№ 4 (111), апрель 2011

Самую нашумевшую премьеру прошлого сезона в Большом театре – оперу Альбана Берга «Воццек» – вместе с москвичами осенью смогли увидеть еще 16 миллионов зрителей по всему миру. Прямую трансляцию из Большого театра вел знаменитый французский канал «Меццо». А сейчас спектакль выдвинут на национальную премию «Золотая маска»-2011 в семи номинациях: лучший оперный спектакль, лучшая работа режиссера, лучшая работа дирижера, лучшая работа художника и художника по свету, лучшая женская роль, лучшая мужская роль. Судьба премии решится 15 апреля.

Версия оперы в постановке режиссера Дмитрия Чернякова, выступившего одновременно в качестве художника-постановщика и художника по костюмам, сильно отличается от первоисточника. В ней нет немецкого духа и XIX века. Все костюмы современные, сцена театра превращена в подобие киноэкрана, на котором то возникают, то исчезают отдельные сцены. Основные места действия – ресторан с вентиляторами под потолком и комнаты, уставленные мебелью IKEA. Можно долго и безрезультатно рассуждать о достоинствах и недостатках такого подхода к постановке, но бесспорным остается одно: Чернякову удалось создать нечто такое, что потрясает зрителя, никто не уходит из зала равнодушным.

Основная часть действия проходит в достаточно лаконичных помещениях. Это комнаты Капитана и Доктора; несколько увеличенная, будто выхваченная кинокамерой комната Воццека и Мари; а также длинная, но сдавленная сверху внутренность некоего ресторана, в котором плазменный экран с вечно включенным спортивным каналом и крутящиеся под потолком вентиляторы контрастируют с замершими, полумертвыми посетителями. В декорациях, которые, как обычно, Черняков придумал сам, нет ни единого проблеска свежего воздуха или солнечного света.

Оригинальным решением является огромная трехэтажная конструкция из двенадцати практически одинаковых, аккуратных комнат-клеток. Число, заметим, равно двенадцати тонам додекафонной серии. В спектакле до финала она открывается лишь два раза. Эффектно, но пока не очень страшно посередине оперы, когда Воццек в первый раз задумывается о ноже как о решении проблем. Остальные 11 ячеек в этот момент заполнены музыкантами, которые окружают своими звуками его воспаленное сознание (для этой ответственной задачи была набрана команда инструменталистов вне театра). Также конструкцию приоткрывают в самом начале спектакля, когда рассаживающимся зрителям ненадолго показывают, чем все кончится. Но те пока ничего особенно страшного в ней не видят.

Самая сильная картина – последняя. В каждой из 12 клеток живут ячейки общества – семьи из трех человек: муж, жена и ребенок. Это самые обычные, ничем не примечательные семьи, состоящие из толстых и худых, старых и молодых, белых и черных людей. Под музыку финальной картины каждый из них занимается своим делом: читает журнал, смотрит в окно, говорит по телефону, учит уроки, абсолютно не обращая внимания на других. От соединения этой картины с музыкой Берга становится очень не по себе, даже жутко. Еще более ужасает то, что в одной из этих двенадцати клеток все-таки происходит «общение»: Воццек оживленно рассказывает о чем-то убитой им две сцены назад Мари, теперь бездыханно сидящей рядом с ним с завязанными глазами и повисшими руками.

У Берга Воццек в конце оперы тоже умирает – тонет в пруду, где смывает с себя кровь. Но по Чернякову такая жизнь, которую он подарил своему герою, мало чем отличается от смерти, а, наверное, даже хуже ее. В конце спектакля в комнате, где сидят Воццек и мертвая Мари, появляется их ребенок. Не обращая внимания на происходящее и ничего не замечая, он играет в компьютерную игру – гонки на машинах. Впрочем, это единственное его занятие в течение всей оперы. Тема незаконности рождения этого ребенка не выпячивается – кому в наше время есть до этого дело?

Социальная тема, имеющаяся в опере Берга, и особенно в первоисточнике у Георга Бюхнера, заменена психологической. Герой и его семья не голодают. Над столом у них висит большой плазменный экран, по вечерам Воццек зачастую посещает ресторан, и все трое довольно хорошо одеты. Воццек страдает не от нищеты и социального унижения, а от чего-то совсем другого. Внешне – это благополучный офисный планктон в костюме и галстуке. Дальше – возможны варианты. Один из двух приглашенных в постановку западных певцов – австрийский баритон Георг Нигль – резкий и отчаянный психопат. На мой взгляд, ему удалось гениально музыкально и актерски воплотить образ. Второй – Маркус Айхе – безвольная жертва. Пел замечательно, но актерски уступал Ниглю.

Американской певице Марди Байерс (яркое и мощное сопрано) в роли Мари играть почти не пришлось, все внимание режиссер уделил Воццеку. Елена Жидкова, вторая исполнительница партии Мари, много поющая на Западе, также запомнилась гибким, выразительным голосом. Максим Пастер в роли Капитана – без преувеличения лучшая вокальная работа во всем спектакле. Истерические модуляции, повизгивания, хохот – все сделано на максимуме!

Написанная почти сто лет назад, опера Берга до сих пор считается современной музыкой. Но дирижеру, Теодору Курентзису, удалось научить свою труппу разговаривать на этом новом, незнакомом ей языке. Оркестр звучит поистине чудесно, он слышен весь насквозь, он гибкий и живой. И зачастую гораздо более человечный, чем любой из персонажей на сцене. Полтора часа (опера в трех действиях идет без антракта) невероятно сложной и в то же время стройной, прозрачной, идеально выстроенной по форме музыки проходят на одном дыхании.

Маина Неретина,
студентка IV курса ИТФ

Фотографии Дамира Юсупова (Большой театр):
Сцена из V картины
Мари – Марди Байерс
Тамбурмажор – Роман Муравицкий

Сцена из IX картины
Второй подмастерье – Николай Казанский
Мари – Марди Байерс
Тамбурмажор – Роман Муравицкий

Сцена из XII картины
Мари – Марди Байерс (на столе)
Воццек – Георг Нигль

Сцена из XIII картины
Воццек – Георг Нигль

Сцена из XIII картины
Воццек – Георг Нигль

Сцена из XV картины
Воццек – Георг Нигль

Поделиться ссылкой: