№ 3 (164), март 2017

Контрабас – музыкальный инструмент, давно заросший ярлыками «неуклюжего» и «неповоротливого», начиная с небольшой пародийной зарисовки К. Сен-Санса, поручившего ему исполнять «Слона» в «Карнавале животных», и заканчивая известной монодрамой Патрика Зюскинда «Контрабас», где главный герой мечется между любовью и ненавистью к избранному им инструменту. При всем этом он полноценный представитель «звукового сообщества», виртуозный инструмент внушительного объема и диапазона звучания, а Эдгар Мейер, о котором пойдет речь, – один из лучших современных контрабасистов.

Мейер – подлинный Мастер. Это проявляется даже во внешнем облике исполнения – он по-отечески, с любовью перекладывает ловкие пальцы со струны на струну, словно беседуя с давним другом. Им сыграны, например, «Цыганские напевы» Сарасате – технически сложное произведение, изначально созданное для скрипки. Все штрихи, флажолеты, нюансы с легкостью взяты на самом внушительном представителе струнно-смычкового «семейства». О том же говорит исполнение сольных и двойных контрабасовых концертов (например, совместно со скрипачом Джошуа Беллом он реализовал Большой концертный дуэт Дж. Боттезини). Среди этих концертов есть и сочиненные самим Мейером – в них проявился его композиторский талант.

Но не только техническим совершенством Мейер покоряет слушателя. Его непревзойденное достоинство – великолепный, кристально чистый звук. Среди множества звукозаписей жемчужиной и особняком стоит исполнение трех сюит для виолончели соло И. С. Баха. Спокойный, взвешенный звук, без излишней сентиментальной вибрации и эмоционального надрыва – это манеру игры в какой-то степени можно было бы назвать даже аутентичной, антиромантической, где звучание подобно скорее виоле д’гамба, нежели современному контрабасу.

Мейер много внимания уделяет и ансамблям. Среди музыкантов, с кем он сотрудничает – всемирно известные скрипачи Хилари Хан и Джошуа Белл, виолончелист Йо Йо Ма, исполнитель на табле Закир Хуссейн, бас-гитарист-виртуоз Виктор Вутен и т.д. Мейер сыграл немало как традиционной классической музыки, так и переложений – совместно с исполнителем на банджо Белой Флек (например, пьесы «Doctor Gradus et Parnassum» Дебюсси, сонаты Скарлатти, инвенции Баха, мазурки и этюды Шопена и многие другие сочинения).

Среди более двадцати альбомов Мейера больше половины составляют записи неклассического репертуара – джаза и особенно блюграсса, одного из направлений, в котором Мейера причисляют к музыкантам, подарившим ему мировую известность. Например, альбом Appalatian Journey (2000), созданный в ансамбле с Йо Йо Ма и скрипачом Марком О’Коннором, выиграл золотую статуэтку Грэмми.

Разносторонне одаренный музыкант, Эдгар Мейер в 2006 году осуществил сольную программу, в которой выступил уже как мульти-инструменталист, исполняя собственные пьесы не только на контрабасе, но и на мандолине и гитаре, фортепиано, виоле д’гамба и других инструментах. По сей день он ведет интенсивную концертную деятельность, и будем надеяться, что когда-нибудь российские слушатели также смогут услышать этого замечательного музыканта.

Лидия Саводерова,
IV курс ИТФ

№ 1 (162), январь 2017

В течение нескольких дней с 14 по 19 ноября в Москве и Санкт-Петербурге в четвертый раз проходил Международный фестиваль современной хореографии CONTEXT. Его создала балерина, артистка международного масштаба, прима Мариинского театра Диана Вишнева. Программа фестиваля состояла из разнообразных мероприятий, посвященных сценическому танцевальному искусству – «воркшопы» по танцевальной критике, балетной фотографии и сценическому макияжу, показ фильмов о великих танцорах и балетмейстерах, а также конкурс молодых хореографов.

Конечно, важнейшей частью фестиваля стали спектакли, многие из которых не были известны российскому зрителю. Мне удалось побывать на одном из них. Вечер прошел 17 ноября в Гоголь-центре – переформатированном бывшем Театре имени Гоголя. Его большой зал, выполненный в loft-стиле, как нельзя кстати подходил под демократичную атмосферу самого мероприятия – серые необработанные каменные колонны и «дубовый» потолок венчала шикарная люстра. Казалось, именно в такой обстановке могли соединиться традиции и современная мода, старшее поколение и молодежь. В зале был аншлаг и, стоит отметить, аудитория оказалась пестрой – от юных до пожилых людей, интересующихся современным искусством. В этот вечер демонстрировались два балета американского хореографа Алонсо Кинга и его труппы Alonzo King LINES Ballet.

Нам открылась пустая сцена, где ничто не отвлекало от танца. Программа началась с балета «Шостакович», созданного Кингом к 110-летнему юбилею Дмитрия Дмитриевича. Пять отрывков из различных квартетов (Восьмого, Третьего и других) составили бессюжетную пятичастную композицию. Царил дух музыки Шостаковича, его стремление к философским обобщениям, что характерно и для хореографии Кинга. Неудивительно, что выбор пал именно на камерную музыку, которая всегда была сосредоточением наиболее интимных переживаний композиторов. Пластика танцоров, подчас технически очень сложная (иной раз она выглядела буквально как нагромождение элементов друг на друга), передавала противоречивую гамму эмоций, которую вызывала эта музыка. Костюмы – песочного цвета бархатные лосины, шорты у мужчин и боди у женщин – ничем не отвлекали от пластики и всей концепции.

Композиция балета симметрична, что отразилось и в организации музыкальных отрывков (фактически хореограф создал свой цикл-поппури), и в выборе исполнителей, и в скромном, но всегда «играющем» оформлении. Так, крайние части балета – массовые, с участием всех танцоров, – рождали ощущение непрерывной вакхической пляски, что подчеркивалось красной подсветкой фона. II и IV части состояли из дуэтов: если в первой из них господствовал некий ноктюрн, в котором движение переходило плавно от одной пары к другой, то IV часть сосредоточилась на страстях и противоречиях, типичных между мужчиной и женщиной. В центре композиции стоял мужской дуэт. Звучала строгая и хрупкая медленная часть Седьмого квартета, словно сам Шостакович предстал перед нами. Белая линия света (из фона в виде длинной галогеновой лампы) вдруг оказалась в руках танцора, а сцена погрузилась в темноту. Этот танец был полон бесконечных изломов и странностей, словно его герой – «не от мира сего». Царило ощущение внутреннего богатства музыки Шостаковича. И слышимое, и видимое были наполнены не только трагедийностью и философской глубиной, но и светлой лирикой, суровой патетикой и напряженными ритмами.

Затем труппа Кинга показала еще один спектакль, небольшой по сравнению с предыдущим. Балет «Основы письма» (Writing Ground) разворачивался на пустой сцене под звуки иудейских, христианских, мусульманских и тибетских духовных песнопений. Танец развивался на фоне задника из бархатных тканей, а цветовая гамма состояла из буро-бежевых цветов – земляных, данных нам природой (оформление Роберта Розенвассера). Восемь минут этого действа – как размышление о духе человека и основах его жизни. Бурлящие страсти и медитации, мучительные сомнения, первые неумелые шаги и счастье постижения передавались удивительно емкой и насыщенной пантомимой, сочетавшейся и с яркой мимикой. Даже такая обыденная для балета вещь, как обутая в пуанты женская стопа, играла не меньшую роль, чем пластика рук или торса. В моменты мучительных колебаний мы видели тонкую ножку, не стремящейся ввысь, а приземленной, неуклюжей частью тела в каком-то башмаке.

Публика была чрезвычайно заинтересована происходящим. Даже определенные проблемы в организации зала (например, билеты на несуществующие места в партере) не смогли омрачить прекрасное впечатление от спектакля. «Недосказанность» пластической речи Кинга, далекой от воспроизведения обыденных ситуаций и имеющей много общего с медитативными движениями, дала большой простор для размышлений. Зрителя явно увлекли философские балеты американские хореографа.

Лидия Саводерова,
IV курс ИТФ

№ 9 (161), декабрь 2016

Максим Венгеров не нуждается в представлении, он – всемирно известный скрипач. 4 ноября 2016 года состоялся его концерт в Большом зале Московской консерватории, который стал открытием II сезона Международного скрипичного фестиваля. Партию фортепиано в течение всего вечера исполнял не менее известный пианист Рустем Сайткулов.

…На сцене лишь рояль и пюпитр с нотами. Синева минимальной подсветки выделяет орган Большого зала, а два контрастных (желтых) прожектора концентрируют внимание на двух главных участниках вечера. Афиша пестрит именами – тут и классик Бетховен, и ранний романтик Шуберт, и композиторы начала XX века Равель и Эрнст, и сугубо скрипичные авторы – виртуозы Паганини и Крейслер. Но в итоге вниманию предлагаются как бы два маленьких концерта, демонстрирующие разные стороны скрипичной музыки.

Первое отделение было посвящено масштабному жанру и включало две сонаты для скрипки и фортепиано – ля мажорную Шуберта (op. 162) и Седьмую Бетховена (op. 30 №2). Их исполнение должно было показать искусство выстраивания дуэта-диалога между двумя инструментами, где нет солиста и концертмейстера, а есть два равноправных персонажа. И, надо сказать, Венгерову и Сайткулову это прекрасно удалось, хоть и не везде идеально. Иногда чувствовалось некоторое давление «авторитета» – партия скрипки порой слишком выделялась, оставляя фортепиано роль безликого сопровождения.

В целом вышло интересное сопоставление двух композиторов, сочинявших в одно и то же время, но обычно отождествляемых с разными эпохами. И, если соната венского классика, созданная в 1802 году, оставила впечатление сочинения патетического, наполненного почти романтическими нарастаниями и спадами, драматическими восклицаниями и моментами глубоких размышлений, то цикл Шуберта, написанный в последние годы жизни (1826-1828), был классически гармоничен и насквозь пронизан песенными интонациями.

Начало второго отделения фактически стало центром программы. Снова представлен сонатный цикл, но это – уже Равель, с совершенно иным подходом к старинному жанру. Спокойно развертывающаяся первая часть сменилась «Блюзом» второй: показалось, что даже облик скрипача поменялся, он словно наслаждался пряными негритянскими «подъездами» в мелодии и задорно извлекал из скрипки звучания, подобные банджо. Механичное perpetuum mobile третьей части пролетело без сучка и задоринки, органично подготовив публику к заключительной, виртуозной части концерта, демонстрировавшей уникальное исполнительское мастерство Венгерова.

Ее открыл Этюд № 6 Эрнста для скрипки соло (вариации на тему ирландской народной песни «Последняя роза лета»), в котором, казалось, были собраны все возможные штрихи и приемы. Блестяще прозвучали пассажи, двойные ноты и аккорды, расцвечивающие несколько наивную народную мелодию и меняющие ее характер то на взволнованно-романтический, то на патетически-приподнятый.

А завершилась программа двумя сочинениями Паганини-Крейслера: Кантабиле ре мажор и «Пальпити» (вариации на тему арии «Ditan tipalpiti» из оперы Россини «Танкред»). В них со всей яркостью проявилась знаменитая венгеровская кантилена – то нежная и томная, то легкая и по-женски игривая, но всегда заставляющая слушателя внутренне петь.

Полный зал горячо принимал артиста, неоднократно вызывал на бис, на что тот с удовольствием отвечал скрипичными хитами («Венский каприс» и «Китайский тамбурин» Крейс-лера, «Вокализ» Рахманинова и Венгерский танец № 2 Брамса). Отточенные на многочисленных концертах, они звучали блестяще, приводя в восторг возбужденную публику.

Лидия Саводерова,
IV курс ИТФ

№ 7 (159), октябрь 2016

На фото (слева направо): В. Тарнопольский, Н. Травина, Ю. Москвина, А. Пастушкова, К. Старкова, А. Сыч, Е. Свистунова, Д. Висаитова, А. Мамбетова, К. Фльорчак, О. Егорова

Два года назад в Московской консерватории вновь появилось Студенческое научно-творческое общество (СНТО). Благодаря его работе студенты самостоятельно проводят лекции, организуют концерты, подчас не менее уникальные и увлекательные, чем мероприятия с участием уже состоявшихся музыкантов и ученых. Сегодня я пообщалась Анной Пастушковой, заместителем председателя СНТО, куратором секции старинной музыки. Мы поговорили об итогах ее работы за прошлый год:

– Аня, прошло два года с момента восстановления СНТО и год, как ты в нем участвуешь. Какие мероприятия удалось провести?
– Самое главное,на мой взгляд,в прошедшем году – мы очень расширились и у нас появились новые секции, каждая из которых специализируется на определенном музыкальном направлении. Нап-ример, старинная музыка, которой занимаюсь я и Юлия Москвина. Также журналистика – совсем свежая секция, первое мероприятие которой прошло в мае этого года. Его провела аспирант МГК Диана Локотьянова с участниками конкурса П. И. Чайковского. Третье направление – оно было у нас изначально – современная музыка.
– Предполагаете ли вы сотрудничество со студентами композиторского факультета?
– Да, как раз в рамках секции современной музыки. Этим занимается Владислав Тарнопольский. Он планирует подключить молодых композиторов – цикл семинаров состоится в ноябре этого года. Предполагается, что они будут анализировать собственные сочинения и классиков современной музыки. То есть, интересен подход к современной музыке именно со стороны композитора.
– Подобный взгляд на современное творчество музыканта-практика часто открывает интереснейшие нюансы в процессе сочинения. Вы организуете только творческие встречи или же есть и какие-то другие форматы?
– Да, конечно, у нас проходят разнообразные мероприятия. Например, в этом году прошло два концерта СНТО, которые организовала Кристина Ищенко, студентка ДФ, и конференция.
– Чему была посвящена конференция и кто в ней участвовал?
– Она проходила осенью, называлась очень интересно «Музыка в истории литературы и литература в истории музыки». В основном, конечно, участвовали ребята из самых разных российских вузов, но была даже студентка из Парижа! Россияне были из Астрахани, Саратова и других городов. Мы вообще стремимся к расширению контактов, в стенах нашей консерватории уже выступали студенты ГИТИСа, институтов имени Шнитке и Ипполитова-Иванова, а также других вузов.
– Преобладают, наверное, консерваторские студенты-теоретики, так как подобное – род их будущей деятельности. А принимают ли участие студенты исполнительских факультетов?
– Мы стараемся подключать как теоретиков, так и исполнителей. Но парадокс в том, что музыковеды менее активны, чем все остальные, они подчас не могут посещать мероприятия из-за невероятной загруженности. Поэтому на наших встречах в основном видим исполнителей, в том числе в качестве слушателей.
– И в чем проявляется сотрудничество с ними?
– Мы прикладываем все усилия, чтобы их заинтересовать. Например, осенью прошлого года к нам приходил Филипп Нодель – известный гобоист и просветитель. Он не только играет старинную музыку, но и всячески ее пропагандирует, изучает, преподает. То есть, очень подкованный с теоретической точки зрения практик! Он участвовал в двойной лекции, посвященной творчеству Г. Ф. Телемана. Сначала выступил Сергей Никифоров, который пишет о Телемане диссертацию, а вторая половина лекции шла под руководством Ноделя, который рассказал, как исполнять Телемана и сам это показал.
– То есть, присутствие исполнителей для вас очень важно?
– Конечно! Без них, во-первых, нам трудно понять некоторые технические и даже практические моменты исполнения. А во-вторых, они нам помогают «озвучить» редкие сочинения.
– И что уже удалось исполнить?
– В начале мая Юлия Москвина договорилась с хоровиками кафедры современного исполнительства, и они показали сочинение редкого композитора-полифониста Бальдуина Гуаюля (1547–1594), голландца, ученика Орландо Лассо. Его музыку, естественно, никто не знает, даже изданных нот не существует. Юля смогла расшифровать и перевести ноты в читаемый вид, а ребята произведение исполнили. Всем нравится исполнять старинную музыку, редкую, неизвестную. Очень радует, что все этим увлечены.
– Решили создать идеальный союз музыковеда и исполнителя?
– Да, есть такая задумка. Хотелось бы осуществить некий синтез между ними, где одни готовят лекции по редкой, неисполняемой музыке, помогая, естественно, с реализацией нот, другие – играют и поют. И, объединяясь, мы устраиваем разнообразные концерты и встречи. Так, мне, с помощью Андрея Андрианова, который привлек ребят, студентов КСХИИ, удалось подготовить исполнение фрагментов из «Stabat Mater» Перголези в обработке Баха, на немецком языке (см. об этом: «Трибуна», 2015, № 9).
– Каковы ваши планы на этот учебный год?
– С октября по декабрь проводим международный фестиваль к юбилею Фробергера, с мастер-классами, концертом и конференцией; продолжим встречи по журналистике и регулярные лекции гостей из других вузов, начинаем сотрудничество с музеем Скрябина… А в связи с юбилеем Московской консерватории собираемся провести ряд интервью со старейшими преподавателями и составить сборник об истории консерваторского СНТО.

Беседовала Лидия Саводерова,
IV курс ИТФ

№ 5 (157), май 2016

Катерина Львовна – Мария Лобанова, Сергей – Олег Долгов

19 февраля 2016 года в Большом театре прошел второй премьерный показ оперы Д. Шостаковича «Катерина Измайлова», произведения с уникальной и невероятно сложной судьбой. Именно о ней, а точнее о ее первой редакции под названием «Леди Макбет Мценского уезда», уже два года с успехом шедшей на театральных сценах, в 1936 году вышла разгромная статья в газете «Правда». Печально известная публикация под названием «Сумбур вместо музыки» положила начало многолетним гонениям на творчество Шостаковича. Повторная премьера уже переработанной оперы состоялась в СССР лишь в 1962 году, пролежав почти 30 лет. Именно эту редакцию Большой театр представил в текущем 240-м сезоне.

Режиссер спектакля Римас Туминас больше известен публике драматических, нежели оперных театров. В 1990 году им был создан Малый театр Вильнюса, а с 2007 года он возглавляет московский Театр имени Вахтангова. Среди его драматических постановок немало обращений к русской классике – Чехову («Вишневый сад», «Дядя Ваня», «Чайка», «Три сестры»), Лермонтову («Маскарад»), Пушкину («Евгений Онегин»), Гоголю («Ревизор»). А спектакль Большого театра по повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» знаменателен тем, что режиссер впервые обращается к оперному жанру.

Катерина Львовна – Мария Лобанова, Сергей – Олег Долгов

Туминас работает буквально с каждой мелочью. Авторский почерк для тех, кто знаком с его творчеством, очевиден. В «Катерину Измайлову», например, он вводит неких балаганных плясунов как символ абсурда, что происходит на сцене. Они неистовствуют во время симфонических «антрактов», усугубляя общий трагедийный накал, усиливая эмоциональный эффект от драматического действия. Поразительно тонкая режиссерская работа над концепцией спектакля чувствуется во всем. В течение всего вечера зрителя-слушателя не покидает ощущение гнетущей атмосферы предрешенности. Возникает своего рода идеальный театр, в котором музыка и драма соединяются в нерасторжимом единстве.

Умение работать со сценическим пространством, не перегружая его, но и не создавая ощущения пустоты – всегда было характерным качеством Туминаса. Скупое, аскетичное решение декораций (сценограф Адомас Яцовскис) не отвлекает от музыки и очень точно подходит сумрачному колориту музыки. Сценическое пространство ограничивают с двух сторон две стены серого и белого цвета, которые в зависимости от ситуации превращаются то в ворота внутреннего двора, то в перегородку в комнате Катерины, то в стены полицейского участка. Стены не менее символичны, чем плясуны – это аллегория заточения и удущающей мещанской атмосферы. При этом белый цвет наводит и на мысль о потребности Катерины в «высоком» – в любви, в детях. Недаром сцена в спальне происходит именно на белом фоне.

Зиновий Борисович – Максим Пастер, Катерина Львовна – Мария Лобанова

Символично и графическое решение костюмов (художник Мария Данилова): это невзрачные цвета одежды без принадлежности к определенной эпохе. В первом акте Катерина – единственный носитель цвета: она одета в серое платье, но с сине-изумрудным платком на плечах. Зато вокруг нее все грязного серо-черного оттенка. Единственное яркое пятно – ее платок, в который она кутается, словно пытаясь отгородиться от серости окружающей жизни. Особенно выразительно оформлено начало третьего действия, где Катерина в свадебном белом платье стоит у черной стены, а Сергей в черном костюме – у серой, обнажая темную суть свадебного праздника.

С певцами Туминас работает как с актерами, уделяя внимание вживанию в образ. Буквально каждый жест, каждая мелочь продумана. Так, Борис Тимофеевич (Андрей Гонюков) с неизменной плеткой в руках страшен в своей деспотичности, выдаваемой за заботу о сохранении патриархальных традиций. Зиновий Борисович в исполнении Максима Пастера бесцветен и покорен отцу. Сергей (Олег Долгов) – беспринципный альфонс, как он и был задуман Шостаковичем. Ярко представлена главная героиня (Мария Лобанова). Артистке удалось передать страшное одиночество и тоску по свободе, Катерина в ее исполнении выглядит женщиной с трагической судьбой, полюбившей беззаветно и жертвенно.

Сцена из спектакля

Высочайшей похвалы достойна работа хора (главный хормейстер – Валерий Борисов). В «Катерине Измайловой» большое значение имеют массовые сцены: в опере ощутимы черты народной драмы. Шостакович представил в музыке различные пласты общества: артисты с легкостью перевоплощаются то в дикую и грубую дворню, то в корыстолюбивых полицейских, то в завистливых гостей на свадьбе, то в обреченно безмолвствующих злобных каторжан. Хор олицетворяет драму без прикрас, со всей неприглядностью изображая ущербных и наглых, «униженных и оскорбленных», вызывая сочувствие к их ужасной судьбе. Режиссер усиливает значимость «народа» визуально: весь сюжет разворачивается как бы ретроспективно – действие начинается с толпы сгорбленных каторжан на сцене, образуя с финалом грандиозную эпическую арку.

Запомнились и второстепенные персонажи: задрипанный мужичонка (Роман Муравицкий), циничный пьянчуга-поп (Станислав Трофимов), откровенный стяжатель городовой, жаждущий «поживиться» (Александр Рославец), распутница Сонетка (Светлана Шилова), забитая дворовая девка Измайловых Аксинья (Мария Горелова). Колоритные характеры, выписанные Шостаковичем, получили соответствующее воплощение на сцене.

«Катерина Измайлова» – сложное симфоническое сочинение. Параллельно сценическому действию в этой опере развивается мысль «от автора» – полные трагизма «высказывания» Шостаковича в знаменитых семи симфонических антрактах. Дирижер-постановщик Туган Сохиев блестяще выстроил драматургию сочинения, оркестр и его многочисленные солисты замечательно исполнили сложнейшую партитуру.

Новая постановка «Катерины Измайловой» удалась, с чем мы и поздравляем Большой театр!

Ангелина Паудяль,
Лидия Саводерова,
III курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова