Российский музыкант  |  Трибуна молодого журналиста

«Музыка Прокофьева – больше, чем любая хореография…»

Авторы :

№ 2 (172), февраль 2018

Принять вызов, оказаться между двумя гениями – Шекспиром и Прокофьевым, быть навсегда распятым или воспетым?! На кону, пожалуй, всё. Да ещё когда «дышат в спину» Леонид Лавровский и Юрий Григорович, Джон Кранко и Кеннет МакМиллан, Рудольф Нуреев и Джон Ноймайер, Деклан Доннеллан и Раду Поклитару… Когда еще памятны дуэты, олицетворяющие вершины русского балета: Уланова — Жданов, Плисецкая — Фадеечев, Бессмертнова — Гордеев, блиставшие в партиях прокофьевского шедевра «Ромео и Джульетта»… Задумывался ли над этим экс-худрук Большого театра Алексей Ратманский, принимая предложение директора труппы Национального балета Канады Карен Кейн? Скорее всего, да. Но свой шанс он не упустил. И не прогадал, причем дважды: и тогда в Канаде, и теперь в Москве, когда по личному приглашению директора Большого театра Владимира Урина перенес свою канадскую постановку на родную сцену.

В. Лантратов (Ромео), Е. Крысанова (Джульетта)

Две прошлогодние балетные премьеры Большого театра словно тянули к противоположным полюсам. Первая – эффектный, эпатажный «Нуреев» К. Серебренникова и Ю. Посохова на музыку И. Демуцкого – к подлинно революционным сценическим потрясениям; вторая – трепетная и нежная постановка гениального балета С. Прокофьева Алексеем Ратманским (ему же принадлежит редакция этого сочинения) – к торжеству великой классики. И московская публика увидела еще одну сценическую версию «повести, печальней всех на свете», о которой пойдет речь.

Ратманский отправился в Россию в компании талантливого сценографа и художника по костюмам Ричарда Хадсона. Пышной хореодраме, которую в духе своего времени ставил Л. Лавровский, постановщики предпочли интимную трагедию юных героев. Скромность и условность сценографии, полный отказ от всевозможной сценической бутафории контрастируют в спектакле с тяжеловесными костюмами, которые утрированно воспроизводят образы картин и фресок раннего Возрождения. При этом, приверженцы кланов Монтекки и Капулетти не разделены по цвету одежды или пластике танца. Две враждующих семьи – лишь роковой фон, на переднем плане которого бережно прорисовывается бессмертная история любви юноши и девушки.

Очевидным достоинством спектакля становится поразительно музыкальный и чуткий к психологическим деталям язык танца. «Классический танец для меня – абсолютно живой язык, – говорит хореограф в одном из интервью. – В детстве, в юности, я пытался копировать всякие авангардные вещи. Но в какой-то момент понял, что это имитация. То, что я знаю – это классический язык». Стиль хореографа отличается тем, что он стремится пластически воплотить буквально каждую фразу, каждый такт, каждую ноту, не перенасыщая при этом партию, сохраняя естественное течение танца. Но этим Ратманский сильно усложняет задачу для исполнителей. Концентрируясь на психологии взаимоотношений героев, он даже изменил один сюжетный ход, стремясь показать «живой» прощальный дуэт: Джульетта просыпается до того, как умирает Ромео, поэтому их счастье продлевается на несколько минут.

Хореограф постарался оживить танцем и «статичных персонажей» (исходя из трактовки Л. Лавровским сюжета балета) – Патера Лоренцо, Синьору Капулетти, Монтекки, Герцога, Кормилицу… Но