№ 2 (127), февраль 2013

Баженовский зал Большого дворца музея-заповедника «Царицыно» радушно распахнул свои двери перед любителями камерной музыки эпохи романтизма. В исполнении заслуженного артиста России Вениамина Коробова (фортепиано), лауреата международных конкурсов Михаила Ашурова (скрипка), заслуженного артиста России Виталия Астахова (альт) и лауреата международных конкурсов Александры Будо звучали сочинения Шуберта, Шумана и Брамса для фортепианного квартета.

Открыло вечер Адажио и Рондо F-dur Шуберта. В передаче всех нюансов сочинения артисты проявили себя прекрасными музыкантами. Голосоведение каждого инструмента отличалось детальной точностью. Тончайшие диминуэнди были столь же убедительными, сколь и «извержения» пассажей в конце Рондо.

Гамму восторженных эмоций вызвал у публики Квартет Es-dur op. 47 Шумана. С блеском, уверенно передав энергию музыкальной мысли, были сыграны крайние части. Ярко и стремительно прозвучало Скерцо. С большой глубиной раскрыли артисты содержание Andante cantabile, взволновав подлинным чувством и экспрессией исполнения. Точные передачи музыкальных фраз от инструмента к инструменту, выверенные штрихи – многое говорило о подлинном профессионализме. Но больше всего поразило тонкое и чуткое отображение череды емких, но изменчивых музыкальных образов композитора, сменяющих друг друга.

Новую лирико-драматическую краску в палитру концерта внес сложнейший Квартет Й. Брамса c-moll op. 60. Исполнители логично выстроили сочинение от драматической первой части через вихревое Скерцо, в котором фортепиано фактически отведена главенствующая роль, и лирическое Andante к триумфальному Финалу. Зал буквально замер, слушая третью часть Квартета, – настолько глубоко и проникновенно играл ансамбль. В целом квартет звучал слаженно и, что порадовало, прозрачно, не перенасыщая и без того сложную фактуру брамсовских сочинений.

Несмотря на то что в зале оставались свободные места, публика принимала артистов очень тепло. А как внимательно слушали такие сложные сочинения дети! Вне всякого сомнения, это говорит о том, что классическая музыка по-прежнему востребована в наш сложный и суетливый век.

Анастасия Андреева,
студентка IV курса ИТФ

№ 2 (127), февраль 2013

«Борис Годунов» Мусоргского является фирменным знаком русского искусства. Многочисленные варианты оперы – и авторские, и Римского-Корсакова, и Шостаковича – уже давно поставлены. Эталонным «Борисом» по всем возможным параметрам является постановка Андрея Тарковского, осуществленная театром Ковент-Гарден в 80-е годы и перенесенная его ассистентом уже после смерти великого режиссера в Мариинский театр. Много интересных находок и в версии кинорежиссера Александра Сокурова, впервые познакомившего зрителей главного театра столицы со второй редакцией оперы.

И вот 29 ноября Большой театр представил вниманию публики восстановленного «Бориса Годунова», поставленного в 1948 году Леонидом Баратовым. То, что эта версия жива до сих пор, в эпоху чудовищных, пошлых однодневок, неспособных дать театру ничего, кроме оскорбляющего хороший вкус эпатажа, – подлинное чудо. Эта постановка была сделана Баратовым в лучших традициях Большого театра: великолепные, прекрасно передающие атмосферу того времени декорации (Федор Федоровский) гармонично сочетаются с шикарными костюмами, которым мог бы позавидовать любой музей. Мизансцены рассчитаны очень точно и лаконично: ничто не отвлекает слушателей от музыки и от пения, но действие, тем не менее, активно развивается в полном соответствии с задумкой композитора.

Музыкальная часть тоже не могла не радовать. Грандиозный оркестр под управлением Василия Синайского звучал изумительно, певцы были на высоте, все до одного, как и полагается Большому театру. Приятным фактом стало участие в спектакле известного итальянского баса Ферруччо Фурланетто (на фото) в партии Бориса. Известность он получил во многом благодаря тому, что его вовремя заметил и ввел в свои легендарные постановки Герберт фон Караян, дирижер, чье имя золотыми буквами вписано в историю музыки. Иностранцам русские оперы петь по разным причинам тяжелее, чем нашим соотечественникам, но Фурланетто, несмотря на акцент, справлялся с партией и ролью весьма успешно. Сложный образ Бориса Годунова был передан грамотно и в музыкальном плане, и в актерском. Но, может быть, ему не доставало все-таки трагической мощи русских певцов и проникновения в тайны русской души.

Прекрасны были в тот вечер и партнеры Фурланетто. Молодой бас Алексей Тихомиров замечательно исполнил партию Пимена. Богатый тембр, качественное звуковедение подчеркивали профессионализм певца, однако как актеру, на мой взгляд, ему немного не хватило монашеской мудрости, весомости слова. Владимир Маторин (Варлаам) запомнился ярким исполнением песни «Как во городе было, во Казани». Сложнейшая роль Юродивого была логично выстроена молодым тенором Станиславом Мостовым. Но особенно порадовали Алина Яровая (Ксения), Александра Кадурина (юный Федор) и Екатерина Губанова (Марина Мнишек) – они полностью соответствовали своим историческим прототипам. Особенно хороша была Марина – гордая поступь, гибкий стан покорили не только Самозванца, но и весь зрительный зал.

Приятно осознавать, что Большой театр, несмотря на сомнительные эксперименты, укоренившиеся в его репертуаре, в целом придерживается и академического направления, напоминая нам, каким должно быть классическое высокое оперное искусство.

Анастасия Андреева,
студентка IV курса ИТФ
Фото Дамира Юсупова

№ 9 (125), декабрь 2012

«Звуковой поток» – масштабный проект, посвященный Году Германии в России, – был продолжен в Рахманиновском зале силами консерваторского ансамбля Студия новой музыки во главе с Игорем Дроновым. Второй концерт носил яркое название – «Отказ от привычного». И действительно, в программе вечера были заявлены сочинения композиторов немецкой и русской школ, сформировавшихся в бурные 60–70 годы.

Каждый раз после окончания концерта новой музыки я волей-неволей вспоминаю слова Шостаковича: «Тема, мелодия – душа музыки. А если эта душа с изъяном, то, можно считать, произведения нет». Великий мастер не ошибся в эпитетах и сравнениях, словно предвидя бич современности: техника, конструкция, тембр… и ни слова о душе.

Пожалуй, единственным сочинением, которое вызвало шквал аплодисментов, было «Пение птиц» для подготовленного фортепиано и магнитофонной пленки Эдисона Денисова. Это своего рода «романтическая музыка», опутывающая слушателя приятными звуками лесной природы, щебетанием, трелями и звонкими раскатами птичьих голосов. Удивило звучание фортепиано, которое «слилось» в гармоничном ансамбле с, казалось бы, неживой материей. В этом, несомненно, проявилось мастерство пианиста-импровизатора (Мона Хаба).

Не менее запомнились Четыре пьесы для сопрано и ансамбля Матиаса Шпалингера. Во многом благодаря солистке – необыкновенно артистичной Светлане Савенко. Ее умение владеть голосом вызвало бурную реакцию публики, достаточно привести в пример возглас, донесшийся с задних рядов: «Wow! Как она это делает?!» Действительно, множество колебаний – высотных, динамических, тембровых – в этой миниатюрной композиции обостряло слух и чувствительность восприятия, заставляло слушателя «собрать» внимание. Очевидно, что какая-то обобщенная идея в произведении присутствовала. Но какая? Вопрос, оставшийся без ответа… Хотя, вероятно, оставшийся без ответа для меня лично.

Остальной музыки (по словам моего соседа, с коим я солидарна) не было. Была техника (в триптихе для фортепиано «Пролог, Мысль и Эпилог» Алемдара Караманова) и тщательная работа с тембром (Trio fluido для кларнета, альта и ударных Хельмута Лахенмана). В заключение концерта прозвучала российская премьера пьесы Клауса Хубера, присутствовавшего в тот вечер в зале. Название его пьесы, специально написанной для Студии новой музыки по заказу Западно-немецкого радио, можно перевести так: «Например: колеблющиеся ветви». В ней автор расширил звуковые возможности инструментов – но пошло ли это им на пользу? Резкий скрип струнных неприятно резал слух, звучание было настолько хаотичным, что ни о какой гармонии не могло быть и речи… И как итог – сомнение… Сомнение в предназначении такой музыки, в ее ценности и сакральности. Ведь «музыка должна высекать огонь из сердец человеческих», а не быть результатом «несчастного случая» (Метнер)!

Анастасия Андреева,
студентка IV курса ИТФ

№ 9 (125), декабрь 2012

«Профессия у нас мрачная. Но люди мы веселые. Достаточно веселые для такой мрачной профессии…» – Игорь Владимирович Способин, человек с богатейшим опытом, знал, чем подбодрить своих коллег. Даже столь нерадивых, как мы, студенты.

Действительно, после бессонной ночи, проведенной в компании с Малером или в обнимку с тетрадью по полифонии, после дня, переполненного бесконечными лекциями, все, что остается музыковеду-теоретику, – это сохранять оптимизм. Ведь мы – универсальные личности, знатоки теории и истории музыки, мы должны уметь организовывать концерты, писать журналистские и научные работы, руководить коллективами и на нужном уровне владеть инструментом. Чем вам не портрет Юлия Цезаря?!

Но востребована ли профессия музыковеда в наше время? Вопрос, прямо сказать, непростой. Время вносит свои коррективы, и сейчас каждый человек, имеющий хоть какое-то отношение к музыке, считает себя потенциальным музыковедом. Эра высоких технологий открыла доступ к ресурсам, которые раньше оставались в «святая святых» – библиотеках или всевозможных фондах. Требование «свободы слова» выполнено, и в наши дни все кому не лень могут размышлять о тех или иных явлениях в музыке, не имея профессионального образования.

История музыки, казалось бы, изучена вдоль и поперек. Учебники по теории пестрят разнообразием и, что греха таить, противоречиями. И вот тут-то выходит на арену музыковед-теоретик. Открывая новые направления, покоряя еще большие вершины, он пытается привести в порядок мир разрозненных идей и тем самым облегчить жизнь своим младшим коллегам. Появляются новые труды, полные неожиданных поворотов и свежих мыслей. Расширяются горизонты исследований, и музыковедческая жизнь, таким образом, оказывается бессмертной.

Другое дело, что живет она, увы, только в кругу лиц определенной профессии, лишь изредка покидая пределы узкого пространства. И на вопрос: «Нужны ли сейчас музыковеды?» – я отвечаю: «Конечно! Ну хоть кто-то же должен быть умным…»

Анастасия Андреева,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (123), октябрь 2012

Театр – мир волшебный, удивительный – место, тайну которого дано постичь не каждому. Когда мне предложили встретиться с актрисой Чувашского государственного театра юного зрителя имени М. Сеспеля, народной артисткой Чувашской Республики Валентиной Суриковой, чей юбилей праздновала в этом году наша столица, я с радостью использовала возможность пообщаться со столь уникальной личностью.

У дверей кабинета меня встретила энергичная обаятельная женщина, оказавшаяся очень интересным собеседником. Она призналась, что решение стать актрисой было принято ею уже в первом классе. Со второго она участвовала в номерах художественной самодеятельности, пела в хоре, читала стихи, в основном Маяковского. Сегодня ее кумиры – Анна Ахматова и Сергей Есенин. Во время учебы в республиканском культурно-просветительском училище девушка практически не покидала стены театров, посещая все постановки. Она начала работать в 1973 году и с тех пор постоянно на сцене.

В. Сурикова играет не только в русских, но и в чувашских спектаклях. Как призналась актриса, ей легче выступать на родном чувашском языке, хотя значимость и принадлежность ролей к какой-то определенной культуре для нее не имеет значения. «Считаю, что актеру необходимо уметь играть и комедийных, и драматических персонажей как на русском, так и на чувашском языке» – таковы слова актрисы. Ее основные амплуа – социальная, романтическая и комедийная героини. Она играет таких персонажей, как Каплалова в пьесе Мурзакова «Где живет домовой?», Мать в пьесе «Соколик ты мой», Угарина и Мать из «Последних» Горького. Также она известна как Маша в спектакле «В добрый час» Розова, мещанка в «Шторме» Билль-Белоцерковского, Софья Петровна в «Антонине» Мамлина, Харита Огудалова в «Бесприданнице» Островского, Эльзевира Ренессанс в «Клопе» Маяковского. Сейчас Валентина Сурикова работает над «Грозой» Островского, где играет Кабаниху.

Всем известна фраза «талантливый человек талантлив во всем». В полной мере ее можно отнести к Валентине Суриковой, которая сочиняет музыку, стихи и снимается на телевидении. Писать песни и слова к ним она начала относительно недавно, хотя поэзия всегда жила в ее душе. Свой первый сольный альбом Валентина Сурикова составляла в течение 5 лет – сейчас на три песни из него сняты клипы. На телевидении она принимала участие в съемках более десяти фильмов, среди них «Как быстро молодость проходит», «Сыновья», «Нарспи» режиссера В. В. Иовлева.

Актриса призналась, что во время выступлений для нее особенно важна поддержка публики. «Бывали случаи, когда зритель как бы подсказывал, что следует делать актеру. Очень важна энергия, исходящая из зала. И когда ее нет, приходится тяжело, быстро устаешь и утомляешься», – говорит актриса. Сейчас ее главная цель – сыграть много новых ярких ролей, которые бы понравились и запомнились зрителям.

Анастасия Андреева,
студентка IV курса ИТФ

№ 4 (120), апрель 2012

Самсон Цой

29 февраля в Овальном зале Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы им. М. И. Рудомино состоялся концерт камерной инструментальной и вокальной музыки. Вечер прошел в рамках программы «Музыкальные среды» и объединил лауреатов международных конкурсов Самсона Цоя и Борам Кима. В течение вечера звучали произведения солнечного Моцарта и сочинения романтиков трех национальных школ – немецкой, венгерской и русской – Р. Шумана, Ф. Листа и П. И. Чайковского.

Камерные концерты, проводимые в Овальном зале, наследуют традицию музицирования в изысканных аристократических салонах дореволюционной эпохи. Возможно, этим и обусловлена удивительная атмосфера, царящая в помещении. Старинный особняк, в котором располагается салон, и уютная камерная обстановка создают ощущение домашнего комфорта. А слушание музыки, по признанию зрителей, становится «частью этого уже домашнего ритуала».

В начале вечера прозвучал один из ранних опусов Моцарта – Фантазия ре минор, которую исполнил студент V курса Московской консерватории Самсон Цой. Он ученик профессора Ю. С. Айрапетяна, лауреат более 15-ти международных конкурсов, участник фестивалей и стипендиат нескольких фондов. Чутко прислушиваясь к каждой интонации, Самсон погрузил слушателей в мир внезапных и резких перемен настроений, свойственных музыке гения XVIII столетия, в мир моцартовского юмора и очарования.

Восторженные аплодисменты зала вызвали «Симфонические этюды» op. 13 Шумана. В тонкой нюансировке деталей, мастерском построении драматургии цикла, эмоционально-ярком исполнении выразился профессионализм молодого исполнителя. Программу продолжила «Тарантелла» Листа из цикла «Годы странствий». Самсон хорошо сумел передать красочность музыки, раскрыть многообразие и богатство фортепианной фактуры.

Во втором отделении к пианисту присоединился певец. Борам Ким совершенствует свое мастерство в аспирантуре Московской консерватории в классе профессора А. П. Мартынова. Он является лауреатом и дипломантом международных конкурсов в России и за рубежом. Его прекрасный тембр и несомненные артистические способности раскрыли психологическую сложность и многогранность цикла «Круг песен» Роберта Шумана на стихи Йозефа фон Эйхендорфа.

Глубокие симпатии к искусству Шумана питал П. И. Чайковский. Именно его произведение стало и кульминацией, и завершением вечера: Самсон Цой исполнил концертную сюиту из балета «Щелкунчик» в фортепианной транскрипции Михаила Плетнева. Любимая многими музыка вывала бурю оваций. И можно смело утверждать, что Самсон раскрыл для слушателей «целый новый мир, бесконечно богатый» в каждой интонации балетной партитуры Чайковского.

Анастасия Андреева,
студентка III курса ИТФ