№7 (177), октябрь 2018

Профессор Юрий Вячеславович Мартынов (фортепиано, клавесин, хаммерклавир, клавикорд, орган) принадлежит к числу наиболее интересных и разносторонних российских музыкантов наших дней, чье исполнительское искусство соединяет лучшие традиции русской фортепианной и западноевропейской клавирной школ. Он первым в нашей стране исполнил ряд сочинений эпохи Ренессанса, барокко и раннего классицизма на оригинальных инструментах. Его дискография насчитывает 17 CD. Он является первым и пока единственным российским исполнителем, который осуществил запись всех симфоний Бетховена в транскрипции Листа для фортепиано соло на инструментах листовского времени (в сотрудничестве со звукозаписывающей компанией «Outhere music»). С 1994 года Юрий Мартынов ведет активную преподавательскую деятельность в Московской консерватории, проводит мастер-классы как в России, так и за рубежом. Наш корреспондент беседует с музыкантом о его творческом пути.

– Юрий Вячеславович, когда у Вас созрела мысль о записи всех симфоний Бетховена в транскрипции Листа?

– Она созрела не у меня. Когда-то я сыграл в концерте Шестую и Седьмую симфонии – концерт записывался, и это услышали люди и Outhere music. Вот они мне и предложили записать все симфонии.

– Когда и где Вы сделали эту запись? Кто помогал в ее осуществлении?

– За исключением первого диска, который был записан в Бельгии, все остальные писались в Нидерландах, в Харлеме в период с 2011 по 2015 год. Звукорежиссером на протяжение всего проекта выступил Франк Жаффрес. Инструменты были из коллекции Эдвина Бёнка, и он сам, со своими ассистентами, их обслуживал, дежуря на записях.

– Как на это событие отреагировали в Европе и в России?

– В Европе диски получили множество призов от разных музыкальных журналов, вошли в международные топы и т.д. А в России об этом особо не упоминалось – во всяком случае, я знаю только одну рецензию Ларисы Кириллиной на диск с Четвертой и Пятой симфониями.

– Когда Вы захотели стать артистом и почему?

– Если речь идет о правильном ощущении себя на сцене, то я ведь имел счастье учиться у Анны Даниловны Артоболевской, а она, как, наверное, никто, умела вводить ребенка в мир музыки. Ее ученики (и я среди них) часто выступали, и сцена была для нас продолжением той большой комнаты, в которой проходили ее чудесные уроки.

– Трудно ли было идти к намеченной цели?

– Мало кому в нашей профессии стелят ковровые дорожки. Но, к слову, цели бывали разные, их могло быть несколько. Если говорить о желании прорваться на большую сцену, так это не цель: нас в ЦМШ и так растили с очевидным прицелом на концертную деятельность, так что вся жизнь в той или иной степени этому подчинялась. Зато меня попутно захватывал интерес к чему-то еще, помимо фортепиано: я с огромным удовольствием ходил к А.А. Агажанову на инструментовку, к Ю.Н. Холопову на полифонию… В консерватории к этому добавился орган под руководством сначала Л.И. Ройзмана, а потом А.А. Паршина. Тут немного странно говорить о трудностях – я просто занимался тем, что мне было интересно. С точки зрения выстраивания карьеры – да, наверное, правильнее бить в одну точку, будет проще.

– Как Вы пришли к старинной музыке?

– Еще в детстве мне она очень нравилась. Разумеется, все началось с композитора, который исполнялся и исполняется чаще всего – Иоганна Себастьяна Баха. Постепенно круг имен стал расширяться. Я слушал все больше разных записей, сам что-то начал играть. Старинная музыка не есть нечто устаревшее – это стиль, как в живописи или архитектуре, посредством которого выражались глубочайшие мысли и эмоции. Разумеется, у каждого стиля свой язык, своя система координат, своя манера подачи, но если вам нравится то, что вы видите или слышите, вы можете хотя бы попытаться понять, в чем секрет этого воздействия.

– Какой репертуар Вы любите исполнять больше всего?

– Я играю только то, что мне дорого или, как минимум, интересно. Основной критерий – произведение должно трогать меня по-настоящему, и меня не интересует, насколько это будет популярно. Должно возникнуть ощущение (возможно, обманчивое), что мне есть что сказать и что для меня почему-то важно это сделать.

– Что привлекает Вас в исполнении современной музыки?

– Когда-то я целенаправленно переиграл большое количество современной музыки самых разных направлений – в основном, для того, чтобы просто иметь какое-то представление об этом. Привлекает то же самое, что и в любой другой музыке: в первую очередь, искренность высказывания.

– Где публика принимает наиболее приветливо – в России или за рубежом?

– В каждой стране это немного по-разному. В США, если все не встали в конце – это провал, а в Финляндии все намного сдержаннее. Немцы топают ногами, французы и итальянцы громко кричат, словом, это не более чем особенности местной традиции поведения и темперамента. Важнее, что люди способны с концерта вынести.

– Как Вы пришли к преподавательской деятельности?

– Она сама ко мне пришла: после окончания ассистентуры-стажировки мой профессор М.С. Воскресенский позвал меня в ассистенты. Я и раньше иногда по его просьбе с кем-то немного занимался. Мне нравилось. Так что я был очень рад такому приглашению. Потом к фортепианному факультету добавился ФИСИИ, где я преподаю с момента его основания (в котором мне довелось принять некоторое участие).

– Любите ли Вы проводить мастер-классы? Что полезного они могут дать?

– Да, люблю. Мне кажется, это очень интересный формат, при условии, что преподающий хочет принести пользу, а играющий готов быстро реагировать. Свежий взгляд еще никому не повредил. Остальное уже зависит от целого ряда факторов.

– Что бы Вы хотели пожелать начинающим артистам-исполнителям?

– Не закоснеть в привычных рамках. И никогда не разочароваться в том, что они делают.

Беседовала Олеся Зубова,

IV курс ИТФ

Фото Эмиля Матвеева

№8 (169), ноябрь 2017

Денис Писаревский – яркий и уже известный молодой композитор. Окончив музыкальную школу имени Гайдна и Музыкальный академический колледж при консерватории как пианист, он с ранних лет сочиняет музыку. Член Союза композиторов РФ (2016), организатор и художественный руководитель ансамбля современной академической музыки Mixtum Compositum, Д. Писаревский закончил с отличием Московскую консерваторию по классу композиции (2016) у проф.  Т. А. Чудовой и сейчас завершает обучение по классу органа у доц. Л. Б. Шишхановой. В то же время, он уже поступил в магистратуру Штутгардской Высшей школы музыки и театра к знаменитому органисту Людгеру Ломанну. О столь многогранном человеке мне захотелось рассказать читателям.

– Денис, ты уже добился очень многого. Что для тебя значит учиться в Московской консерватории и что побудило продолжить образование за границей?

– Консерватория является одним из лучших и самых сильных музыкальных вузов мира. Здесь я получил прекрасное фундаментальное образование и как композитор, и как исполнитель. Она дала мне возможность выступать и реализовать себя во всех направлениях. Желание совершенствоваться в Европе у меня возникло после того, как я начал активно участвовать в мастер-классах органистов в Германии и Австрии. Я понял, что мне необходимо обучаться дальше этой специальности.

– Вместе с ансамблем Mixtum Compositum в качестве автора, ведущего и исполнителя ты выступаешь в абонементных концертах Московской консерватории. Как возникла идея создания этого музыкального коллектива? Откуда появилось его название?

– На первом курсе у меня родилась идея написать произведение на текст Даниила Хармса – «Хармсфонию» для артистов, инструменталистов и вокалистов. В исполнении было задействовано в общей сложности 28 исполнителей, включая меня и дирижера Сергея Акимова. Так возник ансамбль, название которого дословно переводится как «сложная смесь». Оно как нельзя лучше подошло к идее играть в одной программе самую разную музыку. Сначала мы давали большие концерты в двух отделениях преимущественно из произведений ХХ и XXI века. А когда я придумал интерактивный образовательный проект «Что таится в музыке», то появились и произведения других эпох. Мы проводим регулярно различные викторины, где дети угадывают на слух музыку, инструменты, участвуют в импровизациях вместе с музыкантами ансамбля … Все это очень весело и увлекательно и для детей, и для взрослых.

– В интервью на радио «Орфей» ты как-то заметил, что «есть первоначальный импульс, из которого рождается и концепция, и форма музыкального произведения, подбираются музыкально-выразительные средства и т.д.». Откуда берется такой импульс?

– Меня вдохновляют произведения искусства, природа, иная музыка. Связь между впечатлением и идеей нового сочинения иногда совершенно неуловима, но, поймав этот импульс, можно вывести из него все произведение, целостный музыкальный образ.

– Твоя музыка в основном программна. Что появляется раньше – название или сочинение?

– Как правило, одновременно. Название неразрывно связано с тем, что будет происходить в музыке. Правда, бывали и обратные случаи, но чаще именно так. Необязательно название будет отражать суть произведения – оно может помочь слушателю попасть в нужное русло восприятия музыки.

– Как формировался твой музыкальный стиль? Под влиянием чего или кого?

– Я рано начал сочинять музыку, с 4-5 лет. Импровизировал вальсы, польки и марши. Первым любимым композитором был Бетховен. Не могу сказать точно, каким образом на меня влияли те или иные авторы, но постепенно мой язык естественным образом осовременивался. Думаю, что в каких бы стилистиках композитор не работал, все равно способ мышления будет виден сразу.

– Денис, совсем недавно твое произведение для терменвокса с оркестром «Déjà vu» стало победителем IX Конкурса молодых композиторов радио «Орфей». Не первый год ты представлен в этом конкурсе, и каждый раз с большим успехом. В каких еще состязаниях ты участвовал?

– В период моей учебы в колледже случились две победы в конкурсе Ю. Н. Холопова – сначала 2 место, потом 1-е. Были разные всероссийские конкурсы – очень интересный фестиваль органистов им. Янченко, где я был награжден как лучший композитор-органист. Получил первую премию на XV Международном фестивале-конкурсе органной музыки (Гатчина – Санкт-Петербург). Хотя конкурс радио «Орфей» для меня остается самым значимым.                  Во-первых, потому что если это симфоническое произведение, то конкурс выделяет для исполнения оркестр.              А во-вторых, он дает прекрасную возможность выйти твоей музыке на широкую аудиторию.

беседовала Валерия Вохмина, IV курс ИТФ

№ 2 (154), февраль 2016

В Центральной библиотеке № 182/161 ЦБС ЮЗАО, насчитывающей около 7000 читателей, регулярно проходят поэтические вечера, проводятся «Дни литературных новинок», концерты абонемента «Слушаем оперу», встречи клуба «Поговорим по душам» и многое другое. 11 декабря прошлого года еще один библиотечный проект – «Клуб интересных встреч» – прошел с участием студентов класса заслуженной артистки России, профессора межфакультетской кафедры фортепиано Светланы Трофимовны Светлановой.

Концерт стал первым совместным мероприятием. Организатор выступления проф. С. Т. Светланова отметила: «Публика чутко слушала исполнителей и тепло принимала все музыкальные номера. Приятным сюрпризом стало подготовленное администрацией библиотеки чаепитие, а также вручение подарков – книг различных авторов, таких как Валерий Попов, Ксения Любимова, Ник Хорнби, Мойя Сойер-Джонс, Агата Кристи. Хочется также отметить, что в библиотеке имеется нотно-музыкальный отдел, который может быть полезен студентам».

Светлана Трофимовна взяла на себя роль ведущей вечера. Она рассказывала публике о композиторах и произведениях и даже зачитывала перед исполнением стихи вокальных номеров, что способствовало более глубокому и осмысленному восприятию.

Студентка I курса оркестрового факультета (струнное отделение) Лаура Пирджанян выразительно исполнила Прелюдию Лядова и «Поэтическую картинку» Грига. Проникновенно прозвучала Фантазия fis-moll Мендельсона в исполнении студентки II курса кафедры современного хорового исполнительского искусства Лели Муковоз. Сергей Каримов (оркестровый факультет, духовое отделение, I курс) порадовал аудиторию замечательным исполнением Прелюдии fis-moll Рахманинова. Две яркие пьесы из цикла «Erotikon» малоизвестного шведского композитора-романтика Э. Шегрена представила студентка IV курса ИТФ Александра Обрезанова. Виртуозную, запоминающуюся Токкатину из цикла «12 джазовых этюдов» современного композитора Капустина сыграла студентка IV курса ИТФ Мария Кузнецова. Украшением концерта стали вокальные номера в исполнении студенток КСХИИ Лели Муковоз (романсы Рахманинова «Сон», «Вчера мы встретились») и Татьяны Поникаровской (русские народные песни «Цвели, цвели цветики» и «Ванечка»).

«В небольшом уютном зале библиотеки в этот день собралась публика разных возрастов, тепло принимавшая всех участников концерта, – справедливо заметила Светлана Трофимовна. – Теперь здесь всегда будут рады новым выступлениям студентов консерватории, что немаловажно для становления личности каждого музыканта».

Татьяна Поникаровская,
IV курс КСХИИ КФ

№ 2 (154), февраль 2016

Пьеса «Любовь глазами сыщика» в Московском академическом театре имени Владимира Маяковского, оригинальная сама по себе, является уникальной еще и по своей структуре. Нельзя сразу определить: комедия это или мелодрама, а может быть, вообще детектив? Здесь идет речь обо всем понемногу, новыми словами о старых истинах. Как емкие реплики добавляют яркие образы, так чудесные музыкально-балетные номера в исполнении солистов Большого театра дополняют невысказанность чувств, открывают красоту человеческой души…

История эта о женатых людях. О мужчине и женщине, которые были влюблены настолько, что им не помешали ни двадцатилетняя разница в возрасте, ни разница в социальном положении, ни различия во вкусах и привычках. Она была молода и прекрасна, а он – успешен и романтичен. Могло ли зыбкое счастье продолжаться вечно – вопрос, находящийся в прямо пропорциональной зависимости от сложности характеров героев.

Как любой мужчина, Чарльз хочет, чтобы жена везде его сопровождала, соответственно выглядела и разговаривала. Как любая женщина, Белинда мечтает, чтобы муж понимал и принимал ее не только как красивую и удобную спутницу жизни, но и как личность. Пускай еще не совсем сформировавшуюся, метущуюся в поисках себя в этом мире, но личность, а не красотку, которой можно похвастаться в обществе.

Поговорить по душам супруги не могут. Он терзается сомнениями из-за обуревающей его ревности, она – жестоко страдает из-за охватившего ее одиночества. И тогда на сцене появляется он – Кристофоро, экстравагантный сыщик. По мнению Чарльза, он похож на «маленькую жалкую рептилию». Хотя внешний вид «гения преследования» вводит и героев, и зрителей в состояние легкого недоумения, он честно выполняет свою работу: следит неустанно и ежедневно – ведь его отчет должен быть прочитан. И зритель вместе с нанимателем слушает удивительную историю…

Главных героев трое. На первый взгляд это вроде бы сюжет банального любовного треугольника, в котором женщина любит своего мужа, и, одновременно, ее влечет к таинственному незнакомцу Кристофоро. Играя уже долгие годы на сцене театра Маяковского, Виктор Запорожский и Дарья Поверенова красиво смотрятся вместе, представляя сорокалетнего мужа и двадцатилетнюю жену. Даниил Спиваковский будто рожден для роли Кристофоро. Вся его пластика и мимика говорят о том, что с персонажем он сливается воедино и балансирует на тонкой грани между точной передачей образа и переигрыванием, ни разу ее не перейдя. Но не ждите слез и трагических событий, ибо не в этом главная суть пьесы. История трогает зрителя за душу, когда он видит в проблемах героев свои собственные, когда учится вместе с ними и приходит к тем же выводам.

Спектакль совмещает в себе драматургию и балет. В особо напряженные моменты звучит прекрасная музыка. Так, влечение Кристофоро и Белинды показано лишь в движении танцоров на музыку балета Прокофьева «Ромео и Джульетта». Произведение выбрано не случайно. Как балет, на взгляд сыщика, олицетворяет любовь без слов, так и судьба Ромео и Джульетты проецируется на ситуацию, в которой якобы пребывают персонажи пьесы: Чарльз совершает ошибку, подозревая жену, а Белинда не готова променять своего мужа на другого мужчину – она его защищает не только от самого себя, но и от Кристофоро.

Но «Ромео и Джульетта» Прокофьева – не единственная музыка, которую привлекают постановщики, воплощая разные оттенки любовных состояний персонажей. Так идеально подобрано музыкальное сопровождение в моменты любовных откровений Кристофоро и Белинды – изумительная композиция «Maybe I, Maybe You» легендарных Scorpions. Популярная музыка и эмоциональное исполнение побуждает зрителя переживать за судьбу героев.

Из монологов, следующих в конце спектакля, рождается простая мораль: для сохранения семейного счастья обоим надо замолчать, чтобы «услышать сердца друг друга». Тут-то, наконец, становится понятно, зачем понадобились режиссеру музыкально-балетные номера: идеальный мир молчащей под музыку балетной пары и оказывается неким символом желанной гармонии.

Ксения Дровалева,
IV курс ИТФ

№ 1 (153), январь 2016

Эдисон Денисов

13 декабря в Концертном зале им. Мясковского прошел концерт, организованный кафедрой современной музыки и посвященный юбилею профессора Галины Владимировны Григорьевой. Звучали камерные сочинения современных композиторов, уже ставшие сегодня классикой. Были исполнены пять опусов, три из которых принадлежат перу Эдисона Денисова. Они оказались своеобразным «рефреном» концерта, программа которого представляла собой «пятичастное рондо»: Денисов – Пендерецкий – Денисов – Пярт – Денисов.

Концерт открылся пьесой Денисова Des ténèbres à la lumière («От сумрака к свету», 1995) для баяна соло в исполнении солиста ансамбля «Студия новой музыки» Сергея Чиркова. Для воплощения программного замысла композитор использовал все выразительные возможности – динамические, регистровые, темповые… Сочинение отличается сосредоточенным характером, глубиной образов, множеством интересных звуковых находок. В рамках концерта эта музыка стала «введением» в звуковое поле XX века, настроила слушателей на нужный лад.

Кшиштоф Пендерецкий

Далее прозвучал Третий Струнный квартет (2008) Кшиштофа Пендерецкого в исполнении Анастасии Ведяковой (скрипка), Марии Мироновой (скрипка), Зарины Кафлановой (альт) и Анны Згурской (виолончель). Это произведение имеет программный подзаголовок «Листки ненаписанного дневника», который довольно точно передает характер музыки – личный тон, множество оттенков лирики, некоторую «импровизационность», «сиюминуность», свойственную дневниковым записям. Эта музыка не ассоциировалась с понятием «авангард», и, вероятно, в связи с этим квартетом можно говорить о претворении романтических традиций в музыке позднего Пендерецкого.

Определенный контраст внесли Четыре пьесы для флейты и фортепиано (1977) Денисова, которые исполнили ассистент-стажер класса «Оркестр современной музыки» Диана Кривенко (флейта) и Мария Садурдинова (фортепиано). В сравнении с предшествовавшей музыкой это сочинение отличала большая отстраненность, «холодность» и некоторая абстрактность.

Арво Пярт

Новым возвратом к «лирической линии» стала музыка Арво Пярта – знаменитое Mozart-Adagio для скрипки, виолончели и фортепиано (1992/1997). Его исполнили солисты ансамбля «Студия новой музыки» Станислав Малышев (скрипка), Ольга Калинова (виолончель) и профессор кафедры современной музыки Марианна Высоцкая (фортепиано). В произведении привлекло тонкое сочетание классики и современности – своеобразный «взгляд на Моцарта из будущего». В музыке легко можно было распознать аллюзии на медленную часть из моцартовского Концерта №23 для фортепиано с оркестром. Однако это не было цитированием – музыка Моцарта как бы преломлялась в восприятии автора. Пройдя сквозь толщу времени, она звучала совершенно иначе…

В заключение концерта солистами ансамбля «Студия новой музыки» Станиславом Малышевым, Анной Бурчик и Ольгой Калиновой было исполнено Струнное трио (1969) Эдисона Денисова. Из моцартовских «высот» оно вернуло слушателей «на землю», поставив заключительную точку в программе вечера.

Дмитрий Белянский,
IV курс ИТФ

№ 9 (152), декабрь 2015

«Es ist vollbracht…» медленно и протяженно поет голос. Но не альт, как в «Страстях по Иоанну», а бас. Арию из кантаты И. С. Баха «Sehet, wir geh’n hinauf gen Jerusalem» («Взгляните, мы восходим в Иерусалим»; BWV 159) и фрагменты из других сочинений композитора представил Петер Нойман в своей оригинальной программе под названием «Vita Christi» («Жизнь Христа»), исполненной 17 октября в Концертном зале имени П. И. Чайковского вокальным и инструментальным ансамблями Kölner Kammerchor и Collegium Cartusianum.

Vita Christi по Нойману – «новая» оратория Баха, составленная дирижером в характерном для эпохи барокко жанре pasticcio. Сюжет последовательно раскрывает жизнь Иисуса – от рождения до Вознесения с остановкой на самых значимых эпизодах: Крещении, Распятии и Воскресении. Свежая идея Ноймана позволила услышать в непосредственной близости музыку двенадцати кантат и одного мотета (BWV 118) И. С. Баха, написанных в разное время и по различным поводам церковного календаря.

Как было указано в программке, проект дирижера «представляет жизнь Христа такой, какой ее описал в своих кантатах И. С. Бах». Но не меньшее влияние на воссоздание светлого облика Спасителя оказала интерпретация самого Ноймана. Он весьма избирательно подошел к выбору как самих сочинений, так и фрагментов из них – речитативов, арий и ариозо, хоров и хоралов. Главным при отборе для него послужил лирический тон музыки.

Общий характер «Vita Christi» был задан уже в первых номерах – во вступительном хоре из кантаты «Also hat Gott die Welt geliebt» («Так возлюбил Бог мир»; BWV 68) и арии сопрано «Süßer Trost, mein Jesus kömmt» («О утешенье сладкое, мой Иисус приходит»; BWV 151). Мягкие покачивания струнных в духе колыбельной (первый номер) и доверительное, трепетное обращение солистки Магдалены Харер создали возвышенную, камерную атмосферу. Все контрасты были сглажены. В своей интерпретации Нойман не гнался за театральностью и изобразительностью даже там, где она чувствуется у Баха. Например, в кантате «Jesus schläft, was soll ich hoffen» («Иисус уснул, на что же уповать мне?»; BWV 81) у Баха есть эпизод настоящего буйства стихии: в арии баса «Schweig, aufgetürmtes Meer» («Умолкни, море, не вздымайся!») инструменталисты изображают морскую бурю. Здесь же этот фрагмент прозвучал аккуратно и весьма сдержанно.

С той же точностью и ясностью «чертили» мелодические линии певцы ансамбля Kölner Kammerchor, опытного коллектива с солидной биографией (они уже привозили в Москву баховские «Страсти по Иоанну»). В хорах и хоралах их обращение к главному герою, Иисусу, было проникнуто человеческой теплотой. Солисты исполняли хоровые номера вместе со всеми, далеко не всегда выходя вперед: если в ариях было необходимо «выдвигаться» для лучшего звукового баланса, то речитативы звучали «с места». Среди вокалистов особенно выделился Маркус Флайг (бас-баритон). Пение солистов, вероятно в соответствии с содержанием поэтического текста, было строгим и лишенным эмоций.

Манера Петера Ноймана в интерпретации кантат отличалась сосредоточенностью и беспристрастностью, что затрудняло восприятие музыки под сводами концертного зала (вероятно, та же программа в соборе прозвучала бы гораздо более значительно). Солисты, хор и ансамбль пели и играли во многом в себе и для себя, словно призывая всех замедлиться и смягчиться.

Анна Пастушкова,
студентка IV курса ИТФ
Фото Юрия Рукосуева
Фото предоставлены Московской Государственной Академической Филармонией

№ 9 (152), декабрь 2015

Последний месяц осени в Москве начался с долгожданного события – 2 ноября состоялось торжественное открытие после реконструкции исторического здания Геликон-оперы. А 14 ноября театр представил первую премьеру – оперу-былину «Садко» Н. А. Римского-Корсакова в режиссерской версии художественного руководителя театра Дмитрия Бертмана. Музыкальное решение оперы осуществил дирижер-постановщик Владимир Понькин, визуальное (декорации и костюмы) – художники-постановщики Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева, сочное хоровое звучание многочисленным массовым сценам придал хормейстер-постановщик Евгений Ильин.

Садко — Игорь Морозов, артисты хора

«Садко» поставлен в новом большом зале Геликона, названном в честь композитора Игоря Фёдоровича Стравинского, с произведения которого – оперы «Мавра» – в далеком 1990 году начиналась история театра. Залом невозможно не восхититься – строители сохранили концепцию внутреннего двора усадьбы Шаховской, на месте которого он возведен, и провели реставрацию исторического фасада здания, а также удивительно красивого крыльца, превратив его в «царскую ложу». Потолок нового зала сделан в виде звездного неба с лампами-светодиодами. Таким образом, сохраняется ощущение открытого пространства: будто находишься в греческом амфитеатре, но на русский лад.

Сцена из спектакля

Вполне естественно, что в спектакле используются все технические возможности зала: подвижная сцена, медиапанели и фальшь-окна как часть декораций. С их помощью эпизод погружения Садко в морскую пучину выглядит потрясающе – становится не по себе, когда видишь, что за окнами появляется вода! Демонстрируются и замечательные акустические возможности помещения: и голос Николая Чудотворца (Михаил Давыдов) за спиной у зрителей, и реплики хора, стоящего на боковых лестницах сцены, прекрасно слышны с любой точки. И, наконец, в создании этого спектакля использованы и фрагменты фасада самого зала – декорация крыльца присутствует в новгородских сценах, а в эпизоде со старцем на окна проецируется икона Георгия Победоносца, которая есть на фасаде.

Никто не расскажет об идее нового «Садко» лучше, чем сам автор постановки Д. Бертман: «Для меня в этой опере Римский-Корсаков раскрывается как философ. Подобно Вагнеру, он создает три мира: мир реальный, мир подводный – в значении секретного мира подсознания – и мир небесный, который находится над всеми этими мирами. Именно он возвращает Садко к самому ценному, что у него есть – семье. Эта ценность важнее политики и всех идей, даже самых прогрессивных. Подвиги должны свершаться во имя самых близких людей, а не во имя лозунгов и амбиций». В связи с концепцией, видимо, сделаны купюры некоторых массовых сцен: первое действие начинается с обращения к Садко, второе – с погружения Садко в морскую пучину. До трех сокращены и места действия: городская площадь в Новгороде, берег озера (в сценах как с Волховой, так и с Любавой), подводное царство. Но есть и нововведения – например, помимо жены главный герой имеет троих детей, которые сопровождают Любаву, – так еще более подчеркивается заявленная ценность семьи.

Сцена из спектакля

«Реальный мир» в опере представлен неоднозначно. Новгородцы в париках, в похожих на ватники ярких стеганых кафтанах и сарафанах, скорее, напоминают скоморохов. Садко на их фоне единственный, кто выглядит естественно. Зато гости показаны на предельном контрасте, как бы из другого мира: они одеты во фраки, да и вся сцена с ними напоминает современный международный торговый саммит.

Вообще двойственность – отличительная черта этой постановки, многие сцены в ней многомерны. Двоякое ощущение возникает от образов главных героев. В сольной арии Любава (Юлия Горностаева) предстает, скорее, в негативном свете – настолько издевательски и со злобой она таскает нетрезвого мужа по земле, что становится жаль Садко (Игорь Морозов) – от такой жены, конечно, захочется уехать куда-нибудь за море! Однако в конце картины полюс симпатий меняется – уходя на спор с новгородцами, Садко с силой ударяет Любаву. Таким образом, мы видим на сцене уже не былинных героев, а современную семейную пару с реальными, порой весьма жесткими отношениями.

Неоднозначен и образ Океан-моря (Дмитрий Овчинников). Его фигура – чисто сказочная, фантастическая, но при этом выглядит он как завсегдатай ночного клуба, одетый в блестящий пиджак и ботинки из змеиной кожи. Во втором действии (спор и сцена с заморскими гостями) он появляется как молчаливый наблюдатель, держась при этом всегда на виду. А в конце этой сцены, на фоне общего ликования и пляски в венецианских масках Морской царь становится просто контрастом к действию – сидит, схватившись за голову, выражая неодобрение происходящему.

Любава — Юлия Горностаева, дети — Валентина Горохова, Лев Казьмин, Ярослав Михеев

Двойной смысл действию придается не только через поступки героев, но и с помощью предметов. Так, гусли Садко имеют важное значение: в начале оперы, после песни Садко, их ломают новгородские старейшины. В сцене с Волховой (Лидия Светозарова) сломанные гусли лежат на переднем плане как символ непонятого поэта-мечтателя, а в конце картины их забирает с собой Океан-море. Вновь к Садко они, уже целые, возвращаются в финале оперы – их выносит одна из его дочерей. Таким образом, инструмент в этой постановке звучит только на родной земле, не покидая ее. Да и невольно задаешься вопросом – а уезжал ли Садко из Новгорода? Может быть, ему все это приснилось там, в старой лодке у озера?

Несмотря на всю серьезность идеи постановки, сюда были внесены и дополнительные нотки юмора. Иронично трактован образ Индийского гостя (Александр Клевич): когда он поет свою песню («Не счесть алмазов в каменных пещерах»), два других гостя алчно следят за большими перстнями на его руках.

В целом спектакль получился интересным, динамичным, и в то же время глубокомысленным и остросоциальным. После него у публики остается ощущение недосказанности, над ним хочется размышлять за пределами театра. Во время общего поклона артистов на сцену была вынесена маленькая ладья, видимо, означающая начало путешествия и нового спектакля, и самого театра «Геликон-опера». Так пожелаем же им попутного ветра и счастливого плавания!

Екатерина Резникова,
студентка IV курса ИТФ
Фото А. Дубровского

№ 5 (148), май 2015

Концерт СНТО 25 апреля. Студенты МГК, дирижер — Кристина Ищенко

В мае прошлого года в Консерватории было воссоздано Студенческое научно-творческое общество. СНТО – это практика для музыковедов и возможность соприкоснуться с музыкальной наукой для исполнителей. А еще это попытка найти не просто общий язык, но и общую тему разговора между студентами разных факультетов, а также между студентами МГК и других творческих вузов. Кроме того, СНТО – это возможность позвать к себе в гости тех, к кому не успеваешь прийти сам: программы встреч Общества формируются исходя из пожеланий его участников.

Расширять географию сотрудничества СНТО начало постепенно, с ГИТИСа, который от четвертого корпуса Консерватории отделяет всего лишь одна стена (но глухая, с колючей проволокой). За год в значительной мере удалось ее преодолеть: в МГК состоялись пять межвузовских встреч, каждая из которых представляла «обмен знаниями». С учетом «парного» принципа строения, темы вечеров формировались по принципу диалога: «введение в современную музыку – введение в современный театр», «современный композитор – современный драматург», «музыкальный театр глазами театроведов».

Со стороны Консерватории выступали старшекурсники и аспиранты, со стороны ГИТИСа – те студенты, которые уже являются активными участниками театральной жизни (от сотрудника Большого театра до критика «Ведомостей»). Важно, что цикл, изначально задуманный как диалог двух вузов, вызвал интерес и других наших коллег – эти встречи также посещали студенты Гнесинки, МГУ, РГГУ, Высшей школы экономики.

Кульминациями каждого семестра стали студенческие конференции. Одна из них – «Музыкальный и драматический театр: пересечения и взаимодействия» – выросла из встреч с ГИТИСом, но стала площадкой для более широкого обмена: в ней также приняли участие студенты из консерваторий Новосибирска, Астрахани и Казани, а также Академии театрального искусства Санкт-Петербурга. Конференция стала частью общемосковского конкурса «Студенческая наука», а трое победителей получили награды от Московского студенческого центра (равно как и Консерватория за организацию конференции).

В нынешнем полугодии СНТО организовало студенческую секцию общеконсерваторской конференции «Музыка войны и мира» к 70-летию Победы. Завершил конференцию студенческий концерт, где прозвучали сочинения первого послевоенного десятилетия России и Германии (инициатор концерта и дирижер – Кристина Ищенко). Кроме того, к этой юбилейной дате были проведены две отдельные встречи: театровед Лучана Киселева показала уникальные материалы, связанные с музыкальной и театральной деятельностью в немецких лагерях и гетто в 1940-е годы, а пианист Михаил Турпанов рассказал о цикле Оливье Мессиана «Двадцать взглядов на младенца Иисуса», который был написан в годы войны, и блестяще исполнил некоторые его части.

Главным информационным плацдармом СНТО стал интернет: наша страничка в социальной сети ВКонтакте уже в первом полугодии получила более 250 подписчиков; впрочем, это еще не предел. Интернет-активность СНТО заключается в анонсировании ключевых профильных студенческих конференций, а также в создании ежемесячных афиш-сводок культурной жизни Москвы, в том числе с учетом тех «наводок», которые дают нам коллеги на межвузовских встречах.

Хотел бы поблагодарить тех, кто принимал активное участие в деятельности СНТО в этом году. Помимо секретаря СНТО Марии Зачиняевой (IV курс, ИТФ), это Надежда Травина (II курс, ИТФ), Елизавета Гершунская (V курс, ИТФ), Кристина Ищенко (III курс, ДФ), Виктория Мирошниченко (IV курс, ФИСИИ), Регина Штейнман (выпускница ассистентуры-стажировки), а также авторы докладов, участники конференций, все слушатели и гости из других вузов. И, конечно, отдельное спасибо профессору К. В. Зенкину, проректору по науке, и доценту Р. А. Насонову, научному руководителю СНТО, – без их организационной, и, что не менее важно, моральной поддержки деятельность СНТО была бы невозможна.

В следующем учебном году уже начинаются мероприятия к 150-летию Консерватории, а также исполняется 100 лет со дня рождения основателя СНТО композитора Григория Самуиловича Фрида. Так что нам есть к чему готовиться!

Владислав Тарнопольский,
председатель СНТО, аспирант

№ 4 (147), апрель 2015

Духовная кантата Джованни Перголези «Stabat Mater» – одно из наиболее популярных сочинений эпохи барокко. В России оно исполняется, как правило, детскими или женскими хорами. Однако надпись на титульном листе партитуры гласит: «Духовная кантата для двух голосов – сопрано и альта [в исторической традиции – контратенора, прим. автора] в сопровождении струнного ансамбля и органа». Желание в полной мере раскрыть замысел автора, сохранить и сообщить веку двадцать первому мысль восемнадцатого века на оригинальном языке подвигло барочный консорт «Tempo restauro» («Время реставрации») во главе с художественным руководителем и дирижером Марией Максимчук, солистов Ольгу Луцив-Терновскую (сопрано) и Сергея Власова (контратенор) исполнить и записать кантату в соответствии с исторической традицией.

«”Stabat Mater” – предсмертное завещание гениального Перголези, прожившего всего 26 лет, но сумевшего раскрыть в музыке горечь земного страдания и блаженство Райской славы. Мы надеемся, что нам удалось донести до слушателя смысл написанного почти 300 лет назад…», – пишет в буклете диска Мария Максимчук. Забегая вперед, можно уверенно сказать: удалось!

Запись не студийная, что придает особый вкус услышанному: на диске сохранено живое концертное исполнение кантаты в Овальном зале Большого дворца Государственного музея-усадьбы «Архангельское» (3 ноября 2014 года). Три четверти часа – на одном дыхании. В звучании тонко переплетаются глубокий трагизм бренности, пронзающий все сочинение, и светлый образ предстоящей вечной радости. Филигранно выверенные украшения – результат скрупулезного исследования особенностей штрихового и звукового прочтения музыки эпохи барокко: выпущенный диск – вершина тщательной подготовительной работы исполнителей, плод взращенный и обретенный, итог, который останется в вечности…

Наиболее полно выразить впечатления от представленной записи могут слова из самой кантаты: «О, Мать, источник любви! Дай мне почувствовать силу скорби, чтобы я мог плакать с тобой», – поет контратенор, и тут же продолжает в дуэте с сопрано: «Сделай так, чтобы загорелось мое сердце Любовью к Господу Христу…».

Ольга Яковенко,
выпускница МГК

№ 2 (136), февраль 2014

В Центре имени Мейерхольда, одной из интереснейших лабораторий экспериментального театра, в конце января прошли спектакли акустической мистерии «Сотворение мира» на музыку композитора Николая Хруста, выпускника и преподавателя кафедры современной музыки Московской консерватории. Режиссер постановки – Наталия Анастасьева. Художественную часть мистерии выполнила Анна Колейчук. Спектакль был создан при поддержке Центра электроакустической музыки МГК и Маленького мирового театра. 

Взгляд зрительский

Протиснувшись между людьми и выйдя из темного узкого коридора, который изредка озарялся вспышками иллюминации, я с удивлением обнаружила, что нахожусь внутри клетки. У многих на лицах читалось явное замешательство – никто не знал, чем всё закончится. Ощущение страха и неизвестности смешивалось с удивлением и восторгом. Растерянные и заинтригованные, мы наблюдали за девушками в белых балахонах, которые хаотично двигались за пределами клетки, совершая манипуляции с различными предметами. Все это действо сопровождалось скрипом, гулом, шумом, скрежетом, электронными звуками…

Затем всё пространство окутала тьма, и лишь участницы разыгрываемой мистерии освещались зелеными бликами. Приблизившись вплотную к зрителям, они открыли клетку и беспрепятственно вошли внутрь, жестом приглашая нас на так называемую сцену. Прямо перед собой я увидела одну из девушек – ее рот был заклеен, а словно остекленевшие глаза смотрели в одну точку. Лица стоящих рядом зрителей выражали нетерпение и готовность следовать любым указаниям, и вот они уже покорно сжимают в руках пластиковые стаканчики, создавая звук, еще не использовавшийся в этом представлении…

Мне начало думаться, что я участвую в телевизионном шоу или снимаюсь в мистическом триллере – настолько нереальным казалось происходящее. И только когда глаза девушек ожили, и они начали кланяться, а на сцену вышли режиссер и композитор, я с трудом вернулась в привычное состояние и присоединилась к бурным аплодисментам. Мистерия завершилась блестящим успехом.

«Сотворение…» не имеет развернутого сюжета и конкретных действующих лиц, однако, по словам режиссера Наталии Анастасьевой, создатели мистерии опирались на две легенды. Первая представляет собой древнегреческий миф о богах Зевсе, Аиде и Посейдоне, убивших своего отца Крона и разделивших между собой его наследство – вселенную. Вторая повествует о богине Тиамат, из убитого тела которой бог Мардук создал небо и землю. Момент убийства был воспроизведен практически реально – в руках у девушек (которых можно условно назвать создательницами хаоса) появился топор, но никто не пострадал, и зрители, которых вначале предупредили о возможных опасных ситуациях, разочарованно переглянулись. Никаких неожиданностей действительно не произошло, и при обсуждении после представления люди признались, что хотели бы больше контактировать с актерами, не только перемещаться по сцене, но и выполнять какие-либо сюжетные действия. В основе всего перформанса лежало соучастие, каждый зритель чувствовал себя «создателем вселенной». А те, кто побоялся присоединиться и остался наблюдать за происходящим на балконах, вскоре пожалели и признались, что не смогли ощутить того, как актер протягивает руку зрителю.

Что представляет собой современный театр? Если новую музыку многие принимают и признают, почти не удивляясь непривычному звучанию, то театр в нашем понятии вполне академичен и традиционен. Однако нынешний театр – это уже не сцена и зрительный зал, три звонка и занавес. Не стоит ожидать драматических событий и пытаться понять смысл, ведь он может быть не столь очевиден. Стирается грань между зрителем и актером, они могут поменяться ролями. Центр Мейерхольда ставит перед собой задачу поиска нового языка, новых способов создания зрелища, которое сможет привлечь любого. И в этот раз их намерения осуществились, ибо акустическую мистерию «Сотворение мира» с уверенностью можно назвать образцом синтеза современных искусств, при котором компьютерная анимация, сценография и концепция света – не просто оформление сцены, а своего рода инсталляция, в которой непосредственно находится зритель.

Постановка гармонировала с музыкой талантливого композитора Николая Хруста. По замыслу режиссера в «Сотворении…» на сцене постоянно действуют 12 человек, среди них живой оркестр и актеры, отвечающие за голос и движение. Помимо электронного звучания (реализация Алексея Наджарова), музыкальными составляющими мистерии становятся конкретные шумы – хлопки по столу, топот ног, шуршание фольгой. Исполнители также играли необычную роль: вместо традиционного пения они выкрикивали отдельные слова, визжали и стонали, что, несомненно, усиливало эпатажность представления. Зрители по-своему влияли на звуковую партитуру, ибо их шаги, перешептывания, дыхание тоже были своего рода музыкой, заполняющей пространство. Каждый, словно находясь вне времени, творил свой визуально-звуковой мир, стирая различия между участниками…

Всё закончилось так же внезапно, как и началось – пение птиц, яркий свет и объединение присутствующих на сцене возвестили нам о прекращении хаоса и возникновении гармонии мира.

Надежда Травина,
студентка I курса ИТФ

Взгляд исполнительский

Еще со времен сочинения Н. Хрустом «Евгеники» я стала пристально следить за его электроакустическими работами. Он удивительно сочетает в себе консервативный, скрупулезный подход к работе (партитуру «Сотворения…» писал полгода) с современными музыкальными средствами. В новой постановке мне довелось играть сразу на нескольких инструментах – рояле, клавишных, компьютере и авторском инструменте – овалоиде. Кроме того, все музыканты участвовали и в самом интерактивном театральном действии.

Сюжет «Сотворения мира» пронизан символизмом, мифологичностью и архетипами, что отвечает общей тенденции так называемой новой идентичности. Сюжетная канва не является первостепенной, скорее она скрепляет все элементы в единое повествование. Концепт целостного и безграничного пространства тут воплощен на всех уровнях: звуковом, сценическом, человеческом. Название произведения вполне отражает тот процесс, который наблюдался на репетициях: день за днем артисты, композитор и режиссер формировали самостоятельную вселенную, предложив затем зрителю настоящее сотворение вместе с ними.

Мне всегда нравилось иметь дело с современным театром. Это требует профессиональной гибкости, умения быстро осваивать новое и решать неожиданные задачи. Искусство наших дней я вижу именно так – синтетические жанры, проникновение в структуру произведения на всех уровнях, полная отдача процессу. А кто такой музыкант театра в традиционном понимании? Это скучающий исполнитель, который ограничен пространством оркестровой ямы и зачастую читает книгу во время продолжительных пауз! Классический театр поручает музыканту второстепенную роль в сравнении с актером, дистанцирует его от самого произведения. Музыкант становится своего рода обслуживающим персоналом спектакля, как механик, который ставит декорации.

Точно так же и музыка в старом театре долгое время, по сути, имела прикладное значение. В современных спектаклях она преодолевает эти рамки, становясь самостоятельным продуктом, а музыкант выходит из своего подчиненного положения, выполняя свое истинное предназначение – быть артистом. Даже если он не участвует непосредственно в самом сценическом действе, он все равно остается артистом. Конечно, вряд ли мы могли бы подняться на эту профессиональную ступень без опыта «4’33”» Джона Кейджа, который научил нас погружаться в музыку, не исполняя ее на инструменте.

Отдельно хочется сказать о самом музыкальном «теле» «Сотворения…». Наверное, каждый пианист или любой другой исполнитель на инструменте с жесткой темперацией хотел бы прикоснуться к более тонкой звуковой материи. В отличие от струнников мы не избалованы возможностью исполнять четвертитоны. Партитура данного произведения дала мне возможность проникнуть в такие глубины звука, о которых я раньше даже не подозревала. В своей исполнительской деятельности я прежде никогда не сталкивалась с такими способами изменения высоты тона.

Тщательность отделки музыкальной ткани сочетается в «Сотворении…» с богатой сонорикой и создает ощущение глубины звукового пространства. Оно в свою очередь отвечает альтернативному решению сценического пространства, в котором находятся не только исполнители, но и слушатели. Можно сказать, что стирание границ между акустической и визуальной сферами входит в концепцию, которая воплощается на всех уровнях произведения, и в данном случае это не просто слова, а реальные ощущения каждого участника действия: актера, музыканта и зрителя. Без интерактива сейчас не обходится ни одно событие современного искусства, и здесь он претворен наиболее интересным для всех участников образом. Примечательно, что искусство нашего времени часто обвиняют в излишней надуманности, сложности, оторванности от зрителя. Пример «Сотворения мира» Николая Хруста доказывает обратное – налицо реальные пути демократизации театрального и музыкального искусства без потери художественного качества.

На спектакле зрителей оказалось так много, что все они не поместились на платформе, которая являлась начальным пунктом путешествия в «Сотворение…». Без преувеличения скажу, что оно никого не оставило равнодушным – вдохновленные лица публики были лучшим тому доказательством. Спектакль вошел в репертуар Центра им. Мейерхольда и заслужил множество похвальных рецензий.

Виктория Мирошниченко,
студентка III курса ФИСИИ

Фото Никиты Калашникова