№3 (227), март 2024 года

Значение личности Алексея Любимова в контексте музыкальной культуры России трудно переоценить. Один из самых известных российских пианистов, проводник нового направления исторически-информированного исполнительства, популяризатор старинной и современной музыки, педагог, воспитавший не одно поколение музыкантов. В преддверии 80-летнего юбилея Алексей Борисович Любимов продолжает заниматься делом, которому посвятил всю свою жизнь: изучать великое искусство музыки и выходить на концертную сцену, чтобы донести до слушателей его суть.

Образование Алексей Борисович получил профессионально-академическое, в русле московской пианистической традиции. Воспитывался в классе педагога ЦМШ А.Д. Артоболевской, а затем, будучи студентом Московской консерватории, несколько лет учился у Г.Г. Нейгауза. По собственному признанию, уже на этом этапе он почувствовал необходимость сбросить оковы школы классического исполнительства, требовавшей стандартизации.

Участвуя в различных международных конкурсах, общаясь с коллегами-музыкантами, он постоянно стремился расширить свой кругозор, проникнуть в саму сущность музыки. Уже после окончания Консерватории, увлекся творчеством современных композиторов. Со многими из них тесно общался в юности и продолжает дружить до сих пор.

При этом сам пианист сочинением не увлекается. Говорит, что подобные эксперименты были простительны до шестнадцатилетнего возраста. В мире и так слишком много хорошей музыки, чтобы дополнять ее собственными опусами, считает он. Начав с исполнения авангарда, Алексей Борисович в конце концов принял решение углубиться только в область минимализма и постминимализма, сочтя их наиболее органичными для себя. 

Судьбоносный поворот в сторону старинной музыки произошел в 1970-х годах. Услышав на одной из пластинок Н.Арнонкура непривычное звучание, казалось бы, давно известных барочных произведений, Алексей Борисович заинтересовался новым направлением аутентичного исполнительства на исторических инструментах. Эта область в России тогда была совершенно не изучена. Музыкант вспоминает, что в то время во всей Москве существовало только два клавесина, находящихся в очень плохом состоянии. Лишь спустя несколько лет в Московской филармонии по настоянию Алексея Борисовича появился первый играющий хаммерклавир.

Опираясь на записи европейских коллег, пианист начал формировать новый стиль исполнения, интуитивно ощущая его близость к возможному оригиналу. Первые концерты старинной музыки вызывали недоумение в среде академических музыкантов. Прослушав цикл сонат И.С. Баха, Альфред Шнитке спросил: «Где же баховское величие?». Чтобы освободить слух публики от исполнительских клише понадобились годы. Эта цель до сих пор не достигнута в полной мере, считает Любимов, но сегодня звучание исторического фортепиано уже не вызывает отторжения.

Новому исполнительскому направлению требовались музыканты, воспитанные в других условиях. Для этих целей в Московской консерватории был открыт новый факультет исторического и современного исполнительского искусства (ФИСИИ). В деле его основания пианист отводит себе небольшую роль. Говорит, что этот вопрос в большей мере решили его коллеги и время. «Мы обратились к ректору Московской консерватории В. П. Овчинникову. Сказали, что у нас есть педагоги, есть инструменты, и мы можем привести 12 студентов», – вспоминает Алексей Борисович. Сегодня факультет ФИСИИ выпускает в высшей мере профессиональных, всесторонне образованных исполнителей, готовых к любым экспериментам. 

Будучи на протяжении 12 лет деканом факультета ФИСИИ, профессором Московской консерватории и Зальцбургского университета, Любимов не оставляет активную исполнительскую деятельность. Он признается, что «давно выпустил из рук и орган, и клавесин», сосредоточив свое внимание на историческом фортепиано. «Еще в 90-е годы на Западе стали говорить о том, что сложилась русская клавесинная школа. Сейчас есть множество высококлассных исполнителей клавесинистов и органистов. Чтобы заниматься всем в равной степени хорошо, нужен огромный внутренний ресурс, поэтому я принял решение обратиться к более узкой области – романтические рояли и стилистика игры на них», – говорит музыкант. 

Желание освободить музыку от «накипи интерпретаций» является отличительной чертой творчества Алексея Любимова. «К сожалению, люди все дальше стали уходить от сути музыки в сторону исполнительства. Она [музыка] стала для многих музыкантов средством создания имиджа», – с горечью комментирует артист сложившуюся сегодня на концертной эстраде ситуацию.

Быть первопроходцем в новых областях – его кредо. Подготовка к каждому новому выступлению начинается с поиска того самого единственного звука, оттенка, штриха. Он считает, что каждый инструмент по-своему уникален и требует индивидуального подхода. Похоже, что этот процесс для музыканта в творческом плане стал самым важным, важнее самого концерта.

Елена Арутюнова, IV курс НКФ, музыковедение

Фото: Аня Тодич, фонд V–A–C

№1 (225), январь 2024 года

23 декабря в Музее имени Н.Г. Рубинштейна Московской консерватории состоялся необычный концерт: силами студентов и аспирантов Московской консерватории и студентов Московского государственного университета были исполнены средневековые гимны с латинским текстом. Наш корреспондент побеседовала с одним из организаторов события, художественным руководителем проекта «Musicae latinae societa» Анастасией Хлюпиной. 

– Анастасия, как возникла идея проекта и, в частности, концерта? 

– Предыстория очень долгая. Еще в августе к нам обратились студенты-латинисты из МГУ. У них есть латинский клуб, очень старинный, в котором занимаются студенты историки, филологи, искусствоведы. Они изучают разные традиции латинского языка, и то, как он существовал и развивался впоследствии. Возникла совсем несерьезная на первый взгляд идея: не просто читать и изучать, а еще как-то попытаться исполнить музыку с латинским текстом. Но нужна была помощь, и они решили обратиться к нам. Инициатором и автором проекта была Вита Чернявская.

– Как они на нас вышли?

– Нашли в социальных сетях. У нас уже были проекты с МГУ. У них есть театр, который участвовал в организованных Консерваторией мероприятиях. Например, в концертах старинной музыки СНТО, посвященных Пёрселлу, Монтеверди. То есть контакт уже был налажен. Конечно, мы были очень рады, что они к нам обратились, сразу с ними списались, договорились.

Провести концерт мы запланировали сразу, потому что решили: если мы просто будем собираться и что-то такое петь, это ни к чему не приведет. Нужна невероятная мотивация продолжать такие репетиции. В итоге эта задумка превратилась в жесткий проект с жестким дедлайном. 

– Как долго вы работали над программой, часто ли собирались?

– Мы репетировали на протяжении всего семестра каждую субботу. Сначала читали, отрабатывали произношение, разбирали, что это за традиция. Постепенно складывалась программа. Скажу честно, вплоть до середины ноября не было уверенности, соберем ли мы ее. Первое время было трудно. Мы даже попросили ребят из Консерватории принять участие, хотя изначально планировался только коллектив МГУ. Откликнулись студенты и аспиранты, в основном музыковеды и хоровики, которые очень заинтересовались проектом и захотели присоединиться. 

К декабрю программа собралась, но оставалось самое сложное – исполнители. Исполнением именно средневековой музыки занимаются немногие коллективы. Мы обратились к Алексею Шеину и его ансамблю блокфлейт Московской консерватории с предложением собраться. Было несколько репетиций, музыканты по слуху подобрали в кратчайшие сроки свои партии. По большей части все это было импровизацией, безусловно. 

– Как складывался репертуар? Где вы брали источники, ноты, транскрипции?

– Мы выбрали средневековые латинские гимны, потому что их, во-первых, проще найти, и, во-вторых, это более или менее понятная музыка, доступная и непрофессиональному музыканту. Пользовались двумя сборниками: «Кармина Бурана» и книга монастыря Монсеррат. Последняя – старинная испанская рукопись. В основном все песни там духовные, посвященные деве Марии, чей культ существовал в этом районе. Их еще называют песнями крестоносцев, потому что эти очень известные гимны они потом распевали.

У книги Монсеррат есть расшифровки, а вот «Кармина Бурана» – это целиком устная традиция, хотя существует система неких устойчивых напевов, закрепленных за определенными гимнами. Вообще, мы ориентировались на современные известные записи ведущих коллективов и ансамблей. Взяли за основу какие-то общепринятые мелодии, а дальше импровизировали: решали, что урезать, добавить, как варьировать. 

– То есть создавали свой собственный вариант?

– Да, мы коллективно обсуждали разные варианты по ходу репетиций, пока они не сложились в какое-то видение. В программе появилась центральная композиция – застольная песня «In Taberna». В ней есть и политическая сатира, и антиклирикальная в духе «Гаргантюа и Пантагрюэля». Но на самом деле, это текст о радости жизни: она очень непредсказуема, но тем и прекрасна. 

И как у Шекспира весь мир – это театр, так и таверна для вагантов становится миром, объединяющим все общественные слои. Смысл в том, что нельзя никогда никого осуждать. Независимо от положения мы проживаем одинаковую жизнь, полную испытаний. 

– Действие происходит в таверне? Вот откуда идея с кружками?

– Да, это та самая идея с кружками. Мы подумали, что начать и закончить надо этим. Как известно средневековое мышление никогда не чувствовало определенного контекста, то есть в таверне могли происходить очень разные вещи, даже те, которые кажутся для нас несовместимыми. Средневековый человек славит Богородицу, и тут же – Вакха. И у нас так же: сначала блок застольных песен с культом вина. Это не просто распитие спиртных напитков, а метафора «упивания» жизнью. Затем песни из книги Монсеррат. Это такой лирический центр, осмысление более тонких материй. Потом блок известных рождественских гимнов. Все очень тесно существовало: и мистические размышления, и радость бытия, и ощущение приходящего праздника. 

– Вы как-то объяснили эту идею на концерте?

– Вообще мы хотели уйти от того, что каждый номер нужно как-то объявлять и объяснять. У нас принципиально не было каких-то пауз, переходов, долгих рассказов. Это цельная идея, которую нужно воспринимать от начала до конца. В буклетах к концерту мы расписали программу так, чтобы она была понятна. Исполнение в академической традиции – это было бы скучно. 

– Вы планировали этот концерт больше в развлекательных целях, чем в академически-просветительских?

– Во-первых, он студенческий, мы, все-таки, не такой профессиональный коллектив. Но, с другой стороны, мы неожиданно обнаружили, что у нас весьма аутентичная получилась версия. Неформальная, не всегда выверенная и чистая, но с эффектом импровизации. 

– В музыкальных коллективах обычно есть какой-то лидер, руководитель, транслирующий участникам свое видение программы. У вас был такой человек? 

– У нас был наш музыкальный руководитель – это аспирантка Консерватории Мария Ладыгина. Маша, вообще, закончила хоровой факультет, но сейчас в аспирантуре занимается изучением жанра кэрол. Она очень заинтересовалась проектом и стала нашим дирижером и руководителем, который задавал тон, требовал, командовал. Но с другой стороны – она абсолютно никому не навязывала свою трактовку. Иногда в процессе репетиций интерпретации менялись прямо противоположным образом. 

– Это был акт коллективного творчества?

– Да, конечно. Маша очень хорошо ощущала всю атмосферу и помогала ребятам почувствовать себя уверенно.

– А были какие-то проблемы у латинистов или Консерваторских студентов на репетициях?

– Консерваторские ребята, музыковеды, более или менее уже сталкивались с латинским языком, им было не так сложно. Плюс музыкантский навык схватывания со слуха каких-то нюансов очень помогал. Мы переживали насколько быстро студенты МГУ втянутся в этот процесс. Но нам попались самые поющие. Все сразу же включились в работу, очень быстро понимали, что нужно делать, реагировали и подстраивались. Работать с ними было одно удовольствие. 

– Вы быстро нашли общий язык?

– Да, у нас сложилась очень дружеская и творческая атмосфера. Оказалось, что у ребят много общего и в учебном процессе, и в жизни. Одинаковый подход и взгляд на многие вещи.

– Сценка в таверне не переместилась в реальность? В кружки не наливали?

– Мы очень хотели, но поняли, что в какой-то момент все может расплескаться прямо на ковер или замечательную обивку кресел Музея Рубинштейна. Очень этого испугались, поэтому принесли пустую посуду. Но был и забавный случай на концерте. По сюжету к концу в таверне остается последний «выживший», который заводит грустную «Песню о брюхе». Солист должен был перевернуть бутылку и показать, что в ней больше ничего не осталось. И вот он опрокинул одну из бутылок, и всем показалось, что оттуда-таки что-то капнуло. Мы все так потрясающе сделали: «Ах!» Публика тоже приподнялась с мест, чтобы посмотреть вылилось там что-то или нет. Оказалось, что всего лишь вылетело перо, но это был напряженный момент. Эмоций – на все сто процентов! 

– Какие остались впечатления от концерта?

– Потрясающие! Оказалось, что эту музыку может исполнять любой, она открыта для всех. Все получили большое удовольствие. Особенно студенты МГУ. У них появилась уникальная возможность выступить на самом концерте, увидеть инструменты, понять, как все это исполняется. С ними играла волынка, что еще нужно для счастья?

Какие-то моменты импровизировались в режиме реального времени и на удивление получились лучше, чем предполагалось. Например, дуэт свистулек в начале. Так получилось, что они появились у нас в последний момент, мы успели только налить в них воду, но не опробовали. А в итоге прозвучал замечательный дуэт-импровизация. 

– Как реагировала публика?

– Публика собралась разная: постоянные слушатели музея Рубинштейна, очень увлеченные и интеллектуальные, студенты МГУ и Консерватории, которые пришли поддержать своих и познакомиться с гостями. Отклик был живой, слушатели активно участвовали и хорошо понимали, что происходит: хлопали, смеялись. После концерта нам подарили новогоднего ежа. Теперь у нас в СНТО есть свой тотемный зверь. 

– Строили ли вы планы на дальнейшую совместную деятельность? Проекты, концерты планируются?

– Мы это обсуждали. Так как уже наладился контакт, речь шла о том, чтобы проводить еще какие-то совместные мероприятия и не только на базе латинского клуба. Выяснилось, что у нас много и других общих тем. Что касается средневековых гимнов, в дальнейшем можно было бы расширить репертуар и исполнять их не только в стенах консерватории, но и, например, в МГУ. Возможно, студенты других вузов, той же Высшей школы экономики, тоже захотят присоединиться. 

Елена Арутюнова, IV курс, НКФ, музыковедение

№1 (225), январь 2024 года

21 декабря предновогодняя суета захватила жителей столицы, а в Концертном зале имени П.И. Чайковского стояла благоговейная тишина. Только что прозвучали последние ноты 24-го концерта Моцарта. Многочисленная публика затаила дыхание, пытаясь удержать в памяти отзвук последних аккордов, когда на сцене были оркестр «Musica Viva» и его художественный руководитель Александр Рудин, за фортепиано – Алексей Любимов.

В тот вечер в Филармонии звучало именно фортепиано. Не привычные рояли Steinway или Kawai,сверкающие под светом софитов черным глянцем, взрывающие тишину зала звонкими пассажами, а «Блютнер» 1868 года. Впервые в КЗЧ исполнялся Концерт Моцарта на историческом инструменте. «Освободить слух от постоянного доминирования современных больших роялей», – вот задача, которую поставил перед собой и своими коллегами профессор Алексей Борисович Любимов.

Личность Маэстро для развития исторически информированного исполнительства в России является знаковой. Профессор Московской консерватории, один из инициаторов создания Факультета исторического и современного исполнительского искусства (ФИСИИ) и его первый декан, он стал проводником нового исполнительского направления в нашей стране. «Привести эту [XVI–XIX веков] музыку к непосредственной, интимной сообщительности, достижимой на инструментах XIX века, – задача номер один для музыкантов, которым важно понятие музыки в истории», – так комментирует собственную деятельность А.Б. Любимов.

На сцене Маэстро предельно спокоен. В его игре нет ни одной лишней ноты или нюанса, нет суеты бегущих пассажей, привычного публике грохота и блеска аккордов. Моцарт Любимова – камерный и умиротворенный. Оркестр под управлением профессора А.И. Рудина, также включающий исторические инструменты, всецело поддерживает эту атмосферу, сливаясь с солистом в едином, несколько необычном для современного уха звучании.

Второе отделение было посвящено концертному исполнению драмы Геблера с музыкой Моцарта «Тамос, царь Египта». Это произведение в России полностью звучало впервые. Зал несколько редеет: поклонники Любимова, для которых его выступление ознаменовало конец музыкального вечера, покинули Филармонию, однако оставшаяся публика имела возможность насладиться захватывающим сюжетом в исполнении актера Театра имени А.С. Пушкина Александра Арсентьева. 

По велению его голоса слушатели переносятся в далекие времена Египетского царства, окунаются в пучину политических и любовных интриг, с нетерпением ждут счастливой развязки, оказывающейся весьма неожиданной. Выразительное чтение актера чередуется с множеством музыкальных номеров, исполняемых увеличившимся в составе оркестром и вокальным ансамблем «Intrada» (художественный руководитель Е. Антоненко).

В завершении концерта в качестве эмоциональной разрядки от только что пережитых волнений за египетских царей и полководцев звучит кардинально отличающийся от всех произведений этого вечера мотет Моцарта «Ave verum corpus». Время останавливается и зал вновь замирает, вслушиваясь в послание гениального венского классика, чтобы затем взорваться громом аплодисментов, отблагодарив композитора и исполнителей за доставленное наслаждение и моменты спокойствия в бурном потоке современной суетной жизни…

Елена Арутюнова, IV курс НКФ, музыковедение

Фото: пресс-служба Московской филармонии