№ 4 (34), апрель 2002

Не так уж и часто исполняют произведения нынешних профессоров кафедры композиции в Большом зале, но, несмотря на всю «раритетность» происходящего, на концерт не сбежалось, как говорится, пол-Москвы. А даже наоборот, народу в зале было едва ли не меньше, чем на сцене (публику составляли в основном коллеги с композиторского факультета).

Силами студенческого оркестра (следует отдать должное оркестрантам — играли на достаточно высоком уровне) были исполнены произведения Л. Бобылева, Т. Чудовой, В. Агафонникова, Р. Леденева, Б. Ботярова, Ю. Буцко. Конечно нельзя сказать, что эти произведения — «последнее слово» в музыке. Не было ничего экстраординарного, «суперсовременного», напротив — все с большим уклоном в сторону «ретро». Сквозь легкую драпировку собственного стиля проглядывали очертания стилей хорошо известных композиторов. Не задаваясь вопросом хорошо это или худо, скажем, что концерт имел и несомненные плюсы.

Во-первых, исполнение было качественным. Во-вторых, доминировала оптимистическая направленность. В концерте явно намечалась традиционная линия «от мрака к свету» — от сгущенных «средневековых» красок «De profundis» Бобылева и Пассакалии Чудовой (первое исполнение) к яркому праздничному, русскому, с элементами джаза «Владимирскому лубку» Агафонникова (автор исполнял партию фортепиано). «Симфониетта» Ботярова явилась неким подобием прокофьевской музыки, хотя к несомненным достоинствам сочинения можно отнести лаконичность и ясность формы. Особо отмечу стилистически единый триптих Леденева памяти Г.Свиридова для солирующего альта с камерным оркестром (партию альта прекрасно исполнил студент пятого курса А. Усов). Завершала концерт колоритная «двойная обработка» Рахманинова-Буцко русской народной песни «Слава».

Татьяна Сущеня,
студентка III курса

№ 2 (32), февраль 2002

Фонотека. Казалось бы, что может быть более необходимым для обитателей консерватории, чем это заведение. Но тот, кто хоть раз пытался попасть туда, хорошо знает, какими «нервными потрясениями» грозит этот опыт. Наверное, уже ни в одной стране мира не практикуют подобных архаических методов, как ни в одной стране мира не встретишь таких антикварных аппаратов доисторической эпохи.

Во-первых, для того, чтобы попасть в фонотеку, нужно за неделю «вписаться» в рамки весьма ограниченного временного и «географического» пространства. Для «прослушки» имеется всего две комнатушки, причем одна из них прямо-таки, как в сказке – «без окон» и почти без дверей, а звуки, доносящиеся из соседней каморки, иногда превышают звуковой поток собственно «вашей» территории. При скудных ресурсах свободного времени скорректировать свой график в соответствии с уже сложившимся без вашего участия временем общественным бывает не просто сложно, но и невозможно.

Во-вторых, если вам все же удалось попасть в стены фонотеки, то вас можно поздравить – это большая удача. Но не думайте, что на этом все преграды закончились. Вовсе нет! Теперь вы будете постоянно думать о том, как получить максимальное удовольствие, дополнив слуховой ряд зрительным. То есть решать следующий вопрос: как добыть ноты из читального зала или классного абонемента?

С этого момента начинается прямо-таки детектив. Вымаливая со слезами клавир или партитуру, вы, в лучшем случае, выносите ее с разрешением, в худшем (здесь вам не позавидуешь) — уповаете на свои конспираторские способности (а иначе — штраф, что для студенческого кошелька губительно). Но и после этих мучений никто не гарантирует вам спокойное прослушивание. Возможен и такой вариант: Вы предусмотрительно честно записались на определенное время, пришли с добытыми сложным путем нотами, а вам сообщают, что сейчас все аппараты заняты, так как они необходимы и для лекционных прослушиваний. Ну что ж — ничего не поделаешь, не солоно хлебавши, придется понуро тащиться в читальный зал и продолжать изучать какую-то «виртуальную» музыку.

В этой связи вспомним высказывание одного достаточно авторитетного лица, а именно И. Стравинского: «Теперь, когда среди произведений г-на Кейджа наибольшим успехом бесспорно пользуется восхитительная пьеса „4’33″“, можно ожидать появления все новых и новых беззвучных произведений молодых композиторов, которые будут стремительно производить на свет свои беззвучности во все большем количестве и в самых разнообразных пленительных комбинациях <…> Впрочем, мы скоро погрузимся в академизм беззвучности — с беззвучными концертами и беззвучными фестивалями современной музыки. Печально, говорю я, печально…» [«Стравинский. Публицист и собеседник», с.221]. Увы, И.Стравинский и не предполагал, что «академизм беззвучности» может распространиться на музыку абсолютно всех композиторов, вне зависимости от ее «звучности». Действительно «печально…»

Собственно, весь пафос нашего послания можно свести к одной простой мысли: очень хочется не только смотреть музыку (что, конечно, развивает внутренний слух), но и слушать. Выход есть. Усовершенствовать систему можно легко и, главное, быстро, поставив несколько нехитрых технических приспособлений с наушниками прямо в читальном зале. Вот только услышат ли нас вышестоящие инстанции?

Беззвучные музыковеды
Татьяна Сущеня,
Оксана Приступлюк,
студентки III курса

№ 2 (32), февраль 2002

Посещение концерта. всегда приятно, когда оно превращается в событие. Еще лучше, если концерт будет событием общественного масштаба. Пожалуй, именно таким событием стал приезд Евгения Кисина. В недавние времена имя это звучало повсюду. Каждый, кто имел хоть какое-то отношение к музыке, конечно, знал, что появился в Москве некий чудо-ребенок. Шли годы. Сейчас мало что напоминает нам об этом вундеркинде во внешнем облике уже вполне зрелого музыканта. Хотя импульсивность, почти наивная открытость души миру все еще осталась.

Пробиться на концерт такого музыканта достаточно сложно. При том, что место в партере стоило больше четырех тысяч рублей, шанс попасть в число счастливчиков был невелик. Надеяться на собственные бюджетные силы не приходилось, а значит, оставался только один шанс — пройти по счастливому студенческому билету. Публика в зале была разношерстной. В партере сидели богатенькие толстосумы, а на балконе «нависали гроздьями» студенты, замирая от одного только предчувствия настоящей музыки.

Автор этих строк слушал Шопена, стоя в дверях самой высокой колокольни Большого зала. Но уже на шумановский «Карнавал» удалось урвать свободное местечко и вдоволь насладиться игрой пианиста. Наверное, исполнение этого сочинения стало одним из наиболее удачных. К большому сожалению, фа-минорная Соната Брамса не отличалась совершенством исполнения (как-то не по-брамсовски она звучала). Но особой удачей всей программы были тщательнейшим образом подобранные бисы. Публику привело в восторг Скерцо из «Сна в летнюю ночь» Мендельсона в обработке Рахманинова. Какое изящество, какая легкость и воздушность! Образ прекрасно удался пианисту. Не могу сказать, что это был концерт, за которым тянется особый шлейф восторженного воспоминания. Но оспаривать виртуозные возможности молодого исполнителя не возьмусь. Вот так на нашем небосклоне снова промелькнула звезда Евгения Кисина.

Татьяна Сущеня,
студентка III курса