№9 (188), декабрь 2019

В октябре завершилась вторая, и, очевидно, в будущем ежегодная лаборатория современной музыки Gnesin Contemporary Music Week. Проект, нацеленный на изучение и исполнение «новой музыки», стал стартовой площадкой для ансамбля Reheard. Участники ансамбля – студенты и выпускники РАМ им. Гнесиных и МГК им. П.И. Чайковского: Алёна Таран (флейта), Андрей Юргенсон (кларнет), Дмитрий Баталов (фортепиано), Алиса Гражевская (скрипка), Мария Любимова (виолончель), Елизавета Корнеева (дирижер). Менеджерами ансамбля стали создатели лаборатории GCMW – Ирина Севастьянова и Татьяна Яковлева. Основу репертуара Reheard составляют сочинения классиков новой музыки. Первое произведение, исполненное ансамблем — «Тринадцать цветов заходящего солнца» Тристана Мюрая. Композитор, прослушав запись, сам поздравил музыкантов с успешным выступлением. С участниками молодого коллектива беседует студентка Анастасия Ким.

– Как вы пришли к той музыке, которую сейчас исполняете?

– Андрей Юргенсон (кларнет): В моем пути к современной музыке сыграли роль два фактора. Первый – это история мировой культуры, особенно изобразительного искусства. Этот предмет в гнесинской школе вела замечательная Елена Олеговна Гайская. В старших классах у нас были зачеты в музеях, где каждому «давали» картину, по которой нужно было написать небольшое эссе. Другой фактор – поездка на курсы камерной музыки Musica mundi в Бельгию в 2015 году. Конечно, то, что там исполнялось, нельзя назвать супер-авангардом, но тогда для меня это было открытием — музыка Хиндемита, Мартину. После этого мы с Дмитрием Баталовым играли кларнетовую сонату in B Хиндемита и Четыре пьесы Берга соч. 5. А потом в нашей жизни случилась GCMW и все пошло так, как пошло.

– Дмитрий Баталов (фортепиано): Я шел к ней постепенно. Все началось с отдельных «поползновений» в сторону современной музыки в 10–11-м классах ЦМШ. Тогда в моем репертуаре стали появляться отдельные пьесы, например, десятый «Взгляд» Мессиана, «12 нотаций» Булеза, или менее известная соната Юдит Зеймонт (тогда я, как выяснилось, сыграл ее российскую премьеру). Такое эпизодическое включение современных пьес в работу продолжалось и на 1–2-м курсах консерватории. После прошлой лаборатории GCMW современный репертуар вообще вытеснил все остальное. И я считаю, что это закономерная фаза.

– Алёна Таран (флейта): До участия в лаборатории музыку XXI века я не исполняла. После окончания академии Гнесиных скончался мой педагог, Альберт Леонидович Гофман, и я осталась «в пустоте». Как раз тогда меня позвали поучаствовать в первой лаборатории GCMW. Поначалу я очень уставала после репетиций, было сложно привыкнуть к новым техникам исполнения и звуку. Но сейчас я чувствую себя в своей тарелке, играя такую музыку.

– Елизавета Корнеева (дирижер): С колледжа люблю Шёнберга и Шнитке. По приезде в Москву в РАМ им. Гнесиных стала исполнять музыку однокурсников-композиторов. Могу сказать, что мне всегда это было интересно. Когда узнала о проекте GCMW, стала слезно просить взять меня в него. Думаю, за всем стоит мое большое внутреннее желание найти или создать какую-то сверхновую музыку.

– Сложно ли было привыкать к новой нотации и разбираться с современными партитурами?

– Дмитрий: С одной стороны, когда открываешь ноты, кажется, что здесь все совсем по-другому. Каждый раз новая нотация как новый язык, который предстоит изучить. Нужно привыкнуть к переводу всех непонятных значков во что-то звучащее. Но, с другой стороны, чем больше языков знаешь, тем меньше продолжается период оцепенения перед пьесой. Конечно, это другое время, другая гармония, множество вариантов взаимодействия между ансамблистами — к этому нужно привыкнуть. Это трудно, но именно в этом прелесть.

– Андрей: Когда школьник сталкивается с задачей по математике, он часто по невнимательности отвечает не на тот вопрос или совершает ошибку. Первое, с чего нужно начать – это внимательно прочитать условие задачи. То же самое с нотами: важно понять, что дано.

– Дмитрий: Ситуация, на самом деле, как в классико-романтической музыке с первостепенным правильным прочтением текста, просто здесь количество уровней расшифровки текста возрастает.

– Алёна: Мне сначала было сложно перестраиваться на современную музыку, но сам процесс очень интересен. Когда я втянулась, работа с современной музыкой стала помогать мне исполнять классику. После повсеместной микрохроматики в современных пьесах начинаешь лучше интонировать, открываешь возможности инструмента и новые его краски.

– Нужна ли «новой музыке» популяризация или «свой» слушатель сам найдет дорогу?

– Дмитрий: Популяризация, конечно, нужна, потому что на классико-романтическом репертуаре все воспитаны с детства. Часто слышишь, что даже для многих профессионалов новая музыка непонятна. Хотя дети, слушая музыку, не задумываются о том, понимают ли они ее, у них развивается любовь к музыке, основанная на ее чувствовании. Намного позже появляется мысль о том, что ее можно еще и понимать. Понять и полюбить современную музыку без соответствующей слуховой базы невозможно, ее нужно формировать.

– Андрей: Людям часто кажется, что музыка должна быть прекрасной и гармоничной, но ведь в жизни не все прекрасно. Даже в старой облупленной стене можно заметить интересную фактуру.

– Елизавета: «Музыка должна быть прекрасной» – это очень поверхностный взгляд. Почему музыка не может быть про структуру атома, это разве не прекрасно? Мне кажется, прекрасно все. В музыке, как и в жизни, есть много прекрасного не в банальном понимании этого слова.

– Как неопытному слушателю «подступаться» к такой музыке?

– Елизавета: Наверное, постепенно, по мере развития истории музыки, хотя не факт, что это поможет. Нужно слушать музыку и открывать себя для музыки. Чем больше слушаешь, тем больше к ней интерес, будто постоянно подпитываешь свой «музыкальный аппетит». Нужно поработать со своим восприятием.

– Дмитрий: Нужно поработать и со своими ожиданиями – просто слушать разную музыку, если хочется научиться с ней общаться.

– Елизавета: Да, для начала, наверное, лучше подбирать для себя музыку, руководствуясь простыми категориями: нравится – не нравится. Главное не бояться того, что ничего не понимаешь.

– Андрей: Мне кажется, сперва стоит ограничить свой интерес каким-то одним произведением. Вот ты столкнулся с современной пьесой. Не так уж важно, какой композитор ее написал, гениален ли он, даже название не так важно. Важно слушать и внимательно анализировать свои ощущения.

– Алёна: Я считаю, это такая же музыка, просто на своем языке. Она может не нравиться, и это нормально. Не все ведь одинаково сильно любят Баха или Бетховена, и любого композитора кто-то любит, а кто-то не любит. Если человеку что-то не нравится, это не обязательно значит, что он недостаточно подготовлен или ему чего-то не хватает. На мой взгляд, это дело вкуса и право каждого.

– Что думают ваши родители и друзья о музыке, которую вы исполняете?

– Алёна: Все по-разному. Мои родители творческие люди, папа – режиссер, мама – педагог по пантомиме. Они интересуются. После концертов очень интересно с ними разговаривать, они проводят много параллелей со своей профессией. Иногда я прошу их послушать произведения, над которыми работаю: пусть они слушают не как профессиональные музыканты, но они обладают большим творческим багажом. Есть и те, кто вообще современную музыку не переваривает, но я к этому совершенно спокойно отношусь. Сама я больше люблю исполнять современную музыку, чем слушать со стороны.

– Елизавета: Мои родители тоже немузыканты, но папа с большим интересом относится к музыке. Мама тоже слушает с интересом, но не просит включить еще раз. Бабушка честно пытается слушать. Есть еще родственники, которые воспринимают современную музыку с большим негативом, говорят, что это шизофрения.

– Андрей: Мои родители ходят на концерты. Мама в полном восторге почти от всего, что мы делаем. Она занимается абстрактной живописью, после финального концерта GCMW 12 октября моя мама нарисовала несколько работ, некоторые из которых реально оказались, на мой взгляд, близки образному миру пьес. Папа относится с интересом, но пока не готов воспринимать музыку конца ХХ – начала XXI веков как объективно эстетически ценную. Он с юмором относится к своей реакции и понимает, что пока не близок к современной музыке и что над этим надо работать.

– Дмитрий: Мама у меня в этом плане очень продвинутый человек. А от других родственников поступали самые разные вопросы, спрашивали: «А что это за группировка? А почему это музыка? А почему они так решили?». При этом была и готовность к взаимодействию, стремление помогать себе ассоциациями. Почему-то самыми популярными оказались ассоциации из кинематографа. Когда путь к этой музыке пройден за ручку с ассоциацией, дальше уже можно идти самому и сравнивать не музыку с кино, а музыку с музыкой. Тогда получится не приспосабливать ее под себя, а любить собственно эту музыку.

Беседовала Анастасия Ким, IV курс ИТФ

Поделиться ссылкой: