Территория КИТЧ
№ 1 (99), январь 2010
«Китч – массовая музыка для избранных…» – так сформулировал Марк Пекарский идею организованного им концерта, который прошел в Рахманиновском зале 8 декабря. Зал был полон и собрал публику всех возрастов.
Тон первому отделению задало сочинение Павла Карманова «Душа моя» на слова Е. Фанайлова в исполнении Алисы Гицба. Яркая гимническая музыка с налетом минимализма своей приподнятой торжественностью вызвала ассоциации с госпелами, а ритмические перебивки сопровождения навели на мысль, что можно сделать отличную Drum&Bass-версию сочинения в копилку танцевальной молодежной культуры. «Цветущий жасмин» Георгия Пелециса, напротив, погрузил в атмосферу волшебной элегии. Романтически окрашенная мелодия скрипки (Марина Катаржнова) на фоне звучания переливающихся ксилофонов и контрабаса – та новая простота, которая способна волновать. Вальсирующий метр, переклички скрипки и ксилофона с эффектом эхо, нежное пиццикато в прозрачных пассажных переборах и истаивание – все это вызвало в душе сладостную ностальгию по музыке прошлого. Но… неожиданно сказка кончилась.
На смену ей пришли «Четыре газетных объявления» Мосолова. Сочинение для голоса и фортепиано в свое время было инструментовано для камерного состава Эдисоном Денисовым, а Марк Пекарский уже по образцу Денисова сделал переложение для своего ансамбля. Четыре небольших пьесы attacca произвели фурор. «Собака сбежала! Сука…» – эта недвусмысленная фраза всегда радует публику. Пекарский, стоя за дирижерским пультом, «заострил ее проблематику», задумчиво повторив последнее слово. В третьем номере, повествующем о намерении несчастного гражданина Заики поменять фамилию, чудесно звучали пила и небольшой квази-лирический эпизод, затем солистке вручили рупор, в который она декламировала: «Лиц, имеющих препятствие к перемене фамилии, просят сообщить в Краснодар!» Гонг и устрашающие «вышагивания» басов охарактеризовали объявление, которое начинается так: «Лично хожу… Крыс-мышей морить»; апофеоз этого номера – отдельно произнесенное «25 лет практики!»
Завершило первое отделение «Танго» Марка Пекарского, написанное, по словам автора, «как китч, как номер для балета Красноярского театра». Подражание прокофьевским интонациям, отголоски «Болеро» Равеля в сочетании с обширным инструментарием принесли слушателям много радости.
Антракт объявили в рупор. И на всем его протяжении в зале звучали песни Beatles под аккомпанемент клавесина. Было весьма «китчево»…
Во втором отделении пятеро участников ансамбля во главе с Пекарским долго и упорно хлопали в ладоши и щелкали пальцами, вступая в диалог, состоящий из простых предложений. Чисто музыкальным сопровождением этому действу явились ритмизованные квинты ксилофона. Это длилось долго: вначале фоном диалога и одновременно его ритмической сеткой стали два хлопка, затем их стало три, четыре… Метрическая прогрессия дошла в итоге до шести, и все неожиданно оборвалось. Словесная арка – «Ну что я вам могу сказать?» вначале и «Я этого не говорил!» в окончании – могла показаться увлекательной, особенно при сменах метра, но… слова поверх хлопков были едва различимы, из-за чего пришлось долгое время напрягать свой слух, а в итоге оставить эту затею и поддаться гипнотизирующей власти однообразного ритма. Зал терпеливо ждал конца, после чего раздался чей-то возглас облегчения: «Ну, слава тебе, Господи!..» А что вы хотели, ребята? Вы же на КИТЧ пришли!
Однако оказалось, что это только начало составного номера, а хлопанье – лишь ожидание чтеца, Льва Рубинштейна, на чьи слова написано «Появление героя» Владимира Мартынова для чтеца и ударных. Сочинение служило неким философским, не без налета юмора, завершением концерта. Его «сюжет» был поделен на несколько относительно законченных фрагментов, в которых выступления чтеца перемежались с отдельно звучащей музыкой. Каждый этап поначалу заканчивался словом «думать», чему отвечало еле уловимое гудение. Затем добавились два ксилофона как медитативное созерцание и, одновременно, минималистский фон для последующего «напластования» звучности, далее – подвешенные тарелочки, потом и листы, которые были расположены на балконах. Пространство расширялось, набирая мощь звучания и подчиняя себе слушателя: в перекличках сонорных звукоточек постепенно сложилась остинатная гармоническая формула (слышна нисходящая гамма си мажор, остановка на доминанте), многократно повторенная; в ответ на слова чтеца «И уже не поймешь, где что» у малого ксилофона появилась мелодия; после слов «И не могу, не могу, не могу, не могу…» к гармоничному звуковому полю добавились «посторонние» звуки, образуя новое наслоение; вслед за последней фразой «Потом он надолго задумался» на зал обрушилось плотное, переливающееся многообразием оттенков звуковое полотно… А затем постепенно, на diminuendo, все пошло назад, снимая каждый пласт, и в конце концов осталось первоначальное гудение – звук «си», из которого все выросло и расцвело…
Звук тянулся, и завороженная публика долго не могла понять, живет ли он еще в пространстве зала или уже исчез. Никто не решался на аплодисменты, но наконец это произошло. Так и закончился концерт. Выйдя из зала, я еще долго напевала «Душа моя» и нисходящую гамму си мажор.
Дарья Фадеева,
студентка IV курса ИТФ