№3 (182), март 2019

На первой неделе марта Большой театр представил на суд зрителей долгожданные премьерные показы оперы Антонина Дворжака«Русалка». Долгожданные не только потому, что уже давно в музыкальных кулуарах шли жаркие обсуждения готовящейся постановки, подогреваемые предвкушением режиссерской интерпретации Тимофея Кулябина, но и потому, что это первая постановка оперы чешского композитора-классика на главной музыкально-театральной сцене страны.

В основе либретто Ярослава Квапила – мотивы чешских народных легенд на русалочью тему. Оперы по мотивам мифов и сказок обречены на постоянное сопоставление двух миров: тот, что заложен природой – мир заданный, былинный, волшебный, и тот, в котором живут главные герои. Но существует и третий, с вершины которого мы смотрим на первые два – мир сегодняшний. Именно о «сегодня» захотел поговорить со зрителем режиссер спектакля Тимофей Кулябин.

Премьера «лирической сказки» Дворжака (авторское обозначение жанра) напомнила показ двухгодичной давности «весенней сказки» Римского-Корсакова в режиссерской интерпретации Александра Тителя. В операх сходна драматургическая канва: персонаж из «того» мира, попадая в мир «этот», оказывается неспособным к адаптации. Титель тогда предложил перенести место действия «Снегурочки» на сотни лет вперед в постапокалиптический город, скудно населенный горсткой выживших. Сказки нет, есть лирика сердец на фоне «заката Европы». Кулябин не отправляет нас в путешествие во времени – напротив, он предлагает остаться в своих креслах и посмотреть вокруг.

Холмистая местность, старые сухие деревья и лесное озеро «Русалки» Крамского – вот что напоминают декорации сценографа Олега Головко в первом действии, на фоне которых происходит экспозиция сказочно-мифических жителей. Кажется, что так будет всегда, и нам в этом состоянии хорошо и спокойно. Но в конце первого действия срабатывает режиссерский «будильник», навсегда возвращающий в реальность: в сцене встречи Принца и Русалки из озера поднимаются три синих кресла, на одном из которых сидит Невеста (она же Русалка) в свадебном платье и… смотрит на зрителей в зале с попкорном в руках. С этого момента начинается история «про нас» и «про сегодня».

Беззащитность слабых и обделенных, алкогольная и наркотическая зависимости, низкая социальная ответственность и беспорядочные связи – вот про что второе действие оперы. И актуально считывается тема «отсутствия права голоса» в образе безмолвной Невесты (Русалки). Окружение Жениха (Принца) – это светская тусовка нравственно разлагающихся молодых пижонов. Их образ жизни абсолютно чужд идеализированному представлению о бытии Водяного (Отца невесты). Отсутствие точек соприкосновения двух социальных слоев кричащим контрастом выделено во внешнем облике: модные «фриковатые» образы друзей Жениха, роскошное с налетом пошлости платье Иноземной княжны (Специальная гостья на свадьбе) и старые поношенные одежды на Невесте и ее отце, мешковидная сумка со скромными пожитками, жадно прижатыми к груди.

В третьем действии режиссер в буквальном смысле предлагает два временных слоя, существующих параллельно. Верхний сложен из декораций первого действия: снова перед нами волшебный лес и озеро, застывшие деревья и полумрак ночи. Нижний –больничная палата, в которой отец навещает впавшую в беспамятство дочь (Русалку). Каждому поющему герою оперы соответствует артист миманса. Синхронность перемещения персонажей-дублеров потрясает.

Музыкальный мир первого и третьего действий – образы леса, озера, жанрово-бытовые портреты их сказочных обитателей – составляет единое образно-интонационное полотно. Контрастирует ему второй акт, где события разворачиваются в стенах замка Принца. Музыкальный почерк Дворжака становится более трафаретным, чуждым пейзажной атмосфере обрамляющих действий. Это своего рода «польский акт» глинкинского «Сусанина» – калька с традиционного изображения бально-торжественных оперных сцен у композиторов-предшественников. В таком контрастном сопоставлении кроется, вероятно, главная идея «Русалки»: красочная тембровая живопись с нотками чешского мелоса противопоставляется абстрактному, общеевропейскому языку второго действия. Скрепляющей нитью через всю оперу проходит лейтмотив Русалки, придавая общему тону высказывания мечтательную робость и грусть.

Опера Дворжака звучит в оригинале – на чешском языке, с характерными вокализмами, краткими согласными и мягкими шипящими. Родственность языков существенно облегчает восприятие для русской публики, не требуется постоянно отвлекаться на русские титры. 7 марта «Русалка» предстала в исполнении Екатерины Морозовой (Русалка), Дениса Макарова (Водяной), Елены Манистиной (Ежибаба), Сергея Радченко (Принц), Екатерины Воронцовой (Поваренок), Елены Поповской (Иноземная княжна), Михаила Губского (Лесничий).

Прекрасный дуэт сложился у Е. Морозовой с Д. Макаровым. Им удалось воссоздать трогательные взаимоотношения между отцом и дочерью с ноткой трагической обреченности. Эта пара доминирует в постановке и не отпускает внимание зрителей даже в те моменты, когда главная героиня лишена голоса. Именно в партиях этих героев воплощены самые чистые, нежные и искренние эмоции оперы. Дуэт имеет много оперных отсылок (Мельник и Наташа в одноименной опере Даргомыжского, Риголетто и Джильда у Верди и т.п).

Вторая пара, полная противоположность предыдущей – Принц (Жених) и Иноземная княжна (Специальная гостья на свадьбе) в исполнении С. Радченко и Е. Поповской – напоминает дуэт Купавы и Мизгиря из оперы «Снегурочка» Римского-Корсакова. В их взаимоотношениях царствует сиюминутный порыв страсти, они легко поддаются чувствам и легко от них отказываются. Неслучайно в партии Иноземной княжны много веристских интонаций.

В финале третьего действия Дворжак дарит свой, славянский, вариант грандиозного Liebestod c эмоциональными волнами нарастаний и пышными кульминациями. Но вагнеровский накал в оркестре не перекрывает лирику в партии Русалки, что удерживает шедевр Дворжака в рамках лирической оперы.

