№ 4 (6), апрель 1999

Случилось как-то мне в разгар семестра по делу в общем-то обычному, особенно для теоретика, заглянуть в один отдаленный уголок нашей Консерватории, спрятавшийся за батареей мусорных баков, в темном грязном закоулке «под аркой». (Те, кто бывал в rонсерватории сразу же понимают, что в этом мало приятном месте дислоцируются наши «филиалы» – фонотека и видеокласс.) Целью моего визита был каталог фонотеки. Там можно найти все, что нужно мне для работы над курсовой, думала я. Действительно, если не здесь в собрании записей крупнейшего музыкального ВУЗа страны, то где еще можно послушать интересующие вас вещи?

А интересовали «нас» записи произведений русских композиторов, написанных в первое десятилетие XX века: ранний Рахманинов, Василенко, Ребиков, Н. Черепнин, Штейнберг, Гнесин… Думаю, не ошибусь, если скажу, что из всего этого перечня только имя С. В. Рахманинова вызовет у современного музыканта более-менее определенные музыкальные ассоциации, причем это касается не только музыкантов-исполнителей, но и многих музыковедов! А остальные как же? А вот как: разве могут возникнуть музыкальные ассоциации, если им и взяться-то неоткуда? Ни одной записи интересовавших меня сочинений вышеперечисленных композиторов я не нашла. Исключение только подтверждало правило – одиноко стояла карточка с «Островом мертвых» Рахманинова, да еще обнаружился единственный CD с тремя симфоническими картинами Лядова и двумя произведениями Черепнина (вероятно, «в нагрузку»). Состояние легкого шока… Нет ни-че-го!

Значит, совсем не исполняется? Значит, совсем никому не нужно и не интересно? (Кто-то скажет: «Наивная! Нашла что искать, да еще в записях! Каких-то штейнбергов, гнесиных… Да кто сейчас имена-то такие помнит? Хотя Гнесина, конечно, еще помнят, но чаще не за композиторские достижения, а за заслуги перед Отечеством на ниве народного образования и чаще даже не мы, консерваторцы, а наши соседи – «академики»).Только тогда я осознала, что огромный пласт отечественной музыкальной, и не только музыкальной, культуры уходит или уже ушел безвозвратно. А мы и не заметили…И сейчас, по прошествии почти века спрашиваем себя: «А был ли мальчик?» Может ничего вовсе и не было там, на рубеже, между Римским-Корсаковым и Прокофьевым со Стравинским? Там, в уже почти мифическом «серебряном веке», пытавшемся преобразить весь мир в «Мир искусства», где только музыкантам мы отвели места где-то «на задворках», именуя их как-то с оттенком пренебрежения что ли – «композиторы рубежа веков». Так вот: всех в одну «не-могучую кучку»…

Сейчас только ленивый не говорит о том, что надо возрождать отечественную культуру, восстанавливать историческую справедливость, поднимать архивы, доставать с пыльных полок музейных хранений ранее недоступные материалы, документы, за которыми стоят живые люди, реально двигавшие историю вперед. Конечно, в живописи или литературе это сделать гораздо легче: достал из запасника картину, организовал выставку, издал рукопись – и, пожалуйста, знакомься с некогда забытыми, а теперь возвращенными шедеврами. И знакомятся. Зайдите в любой крупный книжный магазин – чего тут только нет! Все поэты «серебряного века» изданы и даже не в одной серии! Пишутся статьи, труды, диссертации. А как радуются любители живописи, когда узнают, что где-то найден какой-нибудь малюсенький набросок или рисунок известного художника! Сколько уже проведено выставок, издано альбомов, книг по русской живописи, по деятельности «Мира искусства», по модерну. А что в музыке? У нас – глухо…

Можно, конечно, взять партитуру. Хотя что с ней делать простому смертному? Ни читать ее как книгу, ни разглядывать как картину бедняга не может. Каждому понятно: узнать и полюбить музыку можно только слушая ее и, по возможности, в хорошем исполнении, сегодня – хотя бы в записи, а их-то как раз и нет! Держу пари, если бы Чайковского в свое время признали «неактуальным», его музыку перестали исполнять, партитуры «забыли» на полках хранений, то лет через восемьдесят о нем говорили бы: «Да-да, был вроде такой композитор». Абсурд? Да. С гениальной музыкой такого не бывает. Пример – «старина» Бах. Через сто лет после смерти «воскрес» и до сих пор благополучно «живет и здравствует». К сожалению, выдав «патент на гениальность» одним, мы быстро забываем других, из поколения в поколение повторяя раз и навсегда заученные оценки как не вызывающие сомнений аксиомы.

Однако самое неприятное, что такой однобокий подход у нас по-прежнему влияет и на репертуарную политику. Если некоторые произведения почти не сходят с афиш, другие только дожидаются своего «воскресения» или же появляются реже, чем дождь в пустыне. Так наши любимые произведения, превращенные стараниями оборотистых антрепренеров в «попсу» и «хиты» обеспечивающие и хорошие сборы, и довольную публику, совершенно не дают прохода своим менее удачливым «собратьям». Конечно, любому оркестру лестно дать новую интерпретацию давно известной Шестой симфонии Чайковского или Седьмой Шостаковича. Но в результате мы имеем их записи по десятку вариантов, зато ни одной версии последней части «Образов» для оркестра Дебюсси – композитора, без которого музыка в ХХ веке могла бы развиваться по совершенно другому «сценарию».

Есть и другая сторона. Кто-то знает только Пятую симфонию Бетховена, «тащится»от нее и «это все, что от жизни нам надо». Но другим, к числу коих относит себя и ваша покорная слуга, постоянно хочется новых музыкальных впечатлений. Так почему бы не последовать примеру наших предшественников и не возобновить что-нибудь наподобие рубинштейновских «Исторических концертов», так популярных у публики чуть более ста лет назад? Тогда можно будет спокойно удовлетворять требования всех: кто-то пойдет на знакомое, любимое, а кто-то туда, где можно получить новые музыкальные впечатления. На днях у нас в Консерватории состоялось нечто подобное – концерт из произведений Рославца, Прокофьева, Щедрина под общим девизом «Назад в XX век». Но такие проекты все равно остаются редким приятным исключением. Для их организации нужна определенная база знаний и в первую очередь со стороны исполнителей. Где ее взять?

Студенты-исполнители не знают русскую музыку «рубежа веков» настолько хорошо, чтобы заинтересоваться идеей ее исполнения. И в этом, увы, «заслуги» нашей музыковедческой науки, где сам подход – «альпинистский». Посмотришь ее отражение в консерваторской программе по истории музыки – ну прямо-таки гряда вершин, одна сплошная гористая местность, состоящая из гениев. Самостоятельно заниматься поисками исполнители вряд ли будут. Но этим с удовольствием займутся и музыковеды, если будет специальная база. Может быть, администрации студии звукозаписи, в ведении которой находится наша фонотека, стоило направить часть усилий на ревизию своих фондов и планомерное приобретение новых записей с целью заполнить существующие «пробелы»?

Позволю себе немного пофантазировать. Как было бы здорово, если на базе нашей Консерватории при участии исполнительских и теоретических кафедр и при поддержке ректората была бы разработана специальная программа. Ее главной задачей стало бы разучивание и исполнение незаслуженно забытых и почти вычеркнутых из нашей памяти произведений русской музыки. Многое из того, что никогда не исполнялось в советское время или же исполнялось крайне редко, можно возобновить при участии студентов, записать в том же БЗК и сохранить хотя бы для учебных целей. На базе этой программы организовать серию концертов в одном из залов Консерватории. Исполнение многих произведений, возможно, стало бы для них «вторым рождением», возвращением их слушателю – ведь у нас есть и свой оркестр, и хоры, и оперная студия, и множество самых разных камерных ансамблей…

Если не нам, Московской консерватории, то кому сейчас под силу такое большое дело? За него пора браться. И, может, тогда через несколько лет поговорка «что имеем – не храним, потерявши – плачем» не будет звучать так актуально и оттого еще больнее… Вслед за организаторами концерта поспешим «Назад в ХХ век», ведь времени осталось очень мало. Если вновь опоздаем, то уже точно потеряем что-то важное, на этот раз безвозвратно…

Ирина Никульникова,
студентка III курса

Поделиться ссылкой: