№ 3 (146), март 2015

Чем больше изучаешь музыкальную историю, тем чаще задаешься вопросами: что есть музыкальное искусство? Когда оно сформировалось и имеет ли свой конец? Можно ли считать любой звук музыкальным, как декларировал американский авангардист Кейдж? Возможно, поиск ответов на эти вопросы даст объяснение происходящему сегодня в академической музыке.

Так, когда же возникло музыкальное искусство? В данном случае речь не идет об одном из древнейших проявлений человеческого творчества – музыкальном фольклоре, где певческая и инструментальная традиции были преимущественно связаны с бытом и повседневной жизнью. Здесь понятие «музыка» не используется в значении искусства (несмотря на некоторые превосходные в художественном отношении произведения). Музыкальным искусством не является и звуковое сопровождение всевозможных культов, начиная от первобытных обрядов. Нашедшее продолжение в египетских и греческих мистериях, античном театре и, наконец, в христианском богослужении, оно воспринималось как часть синкретического искусства, необходимая для осуществления ритуала.

В процессе становления музыки как искусства она обрела самодостаточность – способность к выражению образов и идей посредством себя самой. Кроме того, музыка выработала свои специфические особеннос-ти, базовые элементы, такие как: опора на интонационность – яркий мелодический элемент, развиваемый по принципу повтора или с введением контраста; свойство музыкальной фактуры – совокупность слагающих музыкальную вертикаль горизонтальных линий, их соотношение, разделение на фактурные пласты; гармония – соотношение звуков по вертикали и их функциональное движение; музыкальная ритмика – относительная длительность элементов музыкальной ткани; метрическая пульсация – система чередования сильных и слабых долей. Но самое главное: используя эти языковые элементы, музыка (разумеется, усилием композитора), получила возможность отображать громадный эмоциональный, образный и идейный спектр. Посредством музыки стало возможным передавать философские концепции, на интуитивном уровне выражать то, что не подвластно словесной формулировке, изображать добро и зло, любовь и борьбу, воздействовать на человеческие чувства, передать любой аффект.

Так как музыка подразумевает, прежде всего, эстетическое восприятие, образная тематика высших музыкальных образцов тяготеет к чему-то возвышенному, относящемуся к духовной жизни человека. Неслучайно поэтому обращение к «вечным темам» на всем протяжении существования музыкального искусства. Эта «вечная тематика» обладает уникальным качеством – актуальностью. Темы нравственного воскресения, движения от мрака к свету не имеют «срока давности», они продолжат существовать вне зависимости от жизни искусств, постижение этих тем – высший уровень духовного познания человека. Поэтому весьма показательно, что многократное обращение композиторов разных эпох и стилей к сходной тематике не оказывает со временем на слушателей меньшее эмоциональное воздействие.

Возвращаясь к сегодняшнему дню, возникают закономерные вопросы. Является ли музыкальным искусством то, что по сути своей не опирается на сложившийся язык и образную тематику музыкального искусства? К примеру, сериализм, который исключает возможность привычного использования базовых элементов музыкального языка и, в первую очередь, мелодику. Или спектрализм, конкретная и собственно шумовая «музыка», а также эксперименты в области современного «музыкального» театра? И главное: соответствует ли сложившимся традициям музыкального искусства сама тематика сочинений последователей второго авангарда, часто нацеленная на технику письма или структуру и при этом крайне абстрактная («Структуры» Булеза, «Группы» и «Каре» Штокхаузена, «Секвенции» Берио)?

На композиторском факультете Московской консерватории есть учебный курс с очень удачным, на мой взгляд, названием: современные композиторские техники. И действительно основополагающего слова «музыкальные» в этом названии нет; большинство проходимых там техник помогают их создателям конструировать что-то, и это «что-то» не относится к музыкальному искусству. Можно вспомнить и декларации первых авангардис-тов с их отказом от всего традиционного ради создания нового.

В чем же заключается кризис музыкального искусства? В свойственной современному миру типичной подмене понятий. То, что музыкой не является, было в силу исторических условий музыкой названо. И до сих пор позиционируется именно так. Эта подмена создала в конечном итоге разделение академического направления на традиционное и авангардное, что и привело к любопытным явлениям, вроде минимализма или полистилистики. Возможно, в музыкальном искусстве уже наступила фаза угасания, а новое авангардное творчество не способно реанимировать прежнюю эстетическую систему. Является ли это новое другим искусством – говорить пока рано. Да и слишком сузился диапазон понимающей публики – вплоть до самого композитора и его окружения.

Так можно ли считать любой звук музыкальным? Нет, нельзя. Так же как не все, что воспринимается зрительно, является изобразительным искусством, не каждое воздействие на слуховые рецепторы становится музыкой.

Александр Тлеуов,
студент III курса КФ

№ 2 (127), февраль 2013

«Сегодня мне оказана большая честь говорить в этом храме музыки, каким является Московская государственная консерватория имени П. И. Чайковского. Я с большим удовольствием обращаюсь к вам и приветствую всех присутствующих» – так начал свою творческую встречу в Конференц-зале известный сербский композитор, профессор Музыкальной академии Белграда Светислав Божич.

В отличие от многих композиторов, демонстрирующих свою «уникальную» технику и формальные поиски в отрыве от содержания, идеи сочинения и музыкальных образов, Божич просто показывал музыку, сопровождая ее минимальными комментариями. Примечательно в этом смысле и его высказывание: «Считаю, что музыкальный язык композитора не является самоцелью и что не следует подчеркивать его замкнутость. То же самое можно сказать и про инновации в техниках сочинения, которые превращаются в настоящую загадку даже для искушенного слушателя».

Несмотря на собственное мнение композитора о сложности восприятия современной музыки, его сочинения эстетически и образно понятны для слушателей. Возможно, главную роль в этом играет яркая мелодия – «душа музыки» (о душе-то и забывают современные нотописцы), присущая всем его произведениям. «Базисом творчества», источником вдохновения для Светислава Божича служат мелодии и ритмы народной песни. Услышанные нами части фортепианных концертов «Метохийская пения», «Ночь в Хиландаре» – это яркая, красочная, живая музыка, по-настоящему демократичная и свежая, написанная вполне традиционным музыкальным языком. И вообще художественное кредо Светислава Божича можно сформулировать его собственными словами о музыкантах-исполнителях: «Очень важной является высокодуховная деятельность… воля, основанная на глубоком знании традиций».

Большое место в творчестве Божича занимает духовная музыка: «Для моих опусов характерно индивидуально-личностное отношение к православной духовности. Оно слышится как доминирующее в хоровых произведениях и литургических формах». Представленные на встрече «Во царствии Твоем», «Верую» из Литургии святого Иоанна Златоуста (кроме Литургии, вершинными достижениями в духовной музыке композитора являются Всенощное бдение и Реквием) – это монументальные хоровые фрески, близкие по стилистике церковной музыке. Несмотря на обязательную каноничность, свойственную духовным жанрам, в литургических сочинениях Светислава Божича отчетливо слышна композиторская индивидуальность.

Встреча прошла в теплой и доверительно-дружеской атмосфере. Светислав охотно отвечал на вопросы слушателей, уточнял некоторые детали, шутил, а после устроил даже небольшой мастер-класс со студентами-композиторами. Та открытость, ясность и простота в общении как нельзя лучше соотносятся с музыкальным творчеством композитора. Посмотрев сочинения студентов, Божич дал дельные советы, воодушевил и благословил на подвиги, своим примером показывая, что каждому молодому творцу следует найти свой метод, «заключающийся в синтезе академических и современных музыкальных тенденций», чтобы поиск индивидуальных стилевых черт не угрожал эстетике музыки и самому смыслу творчества.

Александр Тлеуов,
студент I курса КФ