№ 6 (36), октябрь 2002

Во вторник, шестнадцатого апреля 2002 года, мы побывали на концертном исполнении оперы С.С.Прокофьева «Война и мир» в Большом Зале. Импульсом к нашему «походу» явился именно факт постановки оперы Валерием Полянским в концертном варианте, который очень заинтриговал и напомнил, что впервые это произведение появилось на сцене 16 октября 1945 года в Москве как раз в таком виде.

Нет сомнений, что концертное исполнение оперы имеет право на жизнь, ведь благодаря этому явлению столько сочинений «дошли» до слушателей минуя долгие поиски спонсоров на декорации, оперную сцену, костюмы. Есть и другие плюсы…

Художественный руководитель и главный дирижер, народный артист России, лауреат Государственной премии Валерий Полянский собрал солистов музыкальных театров Москвы и Санкт-Петербурга. В постановке участвовали артисты музыкального театра им. К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко, «Геликон-оперы», ГАБТа и ГАСКа России, Мариинского театра, Самарского театра оперы и балета, театра «Новая опера», московской областной и академической филармоний…

Слушателей приятно порадовала слаженность певцов с оркестром, нечасто встречающаяся в оперных спектаклях. Ожидалось также превосходное исполнение вокальной партии, ведь внимание солистов акцентировалось лишь на одной стороне задуманного композитором представления. Но здесь начались минусы…

Простите, но многие слова были непонятны и у хора, и у солистов. Поэтому людям, которые впервые знакомились с этой оперой, приходилось постоянно обращаться к помощи изложенного в программке содержания и к более просвещенным слушателям, чтобы понять, кто поет, о чем и что вообще происходит. Поэтому соединение дикции с прекрасной актерской игрой солиста ГАБТа России Всеволода Гривнова в исполнении роли Анатоля Курагина вызвало заслуженные аплодисменты.

Большинство артистов, наверное, поклонников минимальных передвижений по сцене, только обрадовались оправданной возможности стоять «столбом». Неудивительно, что общие симпатии были отданы исполнительнице роли Наташи Ростовой талантливой солистке «Геликон-оперы» Елене Вознесенской. Юная, стройная, она покорила публику. На маленькой площадке посреди оркестра (2 на 2 квадратных метра), певица пыталась обыграть все перипетии судьбы героини. Но всем было понятно, что ей не хватает отведенного сценического пространства…Особенно «драматично» смотрелся знаменитый вальс Наташи и Андрея из второй картины. Елена Вознесенская и Андрей Батуркин стояли, смотрели в разные стороны, ожидая момента начала следующей сцены.

В гениальной эпопее Л.Н.Толстого «Война и мир» показаны разнообразные картины жизни светского общества и народа, дана обширная галерея действующих лиц. Содержание романа, естественно, не могло полностью войти в оперу. Композитор вместе с либреттистом М.А.Мендельсон-Прокофьевой отобрали эпизоды и события, которые давали наиболее благодатный материал для создания музыкально-драматического произведения. Они не пытались точно следовать за развитием сюжета романа, а выделили узловые моменты. Даже при таком «сжатии» представление длилось около четырех часов. При других условиях концертное исполнение без утомительных смен декораций, способствовало бы более последовательному восприятию течения действия. Но в данном случае фрагментарному изложению сюжета очень не хватало зрительного ряда, чтобы мысленно перенестись из имения графа Ростова на бал, из особняка старого князя Болконского в гостиную Элен… Хотелось пробежаться глазами по декорациям новой картины, рассмотреть костюмы, а затем опять с головой (с ушами) окунуться в музыку…

Возможно именно однообразие зрительного ряда, постоянное присутствие одних те же лиц в одних и тех же одеждах повлияло на «отступление» слушателей с последних картин. А обидно, состав был неплохой…

София Караванская,
Елена Тушинцева,
студентки IV курса

№ 3 (33), март 2002

Ценность прожитых лет, кроме всего прочего, определяется количеством ярких вспышек-впечатлений, не бытовых каждодневных удивлений и изумлений, а личных поражающих открытий. Возможно, они потрясли только вас, а для других людей прошли незамеченными. Эти впечатления не забываются, с годами не тускнеет яркость воспоминания от встречи с чем-то удивительным, необъяснимым, волшебным.

Одним из моих подобных первых впечатлений было открытие таинственной силы музыки. Не помню сколько мне было лет, я уже начала ходить на занятия в музыкальную школу и пыталась играть на фортепиано различные детские пьески типа «Дождик идет», «Слон», «Зима», преодолевая упрямость непослушных пальцев и громко считая — «раз-и-два -и…». Я наслаждалась тем, что сама извлекаю звуки и с детской непосредственностью считала, что вся музыка на свете состоит из подобных произведений. Поэтому большим откровением для меня стало «Вечное движение» Паганини. До сих пор помню, как у меня захватило дыхание и даже немного закружилась голова при попытке «ухватить» мелодию вслед скрипачу-виртуозу.

Недавно я услышала тоже самое «Вечное движение» (соч.11), но в переложении для корнета-а-пистона в исполнении Уинтона Марселиса и Истменского духового ансамбля… и вспомнила то самое первое открытие. Исполнение было такое, словно сам композитор играет на корнете. Едва ли какое-либо другое произведение так убедительно подтверждает как музыкальное совершенство и индивидуальность великого генуэзца, так и феноменальность техники американского корнетиста Марселиса. На протяжении всего сочинения (4,5 минуты) исполнитель не сделал ни одной паузы, а ведь корнет — духовой инструмент. Это было необъяснимо, а потому волшебно и интригующе. Потом я узнала, что такой эффект достигается благодаря специальному «циркулярному» (круговому) дыханию. Но ощущение таинства музыки, таланта и упорства в достижении невозможного осталось.

София Караванская,
студентка III курса

№ 2 (32), февраль 2002

У каждого человека есть особенно им любимое место времяпрепровождения. Наиболее «активные» из нас не покидают уютных стен родного дома, а иные, отринув все устоявшиеся традиции, отправляются в глухой непроходимый лес встречать новогоднюю ночь с рюкзаком и лыжами. Что же касается отряда homo musicus, то, более всего предпочитая эстетическое наслаждение гармонией звуков, они проводят значительную часть своей земной жизни в храмах искусства. Одни по причине непосредственного участия в концерте, другие — из-за потребности послушать первых. Авторы этой статьи в надежде совместить атмосферу домашнего уюта с энергетикой живого исполнения отправились в самое подходящее, по их мнению, место — Дом композиторов.

23 ноября («Из класса мы вышли — был сильный мороз!») в рамках XXIII Международного фестиваля современной музыки «Московская осень 2001» состоялся концерт с интригующим названием «этно-джаз-рок». Музыкальный перфоманс, представленный ведущим – джазовым журналистом Михаилом Метропольским – как «вечер импровизации и неожиданностей», в полной мере себя оправдал.

Первой «неожиданностью» (очевидно, не предусмотренной устроителями концерта) стала абсолютная идентичность температуры в Доме и вне его. Так что к концу вечера в зале остались лишь самые морозоустойчивые любители «горячего» джаза, намертво примерзшие к креслу (согласитесь, с домашним уютом это не совместимо). Среди них были и мы, как оказалось, не напрасно. Вечер действительно оказался интересным и увлекательным. Сюрпризом для публики стал уже выход исполнителей. С чашкой горячего кофе на сцене появилась композитор и вокалистка Татьяна Михеева; вслед за увальнем в рубахе (дирижер Андрей Рейн) и другими экстравагантно одетыми участниками вышел автор — композитор Андрей Зеленский. Однако оба исполненные его произведения («Метаморфозы» и «Рэг-тайм на 31 декабря») привели нас в недоумение, поскольку мало соответствовали как духу джазовой импровизации, так и теме концерта «этно-джаз-рок». В результате тщательно подготовленная «импровизация» оставила впечатление болезненной метаморфозы некоего идеала джаза.

Совсем иначе выглядели композиции Татьяны Михеевой «Утренняя горная музыка» и «Граве-блюз». Интригующий сплав этно, джаза и рока оказался на редкость удачным. Здесь было все: оригинальное претворение фольклорных элементов (аллюзии на звонкие переклички горцев в «Утренней горной музыке» и имитация ярко выраженной среднерусской традиции в «Граве-блюз»; зажигательные ритмы и свободный полет мелодий джаза, а также характерные черты рок-музыки (в «Граве-блюз» ощущалось влияние афро-американского стиля «ритм-энд-блюз» с характерным для него признаками — наличием ритмической секции, свободной по форме композиции…).

Высокая степень импровизационности обоих сочинений представляла солистам богатейшие возможности для демонстрации виртуозного мастерства. Одна лишь артистичная импровизация ударника (Владимир Кулешов) привела в восторг весь зал! Впрочем, чрезмерная увлеченность исполнителей свободой музыкальной мысли то и дело грозила разрушить целостное восприятие произведения, поскольку при всей виртуозности солистов все же не создалось впечатления сплоченного и слаженного ансамбля. Поэтому, прослушав концерт и вспомнив замечательных мастеров джаза, мы пришли к твердому убеждению, что импровизация хороша лишь тогда, когда она хорошо подготовлена. А этого-то, на наш взгляд, и не доставало. Хотя в целом, по меркам замороженного сознания слушателей, концерт оставил самые теплые воспоминания.

София Караванская,
Ирина Тушинцева,
студентки III курса

№ 9 (31), декабрь 2001

Сюзанна

Каждый, кто знаком с музыкой, знает это выражение — оперная дива. Некоторые встречают его в статье о светском скандале, другие слышат в сообщении о приезде оперной звезды. В любом случае, оперная дива — не только красивая метафора, но и положение, статус главной героини оперы. Даже если центральное место занимает герой мужского пола, то всегда рядом находится героиня, «перетягивающая» на себя значительную часть зрительского внимания. Не мудрено, что слушая оперу на пластинке или аудиокассете, всегда представляешь себе героиню… К сожалению, не всегда собственный образ совпадает с тем, что видишь на сцене.

Смотрела я как-то «Свадьбу Фигаро». С моего места был виден только кусочек сцены (как я потом поняла, это был лучший вариант). Полилась знакомая музыка, я замерла в предвкушении появления Сюзанны, Наконец-то! Слушаю (не видя) искрящийся дуэт первого действия и вдруг ухо улавливает непонятный звук на сцене. Заинтересовавшись происходящим, срочно разыскиваю свободное место пониже, где сцена просматривается полностью, и пробираюсь туда. Вижу: матрас посреди пустой сцены, Фигаро, меряющего шагами сцену, и Сюзанну, шаловливо болтающую ножками на том самом матрасе.

Не спорю, задумка постановщика была бы очень живой и интересной с грациозной и кокетливой Сюзанной. Но телосложение этой Сюзанны не позволяет таких прытких передвижений, эффект возникает совершенно другой — комический, а публика, соответственно, смеется.

Далее я старалась не смотреть на сцену, но слушать с прежним соучастием так и не смогла.

По пути домой вспомнила аналогичную ситуацию на премьере «Ивана Сусанина» в этом же театре. В той постановке Антонида своим молодцеватым видом и шириной фигуры затмила тщедушного Сусанина и исчезнувшего за спиной невесты Собинина. Дома ставлю любимую пластинку с финалом первого действия «Свадьбы Фигаро». Закрываю глаза и стараюсь представить ту «мою» кокетку из оперы, которая очаровала и Фигаро, и графа, и Керубино, и все мужское население оперы.Но перед глазами маячит «большая» Сюзанна из Большого театра…

Виолетта

После нескольких неудачных походов в оперу я решила оперы не смотреть, а только слушать. Но недавно одна знакомая, зная о моих печальных опытах, с таинственным и торжествующим видом дала мне «на ночь» видеокасссету с фильмом-оперой «Травиата» в постановке Франко Дзефирелли. И вот дома, на кухне, в начале первого ночи, с карандашом в руке (примеры по полифонии на завтра!) я включаю видеомагнитофон и жду начала с настороженностью обманутого зверя. Вступление… Холодный, синий мрак, призрачные силуэты в опустевшем доме Виолетты и вдруг — сияние огней и начало бала. Пелену мрака пронизывают прохладные флейты, согретые пламенем свечей, и теплый воск скрипок и виолончелей… Я замираю — вижу глаза Виолетты — огромные, темные, беспокойные, отражающие все: блеск вечера, вспыхнувшую надежду, неверие в счастье, радость, тоску, отречение… И сама Виолетта — гибкая, стройная, хрупкая царит, умело направляя всеобщее веселье.Полифония забыта, я стараюсь не упустить ничего из ошеломляющего зрелища. Трезвый ум теоретика, обычно следящий за формой и отмечающий драматургические линии, крепко спит. Действие воспринимается через эмоции: незнание итальянского языка, кухонная обстановка, и качество видеокассеты николько не мешают. Ощущение, что все происходит сейчас, в данный момент, единым порывом: бал — знакомство — объяснение — приезд отца — решение — разлука. И наизусть зная сюжет, все равно надеешься на волшебное «вдруг»…

Второе действие. Те же свечи, но нет тепла нежности, а только огарок былого счастья. И опять Виолетта одна среди всех в своем унижении и одиночестве. Меня злит глупость Альфреда и хочется, не довольствуясь спокойными увещеваниями Жермона, высказать ему все и сразу. Третье действие жду с возрастающим напряжением. Опять полумрак, уже настоящее одиночество, веселье города под окнами не вносит света. Плачущие, «потухшие» скрипки. Альфред приходит, но поздно. Дуэт с ретроспекцией: лес вокруг загородного дома Виолетты, воздух наполнен солнцем, лучи проникают сквозь листву и играют золотыми бликами. Последний взгляд: белеет платье Виолетты, упавшей на темный пол, затухающая люстра, полумрак…

София Караванская,
студентка III курса