Один день с теоретиком
№ 9 (31), декабрь 2001
«Ни сна, ни отдыха измученной душе…» Вспомнили до боли знакомого Князя Игоря? Спешу вас огорчить, вы ошиблись. Эта меткая характеристика существования теоретика с сентября по июнь. С утра едва открыв глаза и осознав начало очередного прекрасно-познавательного этапа своей жизни, мчусь в любимое учебное заведение с бутербродом в одной руке и ксероксом мазурок Шопена вперемешку со Структурами Булеза — в другой. Переполненная острой жаждой знаний врываюсь в библиотеку (предварительно сверкнув студенческим билетом перед любяще-нежными взорами местных Церберов) и… В общем, весь день купаюсь в божественных лучах музыкальных и литературных шедевров. При этом, будучи натурой старательной, пытаюсь как губка впитать всю полезную (?) информацию и разложить ее в инвентарно-правильном порядке.А вот тут-то и незадача: мой мозг, этот уникальный сосуд знаний наотрез отказывается быть подобием бездонного колодца. Наступает перегрев самой ценой части человеческого существа, в результате чего я оказываюсь способной размышлять лишь на одну тему, важнейшую в данный момент, тему курсовой работы.
Говорят, жизнь человека по своей природе полифонична, и сплетение порой совершенно различных мыслей и чувств, внешних обстоятельств и личных поступков образуют неповторимую атмосферу, определяющую смысл человеческого бытия. К сожалению, на сегодняшний день это положение едва ли соотносимо со мной. Более верное определение — гетерофония жизни, ибо все вращается вокруг некоего «древа творчества», выросшего на почве американской музыки (которой и посвящена моя работа). Поэтому, смущенная правдивым замечанием педагога о явной нехватке музыкальных впечатлений в моей жизни, я ринулась восполнять этот пробел с помощью искусства американского континента. Так я очутилась в Большом зале консерватории на концерте музыки композиторов США в исполнении Дениса Мацуева, Александра Рудина и Российского национального оркестра под управлением Владимира Спивакова. Дирижировал Кристиан Ганш (Австрия).
Откровенно признаюсь, я стала свидетелем предельно контрастных, причудливо переплетающихся явлений. Оставлю в стороне этику — во время исполнения внепрограммного сочинения в память жертв террористического акта в Нью-Йорке и Вашингтоне — Adagio для струнного оркестра С.Барбера — раздавались жизнерадостные звонки сотовых телефонов. Позволю себе произнести несколько слов по поводу самой музыки. В концерте прозвучали сочинения С.Барбера (кроме названного Adagio — Виолончельный концерт), Рапсодия в блюзовых тонах Дж.Гершвина, Дивертисмент и сюита «Вестсайдская история» Л.Бернстайна. Построение программы напомнило идею французской оперной увертюры XVII-XVIII веков (принцип медленно-быстро-медленно-быстро). Только в данном случае различия были не темпового, а стилевого характера. В итоге, в сознании слушателя соединились два музыкальных мира. Произведения Барбера в духе романтизма, искаженного катаклизмами XX века, мирно (?) соседствовали с сочинениями Гершвина и Бернстайна, пронизанными нервными, нарочито обостренными пульсом и образностью джазовой эры. При таком сопоставлении разных, как в отношении музыкально-выразительных средств, так и творческих задач произведений, слушатель наверняка отдаст предпочтение не авторитетному жанру классико-романтического концерта Барбера, а гораздо более яркому, образно-рельефному, максимально обращенному к слушателю мюзиклу Бернстайна («Вестсайдская история») и гениальной Рапсодии Гершвина.
Преимущество последних не умаляет даже несколько эмоционально отстраненное исполнение, которому не доставало ощущения танца на языках пламени, вибрации раскаленного воздуха, почти осязаемого. Впрочем, эти детали не смогли повлиять на радость встречи с хорошо знакомым и совершенно неизвестным. А что касается сложного контрапункта и контрастной полифонии нашей жизни, то приведу высказывание латиноамериканского композитора Карлоса Чавеса: «Жизнь рождается посредством противостояния идей». Поэтому вряд ли стоит превращаться в приверженца монодического типа мышления (как случилось сейчас со мной), ибо весь окружающий мир контрастен и противоречив, и в такой гармонии противоречий, возможно, заключается главная загадка человеческой жизни.
Ирина Тушинцева,
cтудентка III курса