«Хотелось думать о вечном, а приходилось о земном…»
№2 (189), февраль 2020
Какая музыка должна сохраниться в веках? Какое музыкальное наследие мы бы передали потенциальным внеземным цивилизациям? Да и кто смог бы войти в плеяду композиторов, представляющих «музыку Земли»? Во многих кинокартинах и литературных произведениях ответы на эти вопросы единогласно сводятся к личности Иоганна Себастьяна Баха. Да и в любых опросах о выдающихся композиторах прошлого в большинстве ответов обязательно будет фигурировать имя гения барокко. Однако хорошо ли мы сами знакомы с классикой? В гуще музыкальной жизни столицы, в нашей Alma mater, Баха готовы слушать, увы, далеко не всегда…
В Большом зале без особой шумихи прошел концерт французского пианиста Давида Фрэ с довольно-таки камерной программой. Это уже не первый концерт «французского Гульда» (именно так пресса окрестила Фрэ) и в России, и в этом зале. Но это первый раз, когда музыкант на суд общественности вынес личную интерпретацию канонического в своем роде произведения. Из многочисленных интервью с исполнителем нельзя сделать вывод, что Давид страдает гигантоманией. Однако почему было решено исполнить камерные и интимные «32 вариации Гольдберга» Баха в Большом зале – для меня осталось загадкой.
И это оказалось большой ошибкой, так как вместо музыкального откровения прозвучала симфония кашля, чихов и звуков телефонов известного американского бренда. С публикой того вечера стоит начать знакомство со входа в Консерваторию. Туфельки Prada выныривают из Mercedes-Benz S-класса и быстренько бегут ко входу. Норковой шубке открывает дверь костюм Valentino, а шлейф от Chanel No. 5 надолго остается воспоминанием о только что прибывшей роскоши. Далее – гардероб, где тут и там сумочки Chanel, Hermes и Gucci то и дело сверяют время на последних айфонах, чтобы «успеть опоздать» на великосветское мероприятие в партер. А в этот момент студенты с пустыми кошельками и горящими глазами пытаются в быстром темпе после третьего звонка занять долгожданное бесплатное местечко в амфитеатре.
Итак, все на местах. Можно начинать по древней европейской традиции – вовремя. Что и сделал пианист, выйдя на сцену и скромно поклонившись. Однако партер не привык к классическим обычаям и решил опоздать, действуя в современных традициях большого города с 10-балльными пробками. Ария, на тему которой написано произведение, прозвучала как увертюра, во время которой можно было с комфортом расположиться всем, кто не ожидал пунктуально точного начала. А дальше, как ни старалась публика – не под силу ей оказалась музыкальная мысль длиною в час. Мягкий, по-французски легкий и полетный Бах практически остался беззвучным и лишь издалека разносился эхом посреди этого торжества невежества. Каждый кашель между вариациями ранил тишину, хруст оберток от шоколада звоном разносился по огромному пространству Большого зала. Не хватало попкорна и кока-колы для полного счастья. Под эту музыку хотелось думать о вечном, а приходилось о земном.
Но в любой рецензии должна присутствовать часть, посвященная собственно музыке. Что ж – иногда находилось место и для нее. Когда всеобщее tutti сменялось долгожданным solo фортепиано, можно было услышать изящную французскую технику, напоминающую клавесинную. Фрэ очень бережно относился к динамике, не давая forteзаглушить голоса из зала. Когда ария прозвучала в конце произведения, публика, оживившись и предвидя конец, засуетилась и стала поспешно собираться. Формальные аплодисменты завершили концерт, и слушатели быстро разбежались. Как пела Алиса Фрейндлих: «Спектакль окончен, по домам…».
И ведь подобные случаи не редкость, а скорее уже давно неискоренимая реальность. Как воспитать слушателя? Как усмирить физические позывы кашля во имя искусства? Из чего состоит современная культура? Все эти вопросы звучат словно темы для дипломных работ музыковедов. Теодор Курентзис на одном из последних концертов в Москве очень радикально подошел к решению подобных ситуаций со слушателями, отобрав телефоны у всего зала. Но дело не в них, а, видимо, в проблеме куда более глубокой: попытки окультурить, образовать, обучить, образумить предпринимаются постоянно. А воз и ныне там.
Александра Собецкая, IV курс ИТФ
Фото: А. Гийом. «В театре». 1900