№ 4 (26), апрель 2001

«Поэзия, — писал Иосиф Бродский, — высшая форма существования языка; лучшие слова в лучшем порядке». Стихи Марины Цветаевой — тот самый неистовый поиск точного слова, единства смысла и звучания. «Я пишу, чтобы добраться до сути, выявить суть», — подчеркивала Цветаева.

Творить искусство слова, высказаться искренне и до конца было для нее сверхзадачей. Всю жизнь она испытывала великую и неудовлетворенную потребность в читателях, слушателях. Безмерность определяла суть личностного склада поэтессы. Это ощущается и в «неостановимости, невосстановимости» творческого потока, и в стихийном горении душевной жизни. «Безмерность моих слов — только слабая тень безмерности моих чувств…», — поведала поэтесса в одном из дружеских писем.

Острая, подчас афористическая мысль, выраженная в поэзии, сочетается с невероятно бурной, взрывающейся эмоциональностью. Стихи Цветаевой требуют обязательного произнесения, пусть хотя бы «про себя». В сценическом же исполнении они нуждаются в полном звуке, близком к музыкальному интонированию. Именно такой была манера чтения самой Цветаевой. По воспоминаниям ее дочери Ариадны Эфрон, Марина Ивановна «стихи читала не камерно, а как бы на большую аудиторию. Читала темпераментно, смыслово, без поэтических «подвываний», никогда не опуская (упуская!) концы строк; самoе сложное мгновенно прояснялось в ее исполнении».

Цветаевский «тембр» чтения вызывал «музыкальные» сравнения, где речь шла уже не о голосовых особенностях, а о напряженном эмоциональном тоне поэзии. Анна Ахматова отмечала, что «Марина часто начинает стихотворение с верхнего «до». Бродский говорил о звучании в цветаевской поэзии «фальцета времени, голоса, выходящего за пределы нотной грамоты».

Но для Цветаевой не нужен выход в музыкальную выразительность, у нее стих сам по себе — «звучащий». «Бедная мать, как я ее огорчала, и как она никогда не узнала, что вся моя «немузыкальность» была — всего лишь — другая музыка», — размышляла Цветаева.

Андрей Белый ощущал интонационный мелодизм ее поэзии, приводя интересные сравнения: «…если Блок есть ритмист, если пластик по существу Гумилев, если звучник есть Хлебников, то Марина Цветаева — композиторша и певица. Мелодии ее неотвязны, настойчивы…». Для Цветаевой изначальный синкретизм поэзии и музыки был неоспорим: «Есть нечто в стихах, что важнее их смысла: — их звучание».

Эмоциональное состояние или предмет своего поэтического высказывания Марина Ивановна именовала кратко и емко — «вещь»: «Чтобы вещь продлилась, надо, чтобы она стала песней. Песня включает в себя ей одной присущий, собственно-музыкальный аккомпанемент, а посему завершенна и совершенна». Этими словами Цветаева будто благославила интерпретацию ее поэзии в музыке. Дерзайте, композиторы!

Людмила Назарова,
студентка III курса

№ 7 (19), сентябрь 2000

Так называла себя М. Цветаева в стихотворении «Проста моя осанка». Лирическая экспрессия объединяет этот монолог с двумя другими: «Черная, как зрачок» и «Вскрыла жилы». Все они стали поэтической основой вокального цикла А. Шнитке «Три стихотворения Марины Цветаевой», написанного в 1965 году. Впервые романсы представила певица Светлана Дорофеева в молодежном клубе Дома композиторов (январь 1966 год). Сейчас их исполняет прекрасный дуэт – Н. Соболева (меццо) и В. Сокол-Мацук (фортепиано).

Этот первый в творчестве Шнитке вокальный цикл – совершенно особое его сочинение. Шнитке чутко вслушивается в поэтическое слово: «Если брать такие стихи – тонкие, углубленные, – их хочется слушать, и они образуют с вокальной партией единое целое». Сопровождение также связано с содержанием текста: задача рояля, как подчеркивал композитор, сводится к созданию особого тембрового фона, который усиливает все, о чем говорится в стихотворениях. Причем здесь применен не обычный, а «подготовленный рояль», выполняющий роль целого клавишно-струнного ансамбля. Среди оригинальных приемов игры – щелчок замком рояля и падение металлической палочки на струны.

Шнитке создавал цикл в период, когда работал над строго сериальными композициями. Но, одновременно, ощущал неудовлетворенность от этого метода сочинения, о чем поведал в беседе с Д. Шульгиным (Д. Шульгин «Годы неизвестности А. Шнитке». М., 1993). «Все, что композитор пишет, он должен найти сам», – таков был вывод относительно технических догм серийного метода. Именно поэтому возникла идея написать сочинение, совершенно свободное как от серийной техники, так и от инерции тональности. Романсы на стихи М. Цветаевой, по словам композитора, «написаны именно свободно и, как бы, непроизвольно».

Такими мы их и слышим в исполнительской трактовке Н. Соболевой и В. Сокол-Мацук – очень тонкой и вдумчивой. Они пока остаются одними из немногих интерпретаторов вокального цикла Шнитке. Не изданы также и ноты, существующие лишь в авторской рукописи. Клавир, написанный ровным четким почерком А. Шнитке, содержит массу интересных комментариев автора относительно приемов игры и исполнения.

Будем надеяться, что в новом веке «Три стихотворения» М. Цветаевой – А. Шнитке обретут своих новых интерпретаторов и заслуженную известность.

Людмила Назарова,
студентка III курса

№ 6 (18), июнь 2000

Судьба «оперного первенца» Н. А. Римского-Корсакова тесно связана с Большим театром. Премьера «Псковитянки» на его сцене состоялась 10 ноября 1901 года. На ней присутствовал сам композитор, высоко оценивший постановку. Режиссером спектакля был И. Василевский, дирижировал И. Альтани, декорации выполнили художники А. Головин и Н. Клодт. Федор Шаляпин в роли Ивана Грозного по словам композитора «был неподражаем». Эта роль стала одним из высочайших достижений гениального певца, и, кроме того, дебютной его партией.

В последующее время в Большом театре «Псковитянка» ставилась в 1931 и 1971 годах. И вот, наконец, после долгого перерыва была осуществлена новая постановка – 1999 года в режиссуре Иоакима Шароева. Музыкальный руководитель и дирижер спектакля – Евгений Светланов. Эта опера по особому им любима: как раз с выступления в «Псковитянке» началась его блистательная дирижерская карьера. Дебют Е. Светланова за пультом Большого, состоявшийся 25 июня 1955 года, был одновременно и его дипломным спектаклем как студента-выпускника Московской консерватории. Спустя 45 лет маститый дирижер осмысливает свое возвращение к «Псковитянке» как венец творческого пути: «Ведь это мой замысел – перебросить музыкальную арку… Для меня эта опера как первая любовь – не увядает; заряжает живым жизненным током и помогает жить дальше <…> Когда открывается занавес, я мыслями уношусь туда, на сцену, и даже еще дальше…», – обращается Е. Светланов к зрителям в своем небольшом печатном комментарии.

В новой постановке «Псковитянка» идет в третьей редакции, без пролога «Вера Шелога». Важнейшая роль в драматургии спектакля принадлежит масштабным массовым сценам. «Вече» и грандиозный по силе финал в режиссерском воплощении становятся мощными вершинами действия.

Способствует этому изобразительный ряд спектакля. Оформление «Псковитянки» выполнено в живописной манере художником С. Бархиным. Этот стиль очень «к лицу» исторической опере. Расписные терема, бревенчатые подмостки к ним, красочные фоновые декорации играют, в зависимости от освещения, разными оттенками. Суперзанавес с колоколами сделан специально для этой постановки. И это оправдано – тема колоколов, набата проходит через всю оперу.

В актерском воплощении спектакль на впечатляющем уровне. Действие разворачивается в динамичной напряженности. Актеры не только поют, но и хорошо играют. Считается, что у исполнителя и зрителя разное временное восприятие действия: актер на сцене, живет временем настоящим, а зритель, погруженный в развитие событий и очарованный музыкой, «живет» во времени прошедшем – в том, о котором повествует сюжет. Сценическая условность не отвлекает, если зритель по-настоящему «ушел с головой» в события спектакля (например, увлечен постановкой, да к тому же в любимом театре). Так было и со мной.

В. Почапский в роли царя Ивана Васильевича Грозного впечатлил силой создаваемого актерского образа. Наиболее трогательной в воплощении личной драмы героев показалась сцена в царской ставке, когда Ольга (М. Гаврилова), подсознательно узнав в Грозном отца, поверяет ему свои сокровенные мысли. Зрителя захватывало происходящее: трагический уход Ольги, драма любящего отца, судьба Пскова – город избавлен от царского гнева, но уже больше не вольный. Заключительный хор воспринимается как благодарение Ольге и славление великого Пскова, ее родины.

«Псковитянка» как будто создана для сцены Большого театра и трактовка ее не допускает никакой абстрактности. Концепция спектакля реалистична, глубока по финальному обобщению. Гимном любви и веры звучат последние слова оперы: «Божьей милости нет конца вовек».

Людмила Назарова,
студентка III курса

№ 3 (15), март 2000

В музее музыкальной культуры имени М. И. Глинки с прошлого года открылся новый абонемент – цикл клавесинных вечеров. Первый вечер, посвященный французским клавесинистам XVII–XVIII веков, проходил в Большом зале музея. Играла и рассказывала Татьяна Амирановна Зенаишвили – одаренный исполнитель и замечательный педагог.

С 1994 года Татьяна Амирановна ведет класс клавесина в Московской консерватории а также концертирует в качестве солистки на органе и клавесине. Программа ее выступления всегда увлекательно и разнообразно построена, а прекрасная музыка сопровождается живым познавательным рассказом.

В этот раз концертная программа исполнялась на французском клавесине XVII века, изготовленном мастером Б. Шуди. Редкий аутентичный инструмент находится в коллекции музея имени М.И.Глинки. Но ведь его предназначение – звучать и наполнять сердце красотой музыки. Именно поэтому московский клавесинный мастер Николай Полосков «возродил» инструмент для дальнейшей концертной жизни. Теперь атмосфера зала овеяна духом старины, и звучит чудодейственная музыка, завораживая хрустальными переливами, игрой тембров старинного клавесина.

Пьесы Франсуа Куперена Великого открывают перед слушателем вереницу портретов, сюжетных зарисовок. В одном только двадцать третьем ордре из четвертой книги для клавесина (1730) перед нами предстают: Арлекин, Сатиры – козлиные ноги, женский портрет в Аллеманде «Дерзкая». А. Форкре в своей пятой сюите (c-moll) рисует целую портретную галерею: Рамо, Монтиньи, Сильва, Юпитер. Эта сюита завершает программу, тонко, изящно выстроенную из сочинений Ж.-А. Д’Англебера, Луи и Франсуа Куперенов, Г. Ле Ру, Л.-Н. Клерамбо, А. Форкре.

Поэтичный облик самой исполнительницы, ее завораживающий рассказ и безупречное мастерство игры настолько захватывают внимание, что концерт проходит на одном дыхании. Но время незаметно подходит к финалу со сверкающими молниями громовержца Юпитера: виртуозная пьеса Форкре создает эффектное завершение концертной программы, и слушательская аудитория приглашает Татьяну Зенаишвили снова и снова, не желая расставаться.

Следующие «клавесинные вечера» вновь зовут всех желающих на уютные сказочные встречи. Приходите, музей имени М. И. Глинки ждет вас!

Людмила Назарова,
студентка III курса

№ 12, декабрь 1999

Жигулевские горы, Каменная Чаша, Мастрюково – вот те волшебные названия, которые объединяют историю Грушинского фестиваля авторской песни, проходившего в Самаре этим летом уже в двадцать шестой раз.

Самарская Лука – заповедная сторона:
Горы да вода – и вблизи и вдали.
То ли это Волга в кольце Жигулей,
То ли обнимает река Жигули, –

летит над водой песня. Плот-сцена в виде большой гитары, обрамленной парусами – неизменный символ фестиваля. Зрительный зал – «Гора», нисходящая к озеру и освещенная ночью тысячами фонариков. С фестивальной Поляны зрелище просто фантастическое: в густой темноте – огненная стена, мерцающая каскадами разноцветных лучей. Говорят, что здесь самая короткая ночь – не с двадцать второго на двадцать третье июня, а в фестивальную субботу, когда идет главный концерт на «Гитаре».

По традиции начинают лауреаты – молодые исполнители, пробившиеся на «Гитару» сквозь сито многоступенчатого отбора. На огромном экране все выступления проецируются на Поляну. Далеко за полночь наступает очередь именитых бардов. А их немало: Татьяна и Сергей Никитины, Алексей Иващенко и Георгий Васильев, Александр Суханов, Олег Митяев… и десятки еще приятных слушателям имен. Ради этой встречи многие едут сюда за тысячи километров – не исчезли еще романтики!

Среди гостей фестиваля всегда много желающих поучаствовать в конкурсных прослушиваниях, поэтому не смолкают голоса шести эстрад. Благодарную аудиторию собирает юмористическая площадка «Чайхана», а также плавучая сцена – «Балалайка», где пробуют свои силы юные «менестрели». Затем эстафета торжественно передается «Гитаре».

А рядом, на Поляне раскинулся палаточный город со своими улицами, кварталами. С гидросамолета можно охватить единым взором эту гигантскую разноцветную мозаику. Целую неделю кипит здесь жизнь. Гости прибывают из разных концов России, и Поляна превращается в географическую карту – Самара, Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, города Поволжья, Урала и Сибири значатся на ней и дают названия улицам. Природа словно призывает к себе на эти несколько удивительных дней, в чудесный край, где теряешь ощущение времени и приобретаешь долгий запас хорошего настроения. Диковинный город каждый раз появляется непредсказуемо разным и исчезает ровно до следующего лета.

Если верить статистике, то за десять Грушинских образовалось двести тридцать девять молодых семей, а комитет жюри просидел в общей сложности двести тридцать семь часов, пятьдесят минут и три пары джинсов.

Людмила Назарова,
студентка III курса