№ 6 (68), сентябрь 2006

У каждого искусства своя история. Литература пишет ее в словах, живопись – в цвете, музыка – в звуках. А какова живая, не книжная, история одного из самых изящных и необъяснимых искусств – балета? Какие они люди, дарящие нам волшебство танца, и какими оказываются они по ту сторону рампы, когда закрывается занавес?

Оказывается, ответы на эти и многие другие вопросы найти не трудно. Живая история балета уже несколько лет пишется в Государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина. Совместно с Обществом «Друзья Большого балета» ГЦТМ проводит циклы монографических балетных вечеров, в основе которых встречи с лучшими танцовщиками главных театров страны. Эти мероприятия дают уникальную возможность увидеть и услышать артистов вне сцены, познакомиться с их творческой биографией и задать им вопросы. Живое общение, сопровождаемое демонстрацией видеозаписей, – пожалуй, лучший способ составить наиболее полное впечатление об артисте. За прошедшие сезоны в гостях у любителей балета побывали мэтры – Н. Ананиашвили, Н. Цискаридзе, Д. Вишнева, А. Уваров, С. Филин, Ю. Клевцов и не менее интересные представители молодого поколения – С. Захарова, М. Александрова, С. Лунькина, Д. Савин, Е. Шипулина, Я. Годовский. Некоторые танцовщики предстали в не совсем обычном для себя амплуа ведущих: Н. Цискаридзе рассказал о творчестве С. Гиллем, а С. Филин – об особенностях французской балетной школы. Два года подряд на встречи со зрителями приходит художественный руководитель балета Большого театра Алексей Ратманский. В гостях у балетоманов также побывали М. Лавровский, Н. Долгушин, Б. Стивенсон (США) и Р. Пети (Франция).

Другая серия вечеров посвящена рассказам о великих хореографах и танцовщиках прошлого и настоящего. В рамках этой серии прошли вечера, посвященные памяти Р. Нуреева, Дж. Баланчина, Л. Якобсона, Ф. Аштона, В. Бурмейстера, С. Лифаря. Нельзя не упомянуть и великолепные встречи с историком театра, шекспироведом А. Бартошевичем. А раз в году в Музее можно отвлечься от серьезных проблем и от души повеселиться на традиционном первоапрельском собрании «С балетом обхохочешься».

Увлекательная форма, широчайший тематический и жанровый спектр делают балетные вечера в Музее им. Бахрушина интересными и для любителей балета, и для профессионалов. Благодаря им мы становимся свидетелями живой истории балетного театра.

Наталья Сурнина,
студентка V курса

№ 4 (66), апрель 2006

Декабрь. Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина. Новая выставка, которая сопровождает музыкальный фестиваль «Декабрьские вечера». Все, кажется, идет как обычно, но… и не совсем обычно. В 2005 году фестивалю исполняется 25 лет, и на выставке представлены работы не профессиональных художников, а деятелей из различных областей искусства.

Есть и еще одна особенность музыкальной части фестиваля: концерты не связаны с какой-то определенной тематикой, а имеют характер приношения. Все играют произведения по собственному выбору. В чем-то исполнители опираются на то, что играли с Рихтером.

Название выставки – «Скрипка Энгра» – буквальный перевод французской идиомы violon d’Ingres. Своим происхождением это выражение обязано известному французскому художнику Жану Огюсту Доминику Энгру (1780–1867), хорошо игравшему на скрипке (Энгр даже выступал в составе известных французских оркестров и музицировал вместе с Ф. Листом). С тех пор французы стали всякое околохудожественное хобби называть по его имени.

Новый проект – развитие идеи выставки «Второе призвание», проходившей в Музее в 1988 году, на которой были представлены живопись, скульптура, графика известных деятелей искусств – Н. Акимова, М. Алпатова, А. Вознесенского, М. Волошина, А. Габричевского, К. Голейзовского, Г. Козинцева, С. Рихтера, С. Урусевского, Ф. Шаляпина, С. Эйзенштейна – из крупнейших музейных собраний и частных коллекций. В этом году появились другие имена разнообразных мастеров культуры. Список впечатляет тем, что про художественные склонности многих из них не было широко известно. Больше всего писателей – Г. Гессе, Ф. Дюрренматт, Г. Миллер, Т. Гуэрра, Л. Петрушевская. Деятели балета представлены работами С. Лифаря и В. Васильева, театра – М. Чехова и Ю. Завадского, музыкантов – С. Рихтера и баритона Д. Фишера-Дискау. Особняком стоят Ж. Кокто и С. Параджанов, потому что их художественные интересы настолько широки и захватывают столь разные области, что отнести их к какому-либо одному виду искусства просто невозможно.

Все работы предельно разные. Поражает то, что живописный мир того или иного музыканта, писателя, танцора порой совершенно не соотносится с представлением, которое о нем сложилось в связи с профессиональной деятельностью. Яркие краски миниатюр Гессе, импрессионистические мотивы Васильева, абстрактные композиции Фишера-Дискау раскрывают нам неизвестные стороны известных людей искусства. Не претендуя на серьезные новации в изобразительном искусстве, их работы дают зрителю новый ракурс понимания природы художественного творчества и личностей крупных мастеров искусства XX века.

Екатерина Калинина,
студентка IV курса

Одним декабрьским вечером я случайно попала в Пушкинский музей, на выставку под названием «Энрико Кастеллани. Вариации метода». В буклете событие охарактеризовано как «персональный дебют художника в России», так как до этого работы Кастеллани побывали в Москве только раз – в 1989 году на выставке коллекции Ленца Шенберга.

Что же интересного нашла я для себя? Почти стопроцентную проекцию разных этапов развития техники и выразительных средств художника на музыкальное искусство. Кастеллани приходит к разработке особого типа основы для живописного слоя, как бы собирая холст в складки. Поверхность с неравномерно чередующимися выпуклостями и углублениями приобретает определенную «ритмичность». А отсутствие границ «картин» (т. е. рам вокруг полотен) служит претворению идеи неограниченности, бесконечности образа с одной стороны, а с другой – принципиальной незавершенности, открытости формы. Почти все работы (полотна и скульптуры) отличает четкая логика строительной конструкции, разного рода симметрии и периодичности.

Но ведь все эти качества мы находим в музыкальном наследии ушедшего столетия! Работы, выполненные красками и нитями, напоминают партитуры сонористических сочинений с предельно заостренными тембровыми контрастами. В «Стене времени» (Muro del tempo, 1968) берет начало особый прием подчеркивание ритма и пространственности. Сочетание же строгой структурной организации и бесконечности – что это, если не идеи момент-формы К. Штокхаузена? Еще один любопытный момент. Сейчас Кастеллани продолжает работу, экспериментируя над компоновкой поверхности. Разве это не напоминает технику коллажа?..

Александра Кулакова,
студентка IV курса

На снимке: участник выставки Владимир Васильев

№ 11, ноябрь 1999

Выставка проходила в выставочном центре «Сокольники» с 20 по 23 октября. Не думаю, что кто-то будет спорить с тем, что «Музыка-Москва» – лучшее, что мы имеем в нашей стране по данной тематике. Предыдущая выставка проходила полтора года назад. Затем, после того, как в августе 98-го у нас обвалилось и обломилось всё, что могло, две выставки (осенью 98-го и весной 99-го) были отменены. Но вот, на нашей улице праздник – выставка продолжает жить!

Здесь были представлены фирмы, торгующие музыкальным оборудованием (и/или производящие его), а также издания, обозревающие эти темы. Достаточно было сделать несколько шагов, чтобы попасть из Петрошопа в A&Ttrade, из Инваска в Слами и К°, тогда как в обычное время с той же целью приходится покрывать расстояния до нескольких десятков километров. На выставку были брошены лучшие силы: позвонив в известные фирмы с попыткой заказать что-либо, натыкаешься на отсутствие важнейших людей и слышишь следующее: «Он [менеджер] – на выставке, позвоните на следующей неделе».

Издания же представлены в основном главными редакторами. Например, еженедельник «Музыкальное оборудование» все дни выставки с 10 до 18 часов представлял Дмитрий Попов (он не очень похож на среднестатистического главного редактора, поэтому при взгляде на его внешность и на табличку у него на груди с обозначением такого ответственного поста, у неподготовленного посетителя произойдёт «разрыв шаблона»).

От себя могу пожелать выставке здоровья и долгих лет. Надеюсь, в самое ближайшее время она выйдет на один уровень с Musik Messe во Франкфурте на Майне и даже переплюнет её.

Член одного тайного общества,
студент III курса

№ 6 (8), июнь 1999

Любите ли вы японскую каллиграфию? Каллиграфия по-японски – это не только умение писать четким, красивым почерком, но, как оказалось, целое направление в искусстве, столь же показательное для японской культуры как икэбана, бонсай, оригами или кимоно.

В одном из залов Третьяковской галереи проходила выставка такой своеобразной живописи, где на картинах ничего не было изображено кроме иероглифов! Смотря на эти картины, понимаешь, что вряд ли когда-нибудь японцы откажутся от своей, казалось бы неоправданно сложной, письменности. Каждый язык, в его фонетическом и графическом проявлении, – олицетворение культуры, его породившей. Сколько неподвижной, тонкой красоты и скрытой выразительности в этих причудливых значках, в которые можно вглядываться бесконечно. Остановимся у некоторых картин. Вот текст, написанный в каллиграфическом стиле старинных японских свитков. Вот размашистым почерком написан иероглиф, обозначающий бабочку: он и на самом деле похож на бабочку…

А недавно мне довелось присутствовать на творческой акции, которую осуществил один современный художник. В Творческом доме на Пятницкой улице одна из стен зала предварительно была обшита картоном. При большом стечении публики, на глазах у всех художник разрисовывал эти картонные листы «загадочными письменами» в стиле японской каллиграфии. По окончании этой художественной импровизации кто-то из зала попросил автора: «Прочитайте, что там написано». Ответ был следующим: «Это самая большая загадка!»

Наталья Григорович,
студентка III курса