№ 5 (67), май 2006

Когда великий человек пытается осмыслить вечные истины, он всегда сталкивается с сомнениями и сложностями. «Не как мальчик же я верую во Христа и его исповедую, а через большое горнило сомнений моя вера прошла», – писал Ф. М. Достоевский. Творческий поиск Н. А. Римского-Корсакова и «Сказание о невидимом граде Китеже…» как итог этого поиска еще раз напоминает нам об этом.

О сочетании христианского и языческого в этой опере писали многие исследователи. Объективных оценок мало, и это немудрено. В масштабном и многогранном философском произведении каждый находит что-то близкое для себя. Даже опираясь на факты биографии и на высказывания самого автора, практически невозможно сделать однозначные выводы. Где уж нам знать, что творилось в душе Римского-Корсакова в последние годы его жизни!

Еще менее возможной представляется адекватная постановка оперы. В «Китеже» как нигде более режиссер выступает соавтором композитора, и каждая очередная постановка отличается новизной и своеобразием именно благодаря режиссерской работе. «Китеж» – это и призрачно-жемчужные мистические картины Степанюка (Мариинский театр, 1994), и заостренный, экспрессионистический трагизм Чернякова (Мариинский театр, 2001), и простой крестьянский сказ Покровского (1969). Интересно, какой вид открывается на «Китеж» со стороны Европы? Попробуем заострить внимание на еще одной любопытной и не бесспорной постановке

Феврония Гарри Купфера (Берлин, Комише опера) – родилась из земли, молилась земле и ушла в землю, так и не посетив Великий Китеж. Да и как она могла попасть туда, если сцена причастия («Кто вкусит от хлеба нашего…») оказалась купированной? А значит, и несчастному Гришеньке, который остался на земле, томимый лукавым бесом, уже никто не поможет. Грустно. Получается, что режиссер лишает Февронию дара, которым щедро наградил ее композитор – святости. Ее предсмертные видения лишь галлюцинации, ее цветущая пустыня – серое болото. Она была и остается «сама по себе» и вот – медленно уходит в свой замкнутый мир, всё дальше и дальше от китежан-белогвардейцев и татар-красноармейцев, одинаково чуждых ей. Прекрасный «болотный цветок» со своей собственной верой, которая почему-то не стала ее спасением… Значит, всё-таки язычница?

Думается, Николай Андреевич не одобрил бы этой постановки уже потому, что некоторые узловые драматургические моменты опущены, а авторские ремарки попросту не соблюдены (особенно это касается финала). Конечно, по большому счету, режиссер меняет концепцию оперы. Но, если идеи композитора представляются режиссеру спорными, то ведь можно и не следовать за ними?

Феврония Китежская – не Иван Сусанин и уж тем более не Феврония Муромская. Это возлюбленное чадо Римского-Корсакова, религиозное мировоззрение которого до сих пор является предметом дискуссий…

Юлия Ефимова,
студентка IV курса

Поделиться ссылкой: