№ 2 (163), февраль 2017

Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича -Данченко порадовал своих зрителей и слушателей новой постановкой «Пиковой дамы» – вершины оперного творчества П. И. Чайковского. Премьерные показы состоялись в последние месяцы уходящего года. Спектакль стал знаковым во многих отношениях. Это третье воплощение оперы в этом театре – после «Пиковой дамы» К. Станиславского в 1930-м и Л. Михайлова в 1976-м. А для режиссера Александра Тителя – это юбилейная, двадцать пятая работа. Символично к тому же, что первое представление прошло 6 ноября – в день смерти Петра Ильича Чайковского.

По словам Тителя, опера «Пиковая дама» – не только и не столько история о любви и об игре, сколько «о страшных противоречиях в судьбах людей, живущих в городе трагического величия – Петербурге». Авторы спектакля вдохновлялись прежде всего образами «северной Венеции», города на Неве, воспетого в произведениях Тредиаковского, Пушкина, Достоевского, Мандельштама, Белого…

Удивительные временные мутации претерпел этот «городской анекдот»! Для Пушкина это – современность, XIX век; для Чайковского – «золотой» XVIII век; в спектакле же события разворачиваются в начале XX века, в эпоху модерна. Такой перенос действия оправдан именно в этой опере: ведь случившееся – и было, и не было, происходило когда-то в незапамятные времена или происходит где-то сейчас… Тревожная пульсация музыки Чайковского, по мысли постановщика, гораздо ближе к Серебряному веку с его смятением умов и предчувствием катастрофы как национального, так и мирового масштаба.

Лихорадочное биение «заразило» всю оперу: дирижер Александр Лазарев взял такой непостижимо стремительный темп, что публику буквально вдавило в кресла от головокружительной скорости. Как ни странно, но именно такое «prestissimo» позволило зрителю-слушателю прочувствовать симфонизм этой оперы и в который раз восхититься интонационной спаянностью музыкальных тем (Германа, любви, трех карт, графини…). Кроме того, на фоне быстрого движения особенно пронзительными казались медленные номера, в которых время как бы остановилось: например, важнейший эпизод первой картины – квинтет «Мне страшно», романс Полины (Ксения Дудникова) или ария Елецкого в благородном и глубоком исполнении Евгения Качуровского (настолько хорошем, что оно звучало в голове еще несколько дней после спектакля).

Дух Петербурга точно и минималистично воспроизведен во вращающейся полуротонде a la классицизм, трех столбах посередине, напоминающих Александринский столп на Дворцовой площади, и колоннаде по периметру сцены с портиком в дальнем конце. Несколько живых деталей, таких, как лужи, в которых дети пускают кораблики, а Томский чистит сапоги во время разговора с Германом, или доски поверх сырой земли, рисуют картину первых дней ранней весны. Декорации способствуют динамичности сюжета, не отвлекая внимания от главного – симфонического развития. Переходы между картинами почти отсутствуют, они как кадры в кинематографе накладываются друг на друга: Герман еще погружен в свою влюбленность (конец первой картины), а на сцене уже появилось общество юных девушек в доме Лизы, внимательно слушающих чудный дуэт подруг; доски на улице в сцене после смерти графини (четвертая картина) превращаются в умозрительный гроб, к которому Герман под церковный хор в полузабытьи кидается, чтобы увидеть лицо старухи (пятая картина).

Цветовое и световое решение постановки – синий, черный и белый различных оттенков и комбинаций – очень органично для колорита оперы (художники по костюмам – Мария Данилова; по свету – Дамир Исмагилов). Своим разнообразием и пестротой поражают одежды в сцене бала-маскарада, где нет ни одного похожего на другое платья, а фасоны эксцентрично причудливы.

Авторы спектакля старательно уходят от сложившихся клише. Необычно трактован образ графини – это вовсе не «осьмидесятилетняя карга», а весьма стильная, элегантная, подтянутая и ухоженная дама (Наталья Владимирская). Но от этого ее смерть становится еще более жуткой: когда вдруг умирает моложавая «светская львица», которая еще недавно на наших глазах пританцовывала под «Ричарда Львиное сердце» Гретри, это производит страшное впечатление. Причем, умирает графиня вовсе не по ремаркам Чайковского (смотрит на Германа из кресла, не шевелясь), а ходит, заигрывает, издевательски смеется в лицо, когда он наставляет на нее пистолет, а затем внезапно падает – и не сразу ясно, понарошку ли или взаправду. Нельзя не отметить и некоторые замечательные находки: например, на слове «могила» в романсе Полины графиня встает и медленно проходит через всю сцену как напоминание о некоей потусторонней роковой силе.

Первой мыслью при появлении Германа (Нажмиддин Мавлянов) было то, что исполнитель слишком «здоров» для этой роли. Поначалу казалось, что с такой психологически невероятно сложной партией ему не справиться, так как в представлении многих, слышавших его в таких ролях, как Ясон («Медея» Л. Керубини), князь Голицын («Хованщина» М. Мусоргского) или Хозе («Кармен» Ж. Бизе) ему скорее подходят образы пылких любовников. Иное дело – Герман, здесь на всем протяжении герой балансирует на грани сознания и бреда. Однако по мере того, как действие развивалось, и персонаж погружался в пучину безумия, становилось ясно, что предубеждение абсолютно ошибочно – Мавлянов блестяще исполнил эту непростую роль. Эффектно выглядело разрушение «четвертой стены» во время знаменитой арии «Что наша жизнь? – Игра!»: в зале внезапно загорелся свет, и певец обратился со своим риторическим вопросом прямо к публике.

Лиза в исполнении Ксении Муслановой – нежная, страстно любящая девушка, но мятущаяся и беспокойная, как и ее возлюбленный. Интересен нетипичный прием – Лиза играет Пастушку в пасторали, хотя, возможно, не стоило столь прямолинейно показывать зрителю, что есть сюжетная связь между интермедией и судьбами главных героев – кажется, это и без того понятно. Оба ее сольных номера – ариозо «Откуда эти слезы» и ария «Ах, истомилась» – были исполнены с большой силой и насыщенностью чувств. Однако, несмотря на большой накал страстей в пятой картине, гибель Лизы не производит должного впечатления, так как героиня медленно скрывается за спинами уже появившихся на сцене игроков, вместо того, чтобы драматично исчезнуть в глубинах Зимней канавки.

Что касается хора (хормейстер Станислав Лыков), то, конечно, он играет здесь важную роль – это и пестрая толпа, гуляния которой вызывают в памяти первое действие «Кармен», особенно появление мальчиков; и гости на балу; и карточные игроки, бойкие и задорные. Но массовые эпизоды все же носят оттеняющий характер. Главным же «действующим лицом» можно с уверенностью назвать оркестр – все основные «музыкальные события» происходят именно здесь. Никаких расхождений, фальши, «киксов» – совершенно не к чему придраться! Великая партитура была исполнена с колоссальной интенсивностью, в высоком эмоционально-психологическом тонусе.

Опера была встречена с большим восторгом – зал аплодировал стоя, зрители долго не желали расходиться. Новая «Пиковая дама» в театре Станиславского и Немировича-Данченко, безусловно, большая творческая удача режиссера и исполнителей, как и явный претендент на премию «Золотая маска».

Ангелина Паудяль,
IV курс ИТФ
Фото Олега Черноуса

Поделиться ссылкой: