№1 (189), январь 2020

Поддержка молодых композиторов — одна из важных традиций Московской консерватории. В ее стенах регулярно проходят конкурсы и фестивали, которые не только позволяют слушателям знакомиться с новой музыкой, но и дают авторам бесценную возможность услышать свои сочинения в «живом» исполнении.

Один из таких концертов состоялся 17 ноября в Рахманиновском зале. На нем прозвучали произведения лауреатов и участников Международного композиторского конкурса «Новые классики», организованного Московской консерваторией и Фондом «Новые классики» при поддержке Федерального агентства по делам молодежи в рамках Молодежного форума «Партитура будущего». Все произведения исполнил ансамбль «Студия новой музыки» под управлением профессора И.А. Дронова.

Особенность конкурса «Новые классики» в том, что организаторов интересует не только современная академическая музыка, написанная с использованием сложных композиторских техник, но и сочинения, в которых авторы обращаются к более традиционным выразительным средствам. Эта концепция отразилась и в программе концерта: его первое отделение было посвящено современной академической музыке, второе – популярной.

В первом отделении концерта прозвучали произведения Алины Подзоровой – квинтет Dell’Arte, ранее получивший Гран-при на VII Конкурсе молодых композиторов радио «Орфей», Максима Бабинцева — «Планеты жизни», Стилианоса Диму (Греция) — Delusive Proximity и Яира Клартага (Израиль) — «Пустоты везде хватает». Авторы показали мастерство владения сложными композиторскими техниками и блестящее знание инструментальных тембров. Например, Яир Клартаг, один из успешных современных композиторов, благодаря необычным приемам звукоизвлечения сумел создать в своей пьесе оригинальное звучание, напоминающее звук электронных инструментов.

Обратило на себя внимание то, что все представленные произведения имели программный замысел. К примеру, в основе драматургии пьесы М. Бабинцева лежит специально сочиненная формула, которая делится на фрагменты, символизирующие, по словам автора, «индивидуальные планеты жизни человека, которые заложены в нем с рождения».

Второе отделение посвятили современной популярной музыке. Среди авторов были и россияне, и гости нашей страны: Чжунхай Шин (Китай) с произведением «Испаряющиеся воспоминания», Александр Тимофеев (Молдова/США) с «Феей ветра».

Наиболее запомнилось произведение «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Елены Шиповой, выпускницы Казанской консерватории. В этой небольшой пьесе автору удалось раскрыть тонкий философский замысел книги Р. Баха, изобразив оркестровыми красками и постоянно изменяющееся море, и вольный полет чайки – символа безграничной свободы. Это сочинение – бесспорно, достойное продолжение традиций «музыкальной маринистики», к которой неоднократно обращались Римский-Корсаков, Дебюсси и многие другие музыканты.

Интересным претворением направления «музыка машин», характерного для 20-х годов ХХ века, оказалась «Машина Тьюринга» композитора из Красноярска Владимира Кошелева. Большое внимание публики привлекло «Танго» шестнадцатилетнего Романа Соснина – одного из самых молодых участников конкурса. При сохранении метрической основы танца композитор, благодаря мастерскому владению инструментальными тембрами, привнес в пьесу экспрессивность и драматизм.

Прекрасным завершением этого вечера стало исполнение симфонической поэмы Тихона Хренникова-младшего «Прохоровская битва», в которой композитор передал, с одной стороны, ужас войны, изобразив в музыке сражение, а с другой – надежду на спасение.

Несмотря на то, что некоторые произведения отличались определенной сложностью для восприятия, публика сумела по достоинству оценить все работы молодых музыкантов. Радует то, что цель организаторов Конкурса, стремившихся создать платформу для сближения и взаимопонимания современных авторов, творящих в разных стилях и техниках, со слушателями, была достигнута.

Интересным представляется и другой конкурс молодых композиторов, который проходил с сентября по ноябрь 2019 года при поддержке Фонда развития творческих инициатив и критико-публицистического журнала «Музыкальная жизнь». В нем приняли участие более тридцати авторов из разных городов России и Белоруссии. В конкурсе было заявлено три номинации, в каждой из которых молодым авторам (к участию допускались студенты и аспиранты вузов) предлагалось сочинить вокальное произведение.

Нельзя не порадоваться мастерству конкурсантов: художественная ценность большинства опусов оказалась так высока, что жюри, в состав которого входили профессора и преподаватели Московской и Санкт-Петербургской консерваторий А.В. Соловьёв (председатель жюри), К.А. Бодров, Е.Д. Кривицкая, А.В. Танонов, во многих случаях разделило призовые места между несколькими участниками. Так, в номинации «Сочинение для хора a capella или в сопровождении фортепиано» победителями стали Игорь Холопов (ГМПИ им. М.М. Ипполитова-Иванова) и Сергей Терентьев (МГК им. П.И. Чайковского); в номинации «Сочинение для голоса с инструментальным сопровождением (фортепиано)» I премию разделили Петр Налич (РАМ им. Гнесиных) и Владимир Генин (Саратовская консерватория им. Л.В. Собинова); а в номинации «Хоровая аранжировка» лучшим был признан Алексей Лёвин (МГК), получивший также спецприз за военно-патриотическую песню. По словам проф. Соловьёва, члены жюри стремились «максимально поощрить всех подавших заявки».

Торжественное награждение победителей состоялось 19 ноября в Конференц-зале МГК. Затем звучала музыка. Хоровые произведения исполнил Камерный хор Московской консерватории (художественный руководитель и дирижер проф. А.В. Соловьев) – коллектив, известный своим вниманием к новой музыке. Романс «Соловейко» П. Налича представили Анна Загородняя (меццо-сопрано) и Тамара Куделич (фортепиано). Этот вечер завершил форум «Партитура будущего», который, благодаря блестящей работе команды организаторов во главе с его исполнительным директором Я.А. Кабалевской, стал бесспорной удачей Московской консерватории и важным событием студенческой жизни Москвы.

Собкоры «Трибуны молодого журналиста» Анна Горшкова, Юна и Яна Катко

№6 (185), сентябрь 2019

В театре «Практика» впервые открылось музыкальное направление, целью которого стало взаимодействие современной академической музыки с драматическим театром. Для этого был сформирован новый коллектив из молодых исполнителей – в основном профессиональных музыкантов, а также творческих личностей из других областей, имеющих отношение к искусству. Куратором направления стал композитор Алексей Сюмак, а музыкальным руководителем – дирижер и певица Ольга Власова. Концерт-открытие состоялся 6 апреля. В программу с интригующим названием «Еще не поздно узнать о современной музыке» вошли сочинения Джона Кейджа, Стива Райха, Жоржа Апергиса, Михаэля Байля и других современных композиторов.

Перед началом представления зрителям раздали программки двух цветов, разделив аудиторию на две части. Обладатели красных программ проследовали в Большой зал, а синих – в Малый. В антракте публика должна была, соответственно, поменяться местами. Погружение в нужную атмосферу происходило уже в фойе театра: в нем расположилась звучащая архитектура Сергея Филатова.

В Большом зале прозвучали три различных по характеру композиции, причем перед артистами стояла непростая задача: они должны были полностью перевоплотиться в актеров-перформеров, выйти за рамки привычной роли музыкантов-исполнителей.

В центре триады оказалось сочинение итальянского композитора Франческо Филидеи «Похороны анархиста Серантини». Написанное в 2005–2006 годах, оно посвящено событиям 5 мая 1972 года, когда произошло жестокое убийство Франко Серантини от рук полиции (он выступил против фашистского митинга, за что и поплатился жизнью).

Пьеса Филидеи – своеобразный реквием в память о погибшем, который боролся за «мир свободных и равных». Композиция имеет непривычную партитуру, целиком состоящую из движений, жестов, хлопков, щелчков, хрипов и других невербальных символов. При этом она очень строго и сложно организована ритмически. Это сочинение нужно не только слышать, но и видеть. На сцене расположился длинный стол, за которым разместились шесть исполнителей, одетых в черное. Артисты хорошо справились со своей задачей, передав зрителям страшные эмоции, доходящие в кульминации до крика отчаяния, боли утраты, а, может, страха за жизнь.

Не менее интересными оказались и два других, премьерных для российской публики сочинения – Caravan Михаэля Байля и Scanners Александра Шуберта. Каждое из них имело свою индивидуальную концепцию и собственный набор выразительных средств.

В пьесе Байля была использована только электронная музыка. Четыре перформера по очереди записывали разные действия на веб-камеру, после чего изображение передавалось на большой экран в виде лупа (от англ. loop) – зацикленного фрагмента записи. В сочетании с музыкой и движением исполнителей на сцене создавалась многомерная композиция, передающая механистичность движущихся людей в караване. Это может отождествляться с жизнью людей в современном мире, в крупном мегаполисе, где за всеми повторяющимися действиями так тяжело осознавать свое «я».

В сочинении-перформансе для струнного квартета Scanners сочетались и электронная, и «живая» музыка. В этом сочинении композитор размышляет на тему потребления информации, когда человек становится марионеткой во власти глобального устройства. Важнейшей составляющей произведения стала игра со светом (световая партитура). Его многочисленные переключения взаимодействовали и с музыкой, и с пластикой исполнителей, создавали впечатление движения роботов – словно вместо живых исполнителей на сцене находились голограммы. Сложная структура пьесы, где требовались большая точность движений и внимание каждого музыканта, произвела сильное впечатление на публику.

Тем временем в Малом зале театра предполагался интерактив со зрителями. Каждый гость мог найти на своем кресле подробную инструкцию к действию. К сожалению, эта часть концерта оказалась менее убедительной. В молодых артистах чувствовалась неуверенность, скованность, отчего и зрители не могли полностью раскрыться в этом взаимодействии. Сами перформансы так же не были каким-то открытием.

В целом, в театре царила непринужденная атмосфера – участники были явно увлечены самим проектом. Как обещают организаторы, «Практика» не ограничится одним форматом: в планы входит открытие лаборатории современной музыки и постановка камерных опер. Создатели нового направления ставят перед собой и просветительские задачи, ведь большинство российской публики мало знакомо с современными тенденциями, которые давно развиваются за рубежом. Театр открыт для творческих контактов с композиторами и другими деятелями искусства.

Главное – не останавливаться на достигнутом, осуществить намеченные планы. От всех участников требуется немало сил, труда и мастерства, чтобы успевать за событиями и быть по-настоящему актуальными в мире. Пока еще у исполнителей чувствуется нехватка опыта, которая, будем надеяться, в дальнейшем, с развитием нового проекта, исчезнет.

Ольга Савельева, V курс ИТФ

№6 (185), сентябрь 2019

В апреле и мае проходили Государственные экзамены по композиции, на которых молодые авторы представляли свою новую музыку. 10 апреля в Рахманиновском зале комиссия услышала сочинения для камерного оркестра, которые исполнил ансамбль «Студия новой музыки» (дирижер – проф. И.А. Дронов). А 18 мая в Государственном доме радиовещания прозвучали произведения для симфонического оркестра. Опусы выпускников представил оркестр «Новая Россия» под управлением сразу двух дирижеров – Дениса Власенко и Фредди Кадена.

В симфонической пьесе «Исход» Александры Гартунг (кл. проф. А.А. Коблякова) перед слушателями словно разворачивалась грандиозная звуковая система, которая как единый организм переживала какие-то важные внутренние процессы. Грозная пугающая сила простиралась во всей своей мощи и, наконец, достигала большого «взрыва» – генеральной кульминации. В камерном сочинении того же автора под названием Movement and tranquility поражало виртуозное владение композитором инструментальными средствами, способность чувствовать и каждый тембр, и их взаимодействие в целом. Пьесу можно разделить на две развернутые части: в первой было заметно эффектно нарастающее «движение» с затейливым имитационным типом изложения, во второй – ощущался бесконечно длящийся «покой», который завораживал своим напряжением.

«Золотое сечение» Максима Бабинцева (кл. проф. Ю.С. Каспарова) – антрокосмология для симфонического оркестра. Композитор уже на уровне названия дает слушателю ключ к пониманию своего сочинения. Золотое сечение выступает здесь как формообразующий принцип, а антрокосмология отражает идейную составляющую – взаимодействие человека и космоса. Другое сочинение автора –«Планеты жизни» для 9 инструментов – удивило детальной проработкой элементов музыкальной ткани, а также причудливым колористическим сопоставлением материала.

В «Камо грядеши» Марии Аникеевой (кл. проф. А.А. Коблякова) название произведения отсылало к одноименному историческому роману Генрика Сенкевича, действие которого связано с драматическим периодом становления христианства. В пьесе Марии слушатели погружались в атмосферу напряженного ожидания, которое грозит разрешиться катастрофой. Музыка действовала на подсознание как первозданная сила, как нечто роковое. В ее же пьесе «Песни камней» для струнного квартета чувствовалось внимание композитора к красоте звука, к длению звучности. Через музыкальную ткань осуществлялся переход в иную музыкальную среду «по ту сторону Бытия», в «новую красоту», не затронутую процессуальностью, но стремящуюся погрузить в себя слушателя целиком.

Сочинение Near Олега Крохалева (кл. проф. В.Г. Тарнопольского) окунуло слушателей в заряженное звуковое поле, в котором можно нащупать окружающее пространство. Едва уловимые образы, ощущение неустойчивости и постоянного поиска баланса, гибкости интерпретации, некой двойственности – возможно, именно эти ассоциации возникали у сидящих в зале. I`m here для кларнета и флейты – очень тонкая и поэтичная работа молодого автора. Исполнение этой пьесы потребовало от музыкантов особенного внутреннего состояния, которое было в полной мере достигнуто.

Лю Линжуй (кл. доц. И.А. Дубковой) показал «Отголоски династии Сун» – насыщенное яркими красками оркестровое полотно, посвященное временам правления средневековой китайской династии. Интонации востока искусно встраивались в традиционную систему европейского музыкального мышления. Другое его сочинение – «Волна на горизонте», пьеса для камерного ансамбля, состояло из комбинаций различных музыкальных фрагментов, развитие которых было направлено к яркой кульминации. Ключ к пониманию замысла автора – в идее подобия музыкальных фигур образам природной стихии.

Даниил Локшин (кл. проф. В.Г. Агафонникова) представлял «Две пьесы» для симфонического оркестра. Неспешность музыкального повествования первой миниатюры носила эпический характер. Вторая по своему содержанию и колориту была близка первой, но здесь более выпукло оказались выражены динамика и пастораль. Его «Три романса» для голоса и фортепиано на стихи Ахматовой и Мандельштама продолжили линию традиционных вокальных циклов: автор бережно отнесся к единству текста и музыки. Панораму его музыки дополнила виртуозная «Поэма» для фортепиано.

Симфоническая повесть «Линкор Новороссийск». Алины Небыковой (кл. проф. Т.А.Чудовой) была посвящена трагедии корабля, который затонул на севастопольском рейде 29 октября 1955 года: погибло 829 человек, среди которых был родственник автора. В построенном по принципу многочастной сюиты сочинении отчетливо выделялась цитата известной песни «Варяг».  Другая красочная пьеса композитора – «Петроглифы» для камерного ансамбля была пропитана колоритом восточных традиций, который возник благодаря многочисленным ударным инструментам.

Композиция «Пейзаж» Александра Воронова (кл. проф. К.К. Баташова, проф. В.Г.  Агафонникова) представляла собой пасторальную симфоническую картину. Утонченная оркестровка вызывала ассоциации с эстетикой французского импрессионизма. А другая пьеса Александра, «Сонатина» для фортепиано, во многом перекликалась с Сонатиной М. Равеля.

В пьесе «Лесная зорька» Даниил Шипуль (кл. доц. И.А. Дубковой) зашифровал символику природных явлений. Музыка отличалась интонационной пестротой, а также различными, мало связанными между собой мелодическими и ритмическими фигурами.

Татьяна Герасименок (кл. проф. Ю.С. Каспарова) сочинила пьесу с необычным названием – Elegant Trogon Syzygy. Композиция повествовала о птицах из семейства трогонов, которые обитают в лесах Азии, Африки и Америки. Помимо «стандартных» инструментов камерного ансамбля композитор использовала контрафагот, альтовую флейту и контрабас-кларнет. В исполнении этой пьесы участвовали также три солиста, которые с помощью пленки, расположенной на крышке рояля, производили большое впечатление на слушателей.

Каждое из сочинений молодых композиторов имело и сильные, и слабые стороны, но в целом Государственный экзамен по композиции прошел на высоком уровне.

Валентина Сафонова, V курс КФ

Вячеслав Харченко, II курс КФ

№3 (182), март 2019

26 февраля в Музее современного искусства ART 4 состоялся концерт, на котором была представлено сочинение английского композитора Джона Лели под названием The Harmonics of Real Strings. Пьеса, созданная в 2006 году, по указанию самого Лели, предназначена для любого струнного инструмента соло. Слушателям выпала возможность впервые услышать ее в исполнении виолончелистки Алины Ануфриенко, солистки ансамбля экспериментальной музыки Diana Plays Perception.

Организаторами этого коллектива, сформировавшегося в прошлом году, являются выпускники Московской консерватории Кирилл Широков и Саша Елина. Репертуар ансамбля сосредоточен вокруг так называемой «альтернативной композиторской музыки». Это – американские авторы: Джон Кейдж, Крисчен Вульф, Элвин Люсье, британские экспериментаторы – Лоренс Крэйн, Джеймс Сондерс и в том числе герой этого вечера Джон Лели. Исполнению его сочинения предшествовало небольшое вступительное слово, которое произнес К. Широков.

Что же представляет собой необычная пьеса Лели, послужившая поводом для отдельного концерта? Оригинальность ее в том, что она полностью основана лишь на извлечении флажолетов на каждой струне инструмента. Произведение длится около часа,  все довольно очевидно, и, казалось бы, что здесь слушать? Но, как выяснилось на концерте, если погрузиться в эту музыку и внимательно вслушиваться в игру виолончелистки, то можно уловить и логику развития, и смысл, и даже определенную драматургию.

Каждая из четырех частей сочинения – это полное «прохождение» одной струны. Таким образом, первая часть является своего рода моделью, по которой строятся и остальные. Но это не буквальное повторение: свобода, предоставляемая исполнителю, позволяет преподносить скромный набор звуков всегда по-разному. Даже одна и та же нота в них каждый раз звучала по-своему и навевала совершенно разные чувства. Наверное, в этом и заключается оригинальность произведения, а также раскрывается настоящее мастерство музыканта.

Для человека, не знающего эту музыку, трудно понять, в какой момент она началась. Зависание на одном звуке в низком регистре виолончели напомнило настройку инструмента. И уже потом, когда звуки плавно стали перетекать друг в друга, стало ясно, что это была вовсе не настройка, а начало пьесы. Из низкого регистра звуки неторопливо переходили в высокий. Один и тот же звук в течение довольно долгого времени сохранял свою высоту, но благодаря тонким изменениям динамики, артикуляции он никогда не казался однообразным. Вслушиваясь, можно было уловить очень богатую гамму оттенков – то массивность и упругость, то хрупкость и нежность… Широкий спектр звуков вызывал и разного рода ассоциации: слышались то завывания ветра, то гудки поезда, то жужжание насекомого, то скрежет каких-то механических приборов – и так можно перечислять бесконечно.

Слушатели погружались в эту таинственную атмосферу каждый по-своему. Кто-то сидел, закрыв глаза, кто-то, устремлял свои взоры ввысь, кто-то, внимательно слушая, одновременно наблюдал за неспешными движениями смычка исполнительницы. Многие пытались во время звучания «уйти в себя». И все это – в полной тишине, изредка нарушавшейся, к сожалению, хлопками дверей и другими звуками, которые доносились  из соседних залов галереи. По-настоящему выдохнуть и ненадолго вернуться в реальность можно было лишь во время коротких пауз, которые (в соответствии с замыслом композитора) виолончелистка делала между частями опуса.

Свободе высказывания и свободе чувств способствовала и обстановка концерта. В галерее ART 4 нет сцены, а есть лишь ничем не скованное небольшое пространство с несколькими открытыми выходами, словно не имеющее каких-то строгих рамок. На стенах – редкие, но большие полотна с изображением каких-то экстравагантных существ, как бы поддерживающих современную атмосферу.

Никакой строгости не было и в одежде исполнительницы. Обычные черные брюки и черная рубашка, вероятно, оказались, во-первых, более удобными, во-вторых, более подходящими для такого мероприятия. В общем, никакого официоза – все просто и непритязательно.

Так же просто и без какого-либо пафоса после исполнения The Harmonics of Real Strings Алина Ануфриенко скромно отложила инструмент в сторону и покинула свое место, а от аплодисментов воодушевленных слушателей она, кажется, даже немного смущалась. Удивительно, что среди публики, помимо преобладавшей молодежи, присутствовали, хоть и в малом количестве, представители более старшего поколения и, на мой взгляд, они испытали не меньший восторг от концерта. Час, казалось бы, однообразной музыки пролетел незаметно и на одном дыхании.

Исполнять подобные произведения, где минимум нот, но максимум возможностей для их реализации, на мой взгляд, очень трудно. Но солистка ансамбля Diana Plays Perception блестяще справилась со своей задачей. Можно сказать, что российская премьера современного английского сочинения прошла весьма достойно.

Екатерина Лубова,
IV курс ИТФ

№9 (179), декабрь 2018

Ансамбль солистов «Студия новой музыки» в этом году празднует серьезную дату – 25 лет. Не хочется употреблять слово «юбилей», так как есть на этом слове осадок чего-то возрастного и стареющего. А коллектив, принимающий поздравления, исполняет самую современную музыку и с этими качествами никак не может быть связан. В этом еще раз удалось убедиться 18 октября на концерте в Большом зале под названием «Суррогатные города». Тогда прозвучали произведения отечественных и зарубежных композиторов разных стилевых направлений музыки XX и XXI веков – Айвза, Курляндского, Тарнопольского, Райха, Гёббельса, Берио, Фелдмана, Чина и Шостаковича. В фойе была представлена инсталляция Алексея Наджарова и Николая Попова – гости могли набрать на компьютере текст поздравления для «Студии», который тут же озвучивал самоиграющий рояль, подключенный к компьютеру. После концерта мне удалось немного побеседовать с художественным руководителем «Студии новой музыки», профессором В.Г. Тарнопольским:

– Владимир Григорьевич, почему «Суррогатные города»?

– Мы всегда стараемся вложить в наши программы общественно актуальную идею. Концепцию юбилейного концерта, так же, как и программу, составил Владислав Тарнопольский. Мне кажется, есть некоторая разница между поколениями, и младшее поколение какие-то вещи чувствует более остро — к нему стоит прислушиваться. Предложенная Владиславом идея мне показалось очень интересной. Внешне она была связана с музыкой разных городов. Ключом к этой концепции стало сочинение Хайнера Гёббельса «Суррогатные города». Современные мегаполисы, такие как Москва, Лондон, Нью-Йорк (я уже не говорю о китайских городах!) живут супер-интенсивной жизнью, каждый день в них происходит очень много всего.

– По какому принципу отбирались сочинения?

– У нас были определенные ограничения в репертуаре. Все-таки одно дело играть в Рахманиновском зале для аудитории более узкой, профессиональной, а другое дело – в Большом зале, где сидит почти две тысячи человек самых разных профессий. Поэтому мы старались сделать программу чуть более демократичной. Например, в связи с этим, было немного больше сочинений минималистов. Вообще, мне кажется, в Москве за последние десять лет публика сменилась. Стало, к сожалению, меньше грамотных, музыкально образованных слушателей. Но появилось много интеллектуалов, желающих впитывать в себя современную музыку, хотя не у всех есть необходимый слуховой опыт. Поэтому мы были очень осторожны в выборе программы.

– Если помечтать и заглянуть в будущее, то каким бы Вы хотели видеть пятидесятилетие Студии?

– Хороший вопрос! Трудно сказать. Дело в том, что современная музыкальная политика дисбалансирована. Есть очень много оркестров, исполняющих классическую музыку, но музыканты в них сидят одни и те же. Это не способствует ни росту исполнителя, ни росту оркестра, ни разнообразию репертуара. В это же время коллективы, специализирующиеся на современной музыке – их в Москве где-то три, а в России, думаю, ненамного больше – практически лишены государственной поддержки. Мы существуем на правах полумаргинала и только при поддержке консерватории. Есть и другая проблема: публика, заинтересованная в современной экспериментальной музыке, переместилась в центры современного искусства. Там господствует более легкая и, к 2018 году, уже «пройденная» музыка. Это, скорее, внешне яркий event, нежели серьезная современная музыка. Классику современности, по большому счету, играет только «Студия». А когда нет главных имен, представляющих современное искусство, то любая «пятисортная» подделка кажется откровением. Так что мои пожелания на пятьдесятилетие – быть не маргинальной, а полноценной институцией. Чтобы в России было много коллективов, исполняющих современную музыку. Чтобы в кровь и плоть всем нам вошли авангардисты первой половины ХХ века – Попов, Мосолов, Рославец, Голышев, Вышнеградский, Обухов… Это ведь неизвестные гении! Я надеюсь, что все это когда-нибудь сбудется.

С проф. В.Г. Тарнопольским

беседовала Анастасия Ким,

III курс ИТФ

№9 (179), декабрь 2018

Октябрь в Российской академии музыки имени Гнесиных начался с образовательного проекта по современной музыке – Gnesin Contemporary Music Week. Но четырехдневный интенсив – лишь видимая часть процесса: масштабная творческая лаборатория, в которой приняли участие более      60 человек, готовилась весь сентябрь, а ее идея появилась еще весной. Это событие организовано студентами и аспирантами – теми, кто ощутил острую потребность в том, чтобы современная музыка укрепилась, жила и звучала в стенах Академии.

Насыщенный график лаборатории включал в себя лекции, беседы, концерты и воркшопы (особая форма – синтез лекции и мастер-класса, задача которой показать приемы работы над произведением).

Существует мнение, что современная музыка сложна для восприятия и исполнения. Она кажется специфическим набором знаков и символов, которые, подобно некой формуле, понятны лишь посвященным. Но Gnesin Contemporary Music Week продемонстрировала совершенно противоположное: современная музыка, безусловно, интересна, доступна и не так уж и сложна, как кажется на первый взгляд. Пространство, представлявшееся раньше темным и пугающим, оказалось полным возможностей – открылся целый мир со своими светилами. Возникло необычное ощущение единения участников, слушателей и кураторов. Вместе мы путешествовали по этому миру, рассматривая разные его грани, наблюдали за музыкой, которая рождалась здесь и сейчас. И общими усилиями удалось развеять заблуждение, открыв контуры реального.

Своеобразным отражением всего проекта явилось практическое занятие по свободной импровизации с композитором Владимиром Горлинским. Оно начиналось с погружения в окружающий нас мир – вслушивание в шум города через открытое окно и попытки встроить в него звучание своего инструмента. Дальше процесс импровизации был сосредоточен на самих участниках, которые, освоив пространство зала, вышли за его пределы и продолжили импровизацию в коридорах Академии. Завершало занятие составление партитуры той формы, которая сложилась в результате импровизации.

Неделя современной музыки началась с выступления организаторов события: Татьяны Яковлевой, Ирины Севастьяновой и Натальи Вересковской, которые очертили картину современной музыки в настоящее время. Продолжила лабораторию целая серия воркшопов, каждый из которых, словно штрих, добавлял нечто свое в общую картину. Охват исполнителей и инструментов был значителен: Евгений Бархатов (кларнет), Оксана Сушкова (арфа), Иван Бушуев (флейта), Ольга Власова (вокал), Наталья Черкасова (фортепиано), Сергей Чирков (баян), Григорий Кротенко (контрабас), Дмитрий Власик (ударные), Александр Рыжинский (хоровые партитуры).

На воркшопах и лекциях были затронуты практически все грани деятельности музыканта: исполнитель, композитор, теоретик, журналист. В рамках «Недели современной музыки» состоялась лекция профессора Т.В. Цареградской, рассказавшей о композиторах, чьи сочинения звучали в финальном концерте, и лекция критика С. Уварова, который дал свой ответ на вопрос, как писать о современной музыке.

На протяжении всей лаборатории прошли встречи с участниками проекта, исполнителями, а также с музыкантами ансамбля KYMATIC, давшими концерт в один из вечеров. Необычно было слушать музыку Стива Райха и Тристана Мюрая в строгом зале с колоннами в полной темноте. Но еще большей неожиданностью стал заключительный концерт, на котором выступили студенты лаборатории. С сентября с ними работали над произведениями музыканты «Студии новой музыки» и Московского ансамбля современной музыки. Один только список композиторов, чьи сочинения были включены в программу концерта, впечатляет: Арнольд Шенберг, Тристан Мюрай, Лучано Берио, Николай Корндорф, Франческо Филидеи, Дэвид Лэнг, Фредерик Ржевски. Отрадно, что произведения были исполнены участниками лаборатории на высоком уровне. Концерт стал ярким финальным восклицательным знаком всего события.

Лаборатория завершилась. Но как музыкальная импровизация предполагает бесконечное множество вариантов, так и для продолжения исканий открыто множество путей. Хочется пожелать, чтобы инициатива Gnesin Contemporary Music Week., которая несомненно содержит в себе импульс дальнейшего развития, в будущем сложилась в устойчивую прекрасную музыкальную форму.

Александра Мороз,

II курс, муз. журналистика

№ 7 (168), октябрь 2017

В последние дни уходившего сезона в стенах Московской консерватории прошел II Международный фестиваль современной музыки «Magister Ludi / Магистр Игры», посвященный творчеству крупнейшего немецкого композитора XX века Карлхайнца Штокхаузена (1928–2007). Организаторами выступили директор и исполнительный продюсер фестиваля Павел Скороходов и руководитель Музыкального центра «Институт К. Штокхаузена» Михаил Просняков.

Штокхаузен – личность, без существования которой немыслима современная музыкальная культура. Его многочисленные открытия и новшества определили пути развития мирового музыкального искусства на многие годы. Грандиозный проект-приношение, каковым предстало прошедшее событие, оказался впечатляющим и востребованным.

Отчасти фестиваль явился продолжением серии концертов марта 1990 года, в которых еще выступал сам композитор. И в этот раз участие приняли сотрудничавшие с ним музыканты, а также директор фонда Штокхаузена, флейтистка и муза автора Катинка Пасвеер. Также в рамках фестиваля был организован показ фильмов о маэстро и проведены творческие встречи с исполнителями: Катинкой Пасвеер (специально для которой были написаны многие сочинения), Флорианом Цвисслером (звукорежиссер), Карин де Фле, Микеле Марелли, Аланом Луафи, Миxаилом Просняковым, Беньямином Коблером, Ласло Xудачеком. В результате публика получила возможность по-настоящему погрузиться в атмосферу музыки Штокхаузена, лучше понять и прочувствовать ее неповторимую суть.

28 мая в Большом зале состоялось открытие фестиваля. После приветственных речей публика смогла услышать голос самого композитора: в сочинении 24 Tȕrin, которое предстало в записи, Штокхаузен проговаривает                  «24 Благородных слова» (по его определению) – радость, доверие, вера, мир и др. Его голос в сочетании с чередой ударов сразу открыл слушателям «дверь» в мир неповторимых звучаний.

Затем завороженной публике представили одно из самых известных сочинений Штокхаузена – INORI для трех солистов и оркестра (в записи). В этом произведении каждый солист – танцор-мим, каждый жест связан с высотой, громкостью, продолжительностью звука оркестра, а музыка и движение образуют нерасторжимый символичный ряд, погружающий зрителя в почти медитативное состояние. В роли солистов выступили: Алан Луафи (Франция – Швейцария), Ангежка Кус (Польша – Германия), Михаил Просняков (Россия).

29 мая – второй концерт фестиваля, уже в Рахманиновском зале. Его открыла электронная музыка Штокхаузена – «Пение отроков» (Gesang der Jünglinge). Звучание в прямом смысле охватило все пространство зала. По замыслу автора оно «двигалось» по пяти группам акустических систем, распределенных вокруг слушателя. Пространство было по-особому организовано и для следующего сочинения – Гармонии (Harmonien) для флейты, которое Карин де Флё (Бельгия) играла, находясь на балконе, что, безусловно, придавало музыке оригинальное звучание. Кульминацией вечера стала пьеса Арлекин (Harlekin) для кларнета. Меняющего маски и проживающего разные роли Арлекина ярко представил кларнетист Микеле Марелли (Италия).

30 мая исполнили сочинения Uversa для бассетгорна и электронной музыки (солист – М. Марелли), Песнь Катинки как Реквием Люцифера (Kathinkas Gesang als Luzifers Requiem) – версия для флейты и электронной музыки, «Танец кончика языка» (Zungenspitzentanz) для флейты-пикколо и электронная композиция «Телемузыка» (Telemusik).

31 мая в Рахманиновском зале звучала исключительно фортепьянная музыка, а именно – знаменитые Klavierstücke (Клавирштюки XI, V, VII, VIII и IX) и Natürliche Dauern («Натуральные продолжительности» № 1, 4, 5, 6, 10, 13, 15). Технически безупречное исполнение немецкого пианиста Б. Коблера сложнейших фортепьянных произведений, довольно редко бытующих на сцене, произвело неизгладимое впечатление. Одна из пьес представляла собой образец алеаторики, а значит, ее форма предполагала индивидуальную интерпретацию музыканта. Тем, кому удалось побывать на концерте, несказанно повезло услышать по-настоящему уникальное, в буквальном смысле неповторимое выступление.

1 июня состоялось закрытие фестиваля, на котором были представлены Zyklus («Цикл») для исполнителя на ударных инструментах; масштабный Klavierstück X для фортепьяно – наверное, один из самых сложных у Штокхаузена, и Kontakte («Контакты») для электронных звуков, фортепиано и ударных инструментов.

Исполнение «Цикла» Л. Худачеком (Венгрия) стало настоящим шоу – перкуссионист в соответствии с замыслом автора предложил свою индивидуальную версию сочинения со специальными перемещениями по сцене. После Klavierstück X, сыгранного Коблером, оба музыканта (вкупе с электронной музыкой) объединились в сочинении Kontakte – оно и стало достойным, ярким завершением фестиваля.

Кристина Агаронян, Александра Локтева, IV курс ИТФ

№ 5 (166), май 2017

Американский композитор Джей Риз приехал в Москву на премьеру своей оперы «Распутин», которая недавно состоялась в московском театре «Геликон-опера» (см. «Трибуна молодого журналиста», 2017, №3). Успех новой постановки режиссера Дмитрия Бертмана вызвал особый интерес к личности автора, который любезно согласился ответить на некоторые вопросы, волнующие наших читателей:

– Мистер Риз, почему Вы решили выбрать этот сюжет для своей оперы? Почему именно Распутин?

– Опера – это драма. А сама история Распутина, которого отравляют, избивают, в него стреляют из пистолета, пытаются зарезать ножом, а он всякий раз снова и снова поднимается – очень драматична. И очень типична для оперы. Но в данном случае это действительно происходило – существует множество достоверных источников.

– Какие из них оказались для Вас наиболее полезными? Ведь либретто написано Вами собственноручно.

– В первую очередь, я использовал письма Николая II и Александры Федоровны. Также книгу, которую написал князь Юсупов, и другие источники. Большинство диалогов в моей опере взято прямиком из них.

– А как восприняли оперу у Вас на родине? Ведь и сам персонаж, и все происходящее в ней типично русское…

– Распутин – личность, возбуждающая всемирный интерес. Все слышали о нем. Люди знают легенду, может быть, без особых исторических подробностей. Как и о том, что он пытался общаться с Богом.

– Вы видите в Распутине нечто мистическое? Некоторые считали его даже пророком…

– Безусловно, он имел огромное влияние на других как фигура мистическая. Распутин поменял ход истории. Был ли он способен контактировать с Богом – мы не знаем, но многие думали, что это так.

– Что Вы можете сказать о строении оперы?

– В опере есть два сильных контраста: очень агрессивная речь Ленина в конце и песня князя Юсупова в кабаре в середине. Все сцены должны были быть сценами из истории. Мы настолько хорошо ее знаем, что можем двигаться от эпизода к эпизоду без линейного сюжетного развития. Каждый из них будто живая картина (tableaux), и все они совершенно разные. Каждая ситуация содержит в себе нечто характерное, почти вызывающее по отношению к предыдущему. Но наиболее важной является последняя сцена. Она наглядно воплощает идею оперы.

– А как Вы искали музыкальное решение?

– В начале ХХ века у вас были очень сильны традиции, навстречу которым шел модернизм. Потом было столкновение: Первая мировая война и революция. Пикассо и Стравинский могут быть примером такого столкновения старого и нового в искусстве. Основная часть лирической музыки в моей опере написана в Es-dur – тональности Героической симфонии, начала «Золота Рейна»… Эта тональность как бы «удерживает» старый режим. В то же самое время здесь есть в высшей степени мрачная музыка, относящаяся к модернизму. Вот некоторые идеи, которые у меня были.

– Если рассматривать Вашу оперу как балансирующую между традиционным и современным, то какие сцены Вы бы отнесли к написанным новейшими средствами?

– Сцены насилия, хоровые сцены, некоторые моменты иронии – смесь тональной музыки с атональной. В сцене в Зимнем дворце перед Первой мировой войной диссонантная музыка нарочито противостоит обычной.

– Оркестр тоже в этом участвует?

– Здесь обычный оркестр с большим количеством ударных. Я постарался ухватить ощущение традиции, которой бросает вызов современная музыка.

– Используете ли Вы в своем сочинении какие-либо цитаты?

– Да. Здесь есть цитата из «Лебединого озера» Чайковского в фрагменте с черным и белым лебедем в гротескной интерпретации, а также цитата гимна «Боже, царя храни».

– Были у Вас определенные требования к сценическому прочтению оперы?

– Мне понравилась интерпретация Бертмана. На данный момент у меня нет никаких других идей относительно постановки. Возможностей было много, и я считаю, что режиссер превосходно их воплотил. Одно я понял, что нет необходимости вносить в партитуру какие-либо ремарки – режиссеры все равно будут делать то, что захотят. К примеру, у Вагнера очень много указаний, но никто больше не обращает на них внимания. Об этом просто не нужно думать.

– Так что можно сказать, что Вы морально готовы к любым режиссерским решениям?

– Абсолютно!

Беседовала Маргарита Попова,
IV курс ИТФ

№ 2 (163), февраль 2017

Среди любителей академической музыки сегодня ведется много споров. Одним не нравится мода на определенные произведения, которые без конца звучат в концертных залах. Другие считают, что нужно отдавать предпочтение современным сочинениям, ведь во времена Баха и Моцарта это было нормой. Однако так называемая современная музыка имеет свою аудиторию, люди, с ней несвязанные, обходят подобные мероприятия стороной. Но ведь концерты существуют для того, чтобы их посещали. Так, несколько лет я ходила на концерты венгерского ансамбля ударных инструментов «Амадинда».

Он был основан в 1984 году. Это своего рода «ударный квартет». Для многих ансамбль ударных инструментов – явление диковинное, неакадемичное. Его звучание бывает как монотонным, так и абсолютно живым, напоминающим музыку к мультфильму. В этом ансамбле меня больше всего подкупила искренняя увлеченность артистов.

Участники коллектива – Золтан Рац, Золтан Ваци, Аурель Холло и Карой Бойтош – совмещают концертную деятельность с композиторской, преподавательской и научной. Помимо исполнения классического репертуара для ударных, ансамбль считает важным воспроизведение новой музыки: им посвящали свои пьесы Джон Кейдж, Дьердь Лигети, Стив Райх. Кроме того, ансамбль играет собственные сочинения участников и произведения молодых венгерских авторов (Л. Лигети, Л. Шари, П. Этвеш), переложения популярных произведений мировой музыкальной литературы, традиционную тибетскую музыку, фольклор стран Азии и Африки. Сложился уникальный репертуар, с которым ансамбль успешно гастролирует по всему миру, а также имеет несколько десятков дисков в своем творческом «портфеле».

На концерт «Амадинды» я попала случайно – купила билеты, чтобы сходить с мамой. Прочитав программку, пришла в ужас: Губайдулина, Кейдж, американский минимализм… Моя мама немузыкант и к подобному творчеству относится скептически, однако, будучи человеком практичным, она выяснила, что перед концертом проводится встреча с исполнителями, на которую можно пройти бесплатно.

Удивительно, но на этой встрече присутствовал весь ансамбль. Участники рассказывали о выборе сочинений, о составлении концертной программы, о работе с композиторами. Затем в процессе концерта музыканты также сами объявляли произведения и давали развернутые комментарии перед их исполнением, знакомили слушателей с особенностями тех или иных направлений, рассказывали о музыкальных инструментах. Все это делалось от первого лица, лилась живая, а не заученная речь. В результате, маме концерт понравился даже больше, чем мне.

Анна Уткин,
IV курс ИТФ

№ 1 (162), январь 2017

В течение нескольких дней с 14 по 19 ноября в Москве и Санкт-Петербурге в четвертый раз проходил Международный фестиваль современной хореографии CONTEXT. Его создала балерина, артистка международного масштаба, прима Мариинского театра Диана Вишнева. Программа фестиваля состояла из разнообразных мероприятий, посвященных сценическому танцевальному искусству – «воркшопы» по танцевальной критике, балетной фотографии и сценическому макияжу, показ фильмов о великих танцорах и балетмейстерах, а также конкурс молодых хореографов.

Конечно, важнейшей частью фестиваля стали спектакли, многие из которых не были известны российскому зрителю. Мне удалось побывать на одном из них. Вечер прошел 17 ноября в Гоголь-центре – переформатированном бывшем Театре имени Гоголя. Его большой зал, выполненный в loft-стиле, как нельзя кстати подходил под демократичную атмосферу самого мероприятия – серые необработанные каменные колонны и «дубовый» потолок венчала шикарная люстра. Казалось, именно в такой обстановке могли соединиться традиции и современная мода, старшее поколение и молодежь. В зале был аншлаг и, стоит отметить, аудитория оказалась пестрой – от юных до пожилых людей, интересующихся современным искусством. В этот вечер демонстрировались два балета американского хореографа Алонсо Кинга и его труппы Alonzo King LINES Ballet.

Нам открылась пустая сцена, где ничто не отвлекало от танца. Программа началась с балета «Шостакович», созданного Кингом к 110-летнему юбилею Дмитрия Дмитриевича. Пять отрывков из различных квартетов (Восьмого, Третьего и других) составили бессюжетную пятичастную композицию. Царил дух музыки Шостаковича, его стремление к философским обобщениям, что характерно и для хореографии Кинга. Неудивительно, что выбор пал именно на камерную музыку, которая всегда была сосредоточением наиболее интимных переживаний композиторов. Пластика танцоров, подчас технически очень сложная (иной раз она выглядела буквально как нагромождение элементов друг на друга), передавала противоречивую гамму эмоций, которую вызывала эта музыка. Костюмы – песочного цвета бархатные лосины, шорты у мужчин и боди у женщин – ничем не отвлекали от пластики и всей концепции.

Композиция балета симметрична, что отразилось и в организации музыкальных отрывков (фактически хореограф создал свой цикл-поппури), и в выборе исполнителей, и в скромном, но всегда «играющем» оформлении. Так, крайние части балета – массовые, с участием всех танцоров, – рождали ощущение непрерывной вакхической пляски, что подчеркивалось красной подсветкой фона. II и IV части состояли из дуэтов: если в первой из них господствовал некий ноктюрн, в котором движение переходило плавно от одной пары к другой, то IV часть сосредоточилась на страстях и противоречиях, типичных между мужчиной и женщиной. В центре композиции стоял мужской дуэт. Звучала строгая и хрупкая медленная часть Седьмого квартета, словно сам Шостакович предстал перед нами. Белая линия света (из фона в виде длинной галогеновой лампы) вдруг оказалась в руках танцора, а сцена погрузилась в темноту. Этот танец был полон бесконечных изломов и странностей, словно его герой – «не от мира сего». Царило ощущение внутреннего богатства музыки Шостаковича. И слышимое, и видимое были наполнены не только трагедийностью и философской глубиной, но и светлой лирикой, суровой патетикой и напряженными ритмами.

Затем труппа Кинга показала еще один спектакль, небольшой по сравнению с предыдущим. Балет «Основы письма» (Writing Ground) разворачивался на пустой сцене под звуки иудейских, христианских, мусульманских и тибетских духовных песнопений. Танец развивался на фоне задника из бархатных тканей, а цветовая гамма состояла из буро-бежевых цветов – земляных, данных нам природой (оформление Роберта Розенвассера). Восемь минут этого действа – как размышление о духе человека и основах его жизни. Бурлящие страсти и медитации, мучительные сомнения, первые неумелые шаги и счастье постижения передавались удивительно емкой и насыщенной пантомимой, сочетавшейся и с яркой мимикой. Даже такая обыденная для балета вещь, как обутая в пуанты женская стопа, играла не меньшую роль, чем пластика рук или торса. В моменты мучительных колебаний мы видели тонкую ножку, не стремящейся ввысь, а приземленной, неуклюжей частью тела в каком-то башмаке.

Публика была чрезвычайно заинтересована происходящим. Даже определенные проблемы в организации зала (например, билеты на несуществующие места в партере) не смогли омрачить прекрасное впечатление от спектакля. «Недосказанность» пластической речи Кинга, далекой от воспроизведения обыденных ситуаций и имеющей много общего с медитативными движениями, дала большой простор для размышлений. Зрителя явно увлекли философские балеты американские хореографа.

Лидия Саводерова,
IV курс ИТФ