Грустные размышления
№ 1 (3), январь 1999
Весть о том, что 17 ноября в Малом зале Московской консерватории состоится концерт Камерного студенческого хора, руководимого Борисом Тевлиным, мгновенно разнеслась в музыкальной среде и вызвала живейший интерес как к некой свежей струе в потоке разноликих явлений фестиваля «Московская осень». И в этом нет ничего удивительного! Тевлинский хор с первых дней своего существования высоко поднял художественную планку, и можно было ожидать не только поразительное по чистоте и красоте звучание, но и в каждом случае – новое, оригинальное исполнительское решение. Установленная руководителем коллектива суровая дисциплина и бескомпромиссно честное отношение к искусству участников хора являются залогом глубочайшего профессионализма и качественного результата: в хоре не остаются те, кто не способен к самоотверженному труду, кто личные интересы может поставить выше интересов общего дела или позволит себе не следовать чисто «немецкой» пунктуальности. Итак, концерт ждали с нетерпением…
Малый зал, к великому сожалению, и масштабом, и, главное, акустическими свойствами оказался подобному событию просто противопоказан. Особая архитектура Рахманиновского зала, к примеру, придавала трем хорам А. Шнитке в том же исполнении ангелоподобный оттенок – незримый дух будто бы парил над слушателем. Но изумительное, легкое звучание было совершенно утеряно в сводах Малого зала, в какой бы его части слушатель не находился: музыка, «пробираясь» между рядами, «наваливалась» на человека и не позволяла молитвенно вознести к ней душу…
Обращаясь к сути молитвы, моления («Вечернее моление о мире» Н. Сидельникова – одно из сочинений, прозвучавшее в качестве премьеры, исполненное с истинным религиозным чувством), к думам о смерти и жизни, понимаешь вопиющее несоответствие внешнего внутреннему. Конечно, концертный зал – не храм, но и он требует определенного настроя (включая внешний вид слушателей), и человеческий голос – прекрасный, удивительный инструмент – тоже нуждается в особенном к нему отношении (наше восприятие инструментальной музыки значительно отличается от восприятия вокальной). И все же, как ни странно, люди – в большинстве своем консерваторская публика – ко всему этому не потрудились подготовиться.
Огорчила и тенденция концерта в целом – ухода от религиозного состояния к светской картинности. Он был построен как два совершенно отличных друг от друга (по обращенности души) миниконцерта, и молитвенное ощущение, которое господствовало в первом отделении, решительно противоречило всему последующему. Мне думается, что смешивать в одной программе глубоко религиозные духовные сочинения с теми, которые далеки от стихии молитвы и умиротворения, не совсем уместно. И в рамках одного отделения сочинение В. Калистратова «Смерть и жизнь» (сценическая версия Б. Ляпаева), пусть даже оригинальное, но требующее актерской игры, не совместимо с внутренним камертоном Трех духовных хоров А. Шнитке, открывших этот вечер.
Пестрота концерта настолько сбивала душевные ориентиры, что в конце концов создалось впечатление некоторого сумбура в восприятии всего, что предлагалось слушателю. Возможно ли после «Отче наш» думать об «Осени» В. Хлебникова? Тем более, что стилистически сочинения А. Шнитке и Э. Денисова настолько разнятся, что создают между собой определенный диссонанс, хорошо ощущаемый присутствующими. И уже совершенно чужеродным выглядело «Сольфеджио» Р. Щедрина (первое произведение, исполненное на bis) между «Вечером» С. Танеева и «Казнью Пугачева» того же Р. Щедрина. В этом случае приходится говорить об «эффектности» не к месту…
Над «Казнью Пугачева» оба Бориса (Тевлин и Ляпаев) тщательным образом потрудились. Но студентам Московской консерватории, несмотря на их огромные старания, еще требуется подучиться актерскому мастерству. Хотя постановка, несомненно, оживила концерт, но некоторые сценические накладки сильно повредили контакту между слушателем и представляемым сочинением (к примеру, эпизод, когда воображаемый Пугачев, обратившись к толпе, несколько раз перекрестился, резво соскочил со своего «пьедестала» и кинулся за кулисы, а ряды хора не успели сомкнуться и скрыть незадачливого артиста от глаз публики).
Мне видится несправедливым давать оценку услышанным произведениям при подобных организационных погрешностях, ибо без них картина бы выглядела совершенно иной. Однако все же нельзя обойти вниманием безупречное исполнение «Вечернего моления о мире» Н. Сидельникова, Обработку русской народной песни Д. Шостаковича, «Смерти и жизни» В. Калистратова, «Посвящения Марине Цветаевой» С. Губайдулиной, «Вечера» С. Танеева и пожелать замечательному хору Бориса Тевлина не только дальнейших музыкальных открытий, но и возможности достойно их представлять в соответствующих условиях!
Жанна Сипапина,
студентка III курса