№7 (186), октябрь 2019

Ансамбль «Студия новой музыки», отметивший в прошлом году 25-летие, открыл свой новый сезон 12 сентября. В Рахманиновском зале, уже стойко ассоциирующимся у многих с концертами «Студии», на весь вечер воцарились два рояля. Это был «карт-бланш» пианисток ансамбля Моны Хабы и Наталии Черкасовой.

Такой формат концерта хорошо знаком поклонникам ансамбля: скрипач Станислав Малышев, виолончелистка Ольга Галочкина, флейтистка Марина Рубинштейн, гобоистка Анастасия Табанкова и многие другие солисты уже представляли свои «карт-бланши» в прошлых сезонах. Теперь, после четырехлетнего перерыва, настало время большой фортепианной программы.

Это сразу отличало ее от аналогичных выступлений других исполнителей, на которых сольные произведения всегда соседствовали с разнообразными камерными пьесами. Более того, при всей однозначности концертного жанра, самого слова карт-бланш на афише было не найти. Вместо него значился заголовок Alter Face. Думается, что причиной тому не только одноименная пьеса Жоржа Апергиса, открывавшая второе отделение, но и сам феномен музицирования на двух роялях, которые сливались в единый инструмент и превращали исполнителей в альтер-эго друг друга. Дуэт Моны Хабы и Натальи Черкасовой уже много лет это подтверждает.

Если задаться вопросом, под каким девизом прошел концерт, ответ напрашивается такой: «Только музыка, и ничего лишнего». Не было, например, случайных людей: в Рахманиновский зал, пусть и далекий в тот вечер от аншлага, пришла мотивированная и искренне заинтересованная публика. Это сразу же создало необходимую атмосферу и наэлектризовало все вокруг до конца вечера. Не было и лишних вступительных слов – исполнительницы вышли на сцену сразу после третьего звонка и тут же предоставили слово музыке. Наконец, лишним довольно быстро стало и освещение: после первого же номера программы (Hallelujah Junction Джона Адамса) зал погрузился во тьму и пребывал в ней до финального дуэта (Hopi Snake Dance Андре Жоливе).

Такая световая симметрия очень естественно отвечала программе концерта, выстроенной концентрическим образом. Три произведения для двух роялей стали в ней своего рода точками опоры (в начале первого отделения, в начале и в конце второго). Между ними находились сольные фортепианные пьесы, исполненные поочередно обеими солистками.

Своеобразный диалог мэтров XX столетия с классиками нашего времени состоялся в программе не без влияния географического фактора. Так, в первом отделении In a landscape Кейджа вместе с пьесой Адамса образовали американскую пару, за которой шла итальянская – Rima Франко Донатони и 6 encores Лучано Берио.

Второе же отделение было целиком французским: между пьесами Апергиса и Жоливе расположились Оливье Мессиан (Canteyodjaya) и Тристан Мюрай (Lamandragore). Причем пьесы Мюрая и Апергиса уже обладают полным правом называться классикой своего времени. Однако обозначенная в пресс-релизе характеристика концерта как «вызова консервативному фортепианному репертуару, который обычно звучит в концертных залах Москвы» оказалась совершенно справедливой: таких свежих «глотков» именно в фортепианных программах остро не хватает.

Завсегдатаи концертов «Студии» уже имели возможность услышать все эти произведения в прошлые годы (к примеру, Наталия Черкасова – первый в России исполнитель пьесы Донатони). Тем более занимательно было услышать и оценить их взаимодействие в одном концерте, почувствовать их выразительные возможности не только самих по себе, но и в соотнесении друг с другом. Засвидетельствовать, как органично смогли соседствовать Адамс и Кейдж, как причудливые, колючие, застывшие «кристаллы» пьесы Rima наполнились в акустике Рахманиновского зала неожиданно активной внутренней жизнью и движением. Услышать, как загадочные, потусторонние миры Alter—face Апергиса и Мандрагоры Мюрая сталкивались с бьющей ключом волевой энергией пьес Мессиана и Жоливе. И, конечно, по достоинству оценить артистизм, виртуозность и мастерство солисток «Студии», подаривших своим слушателям этот фортепианный праздник XX века!

Дмитрий Баталов, IV курс ИТФ

№7 (186), октябрь 2019

Филармонический оркестр Балтийского моря (Baltic Sea Youth Philharmonic Orchestra), отметивший в прошлом году десятилетие, уже не в первый раз посещает Россию. В этот раз повезло Санкт-Петербургу: в середине марта в «Мариинском-2» коллектив представил программу Nordic Pulse, вдохновленную природой Прибалтики. Насыщенный день не ограничился репетицией и выступлением: еще в девять утра концертмейстеры оркестра начали прослушивание для музыкантов, желающих присоединиться к их команде.

Тур Nordic Pulse начался в Паланге и Риге, затем через Таллин и Хельсинки оркестр попал в Санкт-Петербург. Последний пункт на карте – Берлин. Нечто подобное коллектив уже делал в 2016-м – тур назывался «Пейзажи Балтийского моря», и новая программа во многом выросла из прежней. Однако нынешнее путешествие – это не только серия концертов в разных городах: параллельно с репетициями и выступлениями концертмейстеры и главный дирижер Кристьян Ярви прослушивают претендентов на место в оркестре.

Привычное представление о прослушиваниях у участников из России сломалось уже на первой стадии – заочный отбор проводился в начале года по анкетам и резюме. На очном этапе задачей претендентов было не только сыграть пьесу по собственному выбору и продемонстрировать навыки чтения с листа, но и рассказать о себе, сымпровизировать, попробовать выучить фрагмент партии наизусть на месте и сыграть любой отрывок из сочинения классической эпохи. Прослушивания проходили так дружелюбно и расслабленно, как, казалось, можно только представить. В аудиторию заходили претенденты с напряженными лицами, а выходили умиротворенные приветливым, радостным и спокойным общением.

Необходимое условие для участия в оркестре было таким: музыкант должен жить или учиться в одной из десяти стран, в которых можно искупаться в холодной Балтике (Россия, Польша, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Финляндия, Швеция, Дания, Норвегия). И, конечно, у молодежного коллектива есть возрастные рамки – от 18 до 28 лет. Претендентов из России оказалось совсем немного – около пятнадцати человек.

И прослушивание, и репетиция, и выступление уместились в один день. Вечером немногочисленные участники вернулись на Театральную площадь, а с ними подтянулись и другие слушатели. Несмотря на то, что людей было много, зал не заполнился целиком –Мариинский-2 действительно огромный.

Концерт состоял из двух отделений. На этом, впрочем, его сходство с любым другим концертом симфонической музыки заканчивается. На сцене сидели люди в разноцветных футболках и рубашках, но впечатления, что оркестранты оделись как попало, не было – приглядевшись, можно было выделить несколько вариантов фасона и заметить, что вся одежда выдержана в одной изумрудно-серо-бордовой гамме, напоминающей хвойный прибалтийский лес. Продуманность гардероба коллектива действительно стоит отметить – каждый раз внешний вид оркестра выступает частью концепции программы.

Программы же, в свою очередь, – это всегда путешествие по прибалтийским странам, прогулка по берегу моря на грани между реальностью и сказкой. Большая часть концерта обычно отдается новейшей музыке, а оставшееся время отведено признанной классике, в которую оркестр каждый раз вдыхает новую жизнь. При этом сочинения разных эпох и стилей никак не разграничиваются: поставить рядом, например, Чайковского и Пярта – в стиле Балтийского филармонического. Работу оркестра координирует внушительная команда, так что программы продуманы до мелочей.

В турне принял участие эстонский певец Мик Педайя – с поистине инопланетным голосом, а также с гитарой, клавишными и электроникой он выступил полноценным участником оркестра. С песнями из его альбома 2016 года Hingake/Breath перемежались оркестровые сочинения современных прибалтийских композиторов – Петериса Васкса («Одинокий ангел»), Гедеминаса Гельготаса (Концерт для скрипки с оркестром) и самого Кристьяна Ярви («Аврора»). Три эти сочинения будто бы нанизаны на нить из песен Мика Педайя, которые проще всего описать довольно общим словом ambient. В результате получилось не просто отделение концерта, а действие с сюжетом, драматической кульминацией и полным жизни финалом, захватившее всех присутствующих, даже тех, что предпочли недосягаемый верхний ярус. Отделение шло единым потоком, без пауз, аплодисментов и поклонов.

А во втором отделении Кристьян Ярви заговорил, и концерт в огромном зале вдруг стал уютным квартирником. За время антракта сцена освободилась от стульев и пультов – музыканты играли наизусть и стоя в особом порядке, со стороны на порядок не похожем. Это не первый опыт подобного рода – два года назад коллектив сыграл «Жар-птицу» Стравинского точно таким же образом, доказав миру, что это не просто реально, но и имеет смысл. Одна из целей коллектива – создать между музыкантами особенно крепкую связь и освободить от нагромождений не только сценическое пространство, но и сам музыкальный материал. «Мы будто бы сочиняем эту музыку сами прямо на ходу!» – так описывают свой опыт сами музыканты. Напрашивается параллель с «Персимфансом», оркестром, стремящимся все к тому же – максимально приблизить исполнителя к автору. Но «Персимфанс» делает это, минуя авторитет дирижера, тогда как Балтийский филармонический просто убирает ноты.

Не забыв о юбилее Н.А. Римского-Корсакова, оркестр сыграл пляску скоморохов из оперы «Снегурочка» – интригующее начало. А затем звучал Чайковский: «Семьдесят пять минут», – предупредил дирижер. «Спящую красавицу» Ярви переложил для оркестра сам: это не совсем сюита, а, скорее, сокращенная версия балета – музыка из оригинального сочинения предстала практически вся. Само собой, у дирижера партитуры тоже не оказалось. Поначалу было тревожно за происходящее, но тревога отступила довольно скоро – как только стало ясно, что, несмотря на необычную расстановку и отсутствие нот, музыка звучала уверенно. Стереотипы, окружающие Чайковского, исчезли – надо сказать, во многом благодаря экстремальным (пусть и довольно спорным от этого) темпам. Отступила и привычная оркестровая иерархия: было очень хорошо видно и слышно, что каждый человек на сцене вносит в происходящее внушительный эмоциональный вклад. В какой-то момент стало даже казаться, что невидимая граница между исполнителями и зрителями рухнула, и зал перестал делиться на «активную играющую» и «пассивную слушающую» части.

Дело, конечно, не только в отсутствии нот и стульев. Игра наизусть – лишь один из способов вернуть музыке дыхание и свободу. Но Филармонический оркестр Балтийского моря, с нотами и без, делает эту простую и невозможную вещь – стирает границы между стилями и эпохами. В такой концепции концертов музыка, не теряя привязки к конкретному историческому контексту, воспринимается как искусство, имеющее непосредственное отношение к современному миру, в котором мы живем.

Анна Брюсова, V курс ФИСИИ

№7 (186), октябрь 2019

22 сентября в Красноярске был установлен памятник Дмитрию Хворостовскому. Монумент открыли в сквере Сибирского государственного института искусств – Alma Mater певца.

Среди 11 работ, представленных к рассмотрению на конкурс, победил совместный проект заслуженного художника России Владимира Усова и архитектора Андрея Касаткина. Решение о возведении памятника по этому эскизу приняла семья Дмитрия Хворостовского. Его родители, вдова и дети прилетели в солнечный Красноярск и присутствовали на церемонии.

«Портрет твой драгоценный всегда хранить я буду» – такими словами и, что характерно, сразу с кульминационной точки начинается ария Валентина в опере «Фауст» Шарля Гуно. Под звуки этой записи в исполнении Хворостовского с монумента сорвали покрывало, эффектно представив действительно драгоценный портрет певца.

Внимание притягивает не столько внешнее сходство (оно безоговорочно), сколько динамика скульптуры, ее пульс.

Появляясь на сцене, Хворостовский с легкостью пролетал от закулисья к залу и пел также – легко, летя, непременно раскрыв руки, словно пытаясь расширить ими пространство вокруг себя. Но всегда эта устремленность движения сочеталась с двухметровой столповой мощью фигуры сибиряка и полным мужества взглядом. Мужества – как на сцене, так и в жизни. По словам Усова, «по внешней форме всегда можно определить содержание», – и архитекторам, отразившим в скульптуре противоположные грани сценической харизмы певца, это удалось.

В день рождения Дмитрия Хворостовского 16 октября на Новодевичьем кладбище в Москве ему также был установлен памятник. В этот же день в Красноярске стартовал фестиваль его имени, объединив вокруг себя звезд мировой оперной сцены.

Мария Невидимова, IV курс ИТФ