Где музыковед бессилен…
№ 6 (68), сентябрь 2006
Где находит применение наше дело – музыка? Конечно, в концертном зале, театре, дома, на улице. А еще в каждом из семисот московских храмов ежедневно – утром и вечером.
В один прекрасный день я решила попробовать себя в церковном пении. Это был «левый», будничный хор, где и не видали певчих с консерваторским образованием. И я не сразу поняла, что здесь будет потруднее, чем на экзамене или концерте.
Восемь гласов, по нескольку напевов в каждом, по нотам не запоминались. Может быть, потому, что их настоящее звучание чем-то отличалось от написанного. Пришлось приходить петь чаще, пока гласы сами не легли на слух. Однако еще долго мой голос не «припевался» к другим и портил всю картину… Конечно, я путалась не потому, что плохо читаю ноты. После восьми лет сольфеджио в школе, четырех в училище и одного в консерватории я могу спеть с листа любую музыку – додекафонную, политональную, атональную и такую, которую вообще невозможно спеть. Здесь же дальше гармонического минора дело заходило редко. Но вот беда: из-под косынки вместе с непослушными волосами то и дело выскакивал слух теоретика и протестовал. Нас не учили транспонировать без предупреждения на два с четвертью, а через несколько тактов и на три тона вниз. Не учили менять ритм по одному движению пальца регента, причем в тот момент, когда уже поёшь. Не учили одновременно читать мысли диакона, чтеца и рядом стоящего первого сопрано. Да что мысли – это высший пилотаж! – но нас не учили просто распевать незнакомые тексты на гласы без нот…
Оправдываться не имело смысла – возник бы резонный вопрос: а чему же вас пятнадцать лет учили? Так что выход был один: молчать, смиряться и учиться. Ежедневно учиться у людей, не имеющих консерваторского образования и музыкального опыта. Учиться знать свое место в хоре и место музыки в общем деле – Литургии; учиться строить чистый аккорд сердцем, когда мозги горделиво заявляют, что все безнадежно фальшивят в разные стороны; учиться слушаться регента, когда из груди рвется наружу вредный теоретик и пищит, что знает лучше (и всегда оказывается неправ!). С каким удовольствием многие из нас отдали бы свой ярлык с надписью «абсолютный слух», свое умение сочинять двойные каноны и серийные прелюдии за эти нехитрые человеческие и певческие добродетели!
Но, видимо, в стенах консерватории, да и в любых стенах, кроме храмовых, этому не научиться. Не все музыканты, читая «азбуковники» 17 века с разгромным объяснением слова «мусикия», знают, что свое богослужебное пение клирошане и поныне не считают музыкой. Ибо музыкальные законы действуют здесь совсем не так, как в концертном зале. Они всецело подчиняются другим законам: чистота строя неотделима от взаимного послушания, а красота формы – от молитвы, которая есть «художество из художеств». И это искусство каждому из нас, будь то студент, кандидат или доктор наук, предстоит проходить «с нуля»!
Виктория Губайдуллина,
студентка IV курса