№6 (176), сентябрь 2018

Все мы в детстве любили сказки и взахлеб зачитывались увлекательными историями братьев Гримм, Андерсена, Перро, которые наводили на нас ужас и трепет. В наши дни ничего не изменилось! Несмотря на то, что нынешние дети «испорчены» всевозможными гаджетами современного мира, их и по сей день притягивают жуткие сказочные сюжеты. А когда такая история оживает на глазах, а точнее, на сцене музыкального театра, воспринимать ее становится вдвойне интереснее. Совсем недавно Детский музыкальный театр им. Н.И. Сац представил веселый хоррор для детей и их родителей «Лес, ведьма и горящий шкаф» по опере немецкого композитора Энгельберта Хумпердинка.

Опера написана на сюжет немецкой сказки «Гензель и Гретель» братьев Гримм. На это произведение Хумпердинка вдохновила его сестра Адельгейды Ветте. Обратившись к брату с просьбой написать несколько песен для домашнего кукольного представления, она впоследствии стала автором всего либретто. Премьера первой детской оперы Хумпердинка состоялась в канун Рождества 1893 года в Веймаре в придворном театре под управлением Р. Штрауса. А меньше чем через год с ошеломительным успехом опера была показана в Гамбурге (дирижировал сам Г. Малер). И до сих пор на Западе опера «Гензель и Гретель» остается востребованной – ежегодно по традиции в рождественскую неделю ее можно увидеть на афишах любого европейского музыкального театра.

В России сценическая судьба оперы сложилась более драматично. В нашей стране сочинение немецкого композитора впервые было представлено в 1895 году на сцене Московской частной русской оперы, затем «Гензель и Гретель» неоднократно ставилась в Большом и Мариинском театрах. Но в 1914 году спектакль надолго исчез из репертуара. И только в XXI веке произошло второе рождение оперы Хумпердинка на российской сцене: в 2009 году московскому зрителю ее показал театр «Русская опера».

За последние несколько лет интерес к «Гензель и Гретель» возрос: в октябре 2017 года оперная сказка вошла в репертуар «Новой оперы» им. Е.В. Колобова, теперь – очередное перерождение на Малой сцене театра им. Н.И. Сац. «Лес, ведьма и горящий шкаф» – именно с таким названием предстала опера Хумпердинка перед детьми и их родителями. Но чтобы еще больше привлечь внимание публики к новой интерпретации хорошо известной сказки братьев Гримм и преподнести музыкальное произведение конца XIX века в современном ключе, к названию спектакля добавился подзаголовок «веселый хоррор» (horror – жанр кино, фильмы ужасов).

Оригинальная версия оперы Хумпердинка – трехактная позднеромантическая опера-сказка в духе Вагнера с развитой системой лейтмотивов и весьма мощной оркестровкой. Впрочем, музыкальный руководитель и дирижер спектакля Алевтина Иоффе совместно с режиссером Надеждой Бахшиевой решили несколько облегчить и сократить первоначальный вариант, адаптировать произведение для публики. Специально для театра Сац А. Иоффе и концертмейстер Владимир Белунцов подготовили авторскую музыкальную редакцию оперы. И это связано, в первую очередь, со сценическим пространством: спектакль поставлен на Малой сцене театра. Поэтому дирижеру пришлось сократить состав оркестра (вместо двойного состава – ансамбль солистов) и заново переписать партитуру произведения.

Художественный руководитель театра Георгий Исаакян так объяснил появление новой версии оперы на сцене детского театра: «… Мы радикально меняем формат: из большой оперы превращаем в камерную, переносим с большой сцены на малую, специально создаем новую оркестровую редакцию – и из эпической, довольно длинной сказки делаем компактную и динамичную, хоть и страшноватую историю».

Оформление сцены и весь спектакль выдержаны в мрачных темных тонах. Минимум декораций: свисающие с потолка маски скелетов, веревки, канаты, скульптурки черных кошек, расставленные по всем углам сцены, а также белые и красные черепа на ведьмином тарантасе. Костюмы артистов, выполненные в черно-белой гамме с простыми элементами декора, гармонично вписываются в зловещую атмосферу сказочного действия оперы.

Музыкальный язык оперы Хумпердинка вполне прост и доступен для ребенка любого возраста: композитор намеренно обращается к истокам немецкой народной музыки. Фольклорные мелодии очень естественно вливаются в действие, основанное на народной сказке. А развитая лейтмотивная система, которая пронизывает оперу от начала до конца, способствует лучшему восприятию сказочного сюжета. Драматург Михаил Мугинштейн так высказался по поводу музыкального материала композитора: «Хумпердинк сумел соединить новации мифологической драмы Вагнера с богатой жизнью немецкой традиции. Подобно Гензелю и Гретель, поэтичный союз фольклора и фантастики нашел свою нишу, не заблудившись в лесу мифологии с ее соблазнительными, но опасными пряниками».

Но не стоит забывать, что опера написана для детей, а дети, как известно, очень честная и своенравная публика, и угодить им не так просто. Одной лишь красивой, приятной музыки и запоминающихся декораций недостаточно. Также очень важна выразительность исполнения, и в данном спектакле подобран великолепный состав певцов: в роли родителей Гензы и Гретель выступили Денис Болдов (отец Петер) и Мария Козлова (мать Гертруда), добрые духи – Мария Смирнова (Дрёма) и Олеся Титенко (Росинка). Но, как ни странно, больше всего на юную публику произвел впечатление злой персонаж – хитрая Ведьма, партию которой харизматично и ярко исполнила Анастасия Ялдина.

Помимо певцов на Малой сцене театра Сац располагался ансамбль солистов: струнный квинтет, флейта, гобой, кларнет, фагот, а также арфа и ударные. Конечно, звучание такого камерного оркестра недостаточно для того, чтобы передать все многообразие настоящих музыкальных красок оригинальной партитуры композитора. Но, тем не менее, редакция Алевтины Иоффе получилась максимально приближенной к первоисточнику. Будем надеяться, что в скором времени этот спектакль переберется на большую сцену, и веселый хоррор «Лес, ведьма и горящий шкаф» зазвучит уже с полноценным оркестровым сопровождением, как и задумывал Хумпердинк.

«Гензель и Гретель» Э. Хумпердинка – чуть ли не единственный образец детской оперы, которая сразу после премьеры завоевала всемирное признание и до сих пор ставится на сцене многих европейских театров. Густав Малер так выразил свой восторг по отношению к этому произведению: «»Гензель и Гретель» – это шедевр и один из моих любимых примеров взаимообогащения музыки и литературы». Приятно, что в последнее время в России возрастает интерес к этому сочинению.

Наталия Рыжкова, V курс ИТФ

№ 2 (172), февраль 2018

11 октября 2017 года в рамках Второго фестиваля музыкальных театров России «Видеть музыку» Камерный музыкальный театр им. Б.А. Покровского в который раз представил московской публике свою легендарную постановку оперы Шостаковича «Нос».

Первому музыкально-театральному произведению молодого композитора была уготована незавидная сценическая судьба. Впервые оперу Шостаковича увидели в 1930 году в Михайловском театре (дирижёр – С. Самосуд). Но тогда после шестнадцати спектаклей сочинение сняли с репертуара. И лишь в 1974 году, благодаря режиссёру Б. Покровскому и дирижёру Г. Рождественскому, она получила новое рождение в стенах Камерного музыкального театра. С этим спектаклем труппа объездила весь мир, демонстрируя его в Европе, Азии, Южной Америке.

Следующее появление «Носа» на отечественной сцене, которое уже не застал композитор, состоялось в 2004 году в Мариинском театре (дирижёр – В. Гергиев, режиссёр – Ю. Александров). Но интерпретация Покровского до сих пор остается эталонной – без нее, кажется, эта музыка немыслима. За всё время существования Камерного музыкального театра спектакль «Нос» был показан более 400 раз и стал его «визитной карточкой».

Дмитрий Дмитриевич присутствовал на всех репетициях, а это значит, что постановка Камерного театра является отчасти авторской. В одном интервью Шостакович дал высокую оценку работе режиссера: «Получился великолепный спектакль. Постановка Бориса Александровича Покровского выше всяких похвал; масса изобретательных вещей, масса юмора, и, несмотря на это, очень много глубины…».

В опере «Нос» слово и музыка, актерская игра и сценическое действие были уравновешены и дополняли друг друга. Шостакович стремился создать синтез музыки и театрального произведения, поэтому в спектакле большое значение имел режиссерский замысел, включая декорации, костюмы, световые эффекты. В данной постановке достаточно точно воссоздана эпоха Николая I, в которой и происходит действие у Гоголя. Благодаря сценическому решению возникает впечатление, что действие происходит на одной из петербургских мостовых. На заднем фоне на протяжении всего спектакля проглядывает ограда Летнего Сада, за которой мелькают тени прохожих дам, а все костюмы актеров стилизованы под то время (барышни в приталенных пышных платьях со шляпками на голове, а господа в темных сюртуках, панталонах и длинных пальто).

Композитор использовал в «Носе» нестандартный состав оркестра. Деревянная и медная группы сильно уменьшены (буквально по одному инструменту на каждую партию), но зато струнные представлены в большом количестве – к ним прибавлены домры, балалайки и разросшаяся группа ударных (13 инструментов). Изумительная слаженность, точность и звуковая мощь оркестра, которым управлял дирижер Владимир Агронский, особенно проявилась в чисто симфонических фрагментах – антрактах первого и второго действия, галопе. Самый запоминающийся и громкий симфонический эпизод –фуга для ансамбля из девяти ударных инструментов (антракт к третьей картине). Номер прозвучал очень собранно и также был мастерски показан публике: мимическая сцена цирюльника Ивана Яковлевича и квартального надзирателя подсвечивалась красным светом.

В основу оперного либретто легла одна из «Петербургских повестей» Н.В. Гоголя. Помимо этого Шостакович включил отдельные фразы и выражения из других произведений писателя. Для композитора было важно его слово и настроение текста, поэтому все вокальные партии построены на разговорных интонациях без малейшего намека на кантилену. Но и Павел Паремузов в роли квартального надзирателя, и Ирина Алексеенко в роли жены Ковалева, и, конечно, Александр Полковников, исполнивший майора Ковалева, превосходно справились со своей нелегкой задачей. Достаточно трудную, виртуозную партию сочинил Шостакович для Носа, – она написана в высокой теноровой тесситуре, и не каждый певец может ее осилить. Однако Петру Мелентьеву оказалось подвластно всё, в том числе и Нос!

Выразительная актерская игра не только главных лиц, но и второстепенных участников этого нелепого, фантастического действа, никого не оставила равнодушным: будь то хитрый, трусливый цирюльник Иван Яковлевич (Анатолий Захаров), или добродушный лакей Иван (Алексей Сулимов), или торговка бубликами (Ирина Алексеенко).

Большую роль играли хоровые и ансамблевые сцены, в которых от исполнителей требовалось ясное произнесение слов. Дикция, артикуляция хора и солистов театра были на высшем уровне, поэтому такие массовые эпизоды как хоровая интермедия третьего действия, или октет дворников из второго акта прозвучали очень четко и внятно.

Несмотря на то, что произведение Шостаковича в наше время считается классикой XX века, музыка композитора по-прежнему остается сложной для исполнения. Но и оркестранты, и певцы Камерного театра – настоящие мастера своего дела, поэтому спектакль произвел очень сильное впечатление и подарил заряд положительных эмоций.

«Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают…» (Н.В. Гоголь, «Нос»).

Наталия Рыжкова, IV курс ИТФ

№ 5 (166), май 2017

В Московской консерватории прошли лекции доктора музыковедения Университета Сорбонна (Париж), пианистки Екатерины Купровской-Денисовой – вдовы композитора Э. В. Денисова. Известно, что на протяжении многих лет жизни Эдисон Васильевич был глубоко связан с Францией – и культурно, и творчески, и дружески. В 1986 году он стал кавалером ордена Искусств и литературы Франции; в 1990-1991 работал в знаменитом IRCAM’е – институте исследования и координации акустики и музыки; его единственная опера «Пена дней» (1981) на сюжет французского писателя Бориса Виана была поставлена на сцене одного из парижских театров; и даже в трагических обстоятельствах после автокатастрофы (1994) именно французское правительство протянуло ему руку помощи, продлив, насколько было возможно, жизнь.

Екатерина Олеговна, живя во Франции, продолжает развивать музыкально-художественные контакты обеих стран. Получив от Центра современной музыки МГК возможность поделиться своими знаниями и опытом, она представила нашим слушателям две интересные темы для разговора. Одна из них касалась судьбы IRCAM, созданного Булезом почти сорок лет назад. Другая была посвящена творчеству современного французского композитора Яна Робена. О культурных связях двух стран, о современных композиторах и новой музыке мы беседуем с Е.О. Купровской-Денисовой:

– Екатерина Олеговна, прежде всего, позвольте поздравить Вас с выходом монографии об Эдисоне Васильевиче на французском языке. Личность Денисова, безусловно, играет огромную роль для нашей отечественной музыки. А есть какие-то сложности с распространением его творчества, с тем, чтобы его сочинения изучались, исполнялись и не теряли своей актуальности – и здесь, и там, вдали от родины?

– Мне регулярно приходиться что-то делать, потому что иначе ничего не происходит. Не только по отношению к самому Денисову, но и в культуре, и в науке. Прежде всего, это постоянная работа с исполнителями: я стараюсь отвечать на все их запросы. Деятельность чисто информативная – я посылаю музыкантам партитуры, записи, веду непрерывные беседы с организаторами, с концертными залами, с дирижерами. Кроме того, я читаю лекции в Парижской консерватории: в декабре 2014 года к 85-летию Денисова я провела цикл из шести занятий на музыковедческих и исполнительских факультетах. А в 2016-м, как Вы правильно сказали, вышла моя монография – к 20-летию со дня его смерти.

– Как Вы считаете, есть ли прогресс в изучении музыки Денисова? Возрастает ли к ней интерес?

– Возрастает? Нет. Но то, что он не угасает – это уже хорошо. Я могу сказать, что с моей стороны идет постоянная, каждодневная работа. Иногда маленький шаг может обернуться каким-то большим событием, а иногда нужно много трудиться.

В Парижской консерватории ввели новый метод обучения исполнителей – они должны писать курсовые, и студенты в качестве тем регулярно берут сольные или дуэтные сочинения Денисова. В Орлеане каждые два года проходит конкурс современной фортепианной музыки, созданной начиная с 1900 года и до наших дней. В 2014-м я впервые учредила премию Денисова для того, чтобы молодые пианисты обратились к его творчеству. И тут действительно произошел подъем интереса, потому что в первый раз участвовало 6-7 человек, а во второй – почти 20 (из 40). Были очень хорошие исполнители, которые получили заслуженную награду.

– Вы активно исследуете творчество молодых композиторов, к примеру, Александра Хубеева, Станислава Маковского, Елену Рыкову и других выпускников Московской консерватории. А во Франции их музыку кто-нибудь знает? У Вас есть возможность продвигать там сочинения наших современных авторов?

– Продвигать у меня возможности, конечно, нет – я сама не исполнитель. Но я о них говорю, когда у меня бывает такая возможность. Например, Маковскому не требуется специальная реклама, потому что он уже зарекомендовал себя в IRCAM’е в прошлом году, также участвовал в Академии «Манифест». Из трех других его коллег, обучавшихся с ним на тот момент, избрали лишь сочинение Маковского с целью исполнить его в декабре. Александр Хубеев после победы на конкурсе Gaudeamus в 2015 году тоже уже, наверное, не требует моего отдельного представления. Многие французские композиторы – Франк Бедроссян, Ян Робен, Рафаэль Сендо – их знают и с ними работали. Еще один интересный автор нашего времени – Марина Полеухина, которая больше тяготеет к импровизации. Я о ней рассказывала на прошлой неделе в Уральской консерватории.

– Екатерина Олеговна, еще одна сторона Ваших научных исканий связана с музыкой современных французских композиторов так называемой сатуральной школы и не только. Как Вы считаете, смогут ли они войти в историю, как например, Мессиан или Булез?

– Я не знаю, не мне об этом судить. Но в данный момент они достойно представляют французскую музыку – это высокопрофессиональные люди. Пьесы Яна Робена, которые я сегодня показывала, созданы для очень большого оркестра – почти 90 музыкантов. Сейчас музыку для ансамблей пишут все подряд, но немногие авторы могут позволить себе сочинять для огромного количества инструментов. А Робен использует четверной состав, хотя в тоже время обращается к квартетам.

– Вы часто выступаете с лекциями в Московской консерватории. Есть ли отличия в реакции на новое у профессиональных слушателей России и Франции? И где Вам легче найти контакт с аудиторией – у нас или в Парижской консерватории, где Вы преподаете?

– Нет-нет, я не преподаю в консерватории. Я преподаю фортепиано в музыкальной школе. А в Парижской консерватории время от времени читаю лекции. Знаете, все зависит от конкретных людей: нет единого впечатления, ведь кто-то больше в теме, кто-то меньше… Я думаю, если человек пришел на лекцию, то ему интересно – и это уже приятно.

– Когда Вы приезжаете в Москву, Вы наверняка посещаете концерты современной музыки. На Ваш взгляд – произошли ли изменения в этой сфере? Есть прогресс?

– Хотя и говорят, что на «Московской осени» сократили финансирование, но, тем не менее, я с удовольствием хожу на этот фестиваль. Прогресс есть, и он, наверное, в том, что сейчас нет запретов, какие были раньше. Каждый может выбрать концерт в силу своих предпочтений. Выбор большой. В Москве концертная жизнь очень богатая, и это не может не радовать.

Беседовала Наталия Рыжкова,
III курс ИТФ