Взрослые и игры
№ 9 (98), декабрь 2009
Итак, прошло пять премьерных спектаклей «Воццека» в Большом театре. Дальше декабрь, зима, Новый год… поэтому Щелкунчик будет игран девятнадцать раз, а «Воццека» до весны больше не будет. Как бы кто ни относился к этой постановке Чернякова – Курентзиса, стоит порадоваться хотя бы тому, что «Воццек» вернулся из 82-летнего изгнания.
Премьеру готовили: обзавелись интернет-блогом, устроили презентацию, развесили плакаты, где странный мужчина в заячьей маске (то ли эмблема Playboy, то ли символ жертвы) держит за руку весьма привлекательную дамочку… В общем, заигрывали с публикой и интриговали ее по-всякому… И что же подали?
Во-первых, прекрасную музыку. Недаром Теодор Курентзис лично репетировал с каждой группой. Еще за пять дней до премьеры Интерлюдия звучала сыро и разваливалась на части, но во время спектакля оркестр и певцы выложились больше чем на все 100%. А ведь «Воццек» – опера не простая для вокалистов, а музыкантам сильно усложнили жизнь в сцене ссоры Воццека и Мари. Декорация – зрительное воплощение двенадцатитоновой серии – двенадцать комнат. В одной – Воццек и Мари, в остальных сидят музыканты и играют… Без дирижера… Не видя друг друга. И играют идеально. Звучание на протяжении всей оперы – точно выверено и сбалансировано.
Во-вторых… несколько странную сценографию, при которой слово иногда расходится с «делом»… Кому-то это колет глаза (а кому-то и нет), а уж прикрывать ли их на такие несоответствия или кричать об оных во весь голос… каждый решит, полагаясь на свой вкус.
Есть у многих современных режиссеров такая черта – актуализация. У Дмитрия Чернякова она выражена очень ярко. Уж казалось бы, «Воццек», написанный в начале XX века, и так актуален, не успел еще устареть, так же как драма Бюхнера, а уж в России, где опера известна лишь студентам-музыкантам, и стареть-то нечему… Но, оказывается, можно и еще актуальнее. В угоду этому капитан становится «Капитаном» в кавычках, доктор – «Доктором», а Воццек одет в классический костюм и носит галстук. Внебрачное дитя, вместо того чтоб скакать на палочке, самозабвенно играет в гонки, а кабак превращается в средней руки кафе-бар. Куда и приходит Воццек уже во второй сцене…
Вообще количество декораций-мест действия сведено до двух интерьеров – это упомянутое кафе и комната Мари. Никаких полян, никаких прутьев, никаких болот и вообще никакого пленэра. Убийство совершается в комнате, куда же был заброшен нож – для зрителя остается загадкой… Но обо всем по порядку.
Первая сцена… Вы, наверное, ждете, что Воццек будет брить Капитана, а Капитан будет делиться с ним своими размышлениями… А вот и нет! «Солдат» Воццек и «Капитан» – это ролевая игра, с садомазохистким уклоном. Капитан не просто выговаривает Воццеку, что он аморален и постоянно спешит, он при этом его унижает, заставляет драить пол и чистить себе сапоги зубной щеткой. Естественно, после такого никакие прутья Воццек резать не пойдет, он обратно наденет рубашечку-брючки-пиджачок и пойдет в бар, где его друг Андрес будет писать sms’ки, а видения, тревожащие Воццека, и его неадекватное поведение в таком контексте заставляют подумать о белой горячке. Мари и Маргрет в комнате обсуждают стати «мужчин-из-телевизора» и не сказать, что сильно ссорятся, скорее, подкалывают друг друга, пока Маргрет не напоминает Мари о ее «семейном положении», после чего соседка уходит, «по-англицки», не прощаясь. С Воццеком у Мари поговорить не выходит на протяжении всей оперы: то он в бреду, то он в ревности. К Тамбурмажору (первую половину слова можно отсечь – такой «мажорный» мужчинка) Мари сама клеится все в том же кафе, и уж, скорее, она его соблазняет, чем он ее. «Доктор» – тоже непонятная фигура: то ли доктор, то ли еще один «друг» по ролевым играм.
Результатом подобного переосмысления персонажей оказывается то, что единственный нормальный человек во всей опере – сам Воццек (Андреса и Подмастерьев, как персонажей эпизодических, считать не будем). Все остальные же – взрослые дети, которые играют в свои странные игры. Играет «Капитан», тешит свою манию величия «Доктор», резвится как девочка и скачет как козочка Мари, столь экстравагантно заигрывая с Тамбурмажором, он же, как подросток, выпивший лишнего, лезет в драку с воплем «Я мужик». Все развлекаются на свой лад. Один Воццек, подыгрывая другим за деньги, чувствует себя глубоко несчастным: у него-то нет своей веселой игры, у него весьма невеселая действительность.
Итог развития – убийство в гостиной. Труп аккуратно усаживается Воццеком на стул. Нож выбрасывается за сценой – зритель лишь читает субтитры в абсолютной темноте. Этакая аллюзия на немое кино. Интерлюдия-реквием звучит по живому Воццеку, при этом на сцене – словно вертикальный срез многоквартирного дома. И в соседних квартирах под музыку высокого эмоционального накала и глубокого трагического пафоса продолжается обыденная жизнь: супчики-газетки… В общем-то, никому, кроме детей, и дела нет, что там где-то кого-то по соседству убили…
Сказать по правде, меня эта история о равнодушии мало тронула. Может потому, что уж больно много этого всего в повседневной жизни. Достаточно включить телевизор и посмотреть новости. Хотя «Воццек», как история о маленьком несчастном человеке, обычно вызывает у меня отклик. Но здесь Воццек не маленький – недаром создатели заявили, что сняли социальный аспект драмы. Даже не скажешь, что он слабый. Просто нервы ни к черту с этими чужими играми.
Надежда Игнатьева,
студентка IV курса ИТФ.