – другой мир, совершенно особый, не похожий на наш.

Буквально в каждой мелочи ощутимы образ жизни, характер и энергетика хозяина. Здесь ничто не должно отвлекать от самого главного – от Музыки. Никакого красного дерева, тяжелых бархатных гардин и роскошных хрустальных люстр. Благородная простота во всем. Более чем скромный кабинет Рихтера: шкафы с книгами, пластинками его уникальных записей, подарками друзей и поклонников. На крышке секретера, будто только что откинуто – рукопись Девятой сонаты Прокофьева с посвящением Рихтеру. Рядом – «Голубь» Пикассо с дарственной надписью пианисту, гранки произведения Солженицына «Крохотки» с автографом Александра Исаевича. Над секретером контррельеф Бориса Пастернака работы Сарры Лебедевой. Справа небольшой этюд Мартироса Сарьяна. На полках альбомы с репродукциями, книги: Т. Манн, Тургенев, Пушкин, Чехов, Блок, Пастернак, Шекспир, Достоевский, Булгаков, Гоголь… Рихтер был настоящим библиофилом. Незадолго до смерти он, так и не дождавшись перевода, прочитал «Обретенное время» М. Пруста на немецком языке. По воспоминаниям певицы и супруги пианиста Нины Львовны Дорлиак, Рихтер однажды поставил перед собой задачу – прочесть двадцать томов Э.Золя. И прочел… Заодно заставив читать Наталью Журавлеву, Галину Писаренко, Олега Когана… Кстати, сама Нина Львовна это испытание не выдержала.

На стенах нескольких комнат – фотографии, рассказывающие о биографии музыканта, ставшего легендой еще при жизни, картины и рисунки любимых художников и близких ему людей (Р. Фальк, В. Шухаев, А. Фонвизин, Х. Хартунг, А. Колдер, Х. Миро и другие). Рихтер не был коллекционером в привычном для нас понимании: все его собрание – это дары авторов. Однако он был большим ценителем живописи, постоянно устраивал в своей квартире вернисажи, рисовал сам – по впечатлению и памяти

Стремление достигнуть наивысшей гармонии между великими произведениями мирового изобразительного искусства и шедеврами музыкальной классики впоследствии породили идею ежегодного Международного музыкального фестиваля «Декабрьские вечера» в ГМИИ им. А. С. Пушкина (совместно с И. А. Антоновой). Теперь фестиваль носит имя Рихтера.

Но самая главная комната квартиры – небольшой зал. Здесь все как будто ждет своего хозяина, словно вышедшего ненадолго: Два рояля Steinway & Sons, освещенные старинными итальянскими торшерами (подарок мера Флоренции), на пюпитре – открытые ноты Сонаты № 3 C-dur Шуберта. Несколько кресел, гобелен, картины… За окном – великолепная панорама. На подоконнике бинокль: Рихтер любил рассматривать жизнь московских улочек, двориков, бульваров… А между тем, вдали от городской суеты и в буквальном смысле над ней, происходило самое главное и интересное. Здесь Рихтер занимался, репетировал с музыкантами, устраивал концерты. Здесь рождалась Музыка…

Вот уже больше пяти лет в мемориальной квартире проводятся экскурсии, литературно-музыкальные вечера, живые концерты, в том числе с участием профессоров и студентов Московской консерватории; постоянно обновляется экспозиция из собрания Рихтера. Неизменным остается прослушивание посетителями записей Рихтера и Дорлиак. В музее свято чтят музыкальные и семейные традиции, заложенные хозяевами этого гостеприимного дома. Дома, в котором по прежнему живет музыка.

Екатерина Лозбенёва,
студентка IV курса