№ 4 (34), апрель 2002

В рамках фестиваля «Шенберг-Кандинский: звук и цвет», посвященного 50-летию со дня смерти А. Шенберга, состоялся концерт «Шедевры камерной музыки». Программа включала: Сюиту ор. 29 для трех кларнетов, струнного трио и фортепиано (1924-26), мелодраму «Лунный Пьеро» ор. 21 (1912), фрагменты неоконченных пьес для фортепиано (1900-25) и «Оду Наполеону» ор. 41 для чтеца, струнного квартета и фортепиано на текст Дж. Байрона (1942).

Эта программа впервые была исполнена в России в 1973-74 годах по инициативе Алексея Любимова. Однако в 70-е годы в связи с политической ситуацией в стране концерты проходили в камерной неофициальной обстановке. Сейчас же эти сочинения прозвучали в совершенно иных условиях. С уверенностью можно утверждать, что концерт порадовал музыковедов, часто упрекаемых в научной сухости в отличие от «живости» исполнителей. В этот вечер была доказана полная необоснованность такого мнения. «Лунный Пьеро» был блестяще исполнен С. Савенко, фактически единственным в Консерватории профессиональным интерпретатором современной вокальной музыки. В роли чтеца «Оды Наполеону» выступил еще один музыковед, зав. кафедрой зарубежной музыки М. А. Сапонов, буквально потрясший своим актерским талантом. Он чрезвычайно остроумно и в то же время, наверное, точно передал идею автора: «Лорд Байрон, который раньше очень восхищался Наполеоном, был так разочарован его обыкновенным отречением, что он осыпает его редчайшими насмешками: думаю, что и я в этом не промахнулся в моем сочинении». Не промахнулся в этом и чтец.

О.П.,
студентка III курса

№ 3 (33), март 2002

Ценность прожитых лет, кроме всего прочего, определяется количеством ярких вспышек-впечатлений, не бытовых каждодневных удивлений и изумлений, а личных поражающих открытий. Возможно, они потрясли только вас, а для других людей прошли незамеченными. Эти впечатления не забываются, с годами не тускнеет яркость воспоминания от встречи с чем-то удивительным, необъяснимым, волшебным.

Одним из моих подобных первых впечатлений было открытие таинственной силы музыки. Не помню сколько мне было лет, я уже начала ходить на занятия в музыкальную школу и пыталась играть на фортепиано различные детские пьески типа «Дождик идет», «Слон», «Зима», преодолевая упрямость непослушных пальцев и громко считая — «раз-и-два -и…». Я наслаждалась тем, что сама извлекаю звуки и с детской непосредственностью считала, что вся музыка на свете состоит из подобных произведений. Поэтому большим откровением для меня стало «Вечное движение» Паганини. До сих пор помню, как у меня захватило дыхание и даже немного закружилась голова при попытке «ухватить» мелодию вслед скрипачу-виртуозу.

Недавно я услышала тоже самое «Вечное движение» (соч.11), но в переложении для корнета-а-пистона в исполнении Уинтона Марселиса и Истменского духового ансамбля… и вспомнила то самое первое открытие. Исполнение было такое, словно сам композитор играет на корнете. Едва ли какое-либо другое произведение так убедительно подтверждает как музыкальное совершенство и индивидуальность великого генуэзца, так и феноменальность техники американского корнетиста Марселиса. На протяжении всего сочинения (4,5 минуты) исполнитель не сделал ни одной паузы, а ведь корнет — духовой инструмент. Это было необъяснимо, а потому волшебно и интригующе. Потом я узнала, что такой эффект достигается благодаря специальному «циркулярному» (круговому) дыханию. Но ощущение таинства музыки, таланта и упорства в достижении невозможного осталось.

София Караванская,
студентка III курса

№ 3 (33), март 2002

Не каждый день представляется возможность не просто присутствовать на концерте, а быть на сцене почти в самом центре внимания в качестве ассистента. Речь идет об органном концерте, на котором мне была поручена эта, по правде сказать, нелегкая задача. Дело в том, что данная роль подразумевает наличие некоторых обязательных качеств, например внимания и ловкости рук, поскольку от этого зависит очень многое: на звучании сразу отражается включение того или иного регистра, поэтому недопустимы ошибки и неточности.

Это был концерт Марианны Высоцкой, выпускницы класса Алексея Александровича Паршина, состоявшийся в музее имени М.И.Глинки. Признаться, с Марианной мы состоим в дружеских отношениях, поэтому я без тени неудовольствия согласилась помочь. После репетиции, которая длилась в течение двух часов, я испытывала радостное предощущение концерта. Марианну же волновал и другой вопрос — будет ли заполнен зал.

Предчувствия, что называется, ее не обманули. Да и не предчувствия это были, а вполне осознанное понимание того, что «народ» явится отнюдь не в многочисленном составе и в основе своей это будут родственники. А что значит готовиться к концерту (тем более, честь сыграть его выпадает далеко не каждый день и далеко не каждому), а потом выйти в зал и увидеть там десять человек?! Вы скажете, что и для десяти человек нужно еще постараться, но ведь ощущение уже не то, нет «страшности» полного зала и в то же время безотчетного подъема художественной энергии. Вот налицо проблема современного (а точнее давно устаревшего) подхода к концертному делу. Отсутствие публики на концерте легко объясняется отсутствием какой-либо рекламной акции, которую по идее обязан проводить музей в собственных же интересах. Видимо ждать искоренения русской непредприимчивости даже в условиях нынешних рыночных отношений — дело неперспективное.

А Марианна играла хорошо: вдохновенно и глубоко. Особенно ей удалась Suite breve Ж.Лангле. Эта органистка обладает незаменимым для исполнителя качеством — чувством вкуса, что отражается буквально во всем: в выборе программы, в звучании регистровки. В исполнении ей присущи благородная эмоциональная сдержанность и волевой импульс. А в целом чувствуется настоящий профессиональный подход к своему делу.

Так что знайте, уважаемые любители органных концертов, что ведется кипучая концертная жизнь в музее имени М.И.Глинки, но как узнать о ней?…

Яна Юденкова,
студентка III курса

№ 3 (33), март 2002

В воскресенье 23 декабря в Большом зале консерватории состоялся традиционный отчетный концерт студентов консерваторского училища. Поскольку должны были быть представлены все исполнительские отделения, концерт оказался протяженным и разнообразным.

В целом он произвел отрадное впечатление. Начиная с публики, которая заполнила до отказа зал и живо реагировала на происходящее, и заканчивая впечатлением вполне взрослого профессионализма как в исполнении, так и в выборе произведений. Новым для этого года можно считать представление Сонаты для двух фортепьяно и ударных Б.Бартока, эффектно сыгранной в первом отделении. Музыка XX века до того редко звучала на отчетных концертах. Поэтому соната Бартока вызвала интерес и даже своего рода азарт слушателей. Вероятно, это был самый интересный номер программы.

Удачным контрастом Бартоку в первом отделении послужила сюита вальсов Штрауса в виртуознейшей транскрипции для фортепьяно. Солистка, чью технику по достоинству оценила публика, играла в манере известных сейчас записей Рахманинова, который обаятельно исполнял виртуозную и довольно легковесную музыку. В намеренной динамической облегченности пассажей эта манера выразилась самым приятным образом.

Были представлены и ансамбли. Так, квартет кларнетистов сыграл переложение четверного скрипичного концерта Вивальди, продемонстрировав хорошую сыгранность. Впрочем, сказалась специфическая, нескрипичная неповоротливость инструмента: концерт звучал несколько вяло. Скрипичный же дуэт, изображавший сонату Прокофьева для двух скрипок соло, слушателей утомил. Поскольку придраться к исполнению возможно лишь в мелочах, приходиться думать, что утомительную музыку мог написать даже Прокофьев.

Первое отделение завершило выступление училищного хора. Руководитель хорового класса Л.Н.Павлов представил на суд публики небольшую, но продуманную и проработанную программу. Пятиголосный мотет Свелинка, вопреки ожиданиям, прозвучал очень непринужденно и весело. Выдержанный в красивой диссонантной гармонии рождественский хорик Мессиана прозвучал очень красиво, как Четыре обработки рождественских стихир Лядова, спетые аккуратно и с воодушевлением

Во втором отделении, согласно многолетней традиции, играл симфонический оркестр училища. Это выступление, как и всегда, ожидалось с повышенным интересом. Ведь несмотря на то, что в оркестре выступают недавние выпускники ДМШ, в его репертуаре известные сложные произведения, такие как «Хаффнер-симфония» Моцарта, Седьмая симфония Бетховена, Четвертая Брамса. На этот раз исполнялась Пятнадцатая симфония Д.Д.Шостаковича. Несмотря на кажущуюся прозрачность оркестрового письма в поздних симфониях Шостаковича, это сочинение трудно по форме и языку. Для ученического оркестра симфония была исполнена, на мой взгляд, весьма удачно: чувствовалась проработка партий, значительная сыгранность состава, корректность трактовки сочинения. Дирижер оркестра А.Н.Левин, сильно волновавшийся перед концертом, провел симфонию с артистизмом, в котором нельзя было отказать и его «неопытным» подопечным. Всегда кажется удивительным столь профессиональное исполнение, когда понимаешь. Как мало времени прошло с начала их музыкантского «взросления». Вообще же концерт оказался интересным и с точки зрения программы, и с точки зрения подхода ребят и их учителей к делу. Остается надеяться, что молодой энтузиазм и работоспособность музыканты сохранят и приумножат в дальнейшем.

Татьяна Сорокина,
студентка III курса

№ 3 (33), март 2002

В конце октября в Малом зале консерватории, в рамках Международного фестиваля музыки Софии Губайдулиной состоялся концерт камерной музыки.

Произведения С. Губайдулиной, как правило, предназначены для конкретных исполнителей, давно уже ставших для композитора не просто интерпретаторами ее сочинений, но друзьями, вдохновителями, соавторами. Именно этим, видимо, объясняется аура абсолютного доверия и понимания между автором и исполнителем, которая наполнила атмосферу концерта особым очарованием. В основном были представлены сочинения для ударных инструментов из коллекции М. Пекарского. Исключение составили прозвучавшие в первом отделении «In ervartung» («В ожидании») для квартета саксофонов и шести ударников (1994), сочинение с элементами инструментального театра, и «Кватернион» для 4-х виолончелей (1996), исполненный Московским виолончельным квартетом, очень тонко сумевшим передать композиторскую идею «четвероединства» ансамбля, единого, но «расчетверенного» инструмента.

Наиболее впечатляющим оказалось второе отделение концерта. Восприятие музыки С. Губайдулиной, оказавшейся сложной для многих слушателей, было несколько облегчено зрелищными и юмористическими эффектами, во многом благодаря выдающемуся театральному таланту М. Пекарского. Так, в сочинении памяти Л. Ноно «Слышишь ли ты нас, Луиджи, вот танец, который станцует для тебя обыкновенная деревянная трещотка» (1991), его актерский дар заставил забыть о существовании музыканта, держащего в руках инструмент. Это была живая трещотка, которая извивалась подобно змее, гипнотизируя сидящих в зале.

Самым эффектным номером концерта стало его заключение — «Юбиляция» для четырех ударников (1979). Согласно идее сочинения, инструменты здесь выступают в двух ролях: «позитивной» (колокола) и «негативной» (экзотические барабаны). Когда после долгого нагнетания борьба двух этих сфер достигла апогея, М. Пекарский заставил замереть всех слушателей. В какой-то момент он, надев на себя связку коровьих колоколец, стал раскачиваться подобно колоколу, одновременно ударяя по барабанам. Это было похоже на шаманское действо, магический ритуал, завершившийся, однако, юмористическим пищаньем надувного шарика. Такая неожиданная для всех концовка сразу «пробудила» зал от гипноза, разрядив чрезвычайно насыщенную энергетическую атмосферу. Нечто подобное происходит, когда профессиональные русские плакальщицы, заканчивая плач, смеются, снимая возникшее эмоциональное и психологическое напряжение. Таким образом, М. Пекарский и его ансамбль своей блистательной игрой (не только музыкальной, но и актерской) вновь доказали абсолютно самостоятельную художественную ценность ударных инструментов.

Оксана Приступлюк,
студентка III курса

№ 3 (33), март 2002

Дмитрий Шостакович сказал однажды: «Радостно жить в такое время, когда музыка великого Густава Малера завоевывает себе повсеместное признание». Его симфонии стали часто появляться в афишах и вошли в репертуар многих наших оркестров. Осо­бую трудность в исполнении составляют самые монументальные из них, с хором, со­листами и гигантским составом. Поэтому, увидев в афише Вторую с В. Синайским, я решила непременно сходить на этот концерт.

Когда все оркестранты заняли свои места, на сцене некуда было яблоку упасть. Я никогда не видела на сцене Большого зала столько музыкантов одновременно. Только подумайте: четверной состав оркестра, усиленная струнная группа (особенно басы), два литавриста, орган и огромный хор! Больше было только тогда, когда давали Восьмую несколько лет назад. Когда вышел дирижер, и началась музыка, я подумала, что сам маэстро Кондрашин за пультом — так яростно и мощно прозвучало первое тремоло струнных.

Удивительная воля, эмоциональ­ность, качество, а главное: настоящие, быстрые темпы — лучшие черты советской ди­рижерской школы — все это производило огромное впечатление. Невозможно было оторваться, зал слушал как завороженный. Однако на едином дыхании исполнить симфонию все же не удалось.

Напряжение спало к третьей части, внимание стало рассеиваться. Тут же стали заметны погрешности в качестве игры. Четвертая часть «Urlicht» была испол­нена неплохо. Я ожидала худшего, так как российские вокалисты часто пло­хо поют немецкую музыку. Тем более что для исполнения Малера нужно особое мас­терство и чувство. Однако певица была подобрана удачно и впечатления не испортила.

К началу пятой части рассеявшееся было внимание вновь сконцентрировалось. Гигантский финал прозвучал ярко и увлекательно. Все было на месте: и валторны за сценой; и четверо трубачей, игравших с осветительных балконов и создающих объем­ность звучания; и неожиданное вступление хора pianissimo, по совету Малера, не вставая. Заключительный раздел финала засиял неземным светом, и мощнейшее tutti провозглаcило радость жизни и воскресения. Это чувство не покидало меня еще очень долго. И хочется порадоваться тому, что в России музыку Малера понимают и умеют по-настоящему исполнить.

Екатерина Стародубцева,
студентка III курса

№ 2 (32), февраль 2002

Так получилось, что на один из концертов фестиваля «Московская осень» я попала не из интереса к современной музыке, а по случайному приглашению знакомого кларнетиста, участвовавшего в исполнении одного из произведений. Он сказал, что помимо него задействованы еще 4 человека, среди которых сам Марк Пекарский. Услышав это имя, я не задумываясь пошла на концерт в Дом Композиторов.

Концерт был составлен из произведений, созданных примерно в одно время (1998–2001 гг.), но так, что в первом отделении прозвучала музыка композиторов молодого поколения, а во втором — поколения старшего. Порядок следующих друг за другом номеров напоминал организацию отчетных концертов в детской музыкальной школе. Там открывают концерт самые маленькие артисты, радующие, скорее, своим внешним видом, нежели особой глубиной исполнения. А в заключение играют самые старшие — их слушают и оценивают уже как настоящих исполнителей. Так и здесь. Первое отделение лишь ответило на вопрос, какую музыку пишут сегодня молодые композиторы, в чьих руках будущее искусства. Во втором звучала музыка настоящая, о которой можно серьезно рассуждать и которую можно оценивать, исходя из высоких критериев. Вот об этом скажу подробнее.

Было исполнено три соинения: Poco a poco для виолончели с оркестром Л. Бобылева: «Чевенгур» для сопрано и ансамбля В. Тарнопольского и «Merry music for very nice people» для ансамбля из пяти человек Н. Корндорфа. Сочинение В. Бобылева нельзя назвать новаторством или открытием. Это — просто хорошая музыка, написанная с завидным чувством формы и гармонии, причем довольно ясной. Пожалуй, кульминацией концерта —динамической и художественной — стало произведение В. Тарнопольского «Чевенгур» на тексты А. Платонова. Оно принадлежит к числу сочинений, где ценна, осмысленна и работает на пользу целостного впечатления любая малейшая деталь. Слова являются не только носителями смысла, но, расчленяясь на отдельные буквосочетания, становятся важным фоническим компонентом. Отсюда и сложность исполнения, заключающаяся, прежде всего, в партии солирующего голоса, которую с большим мастерством и артистизмом исполнила Светлана Савенко. Своеобразным десертом и одновременно предметом для глубокого размышления стал последний номер «Веселая музыка для замечательных людей». — произведение год назад скончавшегося Н. Корндорфа. Это была действительно веселая музыка в духе минимализма, предполагающая, как ни странно, свободное театральное воплощение. Каждый из пяти исполнителей (фортепиано, кларнет, скрипка, контрабас и ударные) по-своему наигрывал простейший мотив, сопровождая это занятие остроумными комментариями и шутками. Исполнение оказалось бы просто забавным, если бы не трагедия — недавняя смерть композитора, заставившая многих воспринимать музыку сквозь призму печали. В организации театральной стороны главная заслуга принадлежала Марку Пекарскому с его неутомимой и смелой фантазией. Его сценическое «хулиганство» привело публику в безумный восторг.

Юлия Шмелькина,
студентка III курса

№ 2 (32), февраль 2002

У каждого человека есть особенно им любимое место времяпрепровождения. Наиболее «активные» из нас не покидают уютных стен родного дома, а иные, отринув все устоявшиеся традиции, отправляются в глухой непроходимый лес встречать новогоднюю ночь с рюкзаком и лыжами. Что же касается отряда homo musicus, то, более всего предпочитая эстетическое наслаждение гармонией звуков, они проводят значительную часть своей земной жизни в храмах искусства. Одни по причине непосредственного участия в концерте, другие — из-за потребности послушать первых. Авторы этой статьи в надежде совместить атмосферу домашнего уюта с энергетикой живого исполнения отправились в самое подходящее, по их мнению, место — Дом композиторов.

23 ноября («Из класса мы вышли — был сильный мороз!») в рамках XXIII Международного фестиваля современной музыки «Московская осень 2001» состоялся концерт с интригующим названием «этно-джаз-рок». Музыкальный перфоманс, представленный ведущим – джазовым журналистом Михаилом Метропольским – как «вечер импровизации и неожиданностей», в полной мере себя оправдал.

Первой «неожиданностью» (очевидно, не предусмотренной устроителями концерта) стала абсолютная идентичность температуры в Доме и вне его. Так что к концу вечера в зале остались лишь самые морозоустойчивые любители «горячего» джаза, намертво примерзшие к креслу (согласитесь, с домашним уютом это не совместимо). Среди них были и мы, как оказалось, не напрасно. Вечер действительно оказался интересным и увлекательным. Сюрпризом для публики стал уже выход исполнителей. С чашкой горячего кофе на сцене появилась композитор и вокалистка Татьяна Михеева; вслед за увальнем в рубахе (дирижер Андрей Рейн) и другими экстравагантно одетыми участниками вышел автор — композитор Андрей Зеленский. Однако оба исполненные его произведения («Метаморфозы» и «Рэг-тайм на 31 декабря») привели нас в недоумение, поскольку мало соответствовали как духу джазовой импровизации, так и теме концерта «этно-джаз-рок». В результате тщательно подготовленная «импровизация» оставила впечатление болезненной метаморфозы некоего идеала джаза.

Совсем иначе выглядели композиции Татьяны Михеевой «Утренняя горная музыка» и «Граве-блюз». Интригующий сплав этно, джаза и рока оказался на редкость удачным. Здесь было все: оригинальное претворение фольклорных элементов (аллюзии на звонкие переклички горцев в «Утренней горной музыке» и имитация ярко выраженной среднерусской традиции в «Граве-блюз»; зажигательные ритмы и свободный полет мелодий джаза, а также характерные черты рок-музыки (в «Граве-блюз» ощущалось влияние афро-американского стиля «ритм-энд-блюз» с характерным для него признаками — наличием ритмической секции, свободной по форме композиции…).

Высокая степень импровизационности обоих сочинений представляла солистам богатейшие возможности для демонстрации виртуозного мастерства. Одна лишь артистичная импровизация ударника (Владимир Кулешов) привела в восторг весь зал! Впрочем, чрезмерная увлеченность исполнителей свободой музыкальной мысли то и дело грозила разрушить целостное восприятие произведения, поскольку при всей виртуозности солистов все же не создалось впечатления сплоченного и слаженного ансамбля. Поэтому, прослушав концерт и вспомнив замечательных мастеров джаза, мы пришли к твердому убеждению, что импровизация хороша лишь тогда, когда она хорошо подготовлена. А этого-то, на наш взгляд, и не доставало. Хотя в целом, по меркам замороженного сознания слушателей, концерт оставил самые теплые воспоминания.

София Караванская,
Ирина Тушинцева,
студентки III курса

№ 2 (32), февраль 2002

Посещение концерта. всегда приятно, когда оно превращается в событие. Еще лучше, если концерт будет событием общественного масштаба. Пожалуй, именно таким событием стал приезд Евгения Кисина. В недавние времена имя это звучало повсюду. Каждый, кто имел хоть какое-то отношение к музыке, конечно, знал, что появился в Москве некий чудо-ребенок. Шли годы. Сейчас мало что напоминает нам об этом вундеркинде во внешнем облике уже вполне зрелого музыканта. Хотя импульсивность, почти наивная открытость души миру все еще осталась.

Пробиться на концерт такого музыканта достаточно сложно. При том, что место в партере стоило больше четырех тысяч рублей, шанс попасть в число счастливчиков был невелик. Надеяться на собственные бюджетные силы не приходилось, а значит, оставался только один шанс — пройти по счастливому студенческому билету. Публика в зале была разношерстной. В партере сидели богатенькие толстосумы, а на балконе «нависали гроздьями» студенты, замирая от одного только предчувствия настоящей музыки.

Автор этих строк слушал Шопена, стоя в дверях самой высокой колокольни Большого зала. Но уже на шумановский «Карнавал» удалось урвать свободное местечко и вдоволь насладиться игрой пианиста. Наверное, исполнение этого сочинения стало одним из наиболее удачных. К большому сожалению, фа-минорная Соната Брамса не отличалась совершенством исполнения (как-то не по-брамсовски она звучала). Но особой удачей всей программы были тщательнейшим образом подобранные бисы. Публику привело в восторг Скерцо из «Сна в летнюю ночь» Мендельсона в обработке Рахманинова. Какое изящество, какая легкость и воздушность! Образ прекрасно удался пианисту. Не могу сказать, что это был концерт, за которым тянется особый шлейф восторженного воспоминания. Но оспаривать виртуозные возможности молодого исполнителя не возьмусь. Вот так на нашем небосклоне снова промелькнула звезда Евгения Кисина.

Татьяна Сущеня,
студентка III курса

№ 2 (32), февраль 2002

О Жене Кисине говорили: чудо природы, гениальный ребенок, вундеркинд… Говорят, уже в два года он начал петь мелодии, где-то услышанные, в четыре не отходил от рояля, в шесть его привели в музыкальную школу, а двенадцать он сыграл два концерта Шопена, да так, что многие до сих пор помнят это исполнение. Обладатель премий «Золотой диапазон» (за первый концерт Шостаковича) «Грэмми» (как лучший пианист года) и многих других, он выступал с ведущими оркестрами Нью-Йорка и Чикаго, Филадельфии и Берлина, Вены и Амстердама, Лондона и Токио, играл с Гербертом фон Караяном. В России Кисин — нечастый гость. Из-за проблем с «родной» армией, пианист довольно долго не появлялся на Родине. Только в 1997 году, когда миновала угроза «попасть под ружье», он приехал для получения премии «Триумф» и дал в Петербурге концерт. В этом году он опять прибыл в Москву, и 14 декабря состоялся его сольный концерт в БЗК.

Конечно, интерес к такому выступлению был огромен, хотя в отличие от многих других концертов, этот не был широко разрекламирован: ни объявлений по радио и телевидению, ни слова в газетах. Даже афиша с программой концерта была долгое время тщательно «замаскирована» и спрятана в дальнем углу касс зала, так, что ее нужно было «искать с фонарем». Кроме того, цены на билеты были просто запредельными. Нам были предложены прекрасные места в партере по цене 4000 р. за один (!) билет (это приблизительно равно 20 стипендиям). Или, на худой конец, «дешевенькие» — по 800 р. в 1-й амфитеатр. Билеты в любимый 2-й амфитеатр чудесным образом испарились, якобы разошлись по детским музыкальным школам (перед концертом их с удовольствием продавали совсем не юные создания, имеющие «самое непосредственное» отношение к ДМШ). Все это помешало многим людям, действительно любящим и понимающим музыку, попасть на концерт. Нам, студентам Консерватории, повезло. На концерт мы попали «просто так».

Программа почти целиком состояла из романтической музыки. В первом отделении прозвучали ноктюрны Шопена и «Карнавал» Шумана, во втором — f-moll’ная соната Брамса и огромное количество блестящих бисов. Концерт прошел с огромным успехом. Получасовые нескончаемые овации не давали пианисту возможность покинуть сцену. Исполнение Кисина отличалось высочайшим уровнем профессионализма. Блестящая отточенность и продуманность каждой фразы, тонкая детализированность и мастерство, мягкость звука, техническое совершенство, необыкновенная легкость. Особенно удачно, на мой взгляд, прозвучала соната Брамса, где исполнителю удалось найти совершенно особенные звуковые краски, столь необходимые для этого сочинения — глубокие, сочные. В одном из своих интервью Евгений сказал, что обязан всем, что он умеет делать на рояле своему единственному педагогу — Анне Павловне Кантор. Мне кажется, что любой учитель мечтал бы иметь такого талантливого и преданного ученика.

По отношению к Кисину уже сейчас употребляют эпитет «гениальный». Очень тяжелый и ответственный «груз» для молодого музыканта, которому предстоит еще очень много сделать дабы оправдать надежды публики.

Нина Свиридовская,
студентка III курса