№1 (216), январь 2022 года

С 1 по 5 декабря в Рахманиновском зале Московской консерватории состоялся ежегодный Камерный фестиваль Союза композиторов «Пять вечеров». Его организаторы еще в первый год проведения (2019) решили визуализировать «Пять вечеров» лаконично и метафорично, а именно в виде фортепианной клавиатуры, составленной из стройных серых елей на белом фоне. Картинка, которая при кажущейся простоте заставляла задуматься о своем скрытом содержании, из года в год привлекает и манит тех, кто только открывает для себя фестиваль.

В этот раз программа состояла из музыки 43 композиторов из 14 городов России. Все многообразие их творчества было распределено кураторами на 5 вечеров, в каждом из которых отразилось определенное музыкальное направление. Тематика концертов раскрывалась в подзаголовках: «Фольклор 2.0», «Мультимедиа», «Хоровой концерт», «Акустические миражи» и интригующий «Заключительный концерт». Кураторы дали и дополнительные разъяснения: «В первый день прозвучат сочинения, написанные для русских народных инструментов, во второй и четвертый – публика услышит (и увидит) электроакустическую и авангардную музыку, в третий – хоровые произведения. Наконец, пятый концерт “разрядит” натруженный слух фестивального завсегдатая мелодичными пьесами».

О концепции «Пяти вечеров» композитор и музыкальный критик Антон Светличный как-то сказал: «Для композиторов преимущества понятны: исполнение в статусном зале силами профессионалов из исполнительской элиты, нетворкинг, новые контакты. Слушателям же предоставляется шанс (в самом деле, редкий): в формате компактной выборки, почти дайджеста, увидеть картину современной российской музыки». И это действительно так. А если вам досадно, что в этот раз вы пропустили такое знаковое для современной музыкальной жизни мероприятие, то располагайтесь поудобнее – я постараюсь воссоздать для вас чарующую атмосферу первого вечера фестиваля.

…Рахманиновский зал празднично заливается светом и постепенно наполняется людьми. Со всех сторон слышен легкий гул разговоров, предвкушающих концерт. Эту интродукцию дополняют звуки настраивающегося рояля. Пришедших встречает одна из главных героинь вечера: бас-балалайка во всей красе радостно смотрит на гостей в самом центре сцены.

Вечер посвящен претворению фольклора и народных инструментов в творчестве современных композиторов из Москвы, Новосибирска, Нижнего Новгорода, Ростова-на-Дону и Казани. Для нас будут играть солисты Государственного академического русского народного ансамбля «Россия» имени Людмилы Зыкиной. Сразу после короткого приветствия ведущей начинается музыка, говорящая сама за себя. Так, безмолвно встречавшая нас балалайка-контрабас уже зазвучала в голос в окружении консорта домр, исполняющих сочинение «Русский контрапункт» Григория Зайцева. 

Автор средствами квинтета народных инструментов создал минималистскую композицию, которая могла бы стать полноценным саундтреком к современному блокбастеру. Такой необычный синтез сразу дает ощущение полифонии времен. «Это русский мир, вовлеченный в процессы неизбежной глобализации, который пребывает в поиске своего лица в этом новом универсуме, в поиске своих корней, поиске будущего в прошлом», – говорит композитор.

Настоящие драмы развернулись в «Театре теней» Елены Демидовой и полной страстей пьесе-поединке «Любовь и ненависть» Алексея Хевелева. Яркая образность и динамизм этих сочинений не могли не взбудоражить воображение. Многие из присутствующих в зале даже закрывали глаза, становясь не только слушателями, но и зрителями.

Картины русской жизни изобразили в своих сочинениях композиторы из Москвы. Красочный лубок предстал в произведении Сергея Попова «Воспоминание о Ярмарке» для малой домры, балалайки примы и фортепиано. А в фортепианной сонате «Господин Великий Новгород» Владимира Кобекина могучим городом возвысилась одна из древних столиц Руси. Нам с вами посчастливилось попасть на премьеру. В мастерском исполнении самого автора слышались и вечерний перезвон многочисленных церквей города, и плач о его разорении Иваном IV, и колокола Собора Святой Софии…

Но вот на сцену вышел лауреат международных конкурсов, аккордеонист Роман Малявкин, чтобы исполнить экспериментальное произведение Дмитрия Мазурова Hauntology. Что же означает это непростое название? Ответ мы можем найти у самого автора: «Хонтология, – говорит Дмитрий Мазуров, – направление в искусстве, характеризующееся призрачной, мистической атмосферой и псевдо-воспоминаниями о прошлом, которого никогда не было».

С первых и до последних звуков кажется, что где-то рядом с нами витает потерянный блуждающий дух, будто он и не был никогда живым. Звучание акустического солиста поражает урбанистичностью. Композитор совершенно по-новому трактует инструмент. Представляются картины постапокалипсиса, на которых нет людей и природы, – только техника, бетон и стекло. Мы будто слышим пронзительные и монотонные стоны дрели, скрипы металла, щелчки затворов, чередующиеся с пугающей тишиной. Публика по-разному отреагировала на произведение с необычной концепцией и соответствующим претворением: одни сосредоточенно погружались в особое звуковое пространство сочинения, другие в удивлении переглядывались, доставали телефоны для видеосъемки.

В заключении вечера прозвучала Токката для четырех домр Эльмира Назимова. Своим буквально первобытным и гипнотическим ритмом она захватила весь зал. Вот уже сидящий рядом с нами ребенок, который спокойно и внимательно слушал все выступления, едва не выпрыгнул с места, – виртуозности его ног могли бы позавидовать профессиональные исполнители степа! Оставаться безучастным мало кому удалось. Прозвучал последний аккорд, а воздух продолжал дрожать. Отовсюду слышались крики «браво».

Все встали со своих мест, но уходить не хотелось. Первый концерт фестиваля, полный открытий, вдохновения и удивительного разнообразия внутри одного музыкального направления, подарил всем пришедшим мощный заряд творческой энергии. Первые семь дней музыкальной зимы так и могли бы остаться подобными семи белым клавишам белоснежного до мажора, если бы в их диатонику не встроились, подобно пяти черным клавишам, «Пять вечеров», заставив первую октаву декабря зазвучать всем богатством красок.

P.S. На сайте Союза композиторов России размещены записи всех пяти концертов фестиваля, которые, безусловно, не менее интересны, чем первый. Там же можно найти электронную версию буклета, в котором подробно рассказывается о композиторах-участниках и их сочинениях.

Анастасия Степанова, IV курс НКФ, музыковедение

Фото Анны Бобрик 

№9 (215), декабрь 2022 года

29 октября в нижегородском зале «Пакгаузы» на концерте фестиваля «Болдинская осень» слушатели повстречались с двумя яркими музыкальными воплощениями пушкинской темы: мировой премьерой музыки Юрия Красавина к одноактному балету «Пиковая дама» и кантатой Леонида Десятникова «Пинежское сказание о дуэли и смерти Пушкина».

Этот фестиваль традиционно проходит в Нижегородском театре оперы и балета имени А.С. Пушкина, ежегодно собирая гостей и участников не только со всей России, но и из-за рубежа. Неподалеку от театра, в 200 км юго-восточнее, в родовом имении Пушкиных, почти 200 лет назад появилась на свет целая россыпь шедевров поэта – его «Маленькие трагедии», «Повести Белкина», стихотворения. Тогда же Пушкин работал над последней главой романа «Евгений Онегин», позже в том же месте родилась и повесть «Пиковая дама».

В этом году центральным событием фестиваля стала написанная совсем недавно, в ковидные годы, музыка к балету «Пиковая дама». В присутствии автора ее с большим азартом и мастерством исполнил оркестр La VoceStrumentale под управлением Федора Леднёва, лауреата премии «Золотая маска». Звучание оркестровой сюиты без труда являет зримые и понятные образы пушкинской повести – Германна, которым все более овладевает идея-фикс и сумасшествие, наивной Лизы, их окружения. Оно моделирует конкретные ситуации, вполне обходясь без сценического воплощения, но оставляя пространство для жеста и работы фантазии. В музыке соседствуют изящные вальсы, легкие галопы, медленные лирические сцены с дуэтами оркестровых инструментов, впитавшие все лучшее из балетной музыки XIX века, и прямо противоположные по характеру номера с напористыми синкопированными ритмами а-ля Стравинский. Взаимодействуют полифонические приёмы, мотивное развитие, четко централизованная тональность и жесткие диссонансы, прорывающиеся в ее структуру.

Автор, по его признанию, всячески старался избегать отсылок к опере Чайковского и, похоже, что с этим он справился, хотя совсем без интертекстуальных гиперссылок не обошлось. В конце прозвучали деконструированные вступительные такты Первого фортепианного концерта Чайковского, затем шутливо и зловеще задергалась тема «Польки» из «Детского альбома», перемежаемая беспристрастным «тиканьем часов» – похожий отсчет времени завершал сцену перед разлукой Ромео и Джульетты в балете Прокофьева. А вот элементы главной темы своими мелодическими очертаниями навеяли воспоминания о других «роковых» музыкальных темах: из оперы Бизе «Кармен» и Рондо из Первого кончерто-гроссо Шнитке. Впрочем, такие аллюзии, намеренные или спонтанные, абсолютно не оставили налета вторичности, они, напротив, лишь инкрустировали произведение.

Первое исполнение красавинской «Пиковой дамы», которое периодически прерывалось зрительскими овациями, заставило с интересом ждать продолжения ее шествия по миру: уже анонсирована постановка в 2023 году балета целиком хореографом Юрием Посоховым в Большом театре России, а также в Нижегородском театре оперы и балета в версии хореографа Максима Петрова.

Вторая часть концерта была отдана произведению, написанному больше четверти века назад, но звучащему даже более экстремально. Кантату исполнили ведущий солист «Геликон-оперы» тенор Игорь Морозов, дискант Виктор Спирин, хоровой коллектив Нижегородского театра и оркестр La Voce Strumentale под управлением Федора Леднёва.

Сама текстовая основа (рассказ «Пинежский Пушкин»), будучи псевдонародным пересказом пушкинской биографии в обработке фольклориста Бориса Шергина, породила «пародию в квадрате»: текст скомпонован из разнородных реплик и цитат, кантата – из пестрых музыкальных образов. В ней в обаятельно-ироничной манере сплелись сказительница с северным говором (в ее роли выступила Майя Балашова), причитающий фольклорный вокальный ансамбль (по крайней мере такой, каким его видят академические музыканты), до абсурда серьезный оперный тенор, выдающий то трагедию в духе Ленского, то советскую эстрадную лирику, и ангельски-потусторонний дискант, сошедший из закулисья аки deus ex machina (когда спасать главного героя уже было поздно: он к тому времени успел преставиться, пасть от руки засланного царём побродяги Дантеста!). Исполнители порадовали органичным сочетанием всех составляющих музыкального действа, хотя текст и квази-народная манера пения не всегда легко давалась хору.

Камерный оркестр, периодически срывающийся в балалаечное пиццикато, дополняла бас-гитара («привет» из последней трети XX века), фортепиано и группа ударных инструментов, в числе которых был даже мультяшный флексатон, определенно несший комическую коннотацию. В заключительных разделах кантаты звучит перезвон колокольчиков – «игрушечный» погребальный перебор, в котором угадывается кода 15-й симфонии Шостаковича, где последний тоже «играл» с отзвуками своих и чужих произведений. И, подумать только, ее от кантаты нашего современника отделяют чуть больше 10 лет!

Музыка, написанная «позавчера» и не озвученная ранее, порой таит в себе опасность получения психологических травм от современного искусства. Организаторы же призывали приобщиться к нему зрителей всех возрастов. И, признаться, при обнаружении в зале до начала концерта детей, явно не имеющих слухового опыта в области современной музыки, черствое сердце музыковеда ёкнуло, а разум хотел подсказать единственно верный путь – обратно, через буфет, к живописной набережной Стрелки, что виднеется позади сцены, пока не поздно! Но с первыми прозвучавшими нотами страх за подрастающее поколение улетучился. В обоих отделениях ему совершенно ничего не угрожало. Кажется, благотворно сказалась работа обоих композиторов над музыкой к фильмам – ясно ощущалась «саундрековость» словаря музыкальных приемов и инструментальных решений. Кроме того, погрузиться в атмосферу кантаты во второй части концерта помогло световое оформление, окрашивавшее сцену разными цветами в соответствии с сюжетными поворотами; ещё немного – и концерт бы стал мультимедийным, а потому еще более доступным каждому.

Так по-разному, с легкой улыбкой, но с почтением к «книгам сказателя», интерпретируется образ и творчество Пушкина в современной музыкальной культуре. И похоже, что люди искусства еще не раз к нему обратятся: «Сотворена река, она все течет – как Пушкин».

Жанна Савицкая, аспирантка НКФ, музыковедение

№9 (215), декабрь 2022 года

Словосочетание «великие композиторы» сегодня звучит, как правило, о композиторах прошлого – Бахе, Моцарте и т. д. Видимо, время великих и вправду прошло, а вот выдающиеся пока остались. Итальянский авангардист Сальваторе Шаррино вправе претендовать на этот статус. В Московской консерватории 75-летие композитора не осталось незамеченным: по поводу его юбилея прошли открытая лекция и концерт из произведений автора в Рахманиновском зале. 

«Слушать муху ухом слона» – так организаторы назвали будущую лекцию в пресс-релизе события: «Его музыка сплетена из легких шорохов и хрупких полузвуков, находящихся на грани возможностей человеческого восприятия. Концентрация на тишине и еле уловимых интонациях, которые рождаются внутри нее, – главное для композитора». 

Вопрос «откуда ещё можно извлечь музыку?» во второй половине ХХ века встал особенно остро. Шаррино оказался одним из тех, кто смог расслышать её там, где никто другой не смог. Поговорить о стиле композитора и его взглядах на перспективы развития музыкального процесса в Конференц-зал консерватории пригласили Светлану Лаврову – автора монографии о творчестве Шаррино, доктора искусствоведения, проректора по научной работе и развитию Академии Русского балета им. А.Я. Вагановой (Санкт-Петербург).

Специалист рассказала об отношении Шаррино к звуку, как таковому, к системе нотации, методу использования специфических предкомпозиционных планов – carte da suono (дословно с ит. «звуковая карта»). Интересно, что Шаррино прибегнул к переизложению таким образом и хорошо известных классических произведений. Зачем ему это понадобилось? Для выявления общемузыкальных закономерностей, сближающих Бетховена и произведения авангардистов. Автор пары книг и множества статей о музыке, Шаррино открыто указал на основы своей индивидуальной концепции: натурализм вместо структурализма (условно – «подражание» музыкальных процессов природным), иррациональное восприятие в пику рациональному, изменениетрадиционных слушательских ожиданий, антинарративность и т. д. Не чужды ему и эстетические параллели с современниками, например, с творениями художника Альберто Бурри. «Omaggio a Burri» для флейты, бас-кларнета и скрипки (1995) вскоре прозвучало в ходе концерта.

Попасть на лекцию мог любой желающий, стоило только зарегистрироваться, но несмотря на несколько незнакомых лиц в целом аудитория собралась традиционная: сотрудники и аспиранты кафедры современной музыки, студенты, интересующиеся музыкальным авангардом, несколько педагогов консерватории. В частности, присутствовали проректор по научной работе, профессор К.В. Зенкин, доцент Ф.М. Софронов, доцент О.Е. Бочихина, аспирант и редактор сайта о новой музыке Stravinsky.online А. Игубнова. Велась видеозапись лекции – возможно, вскоре все желающие смогут постфактум «побывать» на творческой встрече.

В начале концерта, перед появлением на сцене солистов ансамбля «Студия новой музыки», была озвучена просьба не аплодировать в перерывах между произведениями. Создать единое, цельное, непрерывное музыкальное пространство – вот цель этого концерта. Не нарушить тишину, музыку, сотканную из неё, порой задача не из лёгких. Но в этот вечер в Рахманиновском зале действительно можно было услышать и падающее перо. Аншлага не было, что к лучшему – затемнённое пространство камерного зала, вдруг показалось гораздо больше, воздушнее, а звук и тени заиграли на кружевной лепнине.

В программе были представлены произведения разных лет, от более ранних Квинтеттино №1 для кларнета и струнных (1976), Ai limiti della notte для виолончели соло (1979), Introduzione all’oscuro для 12 инструментов (1981) до Archeologia del telefono для ансамбля (2005). В исполнении Наталии Черкасовой также прозвучала остроумная музыкальная шутка Шаррино – Anamorfosi для фортепиано (1980), в которой «Игра воды» М. Равеля сочетается с мелодией джазовой песни «Singing in the rain».

Ярким примером экспериментов Шаррино со слушательским восприятием стали «L’oroligio di Bergson» для флейты соло (1999). «Часы Бергсона» – это обращение композитора к ключевым понятиям философии Анри Бергсона – времени и длительности. Острые, пронзительные словно лезвие звуки флейты Марины Рубинштейн заставляли одновременно вздрагивать и вслушиваться. Вот оно, то самое изменение восприятия – кто имеет уши слышать, да слышит! Завершили концерт знаменитые мадригалы К. Джезуальдо, мастерски инструментованные Шаррино и вошедшие в опус под названием «Le voci sottovetro» (1998) («Голоса за стеклом»). 

Аплодисменты внезапно вернули ощущение реальности. Казалось, что сначала зал разделился на две части: одна шумно благодарила исполнителей, а другую застали врасплох: «Неужели тишине конец?» 

Музыка Сальваторе Шаррино способна не просто погрузить слушателя в ощутимо иное пространство, изменить его восприятие времени, но она проникает в самого человека, заставляет его прислушаться к своему дыханию, к тончайшим изменениям вокруг. Это ли не самый ценный опыт? Вечер закончился в том же зале, в котором и начался, но люди из него вышли уже другие – не менее шумные, но очарованные тишиной.

Анна Фарбак, IV курс НКФ, музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

«Призрак будущего» – под таким названием в Московской консерватории в октябре прошел XVII Международный фестиваль современной музыки «Московский форум». Он стал знаковым событием в культурной жизни столицы и поразил своих современников не только великолепно составленными музыкальными программами, но и самой декларируемой идеей, определившей все остальное.

Пять вечеров объединяло, по замыслу организаторов, философское понятие – LOGOS. Одно из основных в древнегреческой философии, это греческое слово многозначно, оно охватывает одновременно и «слово» (высказывание, речь), и «смысл» (понятие, суждение). Идущее еще от Гераклита, толковавшего «логос» как ритм и соразмерность бытия, оно вновь приковывает к себе внимание современной философской мысли. В контексте происходившего на «Московском форуме» это воспринималось как коллективный поиск истины в осмыслении музыкального творческого процесса.

Каждый концерт был посвящен одной из актуальных проблем современной культуры: FUTURO, TECHNO, ECO, SOCIO и COSMOS. Искусственный интеллект и освоение галактического пространства, социальное неравенство и вопросы самоидентификации – все эти проблемы поднимались не только в виде музыкальной рефлексии, но и в рамках сквозной вербальной дискуссии, происходившей каждый вечер. Организаторы творческого события предложили для этого необычную форму: каждый концерт превратился в трехчастную композицию, где в средней части, обрамляемой музыкальными отделениями расположилась публичная дискуссия с участием слушателей и музыкантов.

Фестиваль был невероятно насыщен большим количеством мировых и российских премьер, коих было двадцать семь! В частности, хочется вспомнить прозвучавшую на третьем концерте российскую премьеру пьесы Phasma композитора Беата Фуррера для фортепиано в исполнении Дмитрия Баталова, которая произвела впечатление за счет современных (однако не новых) фортепианных приемов и мастерства пианиста. А богатая география и сочетание на одном фестивале музыки композиторов разных поколений сделали программу еще обширнее. Хорошо известные авторы (такие, как Фаусто Ромителли, Хельмут Лахенман, Мауро Ланц) перемежались с молодыми, только начинающими заявлять о себе (Павел Поляков, Елизавета Згирская).

Но не только это отличало происходившее событие. Обращает на себя внимание и присутствие гостей из московского мира искусства, которых нечасто увидишь на музыкальном мероприятии. Среди них: Сергей Попов, искусствовед, владелец галереи Pop/off/art; Евгений Асс, архитектор, профессор МАРХИ, ректор Архитектурной школы МАРШ; Дмитрий Гутов, художник, теоретик искусства; Александра Першеева, искусствовед, доцент Школы дизайна ВШЭ. Они говорили о музыке на сцене Рахманиновского зала в дискуссионной части программы, наравне с композиторами и исполнителями. Такой многосторонний подход к современной музыке и к современному искусству вообще представляется более чем уместным. Еще одним участником дискуссии порой становилась и публика, имевшая доступ к обсуждению посредством интернет-чата, транслировавшегося на экране.

Необходимость более широкого подхода к современному искусству обнаруживались и в самой музыке. Например, в первый день в программе концерта FUTURO//LOGOS произведение Бригитты Мунтендорф Public Privacy #6… bright no more для голоса, электроники и видео (российская премьера) или произведение Александра Шуберта Hello для ансамбля, электроники и видео – демонстрировали сплетение разных приемов воздействия на слушателя. В одном сочинении одновременно соприкасались звук, видеоинсталляция, свет, слово, пластика и электроника. Применение компьютерной техники для современной музыки вовсе не ново, но в сопряжении с другими средствами выражения это создавало больший эффект.

А третий концерт COSMO//LOGOS стал платформой для исследования пространства в музыке. В нем главным героем первого отделения стал Light Wall System – световой интерфейс для захвата жестов. Система прожекторов становилась и отдельным музыкальным инструментом, и участником ансамбля с танцором или инструменталистом. И хотя многие сочинения, участвовавшие в Проекте Light Projection S (Last Sunset Владимира Тарнопольского – художественного руководителя фестиваля, to be Юи Сакагоши, Corps invisibles Сами Наслин и многие другие), были написаны в разные годы, ощущение единства и непрерывного перформативного искусства было достигнуто. Такое пластическое светозвуковое представление естественно привело к всеохватывающему разговору обо всех составляющих действа.

Важной частью «Московского форума» стала образовательная программа для молодых критиков и культурологов, где музыкальные ученые и критики, а также искусствоведы разных направлений делились своим опытом с преемниками и коллегами. Целью семинара стало раскрытие потенциала специальности музыковеда, ее значимости и необходимости для современной культуры.

Предложенные вниманию умозаключения еще потребуют своего осмысления. Однако уже сейчас стала очевидной одна актуальная тема: главная тенденция современной музыки проявляется в синтезе искусств, в задействовании всех его видов для достижения максимального результата. Но возникает вопрос: не ставит ли такой синкретизм музыку в зависимое положение и не лишает ли ее самодостаточности высказывания?

Современная музыка, когда она не гонится за новизной ради новизны, благодаря и формам высказывания, и синтезу искусств, вызывает живой интересу публики. Она погружает человека в необходимую рефлексию о культуре и ее значении в жизни каждого. «Московский форум» сполна возбудил этот интерес, показал высокий уровень мастерства композиторов и исполнителей, став оригинальным и ярким событием нынешнего концертного сезона.

Елизавета Локшина, IV курс НКФ, музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

Среди многочисленных видеозаписей из лучших театров мира, ставших доступными во время карантина, одна особенно привлекает внимание своей актуальностью. Это премьерная запись нашумевшей оперы Дьёрдя Куртага «Конец игры», повествующая о жизни взаперти. Fin de partie – первая и единственная опера 95-летнего венгра, которую он писал 8 лет. Одноактная опера была поставлена в миланском La Scala и стала оперой года по версии журнала Opernwelt. Отправимся на три года назад, в 15 ноября 2018 года, и вспомним, как это было.

Композитор сам написал либретто по одноименной пьесе короля абсурда Сэмюэла Беккета, сократив ее и добавив несколько своих реплик. Беккет написал «Конец игры» на французском языке, но в его собственном англоязычном переводе название обретает новый смысл. Endgame – это эндшпиль, заключительный этап шахматной партии, когда на доске остается лишь несколько фигур и ситуация оказывается во многом предсказуемой. Таких фигур в пьесе четыре, и все они инвалиды: слепой старик Хамм не может ходить, его приемный сын Клов не может сидеть, а безногие родители Хамма Нагг и Нелл обитают в мусорных баках. Их жизнь протекает в замкнутом пространстве, а потому состоит из пустой болтовни, вялых перепалок и пересказа одних и тех же историй.

Постановка Пьера Оди отличается аскетичностью. Мрачная декорация представляет собой схематичный сарай с черным дверным проемом. На сцене – два мусорных бака и инвалидная коляска. Два цвета: серый и черный. Персонажи передвигаются по сцене согласно указаниям Беккета в пьесе. Таким образом, постановка современной оперы получилась вполне традиционной. Кстати, сам Беккет был против нестандартных прочтений его пьес. Он заявил, что для «Конца игры» нужны только пустая комната и два небольших окна, а любые другие ухищрения будут пародией на его творчество.

Первый оперный опыт Куртага поражает своей традиционностью. Опера имеет подзаголовок «сцены и монологи», ее даже можно условно разделить на номера. При новаторском музыкальном языке ее структура не так уж далека от Вагнера, в операх которого кланяться выходят 2-3 человека. Но когда на шахматной доске остается минимум фигур, ценность каждой из них возрастает в несколько раз.

Диссонантная ткань не исключает отсылок к оперной и литературной классике. Либретто оперы изобилует невидимыми ремарками вроде «Леопольд Блум поет еврейско-ирландско-шотландскую балладу», «см.: Мусоргский, Картинки с выставки», «оммаж Бодлеру», «как мелодия Дебюсси». Подобные оммажи часто встречаются в творчестве Куртага: он автор «музыкальных приношений» Роберту Шуману, Луиджи Ноно, Карлхайнцу Штокхаузену, Пьеру Булезу, Якобу Обрехту, Петру Ильичу Чайковскому и другим.

Партии родителей ближе всего к кантилене, ведь старики живут прошлым. Выжившие из ума Нагг и Нелл напоминают юродивых, а круглые крышки от мусорных баков ассоциируются с нимбами над головами святых. Поэтому их голоса выше и светлее: Нагг – тенор (Леонардо Кортеллацци), а Нелл представлена низким тембром контральто (Хилари Саммерс), но это единственный женский голос в опере.

Эта парочка пытается вести себя как классические тенор и сопрано. Нагг ухаживает за своей престарелой возлюбленной и рассказывает ей ее любимую историю, над которой она так смеялась в юности. Куртаг тоже поступает здесь как типичный оперный композитор, вводя рассказ отдельным номером со сменой темпа и размера. Музыка неожиданно приобретает характер марша с чеканным ритмом и привычными квадратами. Но это – лишь пародия на давно надоевший жанр, как и сама история, в которой знаешь наизусть каждое слово. Нелл умирает как любая оперная героиня, видя перед собой прозрачную водную гладь. Ее голос возносится на самую высокую ноту, которая эхом остается звучать в оркестре. Но нота затянулась, а Нелл – не Травиата и даже не сопрано. Так герои вспоминают свою молодость, а заодно и классическую оперу – сладкую «юность» музыки.

Но главный конфликт разворачивается во взаимоотношениях Хамма (Фроде Ольсен) и его приемного сына. Клов (Ли Мелроуз) – единственный ходячий обитатель дома с двумя окнами, поэтому он обслуживает остальных инвалидов. Клов еще сравнительно молод, он мечтает сбежать от отца-тирана и начать новую жизнь. В пьесе Беккета он все время повторяет одни и те же слова: «Я ухожу». Уйти по-настоящему ему мешает сострадание к беззащитным существам, чувство вины перед приемным родителем, а также ярко выраженный стокгольмский синдром. Символом его рабства служит свисток, которым Хамм зовет его. Свисток становится полноправным участником партитуры Куртага, отзываясь пронзительным frullato духовых в оркестре. Чтобы сообщить Хамму о своем уходе, Клов решает завести будильник – знак скоротечности времени, но и возможного духовного пробуждения. В оркестре звук будильника передан оглушительным ксилофонным звоном (все изобразительные элементы сопровождения тонко подчеркнуты дирижером Маркусом Штенцем).

Финальная схватка между двумя персонажами происходит во время последнего монолога Хамма. Герои находятся в разных концах сцены и не смотрят друг на друга, но их тени сталкиваются лицом к лицу на углу деревянного сарая (художник по свету – Уэс Шунебаум). Когда Хамм отбрасывает последние предметы, связывавшие его с внешним миром (свисток, трость, игрушечную собаку), его тень на стене исчезает. Клов свободен. Драматичная пассакалия в духе Шостаковича заканчивает «Игру». Такова опера, написанная по пьесе драматурга, ненавидевшего оперу.

Алиса Насибулина, аспирантка НКФ, музыковедение

№8 (196), ноябрь 2020 года

В Малом зале РАМ им. Гнесиных с триумфом завершился фестиваль-лаборатория современной музыки Gnesin Contemporary Music Week. Одно из передовых событий в музыкальной жизни Москвы, это событие с каждым годом все больше и больше привлекает интерес как музыкантов-профессионалов, так и любителей, как молодых энтузиастов, которые не боятся идти на риск, так и зрелых людей, уже сформировавших свой мир прекрасного. Фестиваль-лаборатория завершился концертом, программа которого сначала заинтриговала новыми (для кого-то совершенно незнакомыми) именами композиторов, а потом – оправдала самые лучшие ожидания публики.

Программа заключительного концерта заявила определенную концепцию уже в самом названии Perpetuum mobile. Как было анонсировано в афише на сайте фестиваля, главной темой концерта стала тема движения. В композициях оно осуществляется либо по принципу повтора однородного материала, либо  путем  многочисленной смены структур и их преобразований. В прозвучавших трех сольных произведениях каждый из исполнителей проявил себя уникально и оригинально в подходе к композициям. Кроме того, их объединило важное качество – артистизм, гармонично сплетавшийся с характером произведений.

Особой чувственностью и глубиной переживания отличилась Алёна Таран (флейта): она мастерски справилась со всеми технически сложными моментами в Cassandra’s Dream Song Брайана Фёрнихоу (в частности, переключение от разговорной речи, прописанной в композиции сочинения, непосредственно к исполнению, к игре) и при этом тонко выстроила художественную составляющую данных эпизодов. Esercizi (что в переводе с итальянского означает «упражнения») Лотара Кляйна были артистично преподнесены Романом Малявкиным: казалось бы, технические упражнения Кляйна обрели живое дыхание в руках виртуозного аккордеониста. То же самое произошло и с этюдами Шиманского, которые с особой чуткостью и профессионализмом были исполнены Владимиром Обуховым. Медитативность, редкой силы концентрация и бесконечное ощущение движения – именно эти слова смогут в полной мере описать исполнение Варварой Косовой Capriccio Симеона тен Хольта, произведения, которое можно назвать классическим образцом минимализма в музыке. Солирующий голос скрипки – как повелось уже с незапамятных времен – напоминал одинокий человеческий голос, в котором чувствовались то терзания, то молитвенное спокойствие.

Вторая, не менее захватывающая сфера концерта – ансамблевые сочинения. Произведение финского композитора Сампо Хаапамяки Highway для флейты и фортепиано исполнили Игнат Хлобыстин и Дмитрий Баталов. Кроме того, в завершении концерта состоялась российская премьера Камерного концерта для фортепиано и ансамбля польского композитора Агаты Зубель в исполнении ансамбля Reheard. Эти два эффектных произведения сконцентрировали в себе все те художественные качества, за отсутствие которых обычно ругают современную музыку закостенелые консерваторы. То, с какой деликатностью к материалу, к его нюансам были исполнены произведения, очень важно, ведь эту отдачу чувствовала публика и по достоинству смогла ее оценить.

Highway, помимо фантастической технической составляющей, поразил тембровой игрой флейты и фортепиано: контрастное сочетание хрупкого тембра флейты и густой партии фортепиано в нижних регистрах то и дело сменялось тончайшим слиянием тембров, когда рояль будто приближался в своем звучании к флейте в высокой тесситуре. Не остается без внимания и тот факт, что оба исполнителя – Хлобыстин и Баталов – так монолитно исполнили сложное по своим компонентам произведение, где каждый музыкальный параметр преподнесен индивидуализировано. Но никто из участников ансамбля не выпадал из единого движения композиции, и они с особой легкостью играли всеми ее компонентами.

Кульминационной точкой концерта стало выступление ансамбля Reheard, который осуществил российскую премьеру Камерного фортепианного концерта Агаты Зубель. Сразу же стоит отметить необычную инструментальную составляющую: Дмитрий Баталов исполнял свою партию на двух роялях, один из которых был препарированным; аналогично Алена Таран играла на двух разновидностях флейты (к основному виду добавлялась еще и басовая), как и кларнетист Андрей Юргенсон, чередовавший контрабасовую разновидность инструмента с основной.

Партии струнных тоже отличались многоплановыми техниками исполнения; но особый изыск этой сложносоставной конструкции придавала партия ударных в исполнении невероятной Прасковьи Тынянских. Именно ударные инструменты полностью взяли на себя роль генератора динамики движения и момента импульса внутри него. Кроме того, благодаря наличию разных ударных – большого и малого барабанов, сагаты, гуиро и других – произведение в определенных эпизодах приобретало не только своеобразное ритмическое поле, но и экзотическое звучание этих ритмических фигур. Органичное, целостное исполнение поразило слушателей, которые щедро одарили музыкантов своими аплодисментами.

Заявленная в программе концерта концепция движения оправдала себя и отразилась в широком спектре самобытных произведений композиторов в исполнении ярких музыкантов. Насладиться музыкой и ее исполнением можно и постфактум: записи всех концертов выложены на YouTube-канале фестиваля.

Христина Джишкариани, IV курс НКФ, музыковедение

Фото Анастасии Ким

№8 (196), ноябрь 2020 года

Лариса Шиберт – композитор, певица, пианистка, член молодежного отделения Союза композиторов. Она уже побывала стипендиатом Ecoles d’Art Américaines de Fontainebleau и VIII Международной академии молодых композиторов в г. Чайковский, является автором нескольких десятков произведений для голоса, камерных ансамблей, хора, электроники. В настоящее время Лариса учится в Московской консерватории на II курсе НКФ (класс проф. Ю.С. Каспарова). В предлагаемом вниманию интервью она рассказывает о себе и своей музыке.

– Лариса, ты много чем занимаешься: пишешь музыку, выступаешь как пианистка и вокалистка, преподаешь, участвуешь в конкурсах и конференциях. Если бы у тебя была возможность заниматься только чем-то одним, чтобы ты выбрала?

– Мне нравится заниматься разными вещами, и все они так или иначе связаны со звуком, потому что наша Вселенная – звуковая. Из всех моих дел больше всего мне нравится петь. Но в целом, думаю, я просто живу и наслаждаюсь жизнью, занимаясь тем, что мне нравится.

– В твоих произведениях есть какие-то повторяющиеся мотивы, образы, что отражается и в названиях – это свет, природа… Думаю, это связано с определенными идеями, пронизывающими твои произведения. А как бы ты сама сформулировала главную идею своего творчества?

– Мое творчество отражает мою жизнь, мое мировоззрение. Я думаю, что здоровье человека прямо пропорционально уровню его вибраций, которые исходят от каждой клеточки человеческого организма и напрямую зависят от наших мыслей. Если мысли негативного характера, то в организме появляются какие-то блоки, начинаются болезни, и потом эти блоки тоже влияют на наши мысли. Я хотела бы надеяться, что моя музыка исцеляет людей. Свет, позитив, безусловная любовь к миру – все это повышает вибрации людей и исцеляет их.

– Можешь рассказать о своих первых композиторских опытах? Когда и как это было?

– Я занимаюсь музыкой с шести лет. Однажды моя старшая сестра решила выучить со мной песенку про мамонтенка, я спела ее маминой подруге, которая работала в музыкальной школе. И она сказала: «Будешь солисткой у нас в фольклорном ансамбле». Так я поступила в шесть лет в музыкальную школу, меня взяли без экзаменов. Училась в школе на двух отделениях – вокальном и фортепианном. Тогда я начала импровизировать свои первые сочинения на фортепиано. Правда, заниматься на фортепиано мне не нравилось, потому что надо было трудиться, а я любила просто петь. Но мама мне наняла репетитора, она говорила: «Нет, нет, тебе нужно фортепиано, это надо для твоего развития, чтобы ты была образованным человеком».

– Когда к тебе пришло понимание того, что ты действительно хочешь писать музыку и посвятить этому значительную часть своей жизни?

– У меня всегда была эта мысль. Окончательно я решила стать композитором, когда переиграла руку от занятий на фортепиано по 12 часов в день, и у меня появилось время записывать свои импровизации. Тогда я написала романс «Музыка» о моей любви к музыке, о том, что это моя жизнь, мое предназначение. И вот так постепенно начала сочинять, а затем поступила на теоретическое отделение, чтобы научиться сочинять грамотно. Если до этого я была обычным ребенком, который больше живет в социуме, то когда меня погрузили в атмосферу теоретического отделения, я начала чувствовать каждый звук. Я очень благодарна моим педагогам И.М. Молчановой и С.А. Борисову, потому что они передали мне душу музыки, и я начала ее тонко чувствовать.

– Скажи, пожалуйста, над чем ты работаешь сейчас?

– Я занимаюсь исследованием того, как музыка исцеляет людей, и провожу лекции «Исцеление звуком». На них люди погружаются в медитации под мою музыку, начинают чувствовать и энергию мира, и свою энергетику. Также и академическую музыку продолжаю писать. Сейчас пишу произведение для флейты и фортепиано в двенадцатитоновой технике. Помимо этого, мне в последнее время очень нравится песни писать. Они пробуждают души людей – для света, для любви, для счастья. Потому что счастье – это самое нормальное человеческое состояние, именно в этом состоянии человек оздоравливается.

– Есть что-то, что ты хочешь попробовать в будущем – например, другие составы исполнителей? Ты часто пишешь камерные ансамбли, а как насчет большого состава – что-нибудь для оркестра?

– Я для хора много пишу, мне очень нравится. Для оркестра пока что не думаю, но хочу для древнеславянских инструментов написать, имевших для наших предков сакральное значение.

– Ты чувствуешь на себе влияние каких-то композиторов?

– Я чувствую на себе влияние всего, что я слышала.

– Я знаю, ты очень любишь Дебюсси. А есть кто-то из современных композиторов, кем ты больше всего интересуешься, кого ты можешь выделить?

– Мне очень нравится новая простота, Арво Пярт. Когда я слушала «Зеркало в зеркале», то почувствовала, что не иду, а лечу. Еще мне очень нравится медитативная музыка – она приводит в равновесие ритмы полушарий головного мозга.

Беседовала София Петрунина, IV курс НКФ, музыковедение