№ 6 (36), октябрь 2002

Во вторник, шестнадцатого апреля 2002 года, мы побывали на концертном исполнении оперы С.С.Прокофьева «Война и мир» в Большом Зале. Импульсом к нашему «походу» явился именно факт постановки оперы Валерием Полянским в концертном варианте, который очень заинтриговал и напомнил, что впервые это произведение появилось на сцене 16 октября 1945 года в Москве как раз в таком виде.

Нет сомнений, что концертное исполнение оперы имеет право на жизнь, ведь благодаря этому явлению столько сочинений «дошли» до слушателей минуя долгие поиски спонсоров на декорации, оперную сцену, костюмы. Есть и другие плюсы…

Художественный руководитель и главный дирижер, народный артист России, лауреат Государственной премии Валерий Полянский собрал солистов музыкальных театров Москвы и Санкт-Петербурга. В постановке участвовали артисты музыкального театра им. К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко, «Геликон-оперы», ГАБТа и ГАСКа России, Мариинского театра, Самарского театра оперы и балета, театра «Новая опера», московской областной и академической филармоний…

Слушателей приятно порадовала слаженность певцов с оркестром, нечасто встречающаяся в оперных спектаклях. Ожидалось также превосходное исполнение вокальной партии, ведь внимание солистов акцентировалось лишь на одной стороне задуманного композитором представления. Но здесь начались минусы…

Простите, но многие слова были непонятны и у хора, и у солистов. Поэтому людям, которые впервые знакомились с этой оперой, приходилось постоянно обращаться к помощи изложенного в программке содержания и к более просвещенным слушателям, чтобы понять, кто поет, о чем и что вообще происходит. Поэтому соединение дикции с прекрасной актерской игрой солиста ГАБТа России Всеволода Гривнова в исполнении роли Анатоля Курагина вызвало заслуженные аплодисменты.

Большинство артистов, наверное, поклонников минимальных передвижений по сцене, только обрадовались оправданной возможности стоять «столбом». Неудивительно, что общие симпатии были отданы исполнительнице роли Наташи Ростовой талантливой солистке «Геликон-оперы» Елене Вознесенской. Юная, стройная, она покорила публику. На маленькой площадке посреди оркестра (2 на 2 квадратных метра), певица пыталась обыграть все перипетии судьбы героини. Но всем было понятно, что ей не хватает отведенного сценического пространства…Особенно «драматично» смотрелся знаменитый вальс Наташи и Андрея из второй картины. Елена Вознесенская и Андрей Батуркин стояли, смотрели в разные стороны, ожидая момента начала следующей сцены.

В гениальной эпопее Л.Н.Толстого «Война и мир» показаны разнообразные картины жизни светского общества и народа, дана обширная галерея действующих лиц. Содержание романа, естественно, не могло полностью войти в оперу. Композитор вместе с либреттистом М.А.Мендельсон-Прокофьевой отобрали эпизоды и события, которые давали наиболее благодатный материал для создания музыкально-драматического произведения. Они не пытались точно следовать за развитием сюжета романа, а выделили узловые моменты. Даже при таком «сжатии» представление длилось около четырех часов. При других условиях концертное исполнение без утомительных смен декораций, способствовало бы более последовательному восприятию течения действия. Но в данном случае фрагментарному изложению сюжета очень не хватало зрительного ряда, чтобы мысленно перенестись из имения графа Ростова на бал, из особняка старого князя Болконского в гостиную Элен… Хотелось пробежаться глазами по декорациям новой картины, рассмотреть костюмы, а затем опять с головой (с ушами) окунуться в музыку…

Возможно именно однообразие зрительного ряда, постоянное присутствие одних те же лиц в одних и тех же одеждах повлияло на «отступление» слушателей с последних картин. А обидно, состав был неплохой…

София Караванская,
Елена Тушинцева,
студентки IV курса

№ 2 (32), февраль 2002

У каждого человека есть особенно им любимое место времяпрепровождения. Наиболее «активные» из нас не покидают уютных стен родного дома, а иные, отринув все устоявшиеся традиции, отправляются в глухой непроходимый лес встречать новогоднюю ночь с рюкзаком и лыжами. Что же касается отряда homo musicus, то, более всего предпочитая эстетическое наслаждение гармонией звуков, они проводят значительную часть своей земной жизни в храмах искусства. Одни по причине непосредственного участия в концерте, другие — из-за потребности послушать первых. Авторы этой статьи в надежде совместить атмосферу домашнего уюта с энергетикой живого исполнения отправились в самое подходящее, по их мнению, место — Дом композиторов.

23 ноября («Из класса мы вышли — был сильный мороз!») в рамках XXIII Международного фестиваля современной музыки «Московская осень 2001» состоялся концерт с интригующим названием «этно-джаз-рок». Музыкальный перфоманс, представленный ведущим – джазовым журналистом Михаилом Метропольским – как «вечер импровизации и неожиданностей», в полной мере себя оправдал.

Первой «неожиданностью» (очевидно, не предусмотренной устроителями концерта) стала абсолютная идентичность температуры в Доме и вне его. Так что к концу вечера в зале остались лишь самые морозоустойчивые любители «горячего» джаза, намертво примерзшие к креслу (согласитесь, с домашним уютом это не совместимо). Среди них были и мы, как оказалось, не напрасно. Вечер действительно оказался интересным и увлекательным. Сюрпризом для публики стал уже выход исполнителей. С чашкой горячего кофе на сцене появилась композитор и вокалистка Татьяна Михеева; вслед за увальнем в рубахе (дирижер Андрей Рейн) и другими экстравагантно одетыми участниками вышел автор — композитор Андрей Зеленский. Однако оба исполненные его произведения («Метаморфозы» и «Рэг-тайм на 31 декабря») привели нас в недоумение, поскольку мало соответствовали как духу джазовой импровизации, так и теме концерта «этно-джаз-рок». В результате тщательно подготовленная «импровизация» оставила впечатление болезненной метаморфозы некоего идеала джаза.

Совсем иначе выглядели композиции Татьяны Михеевой «Утренняя горная музыка» и «Граве-блюз». Интригующий сплав этно, джаза и рока оказался на редкость удачным. Здесь было все: оригинальное претворение фольклорных элементов (аллюзии на звонкие переклички горцев в «Утренней горной музыке» и имитация ярко выраженной среднерусской традиции в «Граве-блюз»; зажигательные ритмы и свободный полет мелодий джаза, а также характерные черты рок-музыки (в «Граве-блюз» ощущалось влияние афро-американского стиля «ритм-энд-блюз» с характерным для него признаками — наличием ритмической секции, свободной по форме композиции…).

Высокая степень импровизационности обоих сочинений представляла солистам богатейшие возможности для демонстрации виртуозного мастерства. Одна лишь артистичная импровизация ударника (Владимир Кулешов) привела в восторг весь зал! Впрочем, чрезмерная увлеченность исполнителей свободой музыкальной мысли то и дело грозила разрушить целостное восприятие произведения, поскольку при всей виртуозности солистов все же не создалось впечатления сплоченного и слаженного ансамбля. Поэтому, прослушав концерт и вспомнив замечательных мастеров джаза, мы пришли к твердому убеждению, что импровизация хороша лишь тогда, когда она хорошо подготовлена. А этого-то, на наш взгляд, и не доставало. Хотя в целом, по меркам замороженного сознания слушателей, концерт оставил самые теплые воспоминания.

София Караванская,
Ирина Тушинцева,
студентки III курса

№ 9 (31), декабрь 2001

«Ни сна, ни отдыха измученной душе…» Вспомнили до боли знакомого Князя Игоря? Спешу вас огорчить, вы ошиблись. Эта меткая характеристика существования теоретика с сентября по июнь. С утра едва открыв глаза и осознав начало очередного прекрасно-познавательного этапа своей жизни, мчусь в любимое учебное заведение с бутербродом в одной руке и ксероксом мазурок Шопена вперемешку со Структурами Булеза — в другой. Переполненная острой жаждой знаний врываюсь в библиотеку (предварительно сверкнув студенческим билетом перед любяще-нежными взорами местных Церберов) и… В общем, весь день купаюсь в божественных лучах музыкальных и литературных шедевров. При этом, будучи натурой старательной, пытаюсь как губка впитать всю полезную (?) информацию и разложить ее в инвентарно-правильном порядке.А вот тут-то и незадача: мой мозг, этот уникальный сосуд знаний наотрез отказывается быть подобием бездонного колодца. Наступает перегрев самой ценой части человеческого существа, в результате чего я оказываюсь способной размышлять лишь на одну тему, важнейшую в данный момент, тему курсовой работы.

Говорят, жизнь человека по своей природе полифонична, и сплетение порой совершенно различных мыслей и чувств, внешних обстоятельств и личных поступков образуют неповторимую атмосферу, определяющую смысл человеческого бытия. К сожалению, на сегодняшний день это положение едва ли соотносимо со мной. Более верное определение — гетерофония жизни, ибо все вращается вокруг некоего «древа творчества», выросшего на почве американской музыки (которой и посвящена моя работа). Поэтому, смущенная правдивым замечанием педагога о явной нехватке музыкальных впечатлений в моей жизни, я ринулась восполнять этот пробел с помощью искусства американского континента. Так я очутилась в Большом зале консерватории на концерте музыки композиторов США в исполнении Дениса Мацуева, Александра Рудина и Российского национального оркестра под управлением Владимира Спивакова. Дирижировал Кристиан Ганш (Австрия).

Откровенно признаюсь, я стала свидетелем предельно контрастных, причудливо переплетающихся явлений. Оставлю в стороне этику — во время исполнения внепрограммного сочинения в память жертв террористического акта в Нью-Йорке и Вашингтоне — Adagio для струнного оркестра С.Барбера — раздавались жизнерадостные звонки сотовых телефонов. Позволю себе произнести несколько слов по поводу самой музыки. В концерте прозвучали сочинения С.Барбера (кроме названного Adagio — Виолончельный концерт), Рапсодия в блюзовых тонах Дж.Гершвина, Дивертисмент и сюита «Вестсайдская история» Л.Бернстайна. Построение программы напомнило идею французской оперной увертюры XVII-XVIII веков (принцип медленно-быстро-медленно-быстро). Только в данном случае различия были не темпового, а стилевого характера. В итоге, в сознании слушателя соединились два музыкальных мира. Произведения Барбера в духе романтизма, искаженного катаклизмами XX века, мирно (?) соседствовали с сочинениями Гершвина и Бернстайна, пронизанными нервными, нарочито обостренными пульсом и образностью джазовой эры. При таком сопоставлении разных, как в отношении музыкально-выразительных средств, так и творческих задач произведений, слушатель наверняка отдаст предпочтение не авторитетному жанру классико-романтического концерта Барбера, а гораздо более яркому, образно-рельефному, максимально обращенному к слушателю мюзиклу Бернстайна («Вестсайдская история») и гениальной Рапсодии Гершвина.

Преимущество последних не умаляет даже несколько эмоционально отстраненное исполнение, которому не доставало ощущения танца на языках пламени, вибрации раскаленного воздуха, почти осязаемого. Впрочем, эти детали не смогли повлиять на радость встречи с хорошо знакомым и совершенно неизвестным. А что касается сложного контрапункта и контрастной полифонии нашей жизни, то приведу высказывание латиноамериканского композитора Карлоса Чавеса: «Жизнь рождается посредством противостояния идей». Поэтому вряд ли стоит превращаться в приверженца монодического типа мышления (как случилось сейчас со мной), ибо весь окружающий мир контрастен и противоречив, и в такой гармонии противоречий, возможно, заключается главная загадка человеческой жизни.

Ирина Тушинцева,
cтудентка III курса