«Русалка» – это грандиозное вокально-симфоническое полотно. Спектакль идет около четырех  часов с двумя антрактами. При этом в нем нет массовых сцен, лаконично использован хор (за кулисами). Управлять оркестром и певцами на премьерных показах доверили Айнарсу Рубикису, завоевавшему мировое признание в качестве симфонического дирижера после победы на Третьем Международном конкурсе дирижеров имени Малера в 2010 году. Рубикис выгодно преподносит слушателям Дворжака-симфониста – прекрасно чувствует законы сцены и уже с первых звуков увертюры приковывает внимание к музыке: то дает возможность насладиться колористическими красотами в оркестровых эпизодах, то чуть усиливает темп, задавая нужную «скорость» развитию сюжета.

О стилистических заимствованиях, аллюзиях в этой опере не упомянул разве что ленивый – вагнеризм, веризм, импрессионизм и прочие «измы» (как любят говорить в стенах нашейAlma Mater). Но удивительно другое: когда ты слушаешь эту оперу, сидя в театре, перед тобой расцветает грандиозная и цельная мифо-сказка, воплощенная прекрасной музыкой.

Даже для самой консервативной публики просмотр нового спектакля Большого театра настоятельно рекомендуется, поскольку звуковая партитура этой оперы дарит слушателю много поводов для музыкального экстаза. Точные и яркие психологические портреты героев, неповторимая поэтичность пейзажа, колористическая звукопись в изображении природных стихий – в этом секрет выдающегося творения Дворжака, рассказанного нам современным театральным языком.

Ольга Шальнева,
выпускница МГК
Фото Дамира Юсупова 

№ 2 (172), февраль 2018

Принять вызов, оказаться между двумя гениями – Шекспиром и Прокофьевым, быть навсегда распятым или воспетым?! На кону, пожалуй, всё. Да ещё когда «дышат в спину» Леонид Лавровский и Юрий Григорович, Джон Кранко и Кеннет МакМиллан, Рудольф Нуреев и Джон Ноймайер, Деклан Доннеллан и Раду Поклитару… Когда еще памятны дуэты, олицетворяющие вершины русского балета: Уланова — Жданов, Плисецкая — Фадеечев, Бессмертнова — Гордеев, блиставшие в партиях прокофьевского шедевра «Ромео и Джульетта»… Задумывался ли над этим экс-худрук Большого театра Алексей Ратманский, принимая предложение директора труппы Национального балета Канады Карен Кейн? Скорее всего, да. Но свой шанс он не упустил. И не прогадал, причем дважды: и тогда в Канаде, и теперь в Москве, когда по личному приглашению директора Большого театра Владимира Урина перенес свою канадскую постановку на родную сцену.

Две прошлогодние балетные премьеры Большого театра словно тянули к противоположным полюсам. Первая – эффектный, эпатажный «Нуреев» К. Серебренникова и Ю. Посохова на музыку И. Демуцкого – к подлинно революционным сценическим потрясениям; вторая – трепетная и нежная постановка гениального балета С. Прокофьева Алексеем Ратманским (ему же принадлежит редакция этого сочинения) – к торжеству великой классики. И московская публика увидела еще одну сценическую версию «повести, печальней всех на свете», о которой пойдет речь.

Ратманский отправился в Россию в компании талантливого сценографа и художника по костюмам Ричарда Хадсона. Пышной хореодраме, которую в духе своего времени ставил Л. Лавровский, постановщики предпочли интимную трагедию юных героев. Скромность и условность сценографии, полный отказ от всевозможной сценической бутафории контрастируют в спектакле с тяжеловесными костюмами, которые утрированно воспроизводят образы картин и фресок раннего Возрождения. При этом, приверженцы кланов Монтекки и Капулетти не разделены по цвету одежды или пластике танца. Две враждующих семьи – лишь роковой фон, на переднем плане которого бережно прорисовывается бессмертная история любви юноши и девушки.

Очевидным достоинством спектакля становится поразительно музыкальный и чуткий к психологическим деталям язык танца. «Классический танец для меня – абсолютно живой язык, – говорит хореограф в одном из интервью. – В детстве, в юности, я пытался копировать всякие авангардные вещи. Но в какой-то момент понял, что это имитация. То, что я знаю – это классический язык». Стиль хореографа отличается тем, что он стремится пластически воплотить буквально каждую фразу, каждый такт, каждую ноту, не перенасыщая при этом партию, сохраняя естественное течение танца. Но этим Ратманский сильно усложняет задачу для исполнителей. Концентрируясь на психологии взаимоотношений героев, он даже изменил один сюжетный ход, стремясь показать «живой» прощальный дуэт: Джульетта просыпается до того, как умирает Ромео, поэтому их счастье продлевается на несколько минут.

Хореограф постарался оживить танцем и «статичных персонажей» (исходя из трактовки Л. Лавровским сюжета балета) – Патера Лоренцо, Синьору Капулетти, Монтекки, Герцога, Кормилицу… Но композитор фактически уже сам музыкально срежиссировал трагедию Шекспира, создав невероятно содержательную и эмоционально тонкую партитуру. Предлагая танцевальное прочтение различных музыкальных образов и характеров, Ратманский визуально подтверждает свои же слова из упоминавшегося интервью: «Музыка Прокофьева – больше, чем любая хореография».

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта» 

19 января спектаклем дирижировал Павел Клиничев. Оркестр под управлением маэстро органично сопровождал танец и чётко следовал за всеми визуальными нюансами. Очень естественными были темпы. Любопытно сравнивать разные исполнения «визитной карточки» музыки этого балета – «Танца рыцарей». Когда этот номер играют на симфонических концертах, то дирижеры часто берут более подвижный темп с целью передать наступательно-роковую инерцию трагических событий. В балете же чопорно-холодный, «тяжёлый» танцевальный дивертисмент прозвучал сдержанно и менее драматично.

В заглавных партиях в этот вечер блистали Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов. Солисты очень убедительно воплотили зарождающееся и постепенно развивающееся чувство любви между героями – главный двигатель драматургии новой постановки.

Нельзя не отметить и сложные мужские партии балета: в роли Меркуцио предстал Игорь Цвирко, Тибальда – Виталий Биктимиров, Бенволио – Дмитрий Дорохов. Особенно зрелищными в их исполнении стали протяженные и сложные сцены схватки противоборствующих сил. Звук скрещивания мечей, как правило, совпадал с сильной долей музыки, создавая звонкий натуралистичный эффект.

Балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева-Ратманского на сцене главного театра страны стал уже четвёртым и, возможно, не последним ответом серьёзному вызову – воплощению одного из самых ярких музыкально-сценических произведений ХХ века. Можно лишь пожелать будущим хореографам такой же смелости, фантазии и вдохновения, какую проявил в этой работе А. Ратманский. А зрители пусть продолжают восхищаться великой музыкой и лить слёзы над самой трогательной шекспировской историей любви, рассказанной языком танца.

Ольга Шальнева,V курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

№ 6 (167), сентябрь 2017

«Земную цивилизацию постигла катастрофа. Уже много лет почти не светит Солнце. Новое поколение уцелевших пытается выжить в условиях суровой зимы…» Цепляясь глазами за следующую строчку в буклете, сбавляешь обороты чтения. Барабанная дробь, мрачный пейзаж в голове. Молодежь уж точно мысленно воспроизводит эти фразы низким мужским голосом, который мы привыкли слышать в озвучивании трейлеров к очередным блокбастерам или к компьютерным играм с постапокалиптическим сюжетом. Но режиссер Александр Титель и художник Владимир Арефьев обманули наше ожидание и рассказали историю возрождения цивилизации после глобальной катастрофы в… опере-сказке Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка» на громкой премьере Большого театра.

Пройдясь по перекопанным улицам холодной, дождливой Москвы и оказавшись в роскошном партере главного театра страны, выдыхаешь с облегчением, предвкушая весеннюю сказку с участием Мороза, Весны, Снегурочки, хором птиц и Масленичным гулянием. Но занавес поднимается… и отрезвляет от иллюзий – на сцене покосившиеся вышки линий электропередач, костры в железных бочках, торчащие каркасы и столбы, заброшенный ржавый вагон и изнеможенные берендята, закутанные в потрепанные одеяла… Налицо явные признаки последствия индустриальной катастрофы. Нечто вроде жизни после жизни. «Люди надеются, что возрождение древних обрядов или имитация их в новых условиях поможет им возродить и прежнюю жизнь», – гласит буклет.

По мнению А. Тителя, «в «Снегурочке» много жестких, совсем не «сиропных» вещей». Мир Берендеева царства – это мир строгой обрядовой цикличности. Диалог между зарождающейся культурой (языческий культ у А. Н. Островского) и закатом цивилизации (у Тителя и Арефьева) – это смыкание очередного прожитого цикла более широкого временного охвата. Оттолкнувшись от ядра мифа о Снегурочке – многолетнее отсутствие Солнца и бесконечный холод – сюжет оперы отправляется в свободное плавание в ближайшее или далекое будущее. В спектакле заметно смещаются акценты с ожидания публикой любимых песен и арий на внимание к причинам и мотивам поступков главных героев. Почему сильное чувство Снегурочки привело к неминуемой гибели? Понимает ли Весна, что может быть такой исход? Ведь «Снегурочка» – это сказка о жертве. Первым спасительную силу красоты холодной красавицы осознал «интеллигент» Берендей, предугадав, что ее смерть вернет все «на круги своя» и даст жизнь новому поколению. И ведь как актуально сегодня звучит его фраза: «В сердцах людей заметил я остуду, не вижу в них горячности любви, исчезло в них служенье красоте и видятся совсем иные страсти»!

Еще Островский писал: «Музыка Корсакова к моей «Снегурочке» удивительна; я ничего не мог никогда себе представить более к ней подходящего и так живо выражающего всю поэзию древнего русского языческого культа и этой сперва снежно-холодной, а потом неудержимо страстной героини сказки». Но как же соотносится эта «поэзия» с подобным сценическим решением? А вот здесь наступает гениальный баланс между невероятно теплой музыкой и прохладно-отчужденным, мрачным колоритом сцены.

Задача оркестра и солистов – оживить и «обнажить» всю красоту партитуры, которая зачастую прячется под штампами оперных прочтений. Множество оркестровых соло, пасторальная живопись фактуры, ориентальность, бесконечная игра тембровыми красками, диалоги лейтмотивов и при этом размеренность и неторопливость в смене сценических фресок… Музыка – вот главная рассказчица сюжета. Дирижеру Тугану Сохиеву и хормейстеру Валерию Борисову удалось приподнять завесу тайны над партитурой русского классика, намекнув лишь на один из возможных вариантов интерпретации вечного сюжета. Украсили спектакль своими голосами солисты: О. Семенищева (Снегурочка), М. Лобанова (Купава) А. Бондаревская (Лель), М.  Аниськин (Мизгирь), А. Неклюдов (Царь Берендей), Е. Манистина (Весна),      Г. Никольский (Мороз).

Пытливый взгляд и чуткие уши всегда заметят отражение насущных проблем современного общества в самых «неприкосновенных» сюжетах – можно много рассуждать на тему «актуальных» прочтений классических либретто (под особый прицел чаще попадают спектакли ведущих театров!). Для меня самый честный критерий – эмоции, которые уносишь с собой. В случае со «Снегурочкой» – это вдохновение, невероятная наполненность и окрыленность, ведь при жестких, суровых условиях (природных, человеческих) нежность, красота, любовь воспринимались особенно остро.

 

Ольга Шальнева,

V курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

№ 1 (162), январь 2017

Прекрасную программу этой осенью москвичам и гостям столицы подготовили организаторы Пятого Международного фестиваля актуальной музыки «Другое пространство». В течение четырех дней ноября в Концертном зале им. П. И. Чайковского на суд публики было представлено 10 концертов! Большая половина произведений, заявленных в программе, звучала впервые если не в мире, то в России. Художественному руководителю фестиваля Владимиру Юровскому удалось привлечь к участию прекрасных музыкантов со всего света, что, безусловно, сделало «Другое пространство» событием мирового масштаба. Яркой кодой фестиваля стала российская премьера рождественской оратории для сопрано, меццо-сопрано, баритона, трио контратеноров, смешанного и детского хоров и оркестра «Младенец Христос» (El Niño) американского композитора-минималиста Джона Адамса.

«Это произведение для меня – способ понять, что означает чудо. История рождества – первое из чудес, и El Niño – медитация на тему этих событий» – говорил композитор. Несмотря на то, что в основу положена библейская история, тексты для оратории взяты из целого ряда необычных источников, в том числе из апокрифов Нового Завета, рождественской проповеди Мартина Лютера, стихов Хильдегарды Бингенской, а также целого списка современных писателей и поэтов. Такое гармоничное сочетание разных эпох и национальных культур делает сочинение Адамса остросовременным и актуальным, поэтому, возможно, исполнение «Младенца Христа» венчало весь фестиваль.

Библейская история о рождении Христа рисуется Адамсом светлыми красками. Композитор использует оригинальный оркестр: струнные, арфа, фортепиано, челеста, парный состав деревянных-духовых, а из медных только валторны и тромбоны, большая группа ударных. Принцип многократной повторности, лежащий в основе минимализма, сочетается с традиционной для западной Европы гармонией. Однако в оратории есть место и по-настоящему драматическим эпизодам, в которых оркестровое tutti впечатляет своей мощью (например, №14 «Горе тем, которые зло называют добром» или №20 «Резня Тлателолько»).

Прекрасно, по-рождественски празднично звучал в этот вечер ГАСО им. Е. Ф. Светланова под управлением маэстро Владимира Юровского. Специфика этой оркестровой партитуры такова, что в ней чередуются два основных типа фактуры: пульсирующее остинато разных ритмических формул и педальный фон, в который вплетаются мотивы солирующих тембров или голосов. Точным содержательным жестом дирижер отмечал фактурные нюансы произведения, отражающие смены настроений, дифференцировал звучание солирующих тембров: челесты – символизировавшей благую весть, рождественскую звезду, гитары, в тихих переборах которой и отражался национальный колорит латиноамериканских стихов. Моментами возникала аллюзия на звучание старинных лютни и теорбы.

Само рождественское действо легло на плечи солистов. Исключительно удачно подобранный состав исполнителей обеспечил, пожалуй, 80% успеха. Правда, голоса в партитуре распределились весьма необычно, что немного затрудняло восприятие сюжета. Если у Марии в оратории два голоса – их исполнили Мишель де Янг (меццо-сопрано, США) и Розмари Джошуа (сопрано, Великобритания), то все мужские партии (Иосифа, Ирода и самого Господа Бога) были отданы басу – Максиму Михайлову. Особым «изыском» и, безусловно, украшением оратории оказались партии архангела Гавриила и трех волхвов, порученные трио контратеноров из США (Дэниел Бубек, Брайан Каммингс, Стивен Рикардс).

Роль комментатора, переживающего все сюжетные перипетии, отведена, как и полагается в оратории, хору. Здесь композитор больше ориентировался на традицию, а именно на великий образец в этом жанре – «Мессию» Генделя. Хоровое письмо Адамса –броское, эффектное, разнообразное, и, что немаловажно, с легко воспринимаемым текстом. В исполнении были задействованы два взрослых хора: Государственная академическая хоровая капелла России имени А. А. Юрлова (художественный руководитель Г. Дмитряк) и Эстонский национальный мужской хор (художественный руководитель М. Юлеоя).

Самым трогательным моментом стал последний номер оратории. На балконе слева разместился Большой детский хор имени В. С. Попова (художественный руководитель А. Кисляков) во главе с дирижером Георгием Журавлевым. Оркестр постепенно затихал, и под аккомпанемент гитары «хор ангелов» спел песенку на стихи мексиканской поэтессы Разарио Кастелланос, которая и завершила ораторию…

Как важно уметь красиво закончить, поставить завершающую точку, выбрав для финального аккорда не только современное, актуальное произведение, но и оставляющее правильное послевкусие, ощущение катарсиса! Исполнение «El Niño» Джона Адамса стало именно тем сочинением, аромат которого уносишь с собой и еще долго хранишь в своем сердце.

Ольга Шальнева,
IV курс ИТФ

№ 9 (161), декабрь 2016

По-настоящему ярким театральным событием этой осени, большим подарком для москвичей и гостей столицы стала премьера оперы Джакомо Пуччини «Манон Леско» в Большом театре. Более чем сто лет она ждала своего выхода на великую сцену – и дождалась. И как дождалась!

Историю необыкновенной любви кавалера де Грие к красавице Манон доверили рассказать опытнейшему театральному режиссеру Адольфу Шапиро. Привлечение на оперную «кухню» специалиста драматических спектаклей – решение хоть и в русле современных тенденций обновления оперной режиссуры, но весьма рискованное. Ведь все тонкости взаимоотношений, вся гамма чувств в первую очередь поются героями, и для того, чтобы опера зазвучала, необходимо быть чутким музыкантом: знать и партитуру сочинения со всеми вокальными партиями и оркестровыми интермедиями, и специфику акустики, и пластику, удобную исполнителям. При этом нужно постараться передать зрителю XXI столетия то, что хотел рассказать Пуччини на закате XIX-го, читая роман аббата Прево середины XVIII века! Однако Шапиро, уже зарекомендовав себя как талантливый оперный режиссер (за постановку «Лючии ди Ламмермур» Доницетти он был удостоен «Золотой маски» в 2010 году), со всеми этими задачами справился, и, как истинный гурман, приправил свое «блюдо» излюбленными театральными «специями».

Спектакль получился очень современным. Внешне событийная канва, касающаяся места действия и исторического контекста сюжета соблюдена точно, но с некоторой долей сказочности, что намеренно оттеняет и как бы оттягивает трагическую развязку. Первая встреча зрителя с героями происходит на фоне французского городка Амьен, выполненного… в миниатюре. Это сразу «укрупняет» роли исполнителей и одновременно вносит черты условности в повествование. Манон и де Грие даже покидают первое действие, не запрыгнув в экипаж (как указано в либретто), а взлетев над земными проблемами на воздушном шаре, который силой вспыхнувшей страсти поднял и унес их к облакам.

Очень интересная находка – белый задник, на котором при помощи компьютерной графики на наших глазах пишутся строки романа Прево. Текст, который читает зритель, не только прекрасно скрепляет события, но и становится единственной «декорацией» в финале: любовная исповедь насыщается признаниями и словами прощания, чувства переполняют героев (точнее – Прево!), от слез чернила начинают течь и вскоре на белом полотне не остается светлого места. Последняя сцена, в которой обессилевшая Манон умирает на руках де Грие, в постановке Шапиро превращается в высокую кульминацию.

Музыка «Манон Леско» совсем непроста, как может показаться на первый взгляд. И, конечно, рассчитана на сильную пару главных героев. Учитывая, что оба состава солистов были представлены профессионалами мирового уровня, режиссер, лишь очертив определенную канву действия, дал им полную свободу. Это позволило певцам по-разному раскрыть присущие главным героям черты.

В первом составе партии Манон и де Грие исполняла эффектная супружеская пара – Анна Нетребко и Юсиф Эйвазов, – неоднократно представлявшая эту оперу именно в дуэте. Юсиф был необычайно лиричен и поэтичен, Анна же внесла неповторимый, присущий ее характеру задор и игривость. На пресс-конференции после генерального прогона она заметила: «У меня сложилось свое виденье этой женщины, и оно не сильно меняется из постановки в постановку. Манон можно сыграть более опытной, а можно ее сделать совершенно невинной в начале, в зависимости от идеи режиссера. Но, прежде всего, она – женщина, неважно, какой национальности, она вызывала у мужчин определенные эмоции – бурные, страстные – это главное в ее образе, то, что я стараюсь донести».

Во втором составе главные партии пели Айноа Артета (Испания) и Риккардо Масси (Италия). Их дуэт отличался нежной гармонией: Айноа показала Манон более сдержанной и в то же время ранимой, искренне раскаивающейся в своих поступках, а Риккардо старался передать такие качества, как честь и достоинство своего персонажа, отчего самая откровенная сцена третьего действия стала настоящей вершиной их переживаний.

И все же самой сильной и одновременно самой сложной в эмоциональном плане сценой стал финал, где режиссер предоставил возможность максимально раскрыться мастерству исполнителей. Вот как описывает свои впечатления от этой сцены Юсиф Эйвазов: «Самая красивая музыка в финале – у Манон. Анна пела, а у меня текли слезы из глаз… Я вчера напрочь забыл обо всем, и на секундочку мне показалось, что мы действительно находимся в пустыне, и это последнее мгновение жизни. Это дорогого стоит…».

Современную молодежную «нотку стиля» и легкую иронию в трактовку событий внесла художник-постановщик – талантливая Мария Трегубова. За сюртуками и платьями по моде XIX века прячутся кеды, современные вязаные шапочки и черные очки. А в сцене, когда убитый горем де Грие молит капитана и поет самые проникновенные музыкальные строки своей партии, на переднем плане идет гротескное «дефиле» других преступниц «легкого поведения» в духе нынешних извращенных вкусов. На вопрос о кукле – символе данного спектакля, – М. Трегубова ответила: «Возникла идея, что сама Манон – кукла. У нее есть своя маленькая кукла в руках, которая затем превращается в огромную – с ней, как с прототипом самой героини, что-то произошло. Сначала мечты, иллюзии, потом разочарование…»

Главному хормейстеру Большого театра Валерию Борисову удалось обогатить центральную любовную линию прекрасно прозвучавшими хоровыми картинами. Не было ощущения статичной толпы – артисты хора, блестяще справляясь со своими партиями, очень артистично заполняли все пространство сценического действия.

Итальянский дирижер-постановщик Ядер Биньямини также остался доволен совместной работой: «Хотя Пуччини и Верди мои любимые композиторы, «Манон Леско» для меня – тоже дебют. Очень важен в работе был диалог с исполнителями главных партий, я многому у них учился, между нами возникла взаимная энергия, которую вы почувствуете в спектакле. Хочу поблагодарить оркестр и хор театра за высокий профессионализм».

Действительно, дирижер продемонстрировал тонкое понимание партитуры Пуччини. Благодаря ему возникало ощущение динамики развития драмы, затягивающее слушателей в вереницу бурных событий, а в минуты сокровенной лирики время словно останавливалось.

Все шесть премьерных спектаклей прошли с невероятным успехом. Это был тот самый случай, когда в одном замечательном произведении «слились кисти» разных мастеров. «Манон Леско» Пуччини в постановке Большого театра рождает волнующее ощущение катарсиса, будто со старого доброго романа, когда-то будоражившего кровь, стряхнули пыль, оживив воспоминания прошлого.

Ольга Шальнева,
IV курс ИТФ
Фото Дамира Юсупова

№ 8 (160), ноябрь 2016

В Екатеринбургском Театре оперы и балета 15–18 сентября с успехом прошли премьерные спектакли оперы Мечислава (Моисея) Вайнберга «Пассажирка», которая ранее в России не ставилась. Постановка состоялась в рамках крупного международного музыкально-театрального фестиваля «Моисей Вайнберг. Возвращение. 1919–1996. К 100-летию со дня рождения».

Фестиваль начался еще в 2015 году и продолжится до февраля 2017 года. Кроме того, запланирован показ оперы «Идиот» (силами Большого театра), концерты из произведений композитора, а также масштабная научная конференция, на которой ожидаются выступления авторов книг и аналитических статей, посвященных творчеству композитора. В перечне названных событий премьера «Пассажирки» занимает особое положение: хотя Вайнберг так никогда и не услышал эту оперу, даже в концертном исполнении, он считал ее главным делом всей своей жизни.

В конце 60-х близкий друг композитора Д. Шостакович, которого он считал своим Учителем, познакомил Вайнберга с будущим либреттистом А. Медведевым. Поводом к знакомству стала только что вышедшая в России повесть Зофьи Посмыш «Пассажирка из каюты №45». Шостакович знал, кому предложить сюжет, в котором описывается встреча уже в мирное время бывшей надзирательницы и заключенной Освенцима. В 1939 году, спасаясь от немецкой оккупации, Вайнберг бегством покинул родную Польшу – своих родителей и сестру он больше не увидел, все они погибли… Позднее он скажет: «Многие мои работы связаны с военной тематикой. Она продиктована моей судьбой, трагической судьбой моих родных. Я считаю своим нравственным долгом писать о войне, о том страшном, что случилось с людьми в наше время» (из интервью в журнале «Советская музыка», 1988, №9).

Публичная жизнь «Пассажирки» Вайнберга началась еще в 2006 году, когда на сцене Московского международного дома музыки состоялось ее концертное исполнение силами солистов, хора и оркестра Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Далее с успехом прошли театральные премьеры в Варшаве, Лондоне, Мадриде, Карлсруэ, Нью-Йорке, Чикаго и других городах мира. К работе в Екатеринбурге были приглашены: дирижер Оливер фон Дохнаньи, режиссер и сценограф Тадэуш Штрасбергер и художник Вита Цукан. Идею постановки одобрила писательница Зофья Посмыш – перед началом каждого спектакля на экранах показывали ее трогательное обращение к екатеринбургским зрителям.

Т. Штрасбергер осенью 2015 года посетил Освенцим (Аушвиц). Именно впечатления от этой поездки сыграли решающую роль в формировании режиссерской концепции будущего спектакля. Место действия в нем двухмерно: на трансатлантическом лайнере, где встречаются Лиза (бывшая надзирательница) и Марта (бывшая заключенная), и в лагере смерти (где содержатся Марта и ее возлюбленный скрипач Тадеуш), причем погружение зрителей в драму происходит в несколько этапов.

Сначала зритель издалека наблюдает за парой счастливых молодоженов на лайнере, немцев Лизы и Вальтера. Во второй картине действие уже переносится в бараки Освенцима среди непрерывно работающих печей по двум сторонам сцены, из которых постоянно идет дым. Зритель оказывается в гуще страшных событий, механизм трагедии запущен…В эпилоге оперы место действия возвращается на корабль. Перед нами зеркальный срез двух кают, Лиза и Марта сидят перед туалетным столиком, смотрят в зеркало, и кажется, что девушки смотрят не на свое отражение, а в лицо друг другу. Лиза сидит безмолвно. Марта, обращаясь к ней, к нам, и ко всем тем, кто не дожил до освобождения, поет последнюю фразу: «И вы, друзья, и вы, друзья мои, со мной. Ваши сердца во мне. Ваши слезы, улыбки во мне, ваша любовь во мне. Я знаю, я вас никогда, никогда не забуду…».

Конечно, ни одна режиссерская работа в опере, даже самая удачная, не отразила бы такой накал трагических событий без гениальной музыки. Боль, страдание, муки совести, печаль разлуки и радость встречи – все происходит в первую очередь в музыке. Оркестр находится в постоянном диалоге со слушателем, сообщает больше, чем способно выразить слово. Так в третьей картине, когда девушки в бараке называют города, из которых они прибыли, рассказывают свои истории и мечтают о свободе – музыка словно возносится, заполняя собой все земное пространство и выражая вселенскую скорбь. Именно музыка в восьмой картине венчает победу Тадеуша в духовном поединке с комендантом лагеря: приговоренного к смерти музыканта ради забавы просят сыграть пошлый вальс, а он начинает играть Чакону Баха. К солисту присоединяется оркестр, еще более возвышая звучание бессмертной музыки.

Исполнять партии главных героев такой оперы – задача не из легких. Очень сложно выдержать эмоциональное напряжение, в некоторых сценах казалось, что артисты ели сдерживают слезы. Пожалуй, самая сложная роль – Лизы. Пересекая океан, она словно пытается сбежать от своего прошлого, но, по иронии судьбы, оказывается бок о бок с ним. Партию Лизы исполняла дипломант международных конкурсов Ксения Ковалевская, которой, как мне кажется, удалось тонко передать всю внутреннюю борьбу, страх и стыд, который испытывает ее героиня при встрече со своей бывшей заключенной.

Эпиграфом к опере стала цитата из Поля Элюара: «Если заглохнет эхо их голосов, то мы погибнем». В сценическом и музыкальном варианте символом этой цитаты становится хор заключенных «Черная стена», который звучит в опере несколько раз, в том числе после расстрела Тадеуша в восьмой картине, когда по темной сцене медленно шествует толпа заключенных, которой нет конца. И уже не поймешь, поют ли это живые люди или к нам взывают голоса сотен тысяч невинноубиенных.

Состоявшаяся оперная премьера – исключительно важное событие в мировой музыкально-театральной жизни. Конечно, о привычном эстетическом удовольствии, которое ждешь от похода в театр, можно забыть, и хорошо, что создатели постановки тщательно подготовили к ней горожан, заранее распространив в прессе, на сайте и в буклетах краткое содержание оперы. «Пассажирка» Вайн-берга – это знак высокого гуманизма, культурный символ вне времени и национальных границ. На сцене воссоздана величайшая трагедия человечества, забыть о которой будет преступлением.

Ольга Шальнева,
IV курс ИТФ
Фото Сергея Гутника

№ 6 (158), сентябрь 2016

С 16 по 19 мая в Санкт-Петербургской консерватории прошла V Международная научно-практическая конференция учащихся, студентов и аспирантов «Этномузыкология: история, теория, практика». Студентке ИТФ Лидии Саводёровой посчастливилось не только принять в ней участие, но и зайти на пьедестал победительницей в номинации «История этномузыкологии».

— Лида, расскажи, пожалуйста, подробней об этой конференции.

— Эта научно-практическая конференция проходит в Санкт-Петербурге в пятый раз, что говорит о статусе и закрепившихся традициях. Параллельно, в дни конференции, полным ходом идет фестиваль-смотр хоровых фольклорных коллективов «Вселиственный венок», и у нас есть возможность послушать пение в разных традициях, в том числе самых отдаленных уголков нашей необъятной Родины, не выезжая за пределы Северной столицы.

— С чем связан лично твой интерес к этому крупнейшему этнографическому фестивалю? Возможно, фольклорные экспедиции прошлых лет тебя так вдохновили или тема курсовой работы, а может быть обаяние Н. Н. Гиляровой?

— Мое участие связанно действительно с темой научной работы, которую я писала в рамках курса истории русской музыки. Пришлось много работать с документами архива Квитки и то, что удалось там разыскать, оказалось настолько интересным, что вместе с научным руководителем – Н. Н. Гиляровой – мне захотелось принять участие в конференции: показать то, что удалось «нарыть», и попробовать свои силы…

— А как звучала тема твоей курсовой работы?

— «Записи К. В. Квитки в послевоенные годы». Мой доклад на конференции был посвящен его экспедиционной деятельности, в частности, его экспедиции по следам предшествующих собирателей. Благодаря сохранившимся документам, которые нам удалось заполучить, стал известен материал об экспедиции 1949 года в Калужскую область, которая, в свою очередь, была организованна «по следам» экспедиции Ю. Н. Мильгунова 1879 года (по которой потом был сделан сборник многоголосных песен). Квиткой был задуман масштабный проект – обследовать территории, по следам старинных сборников. Ему хотелось, видимо, уточнить, реанимировать записанное ранее, И это понятно, учитывая тот факт, что тогда фиксировали «на слух», отдельными партиями и только потом сводили в многоголосие. В моей работе я постаралась сравнить сборник Мильгунова и записи Квитки и, как оказалось, сборник Мильгунова содержит много неточностей, его песни выглядят больше как обработки, нежели как аутентично фиксированные песни.

— Каковы были условия конкурса? Ограничивался ли объем работы, временные рамки выступления?

— Были очень жесткие условия! Не сравнить с нашими научными конференциями, когда при заявленных 20 минутах любимые профессора готовы слушать нас и тридцать, и сорок минут! Там же на доклад давали строго  двенадцать минут, максимум пятнадцать. Это очень мало, особенно, когда работа предполагает какой-то показ. Мои находки, изложенные в докладе, которые были взяты из курсовой, пришлось значительно сократить, почти до тезисов. Более того, нужно было еще подготовить презентацию, включающую аудио, видео, фотоматериалы, поскольку она должна была компенсировать то, что не успеваешь сказать, или, напротив, пояснить сказанное.

— Как ты считаешь, актуальны ли подобные фестивали, конференции сегодня? Вызывают ли они интерес у молодежи?

— Более чем актуальны! Я вообще выступаю за всяческую стимуляцию интереса к изучению народного творчества (настоящего, а не его популярно-эстрадного варианта). Так как богатейшая народная культура – музыкальная, хореографическая, литературная – действительно рискует, в связи с глобализацией и вымиранием деревень, скоро исчезнуть, то ею нужно заниматься. Тем более, если ты музыкант. Кстати, меня возмущает, что некоторые из нас к народному творчеству относятся скептически-негативно, зато европейскую культуру готовы изучать денно и нощно! Своя не менее богата музыкальными «интересностями», да и нельзя быть музыковедом, то есть человеком, ведающим музыку, превозносящим что-то одно, отрицая смежные сферы! Это не значит, что надо обязательно увлекаться и «души не чаять» в фольклоре, но хорошо бы пробовать проникнуться и родной культурой. Хотя это, конечно, мое субъективное мнение…

— Спасибо за увлекательную беседу! Еще раз поздравляю тебя с победой на конкурсе и желаю много новых интересных тем, которыми захочется поделиться не только с однокурсниками, но и со слушателями международных конференций.

Беседовала Ольга Шальнева,
IVкурс ИТФ

№ 5 (157), май 2016

Прямо с порога прыгая к компьютеру, чтобы поделиться впечатлениями с друзьями от концерта, я захожу в Интернет и случайно читаю первую же новость, которую предлагает Яндекс: «Президент России Владимир Путин вместе с германскими бизнесменами прибыл на концерт в Большой зал консерватории». Но… речь пойдет не о том, как просвещали «гостей заморских», а о прекрасной музыке Прокофьева и Брукнера, которая струилась из-под пальцев великого маэстро современности Валерия Гергиева.

11 апреля, в день рожденья Сергея Прокофьева по старому стилю, на сцене Большого зала публике были представлены фрагменты из балета «Ромео и Джульетта» и Второй фортепианный концерт композитора. Шедевры русской музыки в совместном исполнении оркестров Мюнхенской филармонии и Мариинского театра прозвучали по-праздничному мощно, сочно, «крупным штрихом». Видно, что эти произведения – репертуарные для обоих оркестров, и исполнители с удовольствием «смакуют» каждую деталь музыки Прокофьева.

В фортепианном концерте солировал видный пианист современности, выпускник нашей консерватории Алексей Володин. Его виртуозное дарование, прекрасная моторика и в то же время чуткое внимание к нюансам музыкальной выразительности органично вписались в интерпретацию концерта. И если первое отделение вечера, чествуя великого русского композитора, наполнило атмосферу зала искрящейся радостью, «брызгами шампанского», то второе – стало настоящим откровением для меломанов.

Публике был представлен сказ о Четвертой симфония Брукнера. Исполнение сочинения мистика-пантеиста позднего романтизма (по удачному выражению О. Ланга) – событие редкое, почти «экзотичное». Больше часа, такт за тактом, музыка погружала слушателей в пространство эпического мышления, выстраивая целый мир, повествуя о законах первозданной природы и вечном круговороте жизни на земле. И всей этой неподъемной «эпической тяжестью» руководит теург, кончиками пальцев и легкой дрожью рук раскладывая перед нами пазлы мироздания.

Участие в исполнении симфонии Брукнера оркестра Мюнхенской филармонии наполняло Большой зал консерватории особой аурой. Ведь прежде, чем в 1910 г. этот коллектив получил название «Оркестр Мюнхенского музыкального общества», его именовали в честь основателя Франца Кайма, сына владельца фабрики фортепиано. В свое время Кайм-оркестром дирижировал и Густав Малер, высоко почитавший Брукнера, и Бруно Вальтер… Так что музыканты Мюнхенской филармонии наследуют сам дух великой австро-немецкой симфонической школы.

В репертуаре оркестра Мариинского театра также всегда есть место самым серьезным и сложным симфоническим сочинениям. Нельзя не вспомнить, что это оркестр единственного театра России, в репертуаре которого представлена вся тетралогия Вагнера, не говоря о других операх композитора. У вагнерианцев есть возможность каждый год весной совершить «тайное причастие» к этому монументальному творению – приехать в Санкт-Петербург и прослушать тетралогию целиком.

Большой симфонический концерт под управлением Валерия Гергиева, подаривший слушателям музыку двух великих культур, стал событием символическим. В тот вечер в атмосфере высокого творчества произошло не только объединение двух прекрасных оркестров и двух гениальных композиторов разных национальных школ, но и нечто большее. Всех объединил общий, понятный, великий интернациональный язык по имени Музыка.

Ольга Шальнева,
III курс ИТФ

№ 3 (146), март 2015

21 января успешно завершился II Музыкальный фестиваль Grata Novitas. На лучших музыкальных площадках Москвы состоялось около 10 концертов, в которых приняли участие студенты и аспиранты Московской консерватории. В преддверии Дня студента этот фестиваль стал важным культурным событием для московского студенчества, поскольку одной из основных задач, по замыслу организаторов, является привлечение внимания молодой аудитории к классическому искусству.

Разработка программ, отбор участников легли на плечи концертного отдела студенческого профкома Московской консерватории. Автор проекта и художественный руководитель фестиваля Роман Остриков считает, что фестиваль не только открывает публике новые имена в современной музыкальной культуре, но и позволяет участникам обрести своего слушателя, обратить на себя внимание продюсеров и импресарио, а также подняться на сцену Святая Святых – Большого зала консерватории. Разумеется, такой масштабный фестиваль никак не мог состояться без поддержки ректора А. С. Соколова.

В течение нескольких месяцев в социальной сети для музыкантов Splayn, проводился отбор и голосование, в котором могли принять участие все желающие. Были учтены показатели рейтинговых позиций, просмотрены сотни аудио- и видеозаписей. Для тех исполнителей, которые еще не успели зарегистрироваться в сети Splayn, были организованы специальные концертные прослушивания.

На фестивале звучали сочинения композиторов разных эпох и стран (от Генделя до Пьяццоллы), разных стилистических направлений и составов. Особенно символичным показалось исполнение оперы «Алеко» Рахманинова, ведь в свое время этим сочинением великий композитор заканчивал родную консерваторию, и поставлена она была также силами молодежной оперной студии.

В этом году студенты более сорока вузов получили возможность бесплатно посетить концерты фестиваля. «Мы хотим зажечь огонек любви к классической музыке, который, надеемся, со временем перерастет в большое пламя», – поясняет руководитель концертного отдела студенческого профкома Яна Межинская. По результатам фестиваля Grata Novitas лучшие номера были отобраны в Вену для участия в концерте «Великие имена Московской консерватории».

Ольга Шальнева,
студентка II курса ИТФ
Фото Дениса Рылова

№ 3 (146), март 2015

Вена по праву считается культурной столицей Европы: воздух здесь пропитан атмосферой высокого искусства, а городская архитектура и звучащая в общественных местах музыка отличаются тонким и изысканным вкусом. В начале февраля творческой делегации Московской консерватории посчастливилось посетить этот славный город, где в исторической резиденции австрийских императоров, дворце Хофбург, прошел IX Русский бал, одно из самых престижных мероприятий австрийской столицы.

Такая возможность появилась благодаря успеху Весенних балов Московской консерватории. Они не только стали прекрасной традицией, но и открыли новые горизонты для культурных связей на международном уровне. Уникальная концепция консерваторских балов, автором идеи и исполнительным директором которых является председатель студенческого союза МГК Роман Остриков, привлекла внимание организаторов крупнейших балов Европы. Среди них оказалась и Наталья Хольцмюллер, которая предложила осуществить совместный проект в зале Хофбургского дворца. Его главная особенность заключалась в том, что от самой идеи до полной успешной реализации все было разработано и сделано самими студентами.

Уже с самого начала невероятно трудоемкой организационной работы устроителей бала было ясно, что затевается нечто совершенно грандиозное и увлекательное. Студенческий профком объявил отбор, состоявший из двух этапов: рассмотрение анкет-заявок и собеседование. Было подано более ста двадцати заявок! Бальной комиссией, в которую вошли профессор Л. Е. Слуцкая, доцент О. В. Пиляева, председатель студенческого союза Р. Остриков и хореограф бала А. Рахманова, был сформирован основной состав делегации. Главными критериями отбора стали: общая эрудиция в области искусства, литературы и русской истории, культура речи, владение иностранными языками, танцевальные навыки… В общем – такие показатели, которые помогли бы представить консерваторию с лучшей стороны.

Тема бального вечера – «Образы» – по своей задумке была связана с выдающимися произведениями отечественной литературы. Ее представляли «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, «Война и мир» Л. Н. Толстого, а также «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова. Консерватория поставила перед собой нелегкую задачу подготовить такие танцевальные постановки, которые вовлекли бы гостей в атмосферу этих шедевров русской словесности.

Пройдя серьезный кастинг, участники усердно принялись за репетиции, на которых в течение трех месяцев (четыре репетиции в неделю, по три часа каждая!) шла постановка номеров: русского танца девушек под музыку «Прогулки» из «Картинок с выставки» М. П. Мусоргского, торжественного полонеза из «Евгения Онегина» П. И. Чайковского, головокружительного вальса из второго акта оперы «Война и мир» С. С. Прокофьева и современного танца – эпизод бала у сатаны под музыку из «Carmina Burana» Карла Орфа. За танцевальную подготовку отвечала Анна Рахманова, чьи инициатива, любовь к делу и талант на протяжении всего периода сотрудничества воодушевляли нас. Особый дух аристократизма и благородства в праздничную атмосферу мероприятия привнес «хозяин» Воланд-бала, выдающийся русский артист Василий Лановой.

Еще одним важным событием нашей поездки стал концерт, который накануне бала мы провели в Русском культурном центре в Вене. В рамках проекта «Великие имена Московской консерватории» выступили лауреаты фестиваля Grata Novitas. Звучала музыка Чайковского и Рахманинова, Скрябина и Прокофьева, а на бис Оксана Лесничая блестяще исполнила знаменитый русский романс «Соловей» Алябьева, чем окончательно покорила взыскательную венскую публику.

Перечитывая информационный буклет бала, в графе «Цели и задачи» можно заметить важный пункт: «Популяризация позитивного имиджа России за рубежом». Нет сомнений, что исполнение этой благородной миссии студентам консерватории удалось. Мы выражаем огромную благодарность нашему ректору, А. С. Соколову, за неоценимую поддержку.

Разумеется, пребывание в столь элегантном, красивом городе было приправлено студенческой шумихой, искрящимся весельем и тем очарованием молодой дружеской компании, что делает подобные поездки незабываемыми. Эти три дня, полные ярких впечатлений, останутся для каждого воспоминанием на всю жизнь!

Ольга Шальнева,
Рустам Ханмурзин,
студенты МГК