№7 (204) октябрь 2021 года

«Ветер принес издалёка песни весенней намек…» – одно из самых светлых стихотворений Александра Блока, лирическое интермеццо, посвященное излюбленной поэтом теме таинственной весны и, как следствие блоковской символики, теме любви. Неслучайно Блок написал его в январе 1901 года, когда ни о каких признаках приближения весны не могло быть и речи. Но поэт, находясь во власти романтических чувств к Любови Менделеевой, уже зимой предвкушал весеннюю встречу с будущей супругой в Шахматово.

Усадьба «Шахматово» – центр нынешнего музея-заповедника Блока, – располагается неподалеку от города Солнечногорска в холмистой местности, скрываясь от городского шума. Подъезда к усадьбе нет, попасть на ее территорию можно только пешком. Первым семейным владельцем имения был Андрей Николаевич Бекетов – дед поэта, профессор ботаники и ректор Санкт-Петербургского университета. Усадьбу он приобрел в 1874 году по совету своего друга Дмитрия Ивановича Менделеева, проживавшего в летнее время в соседней деревне Боблово.

Дом Бекетовых был небольшим; большая часть территории находилась в лесу. Поскольку глава семейства был увлечен ботаникой, при усадьбе был не только огород, необходимый для жизни, но и огромное количество садовых растений. Часть из них сохранилась до наших дней; например, привезенная и посаженная Бекетовым сахалинская гречиха до сих пор растет около дома, аккуратно подвязанная к забору.

В Шахматово прошли детские и юношеские годы поэта. Надпись на каменном монументе, стоящем при входе в усадьбу, гласит: «Здесь, в Шахматове, в 1881–1916 г. в летнее время жил и работал Александр Блок». Ежегодно в период с мая по октябрь поэт гулял среди местных лип, от высоты которых начинает кружиться голова, пушистых тополей и бескрайних кустов сирени. Дедушкино имение оставило в сознании Блока большой отпечаток. В Шахматово поэт создал более 300 стихотворений. Вот как он вспоминал любимую усадьбу в набросках второй главы поэмы «Возмездие»:

Коляска подкатилась к дому, И сразу стало все знакомо, Как будто длилось много лет, – И серый дом, и в мезонине Венецианское окно, Цвет стекол – красный, желтый, синий, Как будто так и быть должно…

В 1910 году Блок перестроил дом, лично руководя строительством, но в 1921 году имение дотла сгорело. Его возрождение по сохранившимся подробным описаниям и воспоминаниям очевидцев началось в конце ХХ века. К 2001 году двери усадебного дома-музея были открыты для посетителей. Сегодня территория усадьбы включает главный дом, флигель, каретный сарай, погреб, кухню, избу управляющего и конюшню. Кроме усадебных построек восстановлен весь окружающий ландшафт.

Основная экспозиция находится в доме. На первом этаже справа от входа расположена комната бабушки поэта – Елизаветы Григорьевны Бекетовой. Как писал Блок, она, свободно владея несколькими языками, переводила до двухсот печатных листов в год. Список ее трудов охватывает произведения разных авторов: Вальтера Скотта, Жорж Санд, Оноре де Бальзака, Виктора Гюго, Гюстава Флобера, Ги де Мопассана и многих других. Елизавета Григорьевна встречалась с Гоголем, вела переписку с Чеховым, лично знала Достоевского и Толстого. Из дошедших до нас вещей семейного архива поэта на столике для рукоделия представлено вышитое ею полотенце.

В следующей комнате – голубой гостиной – семья проводила досуг, устраивая литературные чтения, игры в шарады, раскладки пасьянса и слушание музыки. Поэтому здесь стоит старинное пианино, на котором, согласно истории, музицировал сам Сергей Рахманинов. Подставка для нот, расположенная слева от инструмента, и зонтик, прислоненный к дивану, также принадлежат семейному архиву Блока. В набросках «Возмездия» сохранилось краткое упоминание поэтом о гостиной с голубым цветом стен:

И лишь по голубой стене Бросает солнце листьев тени, Да ветер клонит за окном Столетние кусты сирени, В которых тонет старый дом.

Комната А.Н. Бекетова и столовая также находятся на первом этаже. А чтобы попасть в комнату Л. Менделеевой, нужно подняться по узкой лестнице на второй этаж. Изящное убранство спальни Прекрасной дамы и музы поэта сильно отличается от купеческой скромности предыдущих комнат: роскошная ширма в модном тогда восточном стиле, довольно широкая кровать и ее личное зеркало-псише, расположенное у стены в центре комнаты. Рядом с ним на стуле лежит маленькая сумочка супруги поэта.

На другом конце второго этажа находится библиотека – самая красивая комната в доме: большое разноцветное витражное окно со всех сторон окружено книжными шкафами, высота которых достигает потолка. В этой комнате особенно чувствуется атмосфера старинной усадьбы, «литературный дух», пропитавший ее насквозь. Напротив библиотеки находится кабинет Блока с бамбуковой мебелью поэта и фрагментом его рукописи на письменном столе.

Но на этом история семьи Блока не заканчивается. Неподалеку от «Шахматово», на окраине села Тараканово, сохранился остов храма Михаила Архангела, построенного в XVIII веке. Именно здесь в 1903 году Блок венчался с Менделеевой. Сейчас храм отреставрирован, а пара увековечена бронзовым памятником. Как и более ста лет назад, они вместе: любимый шахматовский пейзаж, поэт и его Прекрасная дама.

Елизавета Лющина, V курс НКФ, музыковедение

№5 (202) май 2021 года

Дорогой читатель, если ты держишь в руках этот текст – знай: в мире глубоко огорчился один музыковед, посетивший концерт Лофт Филармонии в Культурном центре ЗИЛ 9 апреля 2021 года!

К организаторам данного события, как и проекта в целом, претензий никаких. Уже несколько лет Зал-конструктор радует слушателей серией просветительских концертов камерной музыки, сопровождаемых видеоинсталляциями и необычной модерацией (рассказом самих музыкантов об исполняемых ими сочинениях). Формат интересный, востребованный и в какой-то степени необходимый, если бы… артисты и в этот раз играли бы так же уверенно, как выходили на сцену и произносили вступительное слово о характере предстоящей музыки! 

В программе апрельского концерта были два Трио для скрипки, виолончели и фортепиано: Г. В. Свиридова (a-moll) и С. В. Рахманинова (d-moll – Элегическое трио «Памяти великого артиста»). Исполнители – Кристина Аванесян (скрипка), Степан Худяков (виолончель) и Диана Аванесян (фортепиано) – решили начать со Свиридова. Не знаю, плох или хорош был выбранный ими порядок, но думается одно: если бы таким позорным исполнением концерт закончился, то аплодисментов бы уж точно не дождался никто.

В соответствии со свиридовским нотным текстом прозвучал только первый такт, открывающий «Элегию» (I часть), – одноголосная мелодия в нижнем регистре партии фортепиано. То, что началось после него, объяснению мало поддается. Пианистка не просто открыто фальшивила, с невозмутимым видом пропуская по несколько тактов музыки (в том числе со снятием рук с клавиатуры), но еще и, очевидно, решила упростить себе задачу: зачем играть кульминационные пассажи в октаву, когда можно спокойно сыграть мелодию одной рукой?! А что, суть-то не меняется – ноты ведь одни и те же…

За «Элегией» последовали весьма безвкусно исполненное «Скерцо» (с абсолютно роботизированной игрой скрипачки), «Похоронный марш» (тут благодарю виолончель за звук!) и финальная «Идиллия», звучание которой, конечно, с программным заголовком ничего общего не имело. То ли музыка Свиридова настолько не близка артистам (хотя слов-то о содержании в начале было сказано много!), то ли они впервые увидели ноты… Склоняюсь ко второму. Иначе как-то совсем грустно.

Элегическое трио Рахманинова – отдельная история. Во-первых, можно позавидовать самоуверенности музыкантов, решивших исполнять его с повторами. Это – серьезная заявка, жаль, себя не оправдавшая. Во-вторых, хотя рахманиновское Трио звучало в разы лучше, чем свиридовское, чувством стиля музыки Рахманинова не обладал ни один из участников ансамбля. Да, печально… Да, трагично… Да, надо повздыхать… Ну а музыка-то где? Где рахманиновские гармонии, где драматургия, где полнозвучная фактура фортепиано, где бархатные тембры солистов?!

Зато вступительные слова пианистки – «Мы вам сыграем!» – полностью себя оправдали. Действительно, «сыграли»! Вместо того, чтобы исполнить. И в заключение совет на будущее: уважаемые музыканты, потрудитесь найти человека, который перевернет вам ноты во время исполнения. Это иногда помогает. Хотя бы casu ad casum – от случая к случаю.

Елизавета Лющина, IV курс НКФ, музыковедение

№4 (205), апрель 2021 года

Часто я слышу слова о том, что академическое искусство – искусство серьезное. Причем серьезно оно во всех отношениях: и в процессе создания того или иного произведения, и в последующей попытке его постижения и оценки. Даже вынашивание самой идеи – вербальной, еще не воплощенной – уже есть сложнейший этап работы, требующий, пожалуй, наибольшего участия как творца, так и реципиента, то есть тех, кому оно предназначено.

Серьезное искусство и его проявления в этом мире воспринимает и изучает личность, индивидуум. Оно заставляет думать, ставит глубокие вопросы, требует интеллектуальной подготовленности, владения элементами анализа и специфическим языком искусства (для особо продвинутых). Мало того, что этому надо специально учиться, так еще и долго. Желательно с детства. Но самое главное – это то, что серьезное искусство сильно нагружает психику воспринимающего, требует полной отдачи.

Попса же, напротив, уподобляется обезболивающей таблетке или антидепрессантам. Она проста, не предполагает усилий, разгружает, веселит. Ее усваивает человек любого уровня развития и в любых условиях, не вслушиваясь, не вдумываясь, не всматриваясь… Попса паразитирует на серьезном искусстве, используя его средства в облегченном варианте (вне зависимости от обстоятельств – «красой нарышкинской, душой нарушенной, чужими молимся словесами», повторяя слова поэта Андрея Вознесенского).

Произошедший культурно-исторический сдвиг вполне соответствует действительности. Общество потребления, к которому мы так стремились, наконец, ворвалось в жизнь и вытеснило (или почти вытеснило) крохи наработанных установлений прежних лет, четко разграничивавших в головах людей, что такое хорошо и что такое плохо.

Сегодня поменялись все знаки. Престижные прежде профессии – к примеру, учителя или врача, изначально имеющие гуманистическую составляющую – стали «товаром», который надо «выгоднее продать». Медицина общественного блага, заинтересованная в уменьшении клиентской базы, сменилась медициной коммерческой, интересы которой противоположны: увеличение клиентской базы, расширение сети платных услуг, продажа предлагаемых лекарственных средств подороже. И этот процесс неостановим, ибо общество потребления требует производства все большего количества товаров.

Та же схема работает и в отношении музыки. Как выразился в одном из интервью композитор Владимир Мартынов (к слову, автор концепции конца времени композиторов) – «любое возвышенное высказывание превращается в попсу». И это, к сожалению, вполне нормально для нашей действительности. Современному обществу не нужен сложный человек. Нужен простой, незатейливый потребитель, который радуется каждой новой вещи. Не думать, а только потреблять! Чем больше, тем лучше. И что, как не попса, может стать «украшением» этого процесса?!

Выходит, тенденция к всеобщему упрощению, а значит и опрощению образа жизни, к воспитанию примитивного создания, которое «училось понемногу чему-нибудь и как-нибудь», – современный тренд. Недоученный студиозус с короткими мыслями, часто не своими, с клиповым мелькающим сознанием, не умеющий складывать слова в осмысленные фразы, потребляющий дешевый фастфуд и странную, крайне неизобретательную музыку – часто встречающийся портрет современного молодого человека, будущего строителя… Только чего?

Елизавета Лющина, IV курс НКФ, музыковедение

№9 (197), декабрь 2020 года

16 декабря 2020 года музыканты празднуют юбилейную дату – 105 лет со дня рождения Георгия Васильевича Свиридова. О композиторе, его музыке, характере, увлечениях, творческих перспективах мы поговорили с Антоном Висковым – композитором, музыковедом-текстологом, близким другом и «учеником» Г.В. Свиридова.

– Добрый день, Антон Олегович! Расскажите, пожалуйста, о Вашем первом знакомстве с Георгием Васильевичем. Каким человеком он показался Вам при первой встрече?

– Поразила его старческая усталость, которая могла мгновенно перейти в вулканическое извержение невероятной духовной мощи. Как при первой встрече, так и сейчас, я не воспринимаю его как человека. Он был, несомненно, сверхчеловеком, причастным Божественный тайнам, недоступным простым смертным. Мистика его творчества – мистика его личности.

Жили они с женой тогда из последних стариковских сил. Запомнились его знаменитые валенки (теперь в Российском национальном музее музыки), заштопанная, а кое-где разорванная рубашка, сильно расстроенный рояль. Стены в квартире уставлены книгами, ноты везде – на рояле, на письменном столе. Ходил он тогда сильно горбясь, немного шаркая ногами, однако сразу был заметен крупный масштаб его фигуры, особенно головы с ее необъятным (как мне казалось) лбом! «Так вот, где зарождаются гениальные звуки!» – думал я, не отрывая взгляда от этого поистине скульптурного величия.

– Совпало ли первое впечатление с «настоящим» характером композитора?

– Впечатления только обогащались и накапливались. Поражала в нем какая-то трогательная детская непосредственность и даже, может быть, беззащитность. Он был рабом музыки, без музыки его не существовало. Человек, жизнь которого подчинена художественным законам, всегда очень раним, поскольку обстоятельства повседневной жизни постоянно пытаются вторгнуться и разрушить тот идеальный мир, в котором он пребывает. Сейчас можно с уверенностью сказать, что без своего верного друга, жены Эльзы Густавовны, без поддержки своего учителя Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, без своих сподвижником и последователей он просто бы не выжил.

– Как-то в интервью Александр Филиппович Ведерников рассказал мне, что Свиридов был человеком «могучим, как Посейдон». Согласны ли Вы с этим высказыванием, или, может, Вам композитор запомнился совсем другим?

– Никогда еще не встречался с Посейдоном, однако, могу сказать, что такой силы волны духовной энергетики, какие исходили от Георгия Свиридова, я ни у кого не ощущал. Чтобы находиться с ним, так сказать, на одном гребне, требовалась также большая самоотдача, но зато потом заряда его духовной силы хватало на много дней вперед. Жизнь приобретала более ясный смысл и входила в более четкие берега!

– Ведерников также рассказывал, как они «с Юрой рыбу ловили». Довелось ли Вам участвовать в знаменитой «свиридовской рыбалке»? По мнению певца, для композитора это было целым делом…

– Несомненно, что как Георгий (Юрий) Васильевич, так и его бессменный творческий партнер Александр Филиппович, оба были великими «Посейдонами» в деле рыбной ловли. Но у Свиридова были и другие, так сказать, хобби: например, грибная охота, где он не только собирал дары природы, но и бывал озаряем внезапным музыкальным вдохновением, заставлявшим его бросить весь собранный урожай и мчаться к дачному (также расстроенному) роялю, чтобы срочно зафиксировать пригрезившуюся композицию.

Он был искусный шашист, энциклопедически знал всю мировую живопись (отдавая предпочтение импрессионистам, Сальвадору Дали, Иерониму Босху и Питеру Брейгелю) и, конечно же, русскую литературу и поэзию. В этой области он был поистине профессионалом и мог бы защитить диссертацию как по Александру Блоку, так и по Сергею Есенину или Александру Пушкину. Его жизненный кругозор был обратно пропорционален его житейской сноровке.

– Да, как ценно, что у Вас остались такие воспоминания… Ведь они дают совершенно иной взгляд на творческий мир Свиридова – взгляд «изнутри». А его очень часто не хватает.

– Несмотря на достаточно большой объем исследований его творчества, многие направления по-прежнему мало разработаны. Например, связь его музыки с живописью, в частности, с его излюбленными импрессионистами, или истоки его музыкальной интонации, восходящие к многовековым пластам евразийской культуры. Наконец, связь его с музыкальными идеями Карла Орфа, или влияние его музыки на формирование современного минимализма, или эволюция концепций времени, проблемы музыкальной энергетики в его произведениях и многое, многое другое.

– На одной из последних конференций после моего доклада о свиридовском вокальном цикле «Петербург» одна из слушательниц сказала, что музыка композитора звучит очень современно. Антон Олегович, как Вы считаете, почему? Есть ли «рецепт»?

– В последнее время музыкальный язык так же, как и способность слушательского восприятия, претерпели такие коренные изменения, что, согласно некоторым имеющимся мнениям, музыкальная лексика Свиридова, так же, как и его великих предшественников, слишком сложна для осознания современным музыкальным потребителем. И это – не только большая проблема всего культурного процесса, но и определенная закономерность его эволюции. Думаю, что рано или поздно мы станем свидетелями «возвращения Свиридова». Несомненно, он –  творец «будущего века».

– До сих пор выходит Полное собрание сочинений Свиридова. Знаю, что Вы входите в состав редколлегии по его изданию. Скажите, что сейчас на повестке дня?

– Эта работа будет продолжаться еще не один год: настолько обширен объем творческого наследия Свиридова. На данный момент рассматривается возможность нотной реконструкции «Песни Председателя» из «Маленькой трагедии» Пушкина «Пир во время чумы», которую композитор записал на магнитофон. Это – один из потрясающих фрагментов неосуществленного замысла оперы по пушкинскому сюжету – грандиозный гимн смерти, звучащий, к сожалению, чрезвычайно злободневно.

– Антон Олегович, могли бы Вы в конце нашей беседы охарактеризовать личность Свиридова в трех «ключевых» словах?

– Кратко охарактеризовать Свиридова можно было бы прекрасным определением Пушкина: «Гений, парадоксов друг»!

Беседовала Елизавета Лющина, IV курс НКФ, музыковедение

№8 (196), ноябрь 2020 года

«Если вы хотите знать всего Энди Уорхола, просто посмотрите на поверхность моих картин и фильмов и на меня, и вот я здесь. За этим ничего нет»

Э. Уорхол

Этой осенью выставочный зал Союза художников России в здании Новой Третьяковки проводит масштабную выставку работ легендарного художника Энди Уорхола – «Я, Энди Уорхол». Мне удалось побывать на ней в начале октября.

Энди Уорхол ушел из жизни в 1987 году. Авторская цитата, данная в эпиграфе, предлагает относиться к его творчеству просто и диалектически: оно везде и его нет. А что я знаю об авторе и направлении поп-арт, который он представляет? Почти ничего. Самое основное и поверхностное. И связано это, в основном, с уже существующими негативными оценками: это вроде как и не искусство вовсе, во всяком случае, если уж и применять термин «искусство», то в сочетании со словом «массовое». О самом Уорхоле знаю то, что он себя художником не считал и имел образование в сфере дизайна. Будучи человеком довольно ленивым, но стремящимся к славе и в итоге ее добившимся, он придумал тиражную технику для копирования, чтобы получать больше материальной выгоды. В общем, ключевые слова: искусство массового потребления, отсутствие идей (глубоких), искусство развлечения.

Я шла на выставку, будучи в своем роде «приготовленным фортепиано», не ожидая никаких сюрпризов. «Просто пробегусь», – подумала я… и остановилась как вкопанная перед самой известной работой Уорхола «Диптих Мэрилин».

Художник изобразил портрет известной американской актрисы Мэрилин Монро, взяв за основу ее черно-белый фотопортрет. Фактически это цветное тиражное копирование фото в технике шелкографии, позволяющее наносить разные краски особым способом и расцвечивать объект. Я стала рассматривать изображения, вроде бы, повторяющие друг друга, но каждый раз в новой гамме возникал неожиданный динамический эффект только за счет цветовой «перегармонизации» объекта. Как же это здорово! И как Уорхол это придумал?! Цвет самого лица, цвет век, цвет губ, цвет волос создавали иллюзию движения и мимики черт лица, драматизма и в противоположность ему – спокойствия и умиротворения. Да это же самый настоящий кинематографический прием – раскадровка: если изображение заставить двигаться, лицо оживет. И все это получилось посредством разработки одного цвета! Кто же это сказал, что тут нет идеи? Да вот же она!

Двигаясь дальше по выставке, увидела, что этот прием повторялся и в других работах, например, в изображении Ленина и символов коммунизма. «Красный» Ленин, конечно, смотрится очень драматично, думаю, в это цветовое решение заложен двойной смысл. «Черный» Ленин, обведенный красным контуром с мертвенно-бледным лицом тоже очень выразителен. Символы коммунизма – серп и молот – объединяющие пролетариат и крестьянство в его стремлении к светлому будущему, даны в разных цветовых и форменных ракурсах. Уорхол то наводит фокус, то быстро «размывает» изображение. Очень это все интересно… в том числе

И где же тут «банальность»?

Следующая комната – с фотообоями. Фоновым элементом в ней был а«повторяющаяся» голова коровы в желто-фиолетовой гамме, а накладными элементами – аппликационные вставные изображения цветов (тоже с цветовой «перегармонизацией»). Как же вся эта «мешанина» кричащих тонов и пятен так празднично-ликующе создает «новый уют», что хочется присесть на банкетку в углу комнаты и созерцать эту красоту. Почему сочетание, казалось бы, несочетаемого не «обваливает» интерьер и не кажется аляпистым? Еще один вопрос…

Мое внимание привлекли несколько серийных уорхоловских работ: «Вожди и индейцы», «Вымирающие животные» и «Десять евреев двадцатого века». Не меньше впечатлили портреты Джорджа Гершвина, Германа Гессе и Майкла Джексона. Несколько скупых линий – и портрет готов! Да и сам Энди представлен в разных изображениях: вставных портретах (на фоне обоев с контурным «автоизображением») и фотопортретах (в том числе, с известными личностями).

Художник пробовал работать и в книжной графике, оформляя глянцевые журналы. Особенно впечатляет знаменитый Vogue, где Уорхол проявил себя незаурядным графиком. Поработал Энди и в кинематографе: создал восьмичасовой фильм о знаменитой нью-йоркской башне «Эмпайр-стейт-билдинг», снимая ее с одной точки при разном освещении.

Заключительная часть экспозиции воссоздает обстановку его мастерской, которую Энди называл «серебряной фабрикой». Это был своего рода «завод», где в современной Уорхолу художественной «тусовке» происходил весь процесс создания произведений от зарождения идеи до ее реализации в виде тиражной серии.

Уходила я с выставки с сожалением, что зрелище закончилось, а хотелось бы еще и еще всматриваться в замечательные работы настоящего Художника! Да… это стало для меня очевидным после посещения этой выставки. Все надо изучать самому, не доверять расхожему мнению.

Елизавета Лющина, IV курс НКФ, музыковедение