«Ночь перед Рождеством» в Мариинке
№ 4 (93), апрель 2009
Премьеру оперы Римского-Корсакова сыграли в Концертном зале Мариинского театра 31 декабря и потом давали все каникулы, продолжая тем самым осуществлять стратегию художественного руководителя Мариинского театра Валерия Гергиева, намерившегося превратить новую площадку своего предприятия в место, куда ходят и родители с детьми. Начало этому проекту положила прошлогодняя неудачная «Волшебная флейта», потом последовали оперы Моцарта, Равеля и Пуччини, исполнявшиеся по-русски, дабы облегчить малышне понимание сюжета.
Зал так устроен, что публика сидит вокруг игровой площадки на разных уровнях, следовательно, зрелище должно быть приспособлено к обзору со всех сторон. Тем более что прекрасная акустика позволяет любому звуку раздаваться из любого места без ущерба для баланса. К примеру, в «Ночи перед Рождеством» в сцене полета Вакулы верхом на черте по ночному поднебесью солирующий скрипач, названный «Диканьский месяц», находился в дальнем верхнем углу зала – и был слышен оттуда так же прекрасно, как аккомпанирующий ему из ямы оркестр. Однако большинство мизансцен развернуто на дирижера и соответственно на четверть зрителей, остальные три четверти видят происходящее сбоку или вовсе с тыла.
Вечная оперная проблема – пропасть между музыкой и ее сценическим воплощением. Композитор, как помним, сочиняет маленький финальный хор «В память Гоголя» – но режиссеру этого мало. И он присовокупляет еще массовика-затейника, обряженного жителем Диканьки, в гриме Гоголя, каким тот изображен на знаменитом портрете Федора Моллера 1841 года (даром что «Вечера на хуторе…» писаны десятью годами раньше, когда Гоголь выглядел совсем иначе). Массовик потешает публику, потчует ее горилкой и разве что не просит хором ответить, кто спрятан в мешке и кто украл месяц.
То есть продемонстрировано распространеннейшее – и в драме, и в опере – стремление не вникать в автора, но его раскрашивать. Спасают дело артисты, способные сделать роль самостоятельно. Один из лучших мариинских басов Геннадий Беззубенков в партии старого казака Чуба красоту и точность вокальной работы соединяет с такими же свойствами работы актерской. Гелена Гаскарова – дочка Чуба, капризная Оксана – затопила зал своим крупным, свежим, сочным сопрано. Сергей Семишкур, на глазах выходящий в ведущие тенора труппы, предстал звонкоголосым и весьма органичным кузнецом Вакулой.
Но главными героями, на мой взгляд, стали даже не певцы, а оркестр, ведомый Михаилом Татарниковым, и художник по свету Глеб Фильштинский. Хотя в фантастических картинах, для которых Римский-Корсаков, повелитель стихий воздуха и воды, написал фантастически красивую музыку, живописующую полеты Вакулы и всякой нечисти сквозь хоры стройные светил, г-жа Маликова предложила свое решение. Она выпустила тетенек с цветными шарами, которые они кидали зрителям, а те принялись шары перебрасывать – в результате музыка оказалась звуковым оформлением этих игр. Но все-таки была и минута правды: Фильштинский как настоящий художник понимал принципиальные особенности зала, и, когда опера дошла до места действия, обозначенного в либретто как «воздушное пространство», это пространство потонуло в завихрениях космической световой метели…
Василий Ястребцев, биограф и почитатель Н. А. Римского-Корсакова, в письме к нему так комментировал инвективы недоброжелателей Николая Андреевича: «Пусть Ваша музыка «холодна» (!!?..), но ведь льды царственно венчают полюсы; те же льды, отражая в себе небо, звезды и солнце и сверкая мириадами самых фантастически-причудливых огней, сковывают вершины лишь высочайших гор… Что же касается того, что «Ночь», быть может, ниже «Снегурочки», то ведь и в этом беды особой нет, ибо вообще выше «Снегурочки» оперная литература со времен сотворения мира ничего лучшего не создавала». Горячо соглашаясь с Василием Васильевичем, с удовлетворением констатируем: все-таки хорошо, что к «Снегурочке» в репертуаре Мариинского театра прибавилась «Ночь перед Рождеством», пусть даже и в такой постановке. Потому что, если дети на каникулах станут слушать музыку Римского-Корсакова, это занятие нельзя не признать самым правильным из всего, что они вообще могли бы в это время делать.
Евгений Сергеев,
студент IV курса ИТФ