№ 3 (25), март 2001

20 февраля в концертном зале Музея музыкального искусства имени М.И. Глинки состоялся вечер, посвященный 100-летию со дня рождения Яши Хейфеца.

Организаторы не ограничились традиционным концертом — вечер открыли речи гостей. Профессор кафедры камерного ансамбля и квартета Т. А. Гайдамович ярко и артистично поведала слушателям о некоторых моментах биографии и педагогической деятельности знаменитого скрипача. Свой рассказ она оживила весьма поучительными цитатами из высказываний Хейфеца: «Этюды Крейцера — моя Библия», «каждый музыкант — самый строгий критик себя». Главная же мысль всего повествования, более похожего на занимательную лекцию, как будто витала в воздухе — это мысль о легендарности Хейфеца, об ареоле чуда, много лет окружающем его творчество, и о неосуществимом желании раскрыть его тайну.

Приятно, что помнят виртуоза и на литовской земле, где ровно сто лет назад в городе Вильно он родился. Советник по культуре посольства Литвы Юозас Будрайтис сообщил, что совсем недавно, с 12 по 17 февраля в Вильнюсе успешно прошел Первый международный конкурс скрипачей имени Яши Хейфеца, председателем жюри которого был Гидон Кремер. Завершила выступления гостей внучатая племянница Хейфеца И. Н. Аверьянова, сказавшая о своем великом родственнике несколько теплых слов.

Когда настало время музыки, на сцене появился выпускник Московской консерватории Павел Седов (на снимке), представший сразу в трех ипостасях — организатора, исполнителя и ведущего концерта. Сначала Павел сыграл две части из Сонаты для скрипки Р. Штрауса (одного из самых любимых и часто исполняемых Хейфецем произведений), а затем предварял комментариями (как правило, связанными с личностью маэстро) выходы следующих участников.Так, всем известные Прелюдии gis-moll и C-dur Рахманинова, добротно представленные Виталием Юницким, появились в программе благодаря тому, что Хейфец любил делать скрипичные транскрипции фортепьянной музыки.

Ученики профессоров Т. А. Гайдамович и А. З. Бандурянского, объединившиеся в ансамбль под названием Art-trio, порадовали слушателей мягким, благородным звуком, гибкостью исполнения и главным, на чем основана качественная ансамблевая игра, — умением слушать друг друга. За ощущение сыгранности и единства (как будто звучат не три инструмента, а один) слушатель с легкостью готов простить отдельные шероховатости и неточности. Поэтому излишне не критикуя далеко не худшее исполнение Трио №1 Бетховена, назову самих музыкантов: Алина Габрусь (скрипка), Ирина Красотина (фортепьяно) и Евгений Аврушкин (виолончель). Попутно посетую на незначительный, но все же имевший место дискомфорт восприятия, вызванный отсутствием программок с указанием имен исполнителей и исполняемых произведений.

Конечно, принцип разнообразия почти всегда и во всем хорош. Хорошо, когда на вечере памяти скрипача играют не только скрипачи, но и другие инструменталисты, ибо, как известно, долгое слушание одного тембра в конце концов утомляет публику. Но этот принцип уместен при соблюдении ряда условий. В частности, необходимы соответствие тематике концерта и чувство вкуса. На мой взгляд, заключительный номер проиллюстрировал совершенно обратное. Обладательница мощного голоса Анны Самуил (ученица Ирины Архиповой) явно перепутала весьма компактный зал Музея имени Глинки со сценой Большого театра: позабыв и о концертмейстере, и о публике, и, конечно, о том, кому был посвящен концерт, она браво отпела «Вальс Джульетты» Гуно и «Поцелуй» Ардити. Публика же, видимо, приведенная в состояние легкого шока, не забыла ни одного ее певческого эффекта и наградила Анну аплодисментами не менее громкими, чем ее голос.

Далее вниманию собравшихся были представлены редкие фотографии Хейфеца, фильмы о нем и с его непосредственным участием. Все это также сопровождалось комментариями Павла Седова. Особый интерес вызвал отрывок из ленты, в которой Хейфец сыграл самого себя. Думается, не только поклонники таланта маэстро, но и те, кто доселе ничего о нем не знал, получили истинное наслаждение от прослушивания сохранившихся на кинопленке фрагментов самой разнообразной музыки. В исполнении Хейфеца звучали Скерцо Венявского, 24-й каприс Паганини, Чакона Баха, Концерт для скрипки Мендельсона, транскрипции «Маргариток» Рахманинова и фрагмента «Порги и Бесс» Гершвина, — все назвать сложно, как сложно перечислить и все произведения, к которым великий скрипач обращался на протяжении своей долгой и насыщенной творческой жизни.

Я. Лавровская,
студентка V курса

На фото Павел Седов, Яша Хейфец

№ 4 (16), апрель 2000

Какую музыку сейчас предпочитают играть на арфе? Насколько разнообразен репертуар? Есть ли интерес к современным композиторским исканиям? Ответ я искала в Малом зале Консерватории на классном вечере профессора О. Г. Эрдели. В программе много малоизвестных имен – Годефруа, Гранжани, Боэльман… Наряду с ними фигурируют и такие неоспоримые мастера как Сен-Санс и Дебюсси. Список исполняемых сочинений довольно большой, и я невольно ищу в нем представителей авангарда. Увы, не нахожу. Но, как говорится, tastes differ, и нельзя свой вкус считать абсолютным критерием.

Объективности ради хочется сказать несколько слов о каждом участнике концерта. Ведь все они, выходя на сцену, в высшей степени серьезно относились к исполняемым произведениям, и хотя некоторые не могли скрыть излишней старательности, в результате осталось общее впечатление профессионализма и музыкальности.

Студентка I курса Дарья Козлова открыла концерт первой частью Концерта для арфы Глиэра (партия фортепиано – Е. Грановская). Не хочется никого обижать, но в данном случае в ансамбле был явный дисбаланс с динамическим перевесом в сторону фортепиано. В сольных местах, где фортепиано не мешало слуху, заметно было, что немного «недозвучивает» и сама арфа. Все это давало эффект какой-то сглаженности и одноплановости при явно не лучшей музыке.

Марина Круглова порадовала искренней манерой игры. В Концертном этюде Годефруа она нашла прекрасное движение и парящий звук, хотя порой ей мешала некоторая скованность. В исполнении Фантазии Сен-Санса отмечу бережное отношение к звукоизвлечению, продуманность и естественность агогики, и … особенную любовь к нюансу piano. Жаль, что впечатление немного портили местами недостаточно чистые окончания фраз.

Поразительно, как по-разному может звучать арфа! У Натальи Дугиной (она играла Рапсодию французского композитора и арфиста Гранжани) инструмент обрел бархатный, тембр в соответствии с импрессионистским стилем музыки. Немного формальным были контрасты, хотелось бы их сделать ярче.

В «Танце сильфов» Годефруа, представленном Маргаритой Голубенко, инструмент звучал удивительно ровно, регистры отличались сбалансированностью (а этого добиться на арфе сложно), мягким и благородным было даже forte. В результате танец получился весьма грациозным, а живое и приятное исполнение восполнило недостаточную яркость музыки. Обидно только, что заключительный октавный унисон был фальшивым (эта самая ненастроенная струна продолжала отчаянно фальшивить на протяжении всего концерта).

И вот, наконец, что-то более свежее, непосредственное и современное – пьеса В.Кикты «Умирающий кентавр». Смерть Кентавра изображали трепещущий сонор в объеме тритона, нежно-просветленные мажорные трезвучия и многочисленные glissando. Финал ознаменовался «суперновым» техническим приемом: glissando на низкой струне. Из-за засилья тритонов, выполнявших роль дополнительного конструктивного элемента (ДКЭ) возникло желание переименовать пьесу в «Убегающий тритон». Спасло сочинение эмоциональное исполнение Елизаветы Лидовой. Она же сыграла и следующее произведение концерта – «Мелодию для арфы и фортепиано» Меркаданте в сопровождении пианиста Дмитрием Каприным. Дуэт порадовал прекрасным звуковым балансом, точным тембровым соотношением между арфой и фортепиано: было заметно, что музыканты чутко прислушивались к исполнительским тонкостям друг друга. В результате все исполнение произвело впечатление единого движения, свободной непринужденности и сыгранности.

«Готическую сюиту» Боэльмана представил дуэт арфисток Марины Кругловой и Маргариты Голубенко. Музыкальный материал в виде попеременного солирования (эхо) изящно передавался из одной партии в другую. Правда, Марина немного торопилась, а в подвижной части сюиты ощущалось чрезмерное акцентирование сильных долей. Но тем не менее, этот исполнительский дуэт был, вероятно, не случаен, так как обе солистки обладают похожим мягким звукоизвлечением.

Второе отделение открылось сочинением И. Лонгински Ave Maria, которое исполнил интересный по составу ансамбль: В. Ефимов (тенор), М. Голубенко (арфа), А. Речицкая (виолончель), К. Волостнов (орган). Впрочем, арфа, как и орган, играли в ансамбле роль фоновую, оттеняющую партии виолончели и тенора. Тенор очень старался, пел чисто, но по слогам, нарушая единое дыхание красивой музыки и «выстреливая» окончания слов (извечная болезнь вокалистов!)

Ассистент-стажер Наталия Яхонт исполнила Два танца Дебюсси: Священный и Светский. Н. Яхонт – прекрасная арфистка, но, к сожалению, многие интересные арфовые эффекты, которыми полна эта музыка, утонули в фортепианном аккомпанементе (особенно жаль начальных прозрачных арфовых аккордов).

И вот приятный сюрприз: на сцену вышел юноша, сломав традиционные представления об арфе как женском музыкальном инструменте. Егор Доброгорский с первых тактов заворожил слушателей артистичностью живописных взмахов рук и нежным, благоговейным отношением к арфе. Егор обладает поющим звуком, его интонации осмысленны не только в медленных, но и в быстрых темпах. Его арфа звучит многотемброво: forte и piano полноценны, басы отличаются отчетливостью. Словом, прозвучала интересная музыка (Три канцоны Манино и Рапсодия «Олимпия» Крэстона) в интересном исполнении.

Анна Пономаренко самозабвенно сыграла Рассвет на Москва-реке Мусоргского в переложении для арфы В.Кикты. Сама мысль переложить для инструмента solo (не рояля!) оркестровое произведение меня удивила. В пиццикатообразной арфовой фактуре я с трудом узнала тему Мусоргского, обычно пленяющую лирической сдержанностью в духе протяжной русской песни. А нежные tremolo струнных, cлужащие фоном теме, каким-то печальным образом превратились в ломаные арпеджии. Увы, рассвет не состоялся. Маленький ручеек, оставшийся от Москва-реки, можно было разглядеть лишь через театральный бинокль, позаимствованный у Юрия Николаевича Холопова (см. новогодний номер газеты «Трибуна»). А как занятно было бы переложить, например, для челесты увертюру к «Тангейзеру» Вагнера. Но это, конечно, для особых любителей челесты…

Три романса Чайковского, Римского-Корсакова и Кюи в исполнении Ольги Березанской и Анны Пономаренко порадовали удачным выбором, хотя для исполнения вокальных миниатюр в сопровождении арфы все-таки желателен более камерный голос.

К сожалению, концерт завершился весьма посредственной музыкой. Это был, судя по всему конъюнктурный Свадебный марш композитора Б.-Ф. Шеля, написанный по случаю венчания Николая Второго. Хотя его исполнение семейным квинтетом Голубенко (арфа, флейта, скрипка, виолончель и фортепиано) было эффектным.

Ярослава Лавровская,
студентка IV курса