Шлягер и шедевр
№ 7 (96), октябрь 2009
В наши дни, когда конфронтация массовой и элитарной культур сменяется активным диалогом, интересно проследить это на примере явлений, которые когда-то «воевали». Я имею в виду «шлягер» и «шедевр». И действительно, трудно представить себе что-нибудь более далекое, чем классический шедевр и популярный шлягер. С одной стороны – олицетворение вершин искусства, непреходящих духовных ценностей, знак высокой художественной пробы, с другой – приземленный пласт культуры, ориентация на сиюминутный успех, коммерческая природа. Но так ли глубока и непроходима пропасть, как это может показаться на первый взгляд? Чтобы выяснить это, начнем с определений.
Как известно, слово «шедевр» чаще всего звучит в оценках произведений европейской классики и в устах критика или любителя музыки означает высшее достижение композитора. Слова гений, талант, откровение, шедевр – все они близки по смыслу. Шедевр – произведение исключительных достоинств, выдержавшее испытание временем.
Если шедевр – явление «высокого» искусства, то шлягер – олицетворение массовой музыкальной культуры. Эстетическое в шлягере заслоняется обиходным, художественное – прикладным, личностное – коллективным. Шлягер порожден рыночной стихией, модой, шоу-бизнесом, он отмечен массовым спросом; шедевр же в качестве художественного феномена живет в особых условиях академической среды, концертного зала, оперного театра и предполагает соответствующе настроенную публику.
При всей своей внешней простоте шлягер неоднозначен. С одной стороны, это обыкновенная популярная мелодия, с другой – не просто популярная, но мелодия, которая стала объектом повышенного внимания. И в этом смысле шлягер отражает глубинные коммуникативные особенности современной культуры. Не удивительно, что «шлягером» в широком смысле слова может стать любой жанр или форма: модная песенка, популярное произведение классики, рок-альбом, видеоклип, спектакль, культовый фильм, роман-бестселлер, в конце концов, скандальная телепередача. «Шлягером» порой становится сам его создатель – «шлягермен». Популярный артист, телеведущий или публичный политик, не сходящий с экрана, – тоже своего рода «шлягеры», которые повышают коммерческий рейтинг канала со всеми вытекающими последствиями. В последнее время «шлягером» называют любой хорошо сбываемый товар. Все это сделало понятие чрезмерно широким, грозя размыть первоначальный смысл. А он, этот смысл, связан прежде всего с музыкальным происхождением.
Шлягер и шедевр в музыке могут соприкасаться: шедевр может стать шлягером, а последний, в свою очередь, – «классикой». Например, о многом свидетельствует демократизация музыкальной жизни в XIX веке, вызвавшая феномен популярной оперы – популярные оперные арии распевались, подобно современным песенным шлягерам. Многие мелодии Россини и Верди (например, «Песенка Герцога») стали для своего времени настоящими шедеврами-шлягерами. XX век дал «Болеро» Равеля и «Блюзовую рапсодию» Гершвина, «Танец с саблями» Хачатуряна и «Праздничную увертюру» Шостаковича, музыку к пушкинской «Метели» Свиридова и «Ревизскую сказку» Шнитке и многое другое. Но если имеются шедевры-шлягеры, то, очевидно, есть и шлягеры-шедевры – те образцы массовой музыки, которые преодолели свою легкожанровую «шлягерность» и продолжают жить по законам классического наследия: произведения классического джаза, например – Дюка Эллингтона, мелодии «Beatles» и столь популярные песни Мадонны.
Современный культурный процесс направлен на мощную интеграцию. Достигнет ли она уровня, когда противоположные явления растворятся друг в друге и в некой гетерогенной и синкретической мировой культуре, которая сохранит лишь тени воспоминаний о прежних конфликтах эстрадного шлягера и классического шедевра? Будет ли эта самая новая культура «шлягерно» ориентирована? Будем надеяться на менее пессимистический сценарий. Хотя, быть может, это совсем не плохо.
Елена Козлова,
студентка IV курса ИТФ