№ 2 (172), февраль 2018

24 ноября в рамках проекта «Генеральная репетиция» в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко состоялся премьерный показ одноактных балетов. Программа названа по именам хореографов Баланчин/Тейлор/Гарнье/Экман. Театр пригласил на просмотр молодых людей в возрасте от 14 до 28 лет. Цель акции была обозначена в пресс-релизе: «Нам важно понять, привлекательны ли эти произведения для молодежной аудитории, или ей ближе балетная классика XIX столетия? Мы надеемся, что проект «Генеральная репетиция» поможет нам ответить на эти вопросы».

Художественный руководитель балета Лоран Илер решил познакомить зрителей с историй балета XX–XXI веков: это второй опыт обращения к подобным спектаклям. Но в отличие от первой программы только один балет – «Серенада» Джорджа Баланчина на музыку Чайковского – уже ставился в России. Легкий, изящный, воздушный и наиболее классичный, он прекрасно показал труппу и ее возможности.

Пол Тейлор – представитель американского стиля модерн. Его балет «Ореол» на музыку Генделя, осуществленный в 1962 году, тоже уже стал классикой. Тем не менее, на российской сцене он поставлен впервые. В хореографии «Ореола» сочетались классические па с модерновыми «угловатыми» движениями. Хореография стремительная, образ и атмосфера балета радостны и оптимистичны. Здесь всего три участника (Георги Смилевски, Анастасия Першенкова, Дмитрий Соболевский). Каждый завораживал красотой движений рук и поз.

«Онис» – название старинной французской провинции, народные танцы которой вдохновили хореографа Жака Гарнье. Мировая премьера балета состоялась в 1979 году. Этот постановка рассказывает о воспоминаниях беззаботной юности трех людей (исполнители Евгений Жуков, Георги Смилевски-мл., Иннокентий Юлдашев). Хореография объединила в себе традицию и современный язык танца. Интересно решение спектакля: музыка, написанная Морисом Паше, звучала в исполнении двух аккордеонистов (Кристиан Паше и Жерар Баратон), которые находились на сцене. Танцовщики и музыканты не отделены друг от друга и периодически актерски взаимодействовали. Солисты балета исполняли свои партии очень грамотно и подтянуто, хотя, пожалуй, им не хватило непосредственности и открытости, слишком старательными выглядели все движения.

Кульминацией программы оказался балет «Тюль» шведского постановщика Александра Экмана (мировая премьера состоялась в 2012 году). Остроумный спектакль в несколько ироническом ключе представил всю историю балета и жизнь танцоров. По сюжету действие открывает «зав. труппой» – девушка в строгом костюме, но на пуантах. Она – сквозной персонаж действия, следящий за точностью исполнения. Но мы не видим легких, прекрасных па, а погружаемся в «изнанку» хореографического искусства, в ежедневные тяготы профессии, в балетный класс, привычный для каждого танцора экзерсис с набором обязательных движений. Балет показан здесь как ежедневный тяжелый труд, как особый ритуал следования традициям, заложенным еще Людовиком XIV. Один эпизод стал как бы цирковым номером – в нем пара танцовщиков, одетых как цирковые клоуны, поочередно демонстрировали балетные «трюки»: фуэте, прыжки, диагонали, поддержки. Коллеги-болельщики были в восторге от их успехов, они вслух считали пируэты и устроили овации после каждого. «Тюль» обнажает то, что обычно скрыто от зрительских глаз: тяжелое дыхание, стук пуантов, счет вслух – композитор Микаэль Карлссон включил все это в свою партитуру наряду с собственной музыкой и самыми известными балетными мелодиями.

Действие в «Тюле» постепенно разбивается на несколько планов. «Расслоению» пространства способствует и совсем необычное использование оркестровой ямы: она закрыта и превращена в авансцену. На заднем плане в определенный момент действия появляется Людовик XIV – король, при котором балет зародился как художественное явление. На первом плане отрабатывают свои партии сразу несколько танцовщиков: здесь и любовный монолог, и па де де, и ансамбль. Прямо перед зрителями в трех сценических планах разворачивается история балетного искусства.

В этом юмористическом прославлении профессии артисты театра выступили потрясающе. Излишне не утрируя комические мизансцены, они на высшем уровне представили актерскую хореографическую подготовку, сделав этот спектакль своего рода признанием всех и каждого в любви к балету.

Александра Локтева, IV курс ИТФ

№1 (171), январь 2018

13 и 15 октября 2017 года на исторической сцене Большого театра после долгого перерыва вновь прозвучала опера «Псковитянка». Интересно, что в нынешнем сезоне это уже второе обращение к Римскому-Корсакову. Всего несколько месяцев тому назад состоялась премьера новой постановки «Снегурочки» (см. «Трибуна молодого журналиста» 2017, №6). Но «Псковитянка», в отличие от нее, предстала в концертном исполнении.

Конечно, жанр концертного исполнения оперы не нов и сейчас довольно популярен. Многие известные дирижеры сегодня намеренно вводят в свой репертуар оперные партитуры в «чистом» виде, как бы оберегая их от своевольной «агрессивной» режиссуры. Периодически к нему обращается и Большой театр: в прошлом сезоне так были показаны «Орлеанская дева» Чайковского и «Путешествие в Реймс» Россини. Тенденция подобных постановок может быть связана и с тем, что сами по себе эти оперы не очень репертуарны, интерес у публики к ним «приходящий», а полноценный оперный спектакль требует больших затрат. В этом случае концертное исполнение – удобный вариант, к тому же дающий возможность повторить его в другом месте (например, «Орлеанскую деву» сыграли в Филармонии-2 – см. «Трибуна молодого журналиста» 2017, №4).

Историческая сцена Большого театра встретила слушателей открытым занавесом и пустой сценой. Конечно, отсутствие визуального оформления меняет сам жанр. Опера, лишаясь сценического действия, перерастает в нечто близкое оратории. В «Псковитянке» это особенно заметно, учитывая сюжет и огромную роль хоровых сцен. Певец, оставшись наедине со зрительным залом, попадает в иные условия, требующие от него высокого вокального мастерства. Гораздо более сложной становится и задача оркестра, поскольку все – от сюжета до тонкостей происходящего – воплощается исключительно музыкальными средствами.

Дирижер Туган Сохиев, музыкальный руководитель постановки, представил оперу в спокойном эпически развертывающемся ключе, особенно подчеркивая пространственность и масштабность партитуры. Главное внимание уделялось хоровым сценам – была подчеркнута их монументальность, открывающая связь «Псковитянки» с русскими историческими операми и, прежде всего, «Борисом Годуновым». Иное расположение оркестра (на сцене, а не в яме) потребовало и особого выстраивания баланса между ним и певцами.

13 октября голоса солистов тембрально вписывались в оркестровую ткань. Хотя опера преподносилась практически без театральной экспрессии и накала, характеры персонажей были сглажены и обобщены. Солисты – Анна Нечаева (Ольга), Роман Муравицкий (Никита Матута) вокально убедительно и ярко исполняли свои партии, на сцене вели себя сдержанно, без лишних жестов и перемещений. Не хватило актерских красок и образу Ивана Грозного (Рафал Шивек): слишком уж спокойным и рассудительным получился исторически неоднозначный образ царя.

15 декабря, к сожалению, у певцов были слабые голоса, мощность хора и оркестра их «забивали». Солисты пели по клавиру, боясь оторвать глаза от нот. Характеры персонажей, эмоции героев остались «за кадром», лица исполнителей оставались бесстрастными на протяжении всего звучания музыки. Да, дуэт княжны Ольги (Мария Лобанова) и Михаила Тучи (Сергей Радченко) молодые певцы исполнили, старательно выпевая каждую ноту. Да, партию Ивана Грозного приглашенный из Польши бас Рафал Шивек пропел красиво и ровно. Но создать образ неуравновешенного царя в концертном костюме и с клавиром в руках ему не удалось. А главная героиня Ольга, когда прозвучал выстрел, по сюжету убивающий ее, даже не вздрогнула!

Зато хор из 120 певцов произвел очень сильное художественное впечатление. Он – единственный, кто смог показать ключевые народные сцены в большом оперном стиле. Хор как глас народа звучал монолитно – то мощно, то нежно, то мрачно, то молитвенно. В оркестровых партиях также ощущалась широта и протяжность, характерная для русских исторических опер. Но тяжелой, мрачной импульсивности, которая есть в произведении Римского-Корсакова, воплотившем ужас и трагизм времен Ивана Грозного, слушателям не хватило. «Псковитянка» в целом предстала аккуратно, ровно, академично, но не театрально.

Исполнение «Псковитянки» – пусть в концертном варианте – стало для репертуара Большого театра событием. И не только потому, что последняя ее постановка была почти 20 лет назад. Удивительно, но на сцене главного театра страны масштабных исторических опер, столь характерных для классической русской традиции, практически нет. Кроме «Бориса Годунова» с его потрясающим размахом и «Царской невесты» мы ничего в афише не найдем. А ведь Историческая сцена Большого театра – особый символ. Она – отражение истинной культуры России и знаковых ее явлений.

В таком контексте исполнение «Псковитянки» приобрело совершенно другой вес. Надеемся, что полноценная театральная постановка этой оперы в скором времени также состоится.

Александра Локтева (13 октября),

Юна Катко (15 октября),

IV курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

№ 7 (168), октябрь 2017

В последние дни уходившего сезона в стенах Московской консерватории прошел II Международный фестиваль современной музыки «Magister Ludi / Магистр Игры», посвященный творчеству крупнейшего немецкого композитора XX века Карлхайнца Штокхаузена (1928–2007). Организаторами выступили директор и исполнительный продюсер фестиваля Павел Скороходов и руководитель Музыкального центра «Институт К. Штокхаузена» Михаил Просняков.

Штокхаузен – личность, без существования которой немыслима современная музыкальная культура. Его многочисленные открытия и новшества определили пути развития мирового музыкального искусства на многие годы. Грандиозный проект-приношение, каковым предстало прошедшее событие, оказался впечатляющим и востребованным.

Отчасти фестиваль явился продолжением серии концертов марта 1990 года, в которых еще выступал сам композитор. И в этот раз участие приняли сотрудничавшие с ним музыканты, а также директор фонда Штокхаузена, флейтистка и муза автора Катинка Пасвеер. Также в рамках фестиваля был организован показ фильмов о маэстро и проведены творческие встречи с исполнителями: Катинкой Пасвеер (специально для которой были написаны многие сочинения), Флорианом Цвисслером (звукорежиссер), Карин де Фле, Микеле Марелли, Аланом Луафи, Миxаилом Просняковым, Беньямином Коблером, Ласло Xудачеком. В результате публика получила возможность по-настоящему погрузиться в атмосферу музыки Штокхаузена, лучше понять и прочувствовать ее неповторимую суть.

28 мая в Большом зале состоялось открытие фестиваля. После приветственных речей публика смогла услышать голос самого композитора: в сочинении 24 Tȕrin, которое предстало в записи, Штокхаузен проговаривает                  «24 Благородных слова» (по его определению) – радость, доверие, вера, мир и др. Его голос в сочетании с чередой ударов сразу открыл слушателям «дверь» в мир неповторимых звучаний.

Затем завороженной публике представили одно из самых известных сочинений Штокхаузена – INORI для трех солистов и оркестра (в записи). В этом произведении каждый солист – танцор-мим, каждый жест связан с высотой, громкостью, продолжительностью звука оркестра, а музыка и движение образуют нерасторжимый символичный ряд, погружающий зрителя в почти медитативное состояние. В роли солистов выступили: Алан Луафи (Франция – Швейцария), Ангежка Кус (Польша – Германия), Михаил Просняков (Россия).

29 мая – второй концерт фестиваля, уже в Рахманиновском зале. Его открыла электронная музыка Штокхаузена – «Пение отроков» (Gesang der Jünglinge). Звучание в прямом смысле охватило все пространство зала. По замыслу автора оно «двигалось» по пяти группам акустических систем, распределенных вокруг слушателя. Пространство было по-особому организовано и для следующего сочинения – Гармонии (Harmonien) для флейты, которое Карин де Флё (Бельгия) играла, находясь на балконе, что, безусловно, придавало музыке оригинальное звучание. Кульминацией вечера стала пьеса Арлекин (Harlekin) для кларнета. Меняющего маски и проживающего разные роли Арлекина ярко представил кларнетист Микеле Марелли (Италия).

30 мая исполнили сочинения Uversa для бассетгорна и электронной музыки (солист – М. Марелли), Песнь Катинки как Реквием Люцифера (Kathinkas Gesang als Luzifers Requiem) – версия для флейты и электронной музыки, «Танец кончика языка» (Zungenspitzentanz) для флейты-пикколо и электронная композиция «Телемузыка» (Telemusik).

31 мая в Рахманиновском зале звучала исключительно фортепьянная музыка, а именно – знаменитые Klavierstücke (Клавирштюки XI, V, VII, VIII и IX) и Natürliche Dauern («Натуральные продолжительности» № 1, 4, 5, 6, 10, 13, 15). Технически безупречное исполнение немецкого пианиста Б. Коблера сложнейших фортепьянных произведений, довольно редко бытующих на сцене, произвело неизгладимое впечатление. Одна из пьес представляла собой образец алеаторики, а значит, ее форма предполагала индивидуальную интерпретацию музыканта. Тем, кому удалось побывать на концерте, несказанно повезло услышать по-настоящему уникальное, в буквальном смысле неповторимое выступление.

1 июня состоялось закрытие фестиваля, на котором были представлены Zyklus («Цикл») для исполнителя на ударных инструментах; масштабный Klavierstück X для фортепьяно – наверное, один из самых сложных у Штокхаузена, и Kontakte («Контакты») для электронных звуков, фортепиано и ударных инструментов.

Исполнение «Цикла» Л. Худачеком (Венгрия) стало настоящим шоу – перкуссионист в соответствии с замыслом автора предложил свою индивидуальную версию сочинения со специальными перемещениями по сцене. После Klavierstück X, сыгранного Коблером, оба музыканта (вкупе с электронной музыкой) объединились в сочинении Kontakte – оно и стало достойным, ярким завершением фестиваля.

Кристина Агаронян, Александра Локтева, IV курс ИТФ

№ 6 (167), сентябрь 2017

Недавно в Московской консерватории состоялось одно из самых ожидаемых событий – Пятый Весенний бал. Уже на следующий день новостные ленты пестрили красивыми фотографиями девушек в белых платьях, молодых людей во фраках. Но вторая часть бала, как часто бывает, осталась в тени, хотя и в ней происходило много интересного. Уже третий год латиноамериканскую программу сопровождал симфоджазовый оркестр Московской консерватории   MSC Jazz Orchestra,  о котором рассказал нашим читателям художественный руководитель коллектива, студент дирижерского факультета Максим Минцаев.

– Максим, как возникла идея создания симфоджазового оркестра в консерватории?

– К этому нас подтолкнули сами студенты. Представь себе ситуацию: ты идешь мимо какого-нибудь класса, а там занимается пианист. В какой-то момент он устает и начинает подбирать что-то джазовое… И дальше вдруг слышишь, как за углом контрабасист играет «шагающий бас». Ты думаешь: а почему они не вместе?! Сам я в прошлом саксофонист, но от любви к джазовой музыке не избавился и после поступления в консерваторию. Так родилась идея джаз-клуба.

Мы начали заниматься с Григорием Файном (он ведет в консерватории курс джазовой импровизации), пробовали какие-то его произведения, аранжировки. Однако нам хотелось уделять этому больше времени, и вскоре мы стали собираться самостоятельно. Вокруг меня сформировался небольшой круг интересующихся людей. Стимулом для наших репетиций стал приближающийся Весенний бал МГК – в тот год Третий. Нашу идею выступить во второй части бала поддержали, и так состоялось первое выступление.

– А почему именно такой состав?

– Я не хотел создавать джаз-бенд, в котором были бы только духовые. Поэтому MSC Jazz Orchestra – симфоджазовый коллектив. Основа – ритм-секция и солисты. Но особую краску придает и струнная группа – первые и вторые скрипки, альты, виолончель, контрабас и арфа. В джазе она не является главной, но для нас одна из самых важных. Но, конечно, состав варьируется в зависимости от репертуара и от площадки.

– И какую музыку вы играете?

– Наш коллектив позиционирует себя и как концертный, и как танцевальный. Поэтому пока что преимущественно мы показываем музыку, которая универсально эстрадная. Кроме того, любим джазовые стандарты и каверы известных синглов. Еще такая забава: мы делаем обработки русских народных песен в джазовом стиле.

– В каких наиболее значимых мероприятиях вы участвовали?

– Уже третий раз подряд – на Весеннем балу. Играем и на выпускном, где тоже требуется джазовая музыка. Участвовали в Русском балу в Хофбурге (Вена). Это была замечательная поездка. В июне прошлого года у нас наконец-то состоялся концерт с Г. Файном в Большом зале. Он сделал аранжировки для симфоджазового состава, и мы выучили его новую программу (можно послушать видеозаписи в Youtube). Кроме того, 27 июня в Большом зале представили премьеру его джазовой кантаты. Также важным событием для нас стало выступление на юбилейном приеме в Гостином дворе.

– С какими сложностями приходится сталкиваться в процессе подготовки?

– Трудности, в первую очередь, технические и бытовые. У нас нет класса для репетиций. Когда мы готовились к Вене, нам разрешили находиться в помещении Центрального военного оркестра, где я проходил срочную службу. Но сейчас есть шанс, что со следующего года нам выделят аудиторию, и мы будем стабильно репетировать в консерватории хотя бы раз в неделю.

Вторая сложность связана с аппаратурой. Нам нужно специальное оснащение, ведь мы играем не акустически,            а с микрофонами. Конечно, у нас есть своя ударная установка и усилитель, но этого недостаточно. В нашей команде участвует и звукорежиссер – от него зависит очень многое. К сожалению, пока нет постоянного человека: те, кто приходят «со стороны», со своей задачей не всегда справляются.

– Как вообще в консерватории относятся к джазовой музыке?

– Хорошо! Многие академические музыканты увлекаются джазом. Вообще, мне кажется, джаз очень полезен для исполнителей. Он развивает много качеств, чувство ритма, темпа, избавляет от неуместной, фальшивой агогики, очищает от искусственных эмоций. Джазовая музыка сама по себе проще, чем классическая, но если ты играешь неестественно, это сразу чувствуется – слушателю просто становится неинтересно. И это не спрятать. К тому же, джаз дает большую свободу за инструментом и, мне кажется, воспитывает требовательность к себе.

– Чем сейчас занят коллектив?

– На первом месте у нас – расширение репертуара. Есть еще задумка, которая пока является сюрпризом. Надеюсь, удастся ее осуществить. Хочу написать джазовую фугу для нашего малого состава по типу джазовых обработок, которые делают The King’s singers, The Real group. Конечно, идея известна, но для нашего коллектива это будет новым. Также думаем начать делать и студийные записи.

– И каковы планы на будущее?

– Пока мы существуем сами по себе. Но в следующем году, возможно, будем «узаконены» и получим в консерватории возможность стабильно репетировать. Тогда любой человек, которому интересно, сможет прийти без предупреждения, взять ноты и поиграть. Мы приветствуем всех желающих!

Беседовала Александра Локтева,

IV курс ИТФ

Фото Эмиля Матвеева

№ 5 (166), май 2017

«Царь Эдип». Иокаста — Н. Зимина, Эдип — Е. Либерман

22 апреля в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко вновь исполнялись две одноактные оперы: «Царь Эдип» И. Стравинского и «Замок герцога Синяя Борода» Б. Бартока (премьера прошла еще 16 марта). Режиссер-постановщик обеих опер – Римас Туминас, музыкальный руководитель – Феликс Коробов. По новой традиции звучанию музыки предшествовал увлекательный «Разговор перед спектаклем»: беседу с любопытным названием «Зачем Эдипу борода?» вела Наталия Сурнина. Она рассказала об истории создания этих сочинений, об особенностях их драматургии и стиля, о том, почему вдруг они оказались в одной программе. Все это стало хорошей подготовкой к предстоящему спектаклю.

Открывал вечер «Царь Эдип» И. Стравинского. Туминас не впервые обращается к сюжету об античном герое – совсем недавно он представил трагедию Софокла в театре имени Е. Вахтангова (см. «Трибуна молодого журналиста» 2017, №4). По собственному признанию режиссера, сценическое воплощение оперы-оратории Стравинского для него было не просто символично, но и принципиально важно: эта постановка позволила ему осмыслить путь Эдипа в разных эпохах. При этом Туминас, отталкиваясь от Стравинского, подает миф объективно, как бы со стороны. Разгадка тайны Эдипа звучит лишь намеком, предлагая зрителю разрешить ее самостоятельно.

Минимальность, даже аскетичность декораций оперы, созданных Адомасом Яцовскисом, соответствуют замыслу композитора уйти от открыто земного, «человеческого». Главный визуальный образ сцены – разрушившаяся голова огромной античной статуи. Она стала знаком и давно ушедшего времени, и, может быть, гибельной судьбы самого Эдипа.

Статика и условность движений хора и солистов – работа хореографа-постановщика Анжелики Холиной – приближали зрителей к древнегреческому действу. Но в этом контексте особенно выделялся рассказчик (Виталийс Семеновс). Его образ был решен, скорее, в духе персонажей начала XX века. Он единственный перемещался по сцене легко и непринужденно. Рассказчик выступал как современный человек, повествующий о событиях мифа, что образовало интересную временную многоплановость происходящего.

Несмотря на внешнюю статуарность действия, партии солистов оказались наполнены эмоциональными нюансами. Особый психологизм персонажей Эдипа и Иокасты актерски тонко воплотили Евгений Либерман и Лариса Андреева.

«Синяя Борода». Юдит — Н. Зимина, герцог — Р. Улыбин

«Замок герцога Синяя Борода» Б. Бартока предстал перед публикой ярким контрастом: античная статика сменилась экспрессионистским порывом, четкие контуры ритмов и тембров – выразительностью чувственных интонаций. Декораций снова минимум – лишь некоторые атрибуты кабинета герцога и стена с семью дверями на заднем плане. Световое оформление (Дамир Исмагилов) со своей стороны добавило некой недосказанности. Все внимание публики сосредоточилось на главных героях.

Конечно, наиболее полно и ярко выглядела Юдит (Наталья Зимина), которая метаясь, стремилась выведать тайны загадочного возлюбленного. Синяя Борода (Роман Улыбин), наоборот, строг и спокоен: он будто бы знает, чем все закончится и практически не пытается противостоять неизбежному.

Мрачный и таинственный внешний облик спектакля оттенялся яркими оркестровыми картинами, изображающими содержимое различных комнат. Здесь и страшное оружие, и бесценные сокровища, и прозрачное озеро слез. Для каждой из них Барток предложил свое уникальное тембровое решение, потрясающе осуществленное оркестром под управлением Тимура Зангиева.

Оперная публика традиционно тяготеет к открытым эмоциям, к броской динамике действия, к внешне ярким воплощениям сценических событий. В этом плане «Царь Эдип» и «Замок герцога Синяя Борода» в корне отличаются от подобных спектаклей. Но слушателями они были прекрасно восприняты и поняты. Два удивительных сочинения XX века стали тонкой краской в репертуарной палитре театра.

Александра Локтева,
III курс ИТФ
Фото Сергея Родионова

№ 4 (165), апрель 2017

Малер и Берг. Два великих композитора, две великих личности. Хотя их творчество отчасти пересекается по времени, их стили словно относятся к разным эпохам: они отражают иное мирочувствование, иной художественный взгляд. Образный мир каждого из авторов по-своему трагичен, их сочинения, сложные по мысли, требуют особого внимания и погружения. Но способен ли современный слушатель к такой концентрации? Может ли он воспринять эмоционально насыщенные произведения «классика авангарда» и одного из величайших симфонистов одновременно – в одной программе?

Задуматься об этом меня заставил концерт, состоявшийся 9 марта в Большом зале. В исполнении Московского государственного академического симфонического оркестра под управлением Павла Когана прозвучали Концерт для скрипки с оркестром «Памяти ангела» Альбана Берга (солировал великолепный скрипач Дмитрий Ситковецкий) и Седьмая симфония Густава Малера. Каждое из этих сочинений само по себе очень интересно и не так часто звучит, что, конечно же, привлекло внимание публики. И ни одно из них в той программе нельзя считать более значимым по отношению к другому.

Открыл вечер Скрипичный концерт «Памяти ангела». Музыка звучала превосходно, с полной эмоциональной отдачей, пониманием. Д. Ситковецкий тонко и чутко передал все музыкальные и смысловые нюансы этого потрясающего произведения. Оркестр пребывал со скрипкой в нерасторжимом единстве, продолжая линию, заданную солистом. Завершающий сочинение протестантский хорал «Es ist genug» прозвучал как затаенное пение. Музыка растворилась, истаяла в последних звуках, поднимаясь в небеса. Смысловой кодой выступления солиста стал «бис» – Andante из Второй сонаты для скрипки соло Баха.

Седьмая симфония Малера предстала перед слушателями во всем своем величии. Неспешное движение музыки словно рассказывало историю человеческой жизни. Время замедлило свой ход, и каждое мгновение стало особенно весомым. Любая нота, мельчайшая интонация были наполнены особым вниманием и смыслом. Оркестр изливался в трагическом повествовании первой части, кружил в вихре скерцо, пел ночную песнь под чутким руководством маэстро Павла Когана.

Художественно, музыкально, оба произведения, безусловно, состоялись. Но как восприняла их публика? Кто-то слушал с большим вниманием, отзываясь на каждый звук. Но многие не выдерживали накала – уходили, не будучи готовы к столь сильным эмоциональным потрясениям.

Почему так произошло? Неужели современный слушатель не способен к восприятию чего-то более сложного и масштабного? Можно ли ему помочь? Любой концерт, выходящий за рамки привычного, требует определенного настроя. Здесь важно суметь эмоционально подготовить публику, возможно, дать какие-либо пояснения… Разумеется, не «сухим» музыковедческим языком, обращенным исключительно к технической стороне сочинения. Человеку, который хочет прикоснуться к Прекрасному, не так важно, насколько симметричен цикл, как именно композитор работает с серией, как изменяются темы в разработке. Слушателей надо увлечь. Им важно знать, о чем эта музыка, как ее понять, как на нее реагировать! Но ничего из этого не было сделано. Программка рассказывала, прежде всего, о серийной технике, о структуре и тематическом материале. А слушатель, самостоятельно не справившись со сложнейшей нагрузкой, не стал мучиться, а просто покинул зал.

Это тем более огорчительно, что имел место очень яркий концерт. Пусть очень серьезный, сложный, но художественно ценный и убедительный. С этим можно и нужно поздравить всех исполнителей!

Александра Локтева,
III курс ИТФ
Фото Дениса Рылова