№ 6 (60), октябрь 2005

Все студенты Московской консерватории талантливы. Находясь в стенах этого прославленного заведения, воспринимаешь как должное то, что вокруг сплошь лауреаты, великие композиторы или, по меньшей мере, «музософы» (как Ю. Н. Холопов именовал музыковедов). А ведь (может быть!) всем им вскоре суждено вписать новую страницу в историю музыки.

Не дожидаясь того времени, я решила побеседовать с «подающим большие надежды» музыкантом, круглым отличником и просто обаятельным молодым человеком – флейтистом Александром Хаскиным.

Удивительно, что поступивший примерно 15 лет назад в музыкальную школу ребенок, который обучался игре на фортепиано «из-под палки» и даже переиграл (специально!) руку, чтобы больше не заниматься, все-таки связал свою дальнейшую жизнь с музыкой. Наш в меру ленивый Саша, вероятно, и не стал бы музыкантом, если бы однажды не услышал игру своего приятеля на флейте. Сейчас Александр –успешный флейтист, постоянно принимающий участие в различных конкурсах. Только в этом учебном году он побывал на трех, и на двух из них, по его собственному выражению, «выступил довольно удачно» (по-видимому, на конкурсе камерной музыки в Кракове, где стал лауреатом второй премии, и конкурсе в Астане, где взял гран-при). Такими же частыми являются и его выступления за рубежом – сольно и вместе с оркестром. Перечень посещенных стран впечатляет: Финляндия, Швеция, Германия, Англия, Бельгия, Нидерланды, Иран, Польша. На вопрос, где понравилось, отвечает, что везде, кроме Германии. Наверное, педантичные немцы показались темпераментному музыканту слишком скучными. («Как и их философия», – добавил он по секрету.)

Много раз Александр участвовал в мастер-классах А. Андориана, Э. Гаевской, Б. Майера, В. Хазельзета, Б. Чалога, П.-И. Арто, Х. Бледсо, Ж. Ферандиса и других. Обо всех своих учителях и наставниках, включая преподавателя в консерватории – заслуженного артиста России, доцента А. М. Голышева, отзывается очень хорошо, у каждого из них он постарался чему-то научиться.

Несмотря на все свои профессиональные заслуги и даже несколько звездный статус (поклонницы прилагаются!), музыкант не отказывает и молодым консерваторским композиторам в исполнении их сочинений. На нескольких студенческих вечерах он играл камерные ансамбли Ольги Смоленской, Нины Фарниевой, Марины Хорьковой.

Из великих композиторов просто обожает французскую музыку ХХ века: Ф. Пуленка, А. Дютийе, Ф. Мартена, А. Жоливе и других, – слушать, а особенно исполнять. Также высоко ценит творчество К. Пендерецкого, который пишет музыку, а не «черт знает что» (под последним весьма смелым определением подразумевались додекафонная музыка и ультра-авангардные произведения, а заодно и все неакадемическое, к чему Александр относится крайне отрицательно). На днях музыканту даже удалось пообщаться с глубоко почитаемым им композитором, и во время следующего визита Пендерецкого в Россию они договорились сыграть его концерт для флейты с оркестром.

В самом ближайшем будущем молодой музыкант собирается принять участие в различных конкурсах, наиболее крупный из которых ожидается в октябре, в Париже. Что же касается далеко идущих планов, то о них Александр не сообщил (творческая тайна?), но искренне признался, что обязательно продолжит заниматься любимым делом – исполнением камерной музыки.

Ольга Окнинская,
студентка IV курса

№ 5 (59), сентябрь 2005

В рамках Пасхального фестиваля, вот уже который год устраиваемого Валерием Гергиевым на радость москвичам, состоялся концерт оркестра Мариинского театра под управлением прославленного дирижера. Наверное, не так часто Большому залу консерватории приходится принимать такое огромное количество слушателей, которые, кто ради приятного чувства ощутить себя в центре события, кто в предвкушении первоклассной игры, прошли или прорвались на концерт. Действительно, зал был полон. Более того, были заняты все ступеньки и самые первые ряды амфитеатра – те, что прямо на полу.

Большинство слушателей наверняка не остались разочарованными. Темперамент дирижера, потрясающее качество звука инструментов (и в этом «виноваты» не только знаменитая мягкая акустика Большого зала, но и музыкальное чувство оркестрантов), не оставляющий равнодушным вокал Ольги Бородиной – все это уже попадает под определение высокого профессионализма. К тому же Гергиев преподнес слушателям сюрприз: даже «хрестоматийные» Первую и Третью симфонии Бетховена он сумел исполнить неожиданно ново. В первую было вложено едва ли не иное содержание, привнесшее героические черты (уж не от соседства ли с «Героической»?) и театральный драматический пафос. Все четыре части – от медленного вступления до последнего звука финала – слушались на едином дыхании. «У Гергиева Бетховен всегда очень похож на Вагнера», – лениво заявил один любитель музыки во время обрушившегося на зал шквала аплодисментов. Не согласимся насчет Вагнера, но в любом случае это была нетрадиционная трактовка.

В Третьей симфонии в начале неожиданно возникла весьма ощутимая неслаженность оркестра, не «въехавшего» в движение с первых нот. Не считая этой погрешности, звучание было на уровне, а кульминация первой части вышла просто потрясающе, поразив силой эмоций.

«Разбавило» героизм немецких симфоний раннее сочинение Берлиоза «Смерть Клеопатры». Несмотря на то, что большинство критиков считает это произведение незрелым, его исполнение, благодаря обаянию вокалистки, можно считать удавшимся. Опечалили лишь громкие кульминационные моменты, где оркестр своей мощью почти заглушал певицу.

Несмотря на несмолкающие аплодисменты и море цветов, бисом музыканты не порадовали. Не модно? А, может, устали… Но спасибо и на этом – не признать факт удивительно интересного исполнения великой Музыки нельзя.

Ольга Окнинская,
студентка IV курса

№ 5 (59), сентябрь 2005

Московская публика избалована хорошими концертами, обилием знаменитых имен, интересными интерпретациями и высоким качеством звучания. Удивить ее чем-либо очень трудно. Концерт закрытия фестиваля «Черешневый лес», прошедший 27 мая в Большом Зале Консерватории, был интригующе назван организаторами «Музыка весны».

Открыв программку концерта, можно удивленно вскинуть брови: что же такого весеннего в Камерной симфонии Шостаковича и в Пятой симфонии Бетховена? Пожалуй, наиболее отвечала замыслу концерта премьера Четвертой симфонии Александра Чайковского, посвященная 60-летию Великой Победы. Исполненная Государственным симфоническим оркестром «Новая Россия» под управлением Юрия Башмета и Государственной академической хоровой капеллой России им. А. А. Юрлова под управлением Геннадия Дмитряка, эта симфония, наверное, единственная оставила яркое впечатление своим содержанием и тембровыми красками. Нагнетание страшных дисгармоничничных образов, которое вылилось в потрясающее по экспрессии соло альта (гениально исполненное Ю. Башметом) на фоне хорового остинато, и символы Времени, и идиллические картины природы, а точнее – бытопейзаж русской деревни, с кукушкой и мычаньем коровы в партии тромбона (которое, правда, скорее напоминало трубные возгласы слона и пробуждало ненужные ассоциации с сафари). И тема песни «Любимый город» В. П. Соловьева-Седого, процитированная в коде сочинения, действительно звучала как символ Мира, Добра и Красоты.

Справедливости ради нужно отметить и великолепную качественную интерпретацию Восьмого квартета «Памяти жертв фашизма и войны» Д.Шостаковича Камерным ансамблем «Солисты Москвы» под управлением Юрия Башмета. И во втором отделении – Пятая симфония Бетховена…

Как известно, чтобы исполнить шедевр мировой классики, нужно обладать большой смелостью. В данном случае эта смелость заключалась в вопиюще нестройных вступлениях тутти, в непонятных завышениях темпов и отдельно – в фальши медно-духовой группы. Может, все это можно было бы простить только за соло гобоя в первой части и тончайшее пиано перед финалом, но если включать в программу произведение подобного рода – то уж, наверное, исполнять его хотя бы качественно.

Чем же был для Черешневого леса этот заключительный концерт со своей непродуманностью замысла и неравномерностью исполнения? Думается, что в любом лесу есть и свои темные чащи, и пограничные места с прогалинами и болотными топями. И свои солнечные поляны…

Анна Громыхова,
студентка IV курса

№ 5 (59), сентябрь 2005

В дни празднования 60-летия со Дня Победы с новой силой зазвучали по всей стране песни военных лет. Ведь это музыка, без которой для каждого русского человека образ Победы был бы неполным. И, конечно, не прошел мимо них и наш фестиваль.

Песни войны услышал и Большой зал Московской консерватории. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что среди всех концертов фестиваля «60 лет Памяти» этот стал одним из самых теплых и душевных. И не только потому, что знакомые и любимые песни в эти праздничные дни особенно согревали сердца слушателей, но и потому, что исполнены они были Камерным хором Московской консерватории под управлением профессора Бориса Тевлина. Коллектив, репертуар которого состоит из самых сложных сочинений хоровой литературы, прекрасно справился и с этой программой.

В первом отделении звучали только песни военных лет. Все это были шлягеры: «Темная ночь», «Землянка», «Вечер на рейде», «Смуглянка» и многие-многие другие. Такие разные, они провели слушателей сквозь печали войны и радости победы. А самое главное, что на концерте не было «чужих» – настолько сильна до сих пор сила этих песен. Несмотря на то, что участники хора еще совсем молодые ребята, они отнеслись к этой музыке очень трепетно. Популярные песни Т. Н. Хренникова вместе с хором исполнила солистка Московской государственной филармонии Светлана Белоконь.

Но не обошлось и без ложки дегтя. Большинство песен звучало в хоровой обработке композитора Игоря Потиенко, широко известного сейчас своими работами в кино. К сожалению, его аранжировки не отличались разнообразием и напоминали то студенческую задачку, то саундтрек из малобюджетного кинофильма. Для обычного слушателя это, конечно, не стало «минусом» концерта, но на музыканта такие обработки нагоняют тоску. Положение спас хор, который исполнял все с большим артистизмом. Особенно запомнилась песня «На Берлин», где коллектив вновь блеснул актерским и танцевальным талантом, превратив номер в сценку и заслужив несмолкаемые овации… Пришлось повторить песню «на бис»!

Второе отделение состояло из русской духовной музыки и народных песен. Несколько частей из «Всенощного бдения» Рахманинова прозвучали как панихида по безвременно ушедшим в годы войны. Но финал концерта вернул слушателей к радостному настроению. После печальной «Во поле березонька стояла» зазвучали плясовые «В темном лесе», «Пойду ль я…» и другие. Атмосфера праздника сохранилась конца вечера. Казалось, что довольные слушатели уходили, напевая любимые мелодии и пританцовывая…

Наталия Сурнина,
студентка IV курса

Один из концертов фестиваля запомнился знакомством с малоизвестными сочинениями, созданными в годы войны. Мы имели возможность познакомиться с камерно-инструментальными сочинениями таких композиторов, как Ганс Краса (1899–1944), Михаил Яскевич (1887–1946), Николай Рославец (1881–1944), Виктор Ульман (1898–1944). Им было суждено погибнуть в военное время. Впервые многие услышали камерную музыку Аркадия Нестерова (1918–1999), Всеволода Задерацкого (1891–1953). Трио «Растет рябина на полесье» (1949) на слова Г. Пасько связано с тематикой военных лет. Это сочинение для сопрано, скрипки и фортепиано Бориса Франкштейна было исполнено с участием автора. Особенно хочется отметить «финалы» обоих отделений концерта, где прозвучали Фортепианный квинтет Дмитрия Шостаковича соль минор, соч. 57 (1940) и Струнный квартет № 3 Виктора Ульмана (1943), который стал светлой кульминацией вечера. Было очень приятно, что большая часть исполнителей представляла студенческое поколение и, судя по всему, соприкосновение с военным временем посредством музыки не оставило их равнодушными.

Александра Кулакова,
студентка IV курса

В концерте в Малом зале участвовали студенты Консерватории, курсанты Московской военной консерватории и пионерский отряд «Красная пресня» школы № 105. Венцом концерта, порадовавшего необыкновенно теплой и праздничной атмосферой, стала презентация книги «Московская консерватория в годы Великой отечественной войны». В объемном труде собраны архивные материалы, письма и воспоминания, связанные с военным периодом жизни Консерватории. Выступали составитель книги С. С. Голубенко, редактор Е. С. Власова, рецензенты: Е. Г. Сорокина, Е. М. Царева и другие.

Отрадно было видеть, что недавнее прошлое бережно хранится в памяти и передается из поколения в поколение.

Ассоль Митина,
студентка IV курса

Преданных поклонников таланта композитора собрал авторский концерт А. Я. Эшпая. Со сцены в адрес композитора-фронтовика прозвучало много теплых и добрых слов. Проф. Е. Г. Сорокина назвала этот вечер кульминацией фестиваля «60 лет Памяти» – и не ошиблась.

Программа была составлена из произведений, написанных композитором в разные периоды его жизни, – от полной юношеской энергии фортепианной Токкаты (1948) до сочинений нынешнего столетия. Серию инструментальных соло в первом отделении завершили струнный квартет и Венгерские напевы для скрипки и фортепиано. Во втором отделении были исполнены хоровые и оркестровые произведения. Среди замечательных исполнителей был, конечно, и сам Андрей Яковлевич.

Слушая его музыку, понимаешь: у этого человека было в жизни многое. В его сочинениях чувствуется подлинный трагизм, глубокая скорбь, как в Трех хорах a cappella, посвященных брату композитора, погибшему в первые дни войны под Ленинградом. Но, пожалуй, еще больше в ней света и надежды, как в исполненных в этот вечер впервые Трех марийских песен для хора a cappella. В самых вдохновенных и поэтичных произведениях Эшпая перед нами встает образ его родного края: прозрачные озера и священные березовые рощи, светлое небо и еще более светлая грусть.

Полина Захарова,
студентка IV курса

Свои лучшие силы представила в Большом зале Московская военная консерватория. Это интересное учреждение, в котором студентам дается как музыкальное, так и военное образование. В прошлом оно было военным факультетом Московской консерватории, который готовил дирижеров военных оркестров. Сейчас это самостоятельный вуз с несколькими музыкальными специальностями.

Особой теплотой отличалось вступительное слово, обращенное к ветеранам, среди которых присутствовала вдова маршала Г. К. Жукова.

В программе концерта значились произведения Римского-Корсакова, Чайковского, Глиэра, Рахманинова, Шостаковича. Все сочинения звучали в переложении для духового оркестра. Инструментовка была выполнена студентами, а дирижировали как студенты, так и профессора военной консерватории.

Исполнение отличалось слаженностью, хотя переложения классических сочинений в духовом варианте часто были несбалансированны по тембру и казались непривычными для знатоков оригинала. Наиболее эффектно прозвучали «Пляска женщин» и «Пляска мужчин» из оперы Рахманинова «Алеко», концертино для тромбона с оркестром Римского-Корсакова.

Во второй половине концерта на сцену вышел хор. Были сыграны Марш «Генерал Милорадович» для хора и оркестра композитора В. Халилова и Попурри на темы песен о духовом оркестре А. Ермоленко. А в заключение тожественно и мощно прозвучала для многих уже бессмертная песня Д. Тухманова «День Победы».

Екатерина Калинина,
студентка IV курса

«Это, может, в обычное время и сошло бы, но давать такое 8 мая — чересчур!». Такое мнение можно было услышать от слушателей концерта из произведений молодых композиторов, состоявшегося в Малом зале консерватории.

Очевидно, что указанная в программке идея «музыкального приношения памяти всех, павших в Великой отечественной войне», не дошла до аудитории. И действительно, концерт слушался со странным ощущением. С одной стороны, семь разных авторов из разных городов России, каждый со своей концепцией приношения – от чуть ли не классического советского массового хора «У Кремлевской стены» А. Кокжаева до «The songs of the last words» М. Фуксмана – «экзистенциального разбега, нарушаемого где-то на/за гранью текста равновесия между здесь и там» (цитирую автора). Была и прямая связь с ветеранами – запись голоса фронтовика Б. С. Марца в композиции «Память времени» О. Шадуллиной, и изысканный веберно-баховский подтекст сочинения «…И мир молчит» для вокального квартета и камерного ансамбля А. Кулигина, и «просто красивая музыка», как охарактеризовал свою «Пастораль» для камерного ансамбля К. Бодров. И просто «Эпитафия» для органа соло М. Воиновой.

К сожалению, слишком явно в большинстве случаев чувствовалась незрелость композиторов. Неустоявшиеся стили. Слишком явные намеки на чужие произведения (иногда чересчур конкретные). Внешняя эффектность и занимательность использования средств при нередком отсутствии смысла. Лучшими оказались произведения, вообще ни на что не претендовавшие. И главный минус – притягивание большинства произведений к теме концерта и фестиваля, что называется, за уши.

Да, можно сказать, что именно так это поколение думает о войне – если бы звучало личное мнение поколения. Но звучали интересные и не очень, свои и чужие технические находки (недаром один из слушателей посчитал все сочинения, кроме одной quasi-киномузыки, экспериментами), для которых название и «военную» часть концепции можно поменять без всякой потери.

При этом очень не хотелось бы переходить на конкретные недостатки конкретных произведений конкретных авторов. Возможно, объявленная тематика была далека от помыслов большинства участников, но слушателям, пришедшим на концерт в предпраздничный воскресный день, этого уже не объяснишь. К сожалению.

Владимир Громадин,
студент IV курса

Конечно, от финального аккорда фестиваля, тем более в Большом зале, всегда ждешь чего-то особенно яркого и запоминающегося. Именно в таком восторженном настроении я шла на заключительный концерт. Но не прошло и пятнадцати минут, как я поняла, что мои ожидания напрасны.

Концерт задержали, и вместо 18.00 он начался в 18.45. Как выяснилось, начало перенесли на 19.00, но официально об этом не было объявлено. К тому времени уже давно пришедшая публика, а это были, в основном, люди почтенного возраста, стала вслух выражать свое недовольство. Как же так?! Такой торжественный фестиваль, и такая неорганизованность!

Поначалу казалось, что зал наполовину пуст, но к семи часам партер стал постепенно заполняться. Послышался надрывный голос конферансье, и вдруг возникло ощущение, что находишься в глубокой захолустной провинции. А ведь это был лучший концертный зал Москвы! На сцене поместили небольшой экран для просмотра короткометражного фильма о войне. Точнее, это была «нарезка» военных кадров с комментарием диктора, который почему-то не выговаривал букву «р». Идея сама по себе хорошая, но публика, буквально требовавшая музыки, просто не могла ее воспринять.

Положение не спасли даже Гимн Российской федерации и минута молчания, после чего прозвучало первое небольшое произведение, не значащееся в программе. В атмосфере всеобщего раздражения, казалось, что и исполнение оставляет желать лучшего. Прошуршали неохотные редкие аплодисменты. Аудитория была обижена и явно мстила за задержку.

Однако испытания на этом не закончились. Как раз в тот момент, когда все уже ожидали непосредственного начала концерта, пошли официальные речи организаторов фестиваля. Как и речи оскаровских лауреатов, в которых хочется всех упомянуть, они были интересны только самим членам оргкомитета. Получасовое ожидание казалось просто невыносимым. Самое интересное, что начнись концерт вовремя, все то же самое было бы воспринято положительно.

До того фестиваль представил 22 тщательно подобранные концертные программы. Оставалось исполнить только одну, самую главную. Четыре произведения русских композиторов – все посвящены победе в Великой Отечественной войне. Каждое из них было предварено краткой пояснительной речью проф. Е. Г. Сорокиной. И хотя это достаточно давняя традиция – рассказывать о произведении, в настоящем концерте комментарии как нельзя лучше способствовали более чуткому восприятию.

Очень здорово и вместе с тем неожиданно, что в начале прозвучала мировая премьера сочинения А. Гречанинова, написанного 62 года назад, – «Ода к Победе» для симфонического оркестра и хора. В исполнении оркестра Московской консерватории оно оказалось весьма убедительной, хотя, к сожалению, в хоре было невозможно разобрать слова. Затем последовали Девятая симфония Д. Шостаковича и «Ритуал» А. Шнитке, которые были приняты публикой «на ура». Безусловно, главная заслуга в этом принадлежала дирижеру Анатолию Левину. Он управлял оркестром с большой экспрессией и буквально заряжал зал потрясающей энергетикой.

В заключение концерта прозвучала «Ода на окончание войны» Прокофьева, для чего пришлось полностью изменить расположение оркестра на сцене. Вместо ожидаемого антракта публике предложили посмотреть очередной небольшой фильм о войне, но… фильм так и не был показан, зато партер наполовину опустел. Несмотря на это, последнее произведение действительно заставило ощутить ликующую атмосферу праздника Великой победы и очень удачно подошло для завершения грандиозного музыкального фестиваля.

Концертная программа прозвучала великолепно. Студенческий оркестр под управлением А. Левина сумел блестяще исполнить сложные произведения. И хотя большая часть публики, покинувшая зал, так и не смогла получить желаемое удовольствие от концерта, исполнителей не в чем упрекнуть.

Анна Тыкина,
студентка IV курса

№ 4 (58), май 2005

Ни одна музыкально-театральная постановка не вызывала в последнее время такого сильного интереса у самых разных слоев общества. Уже в начале марта в Москве, кажется, не осталось ни одного человека, который не слышал бы о Леониде Десятникове и его новой опере «Дети Розенталя». Да, шума было очень много: и в прессе, и по телевидению; и реклама, и антиреклама – одним словом, пиар. Потому отказаться от возможности сходить на генеральную репетицию было бы по меньшей мере глупо.

«Дети Розенталя» начинались для пришедших 22 марта на вторую «генералку»… нет, не с вешалки и даже не с билетера, а с досмотра вещей, следовавшего за уже привычным металлоискателем. Конечно, сейчас это нормально и – признаем – в какой-то мере необходимо. Но когда причиной является только присутствие думской делегации, становится как-то неуютно. Ну ладно, прошел досмотр и хорошо. Хотя когда попросили открыть пенал (!), стало страшно: а знает ли досматривающая, что такое камертон, или тоже поднимет шум?!

Зал почти полон. Все в нетерпеливом ожидании. Наконец, свет гаснет и по сцене начинают ходить, бегать, прыгать, ползать люди в самых разных позах и обличьях. Никакой музыки, только шорох движений. Когда одна из групп массовки тянет за появившийся сверху канат, в ответ на это в тишине зала возникает мужской шепот. Он предупреждает всех о том, что нужно отключить мобильные телефоны, а затем декламирует справку об Алексе Розентале, предваряющую в программках краткое содержание оперы. Только после этого возникает первый музыкальный звук.

Кто-то уходил после первого действия, кто-то посреди второго. При этом после обоих были очень приличные овации. Можно было услышать и контрапункт впечатлений: громкую реплику «Дерьмо!» на фоне не смолкающих аплодисментов. Действительно, если попытаться суммировать все оттенки зрительско-слушательского восприятия, то разброс мнений будет очень большим: новый шедевр или очередная посредственность, выдающееся явление или гнусное марание? Попробуем разобраться.

Прежде всего, сюжет и либретто. Совершенно очевидно, что ни то, ни другое не нуждается во внимании, выказанном блюстителями пристойности. Сюжет абсурдно авангарден, либретто традиционно просто. Грани разума иногда преступаются, но грани приличия ни разу. Можно с уверенностью утверждать, что, если бы в качестве героев оперы выступали клоны художников или писателей, то переживали бы представители именно этих творческих направлений. Но герои сюжета Владимира Сорокина – композиторы, так что больше всех дергаются музыканты. И, в общем, есть от чего. Например, Вагнер в своем ариозо поет: «Мне опять снился мой лебедь» (нужны комментарии?). А проститутку, в которую влюбился Моцарт, зовут Таня (уж не Ларина ли?). То есть либреттист, не говоря о композиторе, активно пользуется такими аллюзиями, которые вызывают у музыкантов не самые положительные эмоции. Кроме того, некоторые детали либретто (например, даты) представляются излишними, учитывая, что узнать о них можно только из программок.

Драматургия сочинения проста: крупные сцены разбавляются законченными сольными номерами. Но – поразительное дело – драматургической рельефности в этом спектакле нет. Одни сцены сильно тормозят сюжет, другие, наоборот, излагают его в реальном времени. Опера идет не так долго, около двух часов, однако, например, до идущих столько же поздних опер Верди ей далеко именно по этому параметру.

Музыкальная сторона обычно самая важная в опере. Но здесь также трудно говорить о чем-то выдающемся. Музыка эклектична практически везде, даже там где «чужая» стилистика не нужна по сюжету. В целом здесь можно выделить две основные музыкальные тенденции: различные остинато (привет Стравинскому, Бартоку, Прокофьеву, Шостаковичу) и «музыку с мелодией». Последняя весьма симпатична, что-то даже пригодно для запоминания и воспроизведения (отсутствие этого – бич современных композиторов), но иной раз все-таки слишком примитивно. Что касается стилизаций, то здесь надо отдать композитору должное: он уверенно идет по стопам Стравинского. Музыка Чайковского, Мусоргского и Верди клонирована очень здорово, хотя и не всегда точно по адресу. Например, мотив кларнета, выполняющий функцию рефрена во второй картине первого действия, представляется скорее «римско-корсаковским», нежели «чайковским». С Вагнером проблемнее. Вагнер Десятникова мало похож на создателя «Кольца нибелунга». Фирменная медь, на которую среагирует любой музыкант, звучит только аккомпанементом к репликам Розенталя в диалоге с Вагнером (метод косвенной характеристики?). У самого же Вагнера более лирическая музыка и вообще его партию исполняет контральто. Стилистику Моцарта очень ждешь, однако, композитор не озвучивает самое светлое ожидание.

Привлечение к постановке не оперного, а драматического режиссера, безусловно, повлияло на судьбу всего замысла. Э. Някрошюс превратил «чистую» оперу в оперу-драматический спектакль. Визуальный ряд играет здесь колоссальную роль. Автору этих строк приходилось даже слышать мнение, что постановка вообще самый сильный момент этой оперы. И все-таки иногда активность происходящего на сцене, мельтешение массовки при статичности действия просто утомляет. Однако нельзя не признать, что режиссер попытался осмыслить сюжет и музыку философски.

«Исполнители-то не виноваты!» – еще одна реплика на фоне финальных оваций показывает как отношение к опере, так и к участникам постановки. Действительно, певцы и оркестр достойно справились с нелегкой партитурой. Конечно, были некоторые промахи, но они не могли сильно поменять впечатления. Из существенных недостатков нужно отметить часто некачественное произнесение текста. Но не у всех и не везде, как возмущались многие из зрителей. Самым же важным является заинтересованное отношение исполнителей к материалу, а это не может не расположить.

Все вышесказанное – один из голосов в том «многом» шуме, что возник по поводу очередного нового сочинения. Из «ничего» этот шум, или из «чего» – покажет время. Но то, что единственным живым в спектакле остается Моцарт, передающий мальчику флейту, – не претензия ли на бессмертие? В тот момент, когда на сцене остается один бессмертный Моцарт, у любого музыканта должно защемить сердце от осознания некоей исторической справедливости.

Андрей Рябуха,
студент IV курса

Фотографии Дамира Юсупова, Большой театр

№ 4 (58), май 2005

«Я писал её с небывалой горячностью и увлечением, живо перестрадал и перечувствовал всё происходящее в ней (…) и надеюсь, что все мои авторские восторги, волнения и увлечения отзовутся в сердцах слушателей».

Эти слова П. И. Чайковского, опубликованные в программке к постановке «Пиковой дамы», состоявшейся в рамках серии концертов Мариинского театра в Московской филармонии, стали девизом для организаторов. Мариинский театр и его главный руководитель и дирижёр Валерий Гергиев собрал в Москве лучшие силы своего театра. Всё здесь было на такой вершине мастерства, что неизбалованная оперным профессионализмом московская публика, забыв о своей элитарности (а концерты, судя по стоимости билетов, предназначались именно для элитарной аудитории!), просидела весь спектакль затаив дыхание.

Из исполнителей главных ролей стоит отметить выдающегося тенора Владимира Галузина (Герман). Его манера пения и игры в духе оперных певцов начала ХХ века поражала своей гибкостью и пластичностью. Игровое начало главенствовало над певческим, и это в сочетании с виртуозной техникой как нельзя больше подошло к психологически неоднозначной роли.

При всей звёздности состава, исполнителям главных ролей удалось создать на сцене удивительно слаженный и цельный ансамбль. Этот факт стоит отнести и к несомненным достоинствам режиссёра Алексея Степанюка. Он действительно «живо перестрадал и перечувствовал» всё происходящее в опере, его твёрдая воля незримо присутствовала во время всего спектакля. Однако, как это часто бывает в Мариинском театре, одной из главных задач режиссёра было не мешать дирижёру.

Валерий Гергиев, безусловно находившийся в центре внимания, поразил своим «пластическим» мастерством. Было интересно наблюдать, с какой ловкостью он умудрялся дирижировать оркестром, к которому стоял спиной, певцами на сцене и хором, располагавшимся на двух галереях зала им. Чайковского. Создалось впечатление, что оркестру вообще не нужен был никакой дирижёр, настолько легко и виртуозно они играли. Для гергиевцев вообще характерно ощущение однородного тела, а не многих инструментальных групп, как это часто бывает.

Удачной показалась форма сценического решения, найденная Мариинским театром. Форма, при которой появляется возможность демонстрировать шедевры мирового оперного театра в блестящем исполнении в разных уголках мира. Такие концертно-театрализированные представления должны стать традиционной практикой в гастролях оперных театров. Показательно, что именно Мариинский театр, один из самых перспективных на мировой сцене, первым нашёл это решение, а итог превзошли все ожидания.

Олеся Кравченко,
студентка IV курса

№ 4 (58), май 2005

Шестой Международный Музыкальный Фестиваль «Душа Японии» прошел при поддержке Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, Российско-японского центра музыкальной культуры, Министерства иностранных дел Российской Федерации, Посольства Японии в Российской Федерации, Японского фонда, Общества «Россия-Япония».

Фестиваль торжественно начался в Большом зале выступлением группы барабанщиков «Оцука Дайко» из г. Тиба, ансамбля «Кинъюкай» из г. Хиросима, ансамбля японской музыки «Wa-On» при Московской консерватории и столь же грандиозно завершился в Малом зале концертом, посвященном дню рождения Его величества императора Японии Акихито.

В наши дни, когда политические, экономические и культурные взаимоотношения между Россией и Японией вступают в новую, интенсивную фазу, важным становится развитие интереса российской общественности к культурным традициям Страны восходящего солнца. Устроители фестиваля с успехом воплощают поставленные задачи по приобщению широкой российской общественности к лучшим образцам уникальных японских традиций и выявлению динамики взаимного притяжения стран.

В программе фестиваля помимо традиционно присутствующей японской классической музыки для национальных инструментов значились произведения японских композиторов и сочинения авторов из разных стран, связанные с японской тематикой. А также театрализованные представления, демонстрация цветов и видов японских боевых искусств, уроки японской каллиграфии (сёдо), показ видеофильмов, выставки, мастерклассы, лекции-демонстрации и международные научные семинары.

Фестиваль «Душа Японии» проводится уже в шестой раз. А начался консерваторский интерес к Японии в 1993 году, когда по инициативе композитора Дживани Михайлова появился класс японской традиционной музыки. 26 сентября 1996 года состоялся первый концерт ансамбля «Wa-On» в Рахманиновском зале. Это единственный в России профессиональный коллектив исполнителей на традиционных японских инструментах. Звучание музыкальных инструментов – бамбуковой флейты сякухати, цитры кото, лютни сямисэна, барабана тайко – это тоже живые голоса мира, природы. И сами инструменты, и все, что с ними связано (происхождение, детали конструкции, исполнительские традиции) множественными нитями сплетено с другими элементами мироздания и несет в себе многомерную символику. Так, среди исполнителей на кото широко бытует легенда о том, что их инструмент – это застывший в оцепенении сна дракон.

В программе прошедшего концерта прозвучали произведения Ирины Дубковой, Марины Воиновой, Татьяны Смирновой, Митио Мамия, Такэмицу Тору, Ёсидзава Кэнгё, Тадао Саваи. Многие из сочинений были написаны специально для фестиваля. Как, например, сочинения Ирины Дубковой: «Торжественная музыка, посвященная дню рождения Его величества императора Акихито» для органа и ударных инструментов или «Ночь светла» для кото и сякухати. А также пьеса Марины Воиновой «Wa-On» для сопрано, органа и японских традиционных инструментов, написанная специально для одноименного коллектива. Это название ансамблю придумала Юми Ивахори, дочь его создателя и педагога, одной из лучших исполнительниц на кото Кэйко Ивахори. Сочетание двух иероглифов, «Wa» и «On», можно перевести на русский как «гармония», но, точнее, это – «японская сущность, выраженная в звуке» или «гармония мира как ее понимают японцы». Кроме того, понятие «Wa» входит в состав четырех основных категорий японской эстетики: «wa-kei-sei-zyaku» – гармония, почтение, чистота, тишина, распространяющихся на все виды искусства.

В миропредставлении японцев нет неживых вещей. Любой предмет имеет душу и собственный голос. Вся японская культура – постоянный поток поиск созвучности всех элементов природы и человеческой души. И все в этом звучании пронизано сердечным единением.

Екатерина Готсдинер,
студентка IV курса

№ 3 (57), апрель 2005

Ху Хуэн. Знакомо ли вам это имя? Думается, что нет, ведь этот китайский пианист, выпускник пекинской консерватории, еще очень молод. И мне это имя также ни о чем не говорило до тех пор, пока я не посетил его концерт в Музее им. Скрябина. До концерта меня обуревали разные чувства: интерес, сомнение и даже страх. Ведь слушать хорошую музыку в плохом исполнении – настоящая мука, а пианист подобрал интересную программу из произведений Листа, Шопена и Рахманинова.

Однако с первыми звуками (это была си-минорная соната Листа) тягостные сомнения развеялись. Стало ясно что Ху Хуэн отменный мастер своего дела. Пианист, замахнувшийся на одно из самых сложных фортепианных произведений, блестяще справился со своими обязанностями! Впечатляла не только виртуозная техника, но, самое главное, Ху Хуэн глубоко проникся музыкой, сыграл сонату не только выразительно, но и убедительно. Слушатель мучился вопросом, звучавшим в таинственном и приглушенном начале сонаты, несся в вихре главной темы. Из чарующего звучания побочной темы пианист вырывал фальшивые, тревожные нотки, развенчав эту «небесную» красоту. После всех коллизий разработки по-настоящему захватывал и воодушевлял финал – апофеоз, обретение истины. Шквал аплодисментов – заслуженная награда за погружение в волшебный мир Высокой музыки.

Праздник искусства на этом не завершился: вслед за сонатой прозвучали полонез и две мазурки Шопена. Особенно запомнилась вторая, фа-минорная мазурка. Ху Хуэну удалось донести до слушателя всю неизбывную боль, трагедию, заключенную в ее звуках. Считается что Шопен – один из самых трудных для пианиста композиторов. Но, слушая исполнение Ху Хуэна, об этих трудностях забываешь, словно их и не существует на свете.

В заключение концерта прозвучали три прелюдии Рахманинова. Они порадовали меньше: утверждение о том, что иностранцы не умеют играть русскую музыку, в данном случае подтвердилось. Конечно, «криминальным» это исполнение не назовешь. И все же так эту музыку играть нельзя. Например, в прелюдии ре-мажор пианист использовал какие-то несуразные штрихи, а знаменитая прелюдия до-диез-минор звучала почти как полька. Складывалось впечатление, что Ху Хуэну важнее всего было исполнить эту музыку так, как ее еще никто не исполнял.

Но не будем о грустном. В конце концов о рифы русской музыки разбился далеко не один музыкант. У каждого музыканта есть свои пределы и возможности. У Ху Хуэна они и без того весьма широки. Поэтому автору этих строк остается лишь порекомендовать молодого пианиста публике, а последнему пожелать всяческих творческих успехов!

Илья Никольцев,
студент IV курса

№ 3 (57), апрель 2005

Вот уже несколько лет на сценах московских театров с огромным успехом ставятся многочисленные мюзиклы. Этот синтетический жанр, объединивший в себе черты оперетты и балета, зародился в США еще в начале XX века и в рекордные сроки приобрел сумасшедшую популярность. В России он появился сравнительно недавно: примерно шесть лет назад в Театре оперетты был поставлен первый мюзикл «Метро», вызвавший неоднозначную реакцию публики и широкий резонанс в прессе.

С одной стороны, налицо были все атрибуты жанра – легкая эстрадная музыка в сочетании с современными танцами, яркие красочные костюмы, декорации, пиротехническое шоу! Всё это вызывало бурный восторг и оставляло у большинства слушателей неизгладимые впечатления. С другой стороны, консерваторы высказывались в том духе, что в России, с ее поистине великими классическими оперными традициями, чужой поверхностный жанр мюзикла не приживется. Как показало время, жанр этот в нашей стране не только прекрасно прижился, пользуется гигантским спросом и, вполне естественно, коммерчески окупается, но и «натурализовался» на русской почве. То есть, возникли мюзиклы на отечественные сюжеты: «Норд-Ост» по мотивам романа Каверина «Два капитана» и «12 стульев» по одноименному роману Ильфа и Петрова. Кроме того, помимо «русского мюзикла» (а о таковом уже можно говорить), стали появляться и русские версии зарубежных спектаклей, как, например, «Собор Парижской Богоматери» по роману Гюго. Сейчас производство и последующее исполнение мюзиклов на московских сценах поставлено, что называется, на конвейер.

20 мая 2004 года в Театре оперетты состоялась долгожданная премьера русской версии знаменитого французского мюзикла «Ромео и Джульетта». Специально для этой постановки были пошиты костюмы – копии оригинальных французских, и был приглашен хореограф Андре Бэвис, работавший над французской постановкой. Премьера двухактного спектакля произвела настоящий фурор – все две недели зал был заполнен до отказа, по окончании публика устраивала бесконечную овацию и вызывала на бис самую популярную арию Ромео «Короли мира». Несмотря на то, что мюзикл идет с перерывом (в течение месяца – 2 недели подряд) и часто меняются актеры (всего задействовано 3 состава), интерес зрителей к нему до сих пор не спадает. В спектакле сохранен дух трагедии Шекспира, а постановка выполнена на высочайшем уровне. Впечатляет и подбор актеров – чего стоит роль Смерти (Фатума – во французской постановке) в исполнении всемирно известного танцовщик Николая Цискаридзе! За все это огромная благодарность продюсеру Екатерине фон Гейчман-Вальдек, а также директору театра оперетты Владимиру Тартаковскому – людям, которые дарят всем нам такие замечательные спектакли!

Сейчас уже готовится новая постановка – русская версия знаменитейшего мюзикла английского композитора Э. Л. Уэббера «Кошки». Его премьера состоится в ближайшем будущем. Мы ждем!

Константин Смесов,
студент IV курса

№ 3 (57), апрель 2005

Включаешь диск. Закрываешь глаза… И погружаешься в атмосферу византийского пения, которое то завлекает своей напористой и энергичной ритмикой, то успокаивает плавным движением, то поражает сочетанием трудно-интонируемых мелодий с ясно слышным текстом. При этом создается акустический эффект пространства, соборности, как если бы мы находились под сводами храма. При звучании только хора или хора с солистом выделяются отдельные мелодические линии, в которых детально прослушиваются все интонационные нюансы каждой вокальной партии. Последнее – большая заслуга инженера звукозаписи Иоланты Скура.

«Божественная Литургия Святого Иоанна Златоуста» была записана в большой трапезной королевского аббатства Фонтевро. Она прозвучала в исполнении знаменитого греко-византийского хора, основной задачей которого было ознакомление публики с традиционным византийским пением. Хор создал в 1977 году Лигургос Ангелопулос. За долгое время своего существования он участвовал в сотнях концертов и других мероприятиях, в том числе в продолжающейся всю ночь Всенощной на горе Синай. Выступал в Европе, странах Восточного Средиземноморья и в США, принимал участие в международных фестивалях.

Аудио-диск, выпущенный в 1993 году во Франции, снабжен внушительным буклетом. В книжечке содержатся названия треков и текст Литургии, сведения об исполнителях и о месте, где записывалось произведение, а также статья Лигургоса Ангелопулоса на греческом языке, посвященная истории византийской музыки. Кроме того, это все это переведено на три языка: английский, немецкий и французский. Обложка диска выполнена дизайнером Жоель Амброжжи в сине-голубых тонах, на которой изображена часть храма с синим куполом, выходящего к морю.

Вероятно, живое исполнение оказало бы более сильное воздействие, чем запись. Однако, слушая этот диск, возвышаешься над всем обыденным и соприкасаешься с иными сферами, неподвластными разуму человека. Столь высокое впечатление от качественно записанного диска может свидетельствовать только о том, что его создатели – исполнители, инженер звукозаписи, продюсер, дизайнер – достигли своей цели.

Елена Паникова,
студентка IV курса