Этюды
№ 8 (30), ноябрь 2001
Если верить толковому словарю, этюд — это и рисунок, представляющий собой часть будущей большой работы (картины, скульптуры), и небольшое произведение (научное, критическое), посвященное частному вопросу, и вид упражнения (в музыке).
В музыкально-журналистских этюдах молодых авторов казалось бы сходятся все параметры, предлагаемые толковым словарем. Зарождаясь изначально как «вид упражнения», они сосредотачивают свое внимание на «частном вопросе», но позволяют улавливать за лаконичной формой подачи возможность более сложной «большой работы» — рецензионной, портретной проблемной — на ту же тему.
Работать в малых формах музыкальной журналистики не просто. Конечно, если речь идет не об информационных заметках — «информашках», наиболее распространенных и столь же необходимых в газетной практике. А о тех случаях, когда мало места и слов, но надо суметь выразить что-то очень важное и личное, когда не рецензия, а оценочный этюд «вместо рецензии», не творческий портрет, но «эскиз портрета», не развернутое и аргументированное освещение проблемы, а лишь эмоциональный набросок «к проблеме». И недосказанность, недоаргументированность — не недостаток, а естественное состояние текста, импульс к последующему размышлению читателя.
Наверное здесь есть много общего и с композиторским творчеством. Малые тексты подобны прелюдиям, инструментальным миниатюрам со своей внутренней драматургией, со своим единым стилистическим обликом и образной тональностью, схватываемым мгновенно и нередко воспринимаемым как капля воды, за которой — целый океан. Достичь этого сложно, хотя поиск себя начинается скорее всего именно с миниатюры. Для композитора все это, думаю, — непреложная истина, шедевры мировой музыкальной литературы (с первых шагов соприкосновения с ней) не дадут об этом забыть…
В очередном номере «Трибуны», уже тридцатом (как быстро летит время!), много этюдов — свежие музыкально-журналистские силы теоретиков-третьекурсников активно включились в нашу общую работу. Мои редакционные заметки — приветственный этюд молодым коллегам.
Профессор Т.А.Курышева,
Художественный руководитель «Трибуны»
Осень вступила в свои права. На улице холодно и дождливо, а музыкальная жизнь забурлила. Вечерами, выходя из Консерватории, рискуешь попасть в водоворот жаждущих билетика, и это радует, даже если собственный путь лежит не в зал, а домой. Значит все хорошо, все в этой жизни идет нормально. А иногда и сверх того — ведь в начале октября Москву посетила знаменитая американская певица Джесси Норман, выступив в заключении фестиваля «Владимир Спиваков приглашает…»
Потрясающая темнокожая певица, чей внешний облик и блеск глаз обещают скорее погружение в глубины спиричуэлс, преподнесла московской публике Малера, Вагнера, Рихарда Штрауса, причем в исполнении мастерском, с тонким чувством стиля, на прекрасном немецком языке. «Мне всегда нравилось петь вещи, еще не запетые до смерти, — заметила она в одном интервью. — Чаще всего это редко исполняемая французская и немецкая музыка рубежа XIX–XX веков». И действительно, выдающийся музыкант, «вагнеровская певица» Джесси Норман явила собой редкую гармонию технического и художественного. В этом, на первый взгляд крупном, неповоротливом «музыкальном инструменте», таилась такая легкость, такая нежность и красота, что притихший зал отдался ей без остатка. Вершиной всего стали, конечно, «Вступление и смерть Изольды» Вагнера: гениальная симфоническая фреска, обрамляющая «Тристана», в которой завораживающий, тончайший в оттенках голос Норман и вдохновенное музицирование всех участников (Российский национальный оркестр во главе с В.Спиваковым) в ту репетиционную встречу слились неразрывно, потрясла зал…
Поздравлять с новым годом всегда приятно. А с новым Учебным — тем более. Мы все — кто учится и учит, или кто связал свою жизнь с искусством — живем сезонами, когда лето — естественный рубеж, а осень — главное Начало. Однако там, за летним рубежом, осталось еще много всего, что надо бы осмыслить, что еще не дошло до читателя. Этому мы и посвятим номер.
Москва весенняя и Москва театральная в нашем сознании уже почти синонимы. Здесь и давняя традиция репертуарных театров к концу сезона выпускать особо значимые новые спектакли (к примеру, Ю.Любимов на Таганке только что отдал на суд зрителя «Театральный роман» Булгакова, в Большом на подходе «Игрок» Прокофьева), и традиция достаточно молодая — крупные театральные форумы международного значения с приездом в нашу столицу многочисленных театральных трупп.
Нашему обожаемому, нашему единственному и неповторимому Большому залу — 100 лет! Он — полный ровесник ушедшего века, переживший с ним много блестящего и трагического. Потребностью осмыслить все то, что в этом закончившемся веке произошло, острым чувством сопричастности очередному повороту колеса истории пронизаны сегодня размышления многих. И в столетии Большого зала, совпадающем с этим рубежом, сокрыта магия невольных параллелей. Абсолютное совершенство его облика и звука, с одной стороны, утверждает нетленность вечных ценностей, с другой — будит тревогу, напоминая о хрупкости красоты и взывая к ее защите.
Сегодня практически никто не вспоминает подоплеку возникновения любимого многими праздника ранней весны. И уж точно никому не приходит на ум имя яростной германской коммунистки Клары Цеткин, с посыла которой Международный конгресс женщин в Копенгагене в 1910 году принял решение отмечать восьмого марта Женский день. Все вокруг, включая экраны телевизоров, говорят о любви и внимании к «слабому полу». С запада из Голландии к нам устремляются потоки контейнеров с шикарными цветами, с нашего юга в поездах и самолетах прибывают обожаемые мимозы, все, кто может, в настоящих оранжереях и самодельных условиях растят к восьмому тюльпаны… И все это пиршество в мгновение ока будет радостно сметено вопреки гололеду, горам снега и холодным ветрам. Все! Зиме конец, можно начинать мечтать о лете, о тепле и солнце — на подходе Женский день. И какая разница — откуда он взялся?!
Мы верстаем наш мартовский номер — только «женские» материалы. И не специально. Просто «мужские» не поступали. Так уже повелось — среди студентов-музыковедов юношей мало, женский взгляд, женское слово и мироощущение в нашей молодой музыкальной журналистике доминируют. Правда, огорчаться не стоит — все естественно, искусствоведение близко женской натуре. В свое время Лев Абрамович Мазель любил порассуждать на эту тему, полагая, что талант восприятия, способность более тонко и многогранно, на интуитивном, чувственном уровне контактировать с художественным миром — более свойственны женской природе, а вот прорывы в неизведанное, созидание нового — это мужское. Вывод следовал сам собой: профессия композитора, сочинение музыки — мужская сфера, осмысление созданного — скорее женская. Конечно, реальная жизнь сложнее, она непрерывно предлагает множество отклонений от любой выстроенной схемы. И все же, в процессе самопознания, особенно раз в году на пороге восьмого марта обо всем этом интересно задуматься… С праздником, глубокоуважаемые Дамы и Господа, дорогие читатели и читательницы! С государственным праздником!
Каким он будет, этот окончательно вступивший в свои права новый век? Как и сто лет назад этим вопросом задаются многие, и как и сто лет назад главное мы не в состоянии ни вообразить, ни предугадать. Но одно, пожалуй, уже видится явственно. Наступает время профессионалов. В политике и экономике, в культуре и управлении (опыт с «кухаркой» во главе государства, хочется надеяться, многому научил), включая, естественно, и всю художественную и интеллектуальную жизнь.
Когда шутят «физики», это представляется явлением знаковым, но закономерным. Все замечают, радуются, выделяя событие как особо выдающееся. А шутки «лириков» не столь популярны в широких общественных кругах. Их мало знают и не очень ждут, полагая, видимо, что удел «лириков» — мир чувств, тогда как юмор — пиршество интеллекта. Однако остроумные «лирики» тоже шутят, доставляя большую радость понимающим. Небольшая подборка таких музыкальных анекдотов (спасибо Ю.Н.Холопову — он, со своей стороны, также в ней принял участие) — скромный подарок газеты нашему читателю к веселым новогодним праздникам.