№ 3 (146), март 2015

Чем больше изучаешь музыкальную историю, тем чаще задаешься вопросами: что есть музыкальное искусство? Когда оно сформировалось и имеет ли свой конец? Можно ли считать любой звук музыкальным, как декларировал американский авангардист Кейдж? Возможно, поиск ответов на эти вопросы даст объяснение происходящему сегодня в академической музыке.

Так, когда же возникло музыкальное искусство? В данном случае речь не идет об одном из древнейших проявлений человеческого творчества – музыкальном фольклоре, где певческая и инструментальная традиции были преимущественно связаны с бытом и повседневной жизнью. Здесь понятие «музыка» не используется в значении искусства (несмотря на некоторые превосходные в художественном отношении произведения). Музыкальным искусством не является и звуковое сопровождение всевозможных культов, начиная от первобытных обрядов. Нашедшее продолжение в египетских и греческих мистериях, античном театре и, наконец, в христианском богослужении, оно воспринималось как часть синкретического искусства, необходимая для осуществления ритуала.

В процессе становления музыки как искусства она обрела самодостаточность – способность к выражению образов и идей посредством себя самой. Кроме того, музыка выработала свои специфические особеннос-ти, базовые элементы, такие как: опора на интонационность – яркий мелодический элемент, развиваемый по принципу повтора или с введением контраста; свойство музыкальной фактуры – совокупность слагающих музыкальную вертикаль горизонтальных линий, их соотношение, разделение на фактурные пласты; гармония – соотношение звуков по вертикали и их функциональное движение; музыкальная ритмика – относительная длительность элементов музыкальной ткани; метрическая пульсация – система чередования сильных и слабых долей. Но самое главное: используя эти языковые элементы, музыка (разумеется, усилием композитора), получила возможность отображать громадный эмоциональный, образный и идейный спектр. Посредством музыки стало возможным передавать философские концепции, на интуитивном уровне выражать то, что не подвластно словесной формулировке, изображать добро и зло, любовь и борьбу, воздействовать на человеческие чувства, передать любой аффект.

Так как музыка подразумевает, прежде всего, эстетическое восприятие, образная тематика высших музыкальных образцов тяготеет к чему-то возвышенному, относящемуся к духовной жизни человека. Неслучайно поэтому обращение к «вечным темам» на всем протяжении существования музыкального искусства. Эта «вечная тематика» обладает уникальным качеством – актуальностью. Темы нравственного воскресения, движения от мрака к свету не имеют «срока давности», они продолжат существовать вне зависимости от жизни искусств, постижение этих тем – высший уровень духовного познания человека. Поэтому весьма показательно, что многократное обращение композиторов разных эпох и стилей к сходной тематике не оказывает со временем на слушателей меньшее эмоциональное воздействие.

Возвращаясь к сегодняшнему дню, возникают закономерные вопросы. Является ли музыкальным искусством то, что по сути своей не опирается на сложившийся язык и образную тематику музыкального искусства? К примеру, сериализм, который исключает возможность привычного использования базовых элементов музыкального языка и, в первую очередь, мелодику. Или спектрализм, конкретная и собственно шумовая «музыка», а также эксперименты в области современного «музыкального» театра? И главное: соответствует ли сложившимся традициям музыкального искусства сама тематика сочинений последователей второго авангарда, часто нацеленная на технику письма или структуру и при этом крайне абстрактная («Структуры» Булеза, «Группы» и «Каре» Штокхаузена, «Секвенции» Берио)?

На композиторском факультете Московской консерватории есть учебный курс с очень удачным, на мой взгляд, названием: современные композиторские техники. И действительно основополагающего слова «музыкальные» в этом названии нет; большинство проходимых там техник помогают их создателям конструировать что-то, и это «что-то» не относится к музыкальному искусству. Можно вспомнить и декларации первых авангардис-тов с их отказом от всего традиционного ради создания нового.

В чем же заключается кризис музыкального искусства? В свойственной современному миру типичной подмене понятий. То, что музыкой не является, было в силу исторических условий музыкой названо. И до сих пор позиционируется именно так. Эта подмена создала в конечном итоге разделение академического направления на традиционное и авангардное, что и привело к любопытным явлениям, вроде минимализма или полистилистики. Возможно, в музыкальном искусстве уже наступила фаза угасания, а новое авангардное творчество не способно реанимировать прежнюю эстетическую систему. Является ли это новое другим искусством – говорить пока рано. Да и слишком сузился диапазон понимающей публики – вплоть до самого композитора и его окружения.

Так можно ли считать любой звук музыкальным? Нет, нельзя. Так же как не все, что воспринимается зрительно, является изобразительным искусством, не каждое воздействие на слуховые рецепторы становится музыкой.

Александр Тлеуов,
студент III курса КФ

№ 8 (142), ноябрь 2014

Просматривая абонементы концертных площадок Москвы, трудно отделаться от ощущения, что публику держат за недалеких людей. С разницей в несколько дней разными оркестрами и гастролирующими дирижерами исполняются две Вторые симфонии Малера. Второй и Третий фортепианные концерты Рахманинова, кажется, вытеснили из репертуара пианистов все другие существующие сочинения в этом жанре, хотя, например, у Прокофьева их целых пять. Как часто играется Седьмая симфония Шостаковича и благополучно проходит мимо внимания дирижеров близкая ей по духу Восьмая…

А сколько неизвестных сочинений ожидает нас в закромах собраний сочинений Моцарта, Бетховена и даже «отца русской музыки» Глинки! Часто ли вы слышали на концерте его музыку к драме «Князь Холмский»? Сколько из двадцати семи симфоний Мясковского исполнялись не то что за сезон, а просто за последние несколько лет?

И ведь не сказать, чтобы в концертном репертуаре не существовало естественного отбора – он, разумеется, присутствует. В пример можно привести «Юдифь» А. Серова – оперу, тепло принятую на премьере, а затем заслуженно вытесненную со сцены более совершенными образцами этого жанра. Однако, естественный отбор предполагает ярлык «второй сорт», приклеенный зачастую совершенно незаслуженно. Чаще всего под грифом «не играть» навсегда остаются ранние сочинения композиторов, порой совершенной не похожие по стилю на их зрелые опусы. Взять хотя бы Шенберга и Веберна. Все знают их додекафонные сочинения – по студийным записям, сделанным для ценителей негармоничной и непривычной музыки. Но почему бы не вставить в концерт шенберговский Струнный квартет № 1 d-moll, вполне себе привычный для широкой публики или Пассакалию op. 1 Веберна в том же d-moll? Нет, уж если не исполнять – то не исполнять ничего.

Проблема заключается не столько в однообразии репертуара, а в нежелании его расширять. Этому противятся и организаторы концертов, влияющие на составление программ, и их участники, включая дирижеров, не все – но многие. Чтобы выучить новое сочинение, необходимы усилия многих музыкантов, особенно если произведение сценическое. Разумеется, намного проще и надежнее играть год за годом все те же «Времена года» Чайковского. Сочинение хорошо известное гарантированно наберет нужное количество слушателей, а то, что оно уже заиграно до невозможности – неважно. И еще вопрос, окупятся ли старания, примет ли публика что-то новое (будто ей можно лишь крутить одни и те же песни как на шарманке)? На то есть контрпример – увертюра к опере Россини «Севильский цирюльник», взятая композитором… из своей ранней оперы, нам теперь совершенно неизвестной. Так ли плоха была эта опера, если увертюра из нее регулярно играется в концертах сама по себе?

Словом, похоже, что от этой проблемы никуда не деться. Если ничего не предпринимать, то действительно ничего и не улучшится. Но, к счастью, против стагнации есть выработанное средство борьбы, а именно тематические циклы концертов и записей. Концепция может быть любая: «Неизвестный кто-то», «Хоровая музыка тех-то», «Английская классика такого-то века», «Все песни того-то», «Все сочинения на такую-то тему»… Именно в таких концертах обычно звучат редкие или неизвестные нашей публике сочинения. Как хорошо, что есть музыканты, не ограничивающиеся одним и тем же набором партитур, а сознательно расширяющие свой репертуар!

Михаил Кривицкий,
студент IV курса ИТФ

№ 6 (140), сентябрь 2014

«Жизнь уже больше не театр. Жизнь уже больше танцпол…» – декламирует со сцены «Практики» современный поэт Олег Груз. Я же задумываюсь: но ведь и театр сегодня все больше похож на танцпол…

Перед глазами сразу же всплывает эпизод из спектакля студенческой труппы Кирилла Серебрянникова «Охота на Снарка» по Льюису Кэрроллу, где 10 представителей различных профессий на букву «Б» и с ними Бобер отправляются на поиски некого существа, доселе невиданного. Целых полтора часа актеры только и делают, что беспрестанно поют a’cappella, стонут, визжат, вопят, и при этом беспрестанно взад и вперед бегают по сцене. В прессе это действо сразу же обозвали «хипстерской оперой».

Помню свои впечатления после просмотра: ярко, радостно, смешно – эмоции зашкаливают. Все это не выходило у меня из головы не одну неделю! Только за этим буйством красок явно был упущен смысл, заложенный Кэрроллом: зачем все эти «Б» ищут Снарка, да и кто вообще такой этот Снарк? Спектакль превратился в пустую суматоху. И это очень жизненно, ведь наши темпы настолько ускорились, что порой мы не успеваем осознать происходящее вокруг, а иногда даже понять, что мы делаем и зачем.

«Идите в театр, забудьте обо всем хотя бы на вечер», – говорит нам актриса Театра имени А. С. Пушкина в видео-ролике, выпущенном ко дню театра. В их спектакле «Много шума из ничего» Шекспир был настолько осовременен, что получилось даже несколько вульгарно: вместо карнавала – самый настоящий танцпол с живыми музыкантами, исполняющими попсовые песенки; словно задача постановщика – этот фарс перфарсовать, да перевыфарсовать, чтобы завеселить зрителя до потери пульса!

Даже в серьезном спектакле РАМТа «Цветы для Элджернона» не обошлось без танцев и громкой музыки. И все равно, несмотря на всевозможные «примочки», безумные декорации, световые эффекты, несмотря на всю эту зрелищность, мой спутник устало вынес свой вердикт: «Мне пришлось очень переживать, а я не хочу этих переживаний, мне больше нравятся комедии».

Но искусство должно будоражить чувства, должно проникать внутрь сознания, должно затрагивать за живое! Что есть у современного человека для «очищения души»? Чем он «питается» – вкусозаменители, подсластители, загустители, все это лишь внешнее, а что остается у нас внутри? Как отличить истинное искусство от дешевого «ширпотреба»?! Где ключ к пониманию искусства? Что ж, идите в театр – загляните в себя хоть на один вечер…

Ксения Ефремова,
студентка IV курса ИТФ

№ 6 (140), сентябрь 2014

Экзамены, в том числе и выпускные, проходят не только у студентов высших учебных заведений, но и у школьников. Юные музыканты играют программу по специальности, сдают сольфеджио и музыкальную литературу. В этом году мне пришлось принимать выпускной экзамен по сольфеджио у седьмого класса обычной музыкальной школы города Москвы. И захотелось поделиться своими мыслями.

Уровень подготовки детей на экзамене меня неприятно удивил. Когда ты видишь, с какой мукой выпускник отвечает билет, как он путается в материале первого-второго класса, встает вопрос – почему так происходит? Даже многим профессиональным музыкантам этот предмет давался в детстве со слезами, что же говорить о тех детях, которые никогда не выберут музыку своей специальностью. Наверное, в этом кроется одна из причин, почему многие, оканчивая школу, испытывают тихую ненависть к музыке. Может вообще стоит исключить из программы предмет сольфеджио?

Посмотрим на эту проблему с исторической стороны и задумаемся – почему XIX век подарил русской культуре целую плеяду выдающихся музыкантов, а сейчас в искусстве как будто случился кризис? Почему академическая музыка не востребована широким кругом слушателей? Мне кажется, ответ очевиден. Принятое в дворянском обществе домашнее образование позволяло находить индивидуальный подход к обучению каждого ребенка, прививая с детства любовь к музыке и, тем самым, раскрывая сильные стороны его дарования. Взращённая в кругу семьи практика музицирования считалась хорошим тоном, признаком воспитанности. Музыка была не привилегией, а потребностью. Это, в свою очередь, вело к появлению музыкантов-любителей, которые наполняли залы, подвигая композиторов к написанию музыки. И эту музыку публика не просто любила и слушала для удовольствия, но и понимала.

А в наше время? Что это – неумение преподавателей работать или нежелание детей заниматься? Попробуем посмотреть на проблему изнутри. В современной школе учитель должен работать с большой группой, в которую ходят дети с разными способностями: за одной партой могут оказаться «абсолютник» и «гудошник». Как порой выражаются педагоги: «Надо привести их к общему знаменателю», – ведь есть план, программа, которую нужно освоить за семь лет. За эти годы учитель должен вложить не только массу теоретических сведений, но и «натаскать» на практику: диктанты, последовательности (о дисциплине даже не хочется говорить). В такой обстановке задача воспитать интерес к музыке не стоит, главное – сдать выпускные экзамены.

Вот и получается, что «отштампованные» по госпрограмме дети выходят из школы с твердым убеждением, что «серьезная» музыка – это очень скучно, что сольфеджио сводится к написанию диктантов и знанию ступеней, на которых строятся интервалы и аккорды. За всем этим теряется понимание музыки как живого, развивающегося по собственным законам организма.

Мне кажется, что самая суть вопроса заключена в неправильном подходе к организации процесса. Никому не придет в голову проводить уроки специальности (игры на инструменте, пения) в группе. На этих занятиях большое внимание уделяется природным данным ребёнка, его способности обучаться, здесь важна непосредственная передача навыков и умений, возможная только при индивидуальной форме работы. В то время как на сольфеджио, где все названные факторы не менее актуальны, дети оказываются в большой группе, насильно равняемые под единый средний уровень. А ведь этот важный предмет – очень интересен! Всё зависит только от грамотного подхода.

Ольга Зонова,
студентка IV курса ИТФ

№ 6 (140), сентябрь 2014

Каждый консерваторский выпуск интересен по-своему, и работы молодых композиторов складываются в своего рода единую картину. В июне прошли дипломные экзамены композиторов-выпускников 2014 года. В камерных программах были представлены сочинения для различных составов: от дуэтов до большого ансамбля солистов, которые мастерски исполнил Ансамбль «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова. Симфонические сочинения прозвучали в великолепном исполнении Симфонического оркестра Министерства обороны Российской Федерации под управлением Романа Белышева.

В предыдущие годы дипломные работы в большей степени были ориентированы на «продвинутую» публику – в музыке преобладали экспериментальные черты в области приемов звукоизвлечения, формы, динамики. Сочинения многих выпускников нынешнего года запомнились большей склонностью к диатонической гармонии, традиционным формам и жанрам.

Казалось бы, стремление к воплощению разных тенденций можно рассматривать как оптимистический «прогноз» в реализации дарований выпускников Московской консерватории: каждый из них легко мог бы найти для себя подходящую сферу применения. Однако в действительности, к сожалению, все происходит несколько иначе. За время обучения формируется творческая личность и индивидуальный почерк молодого композитора, вырабатывается свой стиль, оттачивается профессионализм. Необходимыми этапами учебы являются освоение законов музыкальной формы, полифонии, гармонии, инструментовки для камерного и симфонического оркестра, а также для духового оркестра и оркестра русских народных инструментов. Расширяется кругозор в области современной музыки, студенты овладевают основами электронной музыки. Безусловно, обучение в вузе такого уровня дает огромный багаж знаний, но есть ли возможность применить его на практике?

К сожалению, и в России, и во многих зарубежных странах, вопрос профессиональной реализации молодых композиторов стоит очень остро. Ежегодно кафедра сочинения композиторского факультета Московской консерватории выпускает более десяти композиторов. Многие из них вынуждены отказываться от сочинения музыки либо в пользу преподавания в учебных заведениях, либо вовсе менять сферу профессиональной деятельности. Наряду с выпускниками исполнительских факультетов молодые талантливые композиторы нередко оказываются невостребованными по своей специальности.

К сожалению, интерес к современной музыке в нашей стране существует преимущественно в узкопрофессиональных кругах, а у обычных слушателей творчество молодых композиторов подчас вызывает несправедливую, незаслуженную реакцию. Одним из способов преодоления этой проблемы должна быть подлинная заинтересованность музыкантов-исполнителей в новом репертуаре. Афиши концертных залов Москвы неизменны из года в год: Чайковский, Бетховен, Лист… Классика вечна и неоспорима, но как хочется увидеть и услышать в программах новые композиторские имена! Пусть не всегда произведения современных композиторов оказываются по-настоящему успешными, захватывающими, – но все же среди молодого поколения есть немало самобытных и неординарных личностей, заслуживающих внимания публики.

Помимо музыки, предназначенной для исполнения в концертных залах, очевидна необходимость в качественной музыке к спектаклям, художественным и мультипликационным фильмам – ведь они нередко запоминаются именно благодаря яркому музыкальному сопровождению, неотъемлемо дополняющему сюжет. К сожалению, многие каналы современного телевидения сегодня переполнены дешевыми сериалами с соответствующей низкосортной музыкой, которая формирует вкус потенциального слушателя. Картина складывается поистине удручающая…

Однако, являясь представителем молодого поколения музыкантов, могу с уверенностью утверждать, что среди нас немало сильных духом, энергичных и преданных своему делу профессионалов. Это вселяет надежду, что общими усилиями мы сможем преодолеть негативные тенденции, и что у нашей профессии есть будущее.

Марьяна Лысенко,
выпускница КФ

№ 4 (138), апрель 2014

С какого возраста можно учиться музыке? Трудно однозначно ответить на этот вопрос. Конечно, в юном возрасте сложные понятия легче усваиваются и крепче запоминаются. Многие родители отдают своих детей в ДМШ и кружки уже в 3–4 года, не всегда объективно оценивая творческую одаренность ребенка. Однако время расставляет все на свои места: некоторые из ребят совсем уходят из музыки, для других же она становится истинным призванием.

Маленький ребенок не всегда в состоянии сделать самостоятельный выбор, осознанно высказать свое несогласие с мамой и папой. Как правило, вся ответственность за определение его будущего лежит только на родителях. Когда же повзрослевшие дети начинают принимать самостоятельные решения, их выбор может кардинально отличаться от выбора родителей, не всегда в пользу музыки.

Но бывают и другие ситуации. Человек с раннего возраста интересуется музыкой, ходит в любительские кружки, не задумываясь о профессии музыканта. И лишь позднее возникает жгучее желание заниматься музыкой. Конечно, очень многое зависит от личностных качеств самого человека, его самооценки и внутренней мотивации, но выход есть. Практически при каждом среднем и высшем специальном заведениях существуют школы педагогической практики, где в качестве подопечных выступают люди любого возраста, не имеющие музыкального образования. Как и обычные школьники, они устраивают отчетные концерты, демонстрируя свое мастерство.

Один из таких концертов прошел 15 марта 2014 года в Прокофьевском (органном) зале Музея имени М. И. Глинки силами учащихся Детской музыкальной школы имени С. С. Прокофьева. Выступали талантливые взрослые люди, многие из которых работают в совершенно другой сфере. По каким-то причинам они не смогли получить музыкальное образование, но классика настолько вошла в их жизнь, что они решили заняться музыкой в более зрелом возрасте. В течение пяти лет обучения «взрослые школьники» посещали уроки по академическому пению, игре на фортепиано, скрипке, виолончели, флейте, органу, а также на народных инструментах – домре и балалайке. В частности, очень яркое впечатление оставил о себе Илья Першин, ученик третьего года обучения (педагог – Заслуженный артист России В. Д. Иванов), блестяще исполнивший на балалайке Румынскую песню и Чардаш В. Андреева, известного дирижера и художественного руководителя первого оркестра русских народных инструментов.

В целом, у меня сложились приятные впечатления от этого концерта. Участники смогли не только показать слушателям достойные музыкальные навыки, но и доказать, что в любом возрасте можно начать «с нуля» – и в пять, и в двадцать лет. Конечно, вопрос о высшем музыкальном образовании вряд ли стоит перед ними. Но такое беззаветное служение музыке, особенно для личного удовольствия, заслуживает признания и глубокого уважения со стороны общества. Именно эти люди и являются истинными любителями музыки, именно они развивают домашнее музицирование и становятся незримыми «двигателями», подлинными пропагандистами классической музыки.

Мария Зачиняева,
студентка III курса ИТФ

№ 1 (135), январь 2014

Не так давно в Московском доме композиторов завершился ежегодный фестиваль современной музыки «Московская осень». Публике были представлены не только известные и ранее исполнявшиеся произведения, но и новинки молодых авторов. Но, как показал фестиваль, современная академическая музыка многими воспринималась с трудом. Извечная проблема понимания и принятия этой музыки, несмотря на ее активную популяризацию, не исчезла, а остается довольно острой темой, о которой хотелось бы высказаться.

Посещая концерты «Московской осени», я наблюдала за сидящими в зале. Во время исполнения некоторые из них выглядели разочарованными, обманутыми в ожиданиях и даже раздраженными – купленный в холле буклет фестиваля, увы, не отражал характер предлагаемых сочинений. Устав от непонятных, странных звуков, многие начинали откровенно скучать и моментально погружаться в недра своего планшета. А когда звучание, по их мнению, становилось совсем невыносимым, они начинали откровенно возмущаться в голос или демонстративно уходить, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.

Композиторы, сидящие в зале, были вынуждены слушать о своих произведениях неприятные и неаргументированные высказывания. «Бред», «набор звуков», «это не музыка» – то и дело слышалось из уст этих «великих» критиков. Разумеется, на фестиваль приходили и настоящие ценители новейшей музыки. Но те, кто не относился к таковым, омрачали не только атмосферу в зале, но и общее понимание современной музыки.

Зачем же слушатель ходит на фестивали, которые ему непонятны? На этот вопрос есть множество ответов. Во-первых, концерты «Московской осени» абсолютно бесплатны, и этот факт не может не увеличить желание посетить мероприятие, ибо в Доме музыки или филармонии билеты стоят недешево. Во-вторых, перспектива провести вечер в уютном камерном зале, слушая новинки современных композиторов, кажется весьма заманчивой. В-третьих, считая себя великим знатоком всех музыкальных течений, такой слушатель надевает на себя маску профессионального критика и позже в социальных сетях псевдофилософскими изречениями старается оправдать свое неподобающее поведение в зале. Но самая, чудовищная, на мой взгляд, причина посещения концертов этими людьми заключается в стремлении убежать от повседневной рутины, от скучного времяпрепровождения дома.

Мне часто приходилось слышать такие реплики: «А что это за композитор?», «Что сегодня нам сыграют?» или «Посижу-послушаю – домой идти не хочется». После таких заявлений не стоит удивляться массовому недоумению «публики», которая не делает ни малейшей попытки понять цель своего визита. К сожалению, такое неосознанное поведение мешает профессиональному, воспитанному слушателю погрузиться в атмосферу концерта. И вместо того, чтобы улавливать тончайшие звуковые модификации и наблюдать за особенностями исполнения, ему приходится морщиться от постоянного разговора в голос и негодовать, слыша телефонные звонки во время выступления (на таком фоне аплодисменты во время частей выглядят довольно безобидно!..). Конечно, и исполнителям не привыкать к подобного рода невежествам, но все же…

Казалось бы, современная академическая музыка уже присутствует в сознании слушателя, поскольку она исполняется на крупных концертных площадках страны. Усилиями энтузиастов осуществляются отечественные и мировые премьеры. К примеру, в ноябре была исполнена видео-опера итальянского композитора Фаусто Ромителли «Индекс Металлов», которую блистательно реализовал ансамбль «Студии новой музыки» совместно с центром Вс. Мейерхольда. Благодаря интернет-технологиям каждый из нас может познакомиться с интересными произведениями нынешних авторов, что открывает путь к восприятию современной музыки. Однако многие факторы, под влиянием которых на концертах происходит всеобщее непонимание, тормозят этот процесс.

Слух, привыкший к мелодии, не способен без предварительной подготовки принять ее отсутствие. И возникает абсурдное мнение, что авангард – это набор звуков и шумов, а композиторы, сочиняющие подобные произведения, – люди без таланта и души. Закоренелость и узость подобного мышления усиливает нежелание расстаться с консервативными взглядами на музыку. Многим проще снова и снова слушать произведения Баха или Моцарта, чем погружаться в дзен-буддизм Кейджа или в партитуры Пендерецкого. Безусловно, барокко, классицизм, романтизм актуальны и в наши дни, без них музыка не достигла бы своего совершенства. Но отвергать новейшую музыку означает показать свою некомпетентность. Разумеется, нельзя заставить себя полюбить ее, но проявить заинтересованность все же необходимо.

Как же научиться понимать современную музыку? Безусловно, восприятие напрямую зависит от множества факторов: памяти, музыкальной эрудиции, умения анализировать… Прежде всего стоит приучить свой слух положительно реагировать на новое звучание, постепенно увеличивая его сложность – разумнее сначала слушать симфонии Айвза, который только открывает дверцу в мир авангарда, чем сразу изучать электронную музыку. Ориентируясь на учебные пособия и другие текстовые источники, можно познакомиться со всеми стилями музыки последнего столетия (профессионалам хорошо бы с партитурой в руках), выстроив их хронологически. Невозможно отделить течения современной музыки от мирового искусства, поэтому желательно было бы знать, что происходило и в других видах искусства. Все это вполне осуществимо, если есть цель и есть желание, ибо в основе познавания и восприятия, прежде всего, должен лежать интерес. И тогда, приучив себя к новому, мы сможем посещать фестивали современной музыки и получать от нее удовольствие, а на концертах, возможно, исчезнут раздражительные комментарии и недоуменные вопросы.

Надежда Травина,
студентка I курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Идея этих заметок родилась на концерте консерваторского хора, посвященном 90-летию кафедры. Дирижировал профессор С. С. Калинин. Концерт закончился большой провокацией: было исполнено попурри из советских песен, последним в котором был «Марш энтузиастов» И. Дунаевского из кинофильма «Светлый путь». В наше время – и вдруг коммунистические песни в Большом зале Московской консерватории?! Я с любопытством наблюдала за реакцией публики. Многие улыбались и аплодировали, кто-то кричал браво, а кто-то… свистел. В итоге овация приобрела черты митинга, причем оппонировали друг другу седые интеллигентные люди. И я задумалась….

Мы любим говорить о том, как в годы советской власти по политическим причинам запрещалась музыка неугодных композиторов. Это невеселый исторический факт. Теперь же перегиб начался в противоположную сторону. Достаточно заявить, что автор подвергался гонениям и репрессиям по политическим причинам, и уже это привлекает внимание некоторых слоев аудитории вне зависимости от действительных достоинств произведения. Что это, как не лицемерие?

Теперь мода на антисоветские настроения: без этих убеждений сложно войти в определенные «интеллектуальные круги». Требуется если не поддерживать эти идеи «со всем пылом юности», то хотя бы молчаливо одобрять их. Удивительно, но это в каком-то плане продолжение той самой негласной (или даже гласной) цензуры, против которой так возмущаются эти люди!

На хоровом концерте некоторые слушатели кричали и свистели не из-за качества исполнения (исполнение было очень удачным), а выражая свои политические убеждения. Разве плоха музыка «Марша энтузиастов»? Если оценивать по критериям искусства – очень даже хороша! Среди советских песен есть настоящие шедевры, и таких песен много. Они выросли из коммунистической идеологии, но сами по себе действительно представляют ценность.

Нам никогда не избавиться от взаимодействия искусства и политики? Как бы ни твердили, что искусство живет по своим законам, такая проблема все еще существует. Зачастую то, что нынче называют восстановлением исторической справедливости, на деле является учинением новой несправедливости, просто с другим знаком. Видимо, должны пройти многие годы, прежде чем все успокоится и люди начнут мыслить трезво. А пока постараемся быть мудрыми и не кидаться из крайности в крайность.

Кристина Фисич,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Музыковедение, как и любая искусствоведческая наука, относится к гуманитарной сфере. Но не стоит забывать, что в античной системе музыкальное искусство принадлежало сфере математической, сфере точных наук. Несмотря на существующие разные классификации областей научного знания, кажется, ни одна из них не помещает искусствоведение и математику в один класс. Поэтому и сейчас перед любым музыковедом встает вопрос, кто же он – технарь или гуманитарий, физик или лирик?

В доказательство каждой точки зрения можно привести массу аргументов. В пользу математического уклона говорят не только всяческие вычислительные концепции сочинительства (начиная с мензуральных канонов и заканчивая тотальным сериализмом и электронной музыкой), но и само устройство звуковысотной системы, основанной на естественных числовых соотношениях. За гуманитариев – необыкновенное, необъяснимое воздействие музыки на людей, а также декларируемая возможность выразить ею так называемые «тончайшие движения человеческой души».

Разумеется, это противоречие отражается и в построении учебной программы. В крупном плане она делится на теорию и историю, хотя необъявленно присутствует и практика, например, чтение партитур. Молодой музыковед должен постоянно балансировать между этими сферами, не погружаясь в каждую из них с головой. Как же разрешить такое противоречие?

Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо уяснить – в чем особенности «математического» подхода к музыке. Для большинства людей математика – это лишь методы вычисления каких-либо величин, операции над числами (иногда с помощью калькулятора). Не случайно во многих школах типа ЦМШ математические дисциплины нередко считаются чем-то необязательным, даже мешающим – лучше позаниматься лишних два часа на скрипке! Однако вся эта арифметика, алгебра, геометрия – лишь основа для множества других математических направлений. Сутью и арифметики, и алгебры, и геометрии является союз двух методов – абстрагирования и формализации. Первый из них извлекает из явлений реального мира все наиболее общее (самая понятная абстракция – число), второй – устанавливает правила обращения с этими абстракциями.

Везде, где присутствуют строгие правила, веет духом математического метода. А формально точное определение объектов изучения уже позволяет применять богатейший спектр разнообразных математических приемов. Причем строгое определение вовсе не обязательно ставит какие-то жесткие ограничения (как, к примеру, и строгий учитель!), но четко и исчерпывающе определяет изучаемое явление или объект, причем его четкость и полноту можно доказать формальным рассуждением. Более того, даже неясность дозволено вписать в строгую систему, если определить границы этой неясности (так возникла теория вероятности).

Если в недостатке логичных и логических рассуждений упрекнуть музыковедение нельзя, то единой системы убеждений, служащей основой для таких рассуждений, не существует. И не только в музыковедении в целом, не только в отдельно взятой стране, но и даже в отдельно взятой консерватории. Ввиду отсутствия формальных определений многих вещей, интуитивно вроде бы ясных, даже невозможно перевести одну понятийную систему в другую. А мысль, высказанная Станиславом Лемом в его литературоведческом труде «Фантастика и футурология», актуальна и для музыковедения: «…в гуманитарных науках <…> все еще господствует тенденция (напоминающая религиозные войны Средних веков) универсализации в качестве исследовательского направления единой первоначальной школы, из-за чего любые попытки помощи со стороны других научных дисциплин воспринимаются не как вмешательство с целью устранения отдельных устарелых методов исследования, а как агрессия, направленная на уничтожение самой гуманитарной науки».

Но все же не существует коренных препятствий, которые делали бы невозможной формализацию и сопоставление различных музыковедческих теорий. Построение модели человеческого восприятия музыки непременно произойдет, пусть и не в самом ближайшем будущем. Следовательно, и новая, математическая стадия в музыковедении – впереди.

Михаил Иглицкий,
студент IV курса ИТФ

№ 9 (134), декабрь 2013

Что будет с нашими музыкальными вкусами через 50 лет? Такой вопрос касается, увы, не только вкуса. Он затрагивает и другие проблемы, которые делают его более сложным и даже неразрешимым. Что имеется в виду? Прежде всего, процесс человеческого восприятия, художественный конфликт «отцов и детей» и, конечно, эволюция самой музыкальной культуры.

Вопрос вкуса волнует меня и как музыковеда с позиции «а что люблю я?», и как слушателя – идеального, чуткого ко всему новому, восприимчивого к многообразию музыки не только «классической» (академической), но и к культурам далеких стран, равно как и к музыке электронной, року, джазу, поп-музыке. У всех есть свои пристрастия, симпатии и непримиримые антипатии. Например, можно обожать музыку Ренессанса, недолюбливать Чайковского и слушать русский рок. Комбинации могут быть любыми. Но для меня – не важно, к чему относится то или иное произведение звукового искусства.

Часто со стороны старших поколений можно услышать упреки по поводу увлечения рок-музыкой. Их доводы о губительном воздействии таковой просто ужасны: рок депрессивно влияет на психику, он деструктивен по отношению к живым тканям на клеточном уровне. Всем известные исследования с растениями дали однозначные результаты: Моцарт наполняет жизнью, а рок – убивает, подопытное растение после неоднократного прослушивания рок-композиций практически увядало на глазах. Главный вывод: слушать нужно только «Классику»!

А что если поставить тем цветочкам симфонии Малера или дать послушать «Воццека»? По сравнению с творчеством некоторых рок-групп, эта музыка XX века – «адские» звуки. И какая рок-музыка использовалась в экспериментах – это тоже важный вопрос. Ведь существует множество градаций даже внутри одного «металла»: хэви, дэд, дум, блэк, нью… Некоторые композиции самых «левых» из них действительно не вызывают ничего кроме головной боли. Но определять всю рок-музыку как негативное явление – полнейшая глупость.

Важно другое. Если в музыке есть настоящее чувство, смысл, идея (общечеловеческая, философская, лирическая) – неподдельное содержание, направленное на душу и разум человека, выраженное с мастерством, то не есть ли именно это настоящее искусство? И на вопрос «неужели вы любите рок?» можно ответить только однозначно так: «Я люблю музыку как искусство звуков, наполненное смыслом. И тогда – музыка либо хороша, либо нет». Других ответов я не нахожу.

Возвращаясь к вечной теме «отцов и детей», задумаемся о восприятии. Что если через 50 лет, когда у наших детей появятся внуки, мы будем говорить молодежи то же самое, что сейчас старшие твердят нам?.. Что если разум человека активно воспринимает новую информацию только в молодом возрасте, а спустя годы восприятие нового сильно затрудняется и уже мы, почтенные люди, будем обвинять своих детей в бездуховности? И приводить им в пример своих кумиров молодости, в искусство которых мы влюбились еще тогда?

Остается надеяться, что наше музыкальное образование поможет нам на более долгий срок сохранить свежесть восприятия и способность тонко чувствовать любое проявление музыкального искусства. И такая надежда жизненна, она может реализоваться. Главное, не замыкаться в рамках чего-то одного, в рамках узкопрофессиональных или пристрастно вкусовых.

А что касается популярной музыки, то одним из главнейших недостатков считают ее излишнюю доступность. Но песня песне рознь. Как одна из древнейших форм музицирования, она никогда не исчезнет, именно в силу своей доступности. Так же, как и песни Шуберта – песни рок-исполнителей имеют не меньшую весомость для культуры. Как и во времена Шуберта были «плохие» композиторы, о которых мы не вспоминаем, так и сейчас существует некачественные подделки уже под рок-искусство.

А в том, что любить нам всегда «будет что» – можно не сомневаться! Ведь и во времена Баха говорили, что его музыка – полнейший тупик, конец развития искусства, причем критики как всегда обращались к прошлому. Главное, не пропустить мимо ушей и сердец того важного, прекрасного, что может затеряться на целый век в груде нотных партитур, а в современном мире – в груде дисков, флэш-карт и других разнообразнейших носителей информации…

Марина Валитова,
студентка IV курса ИТФ