№ 1 (117), январь 2012

Ровно год назад завершила свой длительный творческий путь легендарная норвежская группа «A—ha». Знаменитое трио – Пол Воктор-Савой, Магне Фурухольмен и Мортен Харкет – получило всемирную известность еще в начале 1980-х. «A-ha» является одним из ведущих коллективов стиля электропоп. Их музыке присущи графичный, несколько холодноватый «скандинавский» стиль, синтезаторно-гитарное звучание, выразительная балладная мелодика вкупе с ненавязчивой танцевальностью, романтичное, иногда исполненное легкой грусти настроение. За четверть века «A-ha» выпустила девять студийных и несколько концертных пластинок.

В марте 2010 г. стартовало их прощальное мировое турне под названием «Ending on a high Note», которое прошло в 63-х городах 23-х стран мира (в их числе в Москве и Санкт-Петербурге). Четыре заключительных концерта состоялись на родине группы в Осло. Последний из них – 4 декабря 2010 года – стал основой для концертного альбома с одноименным названием («Ending On A High Note — The Final Concert» /2011/).

Очень часто концертные версии известных песен звучат несколько хуже оригинальных вариантов. В их случае все с точностью наоборот. Качество записи, чистота и прозрачность звука поражают. Музыканты блестяще играют и поют. Альбом состоит из двух дисков, на каждом из которых представлено по 10 песен. Среди композиций нет проходных – на прощальном концерте группа «A-hа» сыграла все свои золотые хиты, где каждый имеет свою историю.

Открывается альбом композицией «The Sun Always Shines On TV», благодаря которой группа была номинирована на премию «Грэмми» еще в начале своего творческого пути. А закрывает концерт их дебютный сингл, ставший визитной карточкой «A-ha» – «Take on me».

Альбом сбалансирован по своей энергетике. Яркие, зажигательные композиции (такие как, например, «Move To Memphis», «Analogue», «The Blood That Moves The Body») располагаются по краям. Атмосфера концерта всегда придает им дополнительный эффект. Ближе к середине – знаменитые пронзительные баллады «Forever Not Yours», «Summer moved on» с потрясающими вокальными партиями Мортена Харкетта. Лирический центр альбома – акустическое исполнение «Crying In The Rain» (кавер-версия прославленной песни из репертуара группы «Everly Brothers»). Но, пожалуй, наиболее неожиданным является исполнение песни «Butterfly, Butterfly (The Last Hurrah)». Эта композиция – их прощальный сингл – была впервые представлена публике в июне 2010 года. В акустическом варианте это «последнее ура» (The Last Hurrah) группы прозвучало с неподдельной грустью.

На многочисленных форумах поклонников трио «A-ha» можно прочитать тысячи теплых и благодарных слов. А восторженные отзывы о заключительных концертах группы позволяют сказать нам, что альбом «Ending on a high Note» полностью оправдывает свое название: группа «A-ha» закончила карьеру на самой высокой ноте.

Наталья Сторчак,
студентка IV курса ИТФ

№ 8 (115), ноябрь 2011

Разговоры вокруг XIV Международного конкурса имени Чайковского не утихают до сих пор. Еще долго это главное культурное событие ушедшего лета будет являться причиной многих обсуждений и споров. На мой взгляд, интересной темой для беседы могут послужить специально сочиненные для этого конкурса произведения, входившие в программу II тура. Напомню, что для виолончелистов свое сочинение предоставил Кшиштоф Пендерецкий («Violoncello totale»), для скрипачей – Джон Корильяно («Stomp»), а для пианистов Родион Щедрин сочинил «Чайковский-этюд».

 «Перед нами стояла задача не из легких: написать такое сочинение, чтобы конкурсанты могли показать не только свои технические возможности, но и ощущение драматургии целого, а также сориентироваться в авторских агогических и темповых обозначениях, – рассказывает в одном из интервью Родион Константинович. – Мне думается, что для такого престижнейшего соревнования, как конкурс Чайковского, писать бирюльки неуместно. Технически это очень непростое сочинение. Но если аппарат пианиста позволит, оно прозвучит очень эффектно. У рояля 88 клавиш. Я не считал, но, по-моему, у меня использованы все до одной…»

«Чайковский-этюд» – виртуозное сочинение, на разучивание которого конкурсантам давалось всего несколько дней. Он прозвучал в 12 различных интерпретациях! И мне захотелось сравнить его исполнения двумя победителями: Даниилом Трифоновым (I премия) и кореянкой Йол Юм Сон (II премия) – ее прочтение жюри оценило как лучшее.

Интерпретация каждого прежде всего отличалась своим звучанием и драматургическим замыслом. У Д. Трифонова стальной звук, сухость, четкость ритмической пульсации, непоколебимый темп создают совершенно особый облик этой музыки: с одной стороны, она вызывает ассоциации именно с техническим этюдом, с другой – возникает механический, бездушный образ. Трифонов в своем исполнении чрезвычайно скуп на акценты (в отличие от многих других исполнителей этой пьесы), что по-своему интересно. Такая трактовка, воспринимаемая как драматургическая задумка исполнителя, напрочь лишает произведение всякой человечности и теплоты и держит слушателя в неослабевающем психологическом напряжении.

Если у Трифонова «Чайковский-этюд» получился как бы черно-белым, то у Йол Юм Сон он раскрашен в разные цвета. Здесь также господствует четкость пульсации, также чувствуется энергия, но она иного толка. Музыка играет, переливается, живет. Нервный, местами страстный звук наполнен теплотой. Это особенно захватывало слушателя, потому что пианистка музицировала наизусть (в отличие от Трифонова, который играл по нотам).

Помимо этих двух исполнений, пожалуй, отмечу еще одно, которое также сильно выделялось среди прочих. Это – интерпретация Филиппа Копачевского. Он особенно интересно строил драматургию пьесы, уделяя пристальное внимание мотивам, щедро расставляя акценты, играя с темпом… Это исполнение было привлекательно своим «режиссерским» подходом, что не могло не вызвать горячую симпатию и даже восторженный прием слушательской аудитории.

Первое прочтение специально, как бы для тебя лично сочиненных произведений выявляет настоящий дар художника. Конкурсанты становятся ответственными за судьбу музыки, выпуская ее «в свет» из-под своих пальцев. Они должны ощутить композиторский замысел как свой, проявить настоящее «охотничье» чутье к новому нотному тексту. Ведь нередко бывает и так, что именно исполнитель открывает в произведении то, что подчас совершенно неведомо самому автору.

Наталья Сторчак,
студентка IV курса ИТФ

В музыкальном искусстве судьба новейшего произведения во многом зависит от исполнения. В этом есть своя закономерность: к примеру, если пианист неважно сыграет Третью сонату Шопена, публика будет его упрекать, но ей и в голову не придет критиковать композитора. А что происходит с современной, только что написанной пьесой? В случае неудачи все «шишки», как правило, летят в автора: дескать, «что это он такое понаписал?» И это происходит потому, что у публики в сознании нет стереотипа, она не знает, как это должно исполняться.

Концертная пьеса «Чайковский-этюд» Родиона Щедрина сразу попала в руки сильных пианистов, прошедших во второй тур конкурса. Далеко не многие ее исполнения показались убедительными. Прислушиваясь в антрактах к репликам публики, я с огорчением заметила, что не все поняли и приняли это произведение. Некоторые удивлялись названию «Чайковский-этюд», говоря, почему бы не назвать эту пьесу просто «этюд»? Очевидно, они не уловили интонационных связей с творчеством П. И. Чайковского, в частности, с фортепианной пьесой «Песнь жнецов» из цикла «Времена года» op. 37a № 8.

Однако несколько превосходных исполнений произведения Щедрина обратили на себя внимание. Я хотела бы рассказать о двух из них – непохожих друг на друга, но очень убедительных, впечатляющих своей продуманностью. Это исполнения Александра Лубянцева и Франсуа-Ксавье Пуазы. Оба пианиста осмыслили и прочувствовали эту музыку по-разному.

А. Лубянцев, артист, обладающий утонченным вкусом и истинной музыкальностью, всегда очень чуток к деталям. Ни единую ноту не обделяет он своим вниманием, и при этом целостность концепции ничуть не страдает. Его благородное туше – украшение любой кантилены – сохраняет свою певучесть даже в самых быстрых темпах, благодаря чему возникает такой феномен как поющие пассажи. Исполнение пьесы Щедрина дало ясную и целостную картину всех интонационных деталей произведения, которые он показывал с помощью мельчайших агогических отклонений, детализации и индивидуализации штриха. Под пальцами Лубянцева «Чайковский-этюд» заиграл всеми оттенками, не давая уснуть воображению слушателя.

Ф.-К. Пуаза, напротив, мыслил это произведение как токкату. Это ощущалось в интонационном посыле исполнителя, трактовавшего фортепиано скорее как ударный инструмент, что свойственно традициям исполнительских школ Испании и отчасти Франции – родины пианиста. Он строго придерживался темпа, который взял в самом начале, и сделал упор на яркие динамические контрасты и виртуозность. На протяжении почти всей пьесы пианист сохранял и единство штриха – отрывистого, точечного, очень подходящего для исполнения пьес токкатного типа.

(далее…)

№ 7 (114), октябрь 2011

Всегда проникаюсь безмерным уважением к тем смельчакам, которые дерзают покорить орган – «короля музыкальных инструментов». Как ни странно, в наши дни их огромное количество. И это не только студенты фортепианных факультетов. Орган магически притягивает к себе музыкантов разных специальностей. Вспомним, что Кристиан Даниэль Шубарт называл орган первейшим инструментом, обращение с которым исключительно трудно и требует интеллектуального и физического совершенства, а органиста – первейшим музыкантом. Но всем ли удается стать таковым?

Органист Гарри Еприкян считает, что орган либо «сдается» сразу, либо «бороться» с ним будешь все время. Говоря проще, как и скрипачами, настоящими органистами рождаются. (Впрочем, это утверждение можно отнести и к любым другим музыкальным специальностям!) Орган – это не тот инструмент, на котором начинают играть в раннем детстве, поэтому пути к нему у всех исполнителей разные.

Гарри Еприкян – в прошлом выпускник нашей alma mater, закончивший консерваторию по двум специальностям (фортепиано и орган), а в настоящем один из тех «первейших музыкантов», чье имя можно часто увидеть не только на московских афишах.

В первый раз он обратился к органу в музыкальном училище. Интерес к нему возник, возможно, как своего рода запасной «профессиональный» вариант. Хотя стремление к этому сакральному инструменту было обусловлено и более глубокими причинами: прадед Гарри был священником армянской церкви. Увлечение быстро переросло в нечто большее, и уже Мерзляковское училище он заканчивает с двумя красными дипломами: пианиста и органиста.

(далее…)

№ 4 (111), апрель 2011

«Другое пространство» снова приоткрылось в Камерном зале Московской филармонии. На этот раз в цикле концертов «Живая дорожка» (напоминаю, их концепция – видеопоказы под живое музыкальное сопровождение) перед публикой предстали анимационные работы польских режиссеров. Свои живые дорожки представили молодые композиторы группы «МолОт».

Почему именно Польша? Об этом весьма доходчиво и с юмором поведал в своей вступительной речи Ярослав Тимофеев. По его словам, обращение именно к польской анимации не было связано со специальными идеями или настроениями. Это просто концерт! Можно рассматривать его и как жест «дружбы народов» в наше весьма непростое в политическом отношении время. Также можно вспомнить, что, например, и культурный центр «Актовый зал» проводил в марте ушедшего года Дни польской анимации. В концерте «Живой дорожки» было представлено десять разных фильмов широкого временного диапазона – от 50-х годов прошлого века вплоть до 2006 года.

Радикальность формальных экспериментов, на которые идут польские режиссеры-аниматоры, поражает и сейчас. А необычайная художественная свобода кино открывает широкий простор для полета композиторской мысли.

В «другое пространство» с первых звуков погрузил слушателей «Флаг молодых» (1957, реж. Валериан Боровчик) с музыкой Николая Попова. Непринужденность и легкость, царившие в зале до начала концерта, моментально уступили место напряженной сосредоточенности: не пропустить ни одной детали сложного и отнюдь неоднозначного кино! Порой музыка в сочетании с видеорядом создавала завораживающее, гипнотическое действие, как, например, в работах Юрия Акбалькана и Георгия Дорохова (последний заставил саксофон и баян звучать воистину космически!). Оба композитора работали над анимационными экспериментами Йозефа Робаковски («Тест I» и «Динамический прямоугольник» 1971 года).

В отношении необычного использования инструментов была интересна и задумка Вероники Затула. Она написала музыку к «философскому» кино «Солнце. Фильм без камеры» (1977, реж. Юлиан Антониш). «Аллегорию скоротечности человеческой жизни на фоне постоянства Вселенной» (а именно так было описано «содержание» этого фильма в краткой программке) композитор попробовала передать при помощи детской гармошки.

Точность и меткость продемонстрировали Сергей Чечетко и Александр Хубеев. Их музыка помогла еще острее ощутить юмор и злободневность сюжетов: «Кресло» (1963, реж. Даниэля Шчехура) и «Лай, дворняжка, устраивай заваруху, милая» (2006, реж. Войчех Бонковский).

(далее…)