Природная красота – в несовершенстве!
№7 (204) октябрь 2021 года
Пока мир захватывает несметное разнообразие естественных языков в виде межъязыковых контактов, расширения представлений о них среди широких масс, как и неуклонно возрастающая роль их изучения, где-то в тени прячутся сотни искусственных языков – конлангов. Белые пятна в этой области для любознательных немного восполняет научно-популярная книга Александра Пиперски «Конструирование языков: от эсперанто до дотракийского».
В названной книге известный лингвист рассказывает и показывает на практических задачах, как устроены избранные им 30 языков, в разной степени искусственных: наряду с такими конлангами, как ро и паленео, здесь очутились немецкий, нюнорск и иврит. Однако при попытке охватить чрезмерное количество языков, о которых автор имеет весьма поверхностное представление (что свойственно, вероятно, всем лингвистам, а уж в научно-популярной литературе встречается особенно часто!), вдохновляющая на языковые открытия книга не лишена ложечки дегтя в виде ряда неточностей и ошибок.
Речь идет отнюдь не о мелких недочетах корректуры (хотя они тоже имеются), а о промахах. Так, в главе о самом музыкальном языке сольресоль автор берется утверждать, что в «естественных… языках минимальной единицей является звук», тогда как в рукотворном сольресоль – слоговая структура. И сразу же два момента вызывают вопросы. Первый из них: какая именно минимальная единица подразумевается? Лексическая? Фонетическая? Фонологическая? Единица письменного языка? Неглупый читатель должен, наверное, догадаться, что имеется в виду фонетика, и действительно – к середине большого абзаца Пиперски переходит к разговору о гласных и согласных звуках в различных языках.
Однако тотчас же назревает другой вопрос: слышал ли что-нибудь уважаемый автор, например, о японских катакане и хирагане? Или о том, как устроена фонетика китайского языка? Прежде, чем бросать неосторожные слова вроде «нигде больше такого нет», стоит убедиться в верности своих идей, проверив все ныне существующие и вымершие языки.
Многие искусственные причуды можно найти в естественных языках. Знаменитая фантастическая мистификация Борхеса, якобы приводящего фрагмент классификации животных из некой китайской энциклопедии, может выглядеть абсурдно. До тех пор, пока вы не узнаете о системе счетных слов в китайском, согласно которой в одну группу попадают жесты и парные предметы, в другой оказываются мелодии и воинские части, в третьей – облака и цветы… Логика здесь, безусловно, есть, и на ее основе можно было бы составить классификацию, не уступающую Борхесу. Выглядел бы фрагмент (реально существующей) китайской классификации существительных примерно таким образом: а) люди, б) продолговатые предметы, в) плоские предметы, г) предметы с ручкой, д) верблюды, е) домашний скот, ж) растения.
Более скромная, но не менее удивительная система скрывается в малоизвестном австралийском языке дьирбал, в котором существительные делятся на 4 рода. В самом обобщенном виде к первому относятся мужчины и животные, ко второму – женщины, вода, огонь и опасные предметы, к третьему – растительная пища, наконец, к четвертому — все прочие.
Кое-что в книге было явно написано в угоду попсовой яркости и простоте контрастов между естественным и искусственным. И несколько в ущерб истине, которой, думается, настоящий ученый не должен поступаться даже в научно-популярных работах. Так, преувеличен контраст в рассуждениях о причастиях в русском языке и эсперанто.
Отталкиваясь от кочующего по учебникам и справочным изданиям утверждения, что в русском нет причастий будущего времени, Пиперски ловко сравнивает его с эсперанто, где таковые имеются. Выходит, этот искусственный язык в чем-то побогаче русского, ведь в нем шесть причастий, а в русском только четыре. Чтобы выявить истинное положение вещей, можно обратиться к литературному языку XIX века. Или к интернету, на просторах которого, несмотря на официальные схоластические запреты, форма причастия будущего времени по-прежнему существует. В устной речи, бывает, они тоже всплывают. Акцент, таким образом, смещается: не то, что в русском по определению отсутствуют такие формы, они есть, однако в настоящее время находятся в немилости у ученых.
Впрочем, во многом Пиперски вполне справедливо подмечает и достоинства конлангов, и их значительные недостатки. Так ли необходимы 96 падежей в ифкуиле? Или слова длиной в сотни букв в птидепе? Или же исключительный лексический минимализм токипоны, насчитывающей менее полутора сотен слов? Рациональный подход к организации языка, в частности, скажем, в выстраивании частей речи на основе алфавита, также можно отнести к минусам. В строгой структурированности философских языков и аукслангов почти не осталось места для «души», которой обладает каждый сформировавшийся естественным образом язык. Вероятно, в том числе и по этой причине, ни один из них не получил действительно широкого распространения. Значительно ближе к естественным языкам в этом отношении располагаются артланги, что Пиперски наглядно демонстрирует на примере языков Толкина, «Игр престолов» и некоторых других. Правда, большинство из них недостаточно разработаны для того, чтобы ими можно было полноценно пользоваться за пределами художественных произведений.
В конечном счете, секрета идеального языка, каким бы критериям он ни соответствовал, не существует. Подобно тому, как нет никакого философского камня, над открытием которого веками трудились алхимики. Но в поисках недостижимого идеала, которые разворачиваются перед читателем на страницах этой книги, по-новому раскрывается нечто более важное – красота наших естественных языков, эстетика алогичности, порой не осознаваемая их носителями. Природная красота – в несовершенстве!
София Петрунина, V курс НКФ, музыковедение