№ 5 (85), май 2008

Впервые выступая в качестве критика, пишущего рецензию на концерт, постараюсь ограничить себя в суждениях, гласящих – «Только так и никак иначе», – предложив читателю лишь взгляд начинающего композитора на искусство уже сложившегося интерпретатора звука.
8 апреля 2008 в зале им. Н.Я.Мясковского состоялась встреча с известным пианистом и композитором, учеником Л.Н.Наумова и Н.Н.Сидельникова – И.Г.Соколовым. На этот раз Иван Глебович предстал перед заполнившей зал публикой исключительно в качестве творца собственного фантазийного звукомира соответственно изначально предложенной автором программе: «Я такой, какой я есть» и «Я есмь середина между двумя крайностями, и эта середина сама является крайностью, суть которой – отсутствие крайностей».

Таким образом, некая антитеза продиктовала структуру мероприятия: концерт был поделен на два равноправных акта, где в первом композитор раскрылся как апологет новой простоты, истоки которой – в наследии П.И. Чайковского и А.К.Глазунова, а во втором неожиданно появился в образе экстравагантного автора перформансов в духе Джона Кейджа. Сам И.Г.Соколов считает, что эта сложившаяся стилевая дихотомия суть единого: «художник смотрит в себя, как в отражение макрокосма», и это внутреннее зеркало может показать совершенно разные грани одного «Я».
Исполненная В.Абрамяном и автором Соната для скрипки в сопровождении фортепиано ми минор, была навеяна образами «Карельской легенды» Глазунова, что проявилось не в заимствовании или цитировании музыкального материала, но исключительно в переосмыслении содержания. Композитор запечатлел чувства, родившиеся при первоначальном прослушивании произведения, в самостоятельной музыкальной данности. В первом отделении прозвучали также романсы И.Соколова, которые отличала удивительная бережность в отношении к слову и чуткость к природе вокального интонирования. Отрадно сопереживание певицы Е.Золотовой, прекрасно исполнившей все шесть романсов, но особо отличившейся в таком лирическом высказывании, как «Коршун» на слова А.Блока и «Горох тебе в спину» на слова Д.Хармса.
«Простота выражения… За ней нельзя скрыть бедность содержания» – аргументирует И.Соколов одну из своих стилевых крайностей. И возникает вопрос, а что нового в этой простоте? Не есть ли это попытка скрыться в прошлом, более привлекательном и ясном, чем пребывать в не изученном настоящем? Однако искусство создано человечеством, на которое распространяются законы земного бытия, и творец – вассал отведенной ему эпохи, – обязан нести повинность сюзерену, т.е. своему времени.
Второе отделение концерта целиком состояло из хэппенингов или перформансов. «Можете называть это как угодно» – говорит композитор, по-своему трактующий жанр, определенный М.Кагелем как Инструментальный театр.
И.Соколов особо выделяет значение жеста и живой реакции зрителя на него: «художник обязан иметь в палитре все краски, но имеет право на любое их количество, даже на одну». Пополнение музыкальной палитры средствами смежного с музыкой театрального искусства приводит к расширению границ имманентно музыкального и вовлекает слушателя в увлекательную игру, в которой он (слушатель) и его реакция становятся частью процесса развертывания произведения. Монологичность, заложенная в чистой музыке, уступает место диалогичной игре с аудиторией, оживляя академизм, столь характерный для рядового концерта в стенах Московской Консерватории. Автор проявил незаурядные театральные способности, с детской непосредственностью ложась на пол, надувая воздушный шарик и вставая на опущенную заранее крышку рояля.
«Слова в этом произведении играют такую же роль, как и музыка»… В своих перформансах, безусловно обнаруживающих связь с такими произведениями как «45 минут для чтеца» Д.Кейджа, И.Соколов рисует собственную картину видения мира искусства. Ее принятие или опровержение – выбор слушателя, не зависящий от воли автора, который радостно заявляет: «Я такой, какой есть» или «Вот он – я»…
Приятно сознавать, что среди нас живут такие музыканты, чье творчество, не притязая на концептуальную свободу слушателя, способно заинтересовать и погрузить в особый мир − мир солнечного детства, радости от каждого прожитого мгновения и непоколебимой уверенности в ценностях земного бытия.

Анастасия Федяева,
студентка I курса КФ

Поделиться ссылкой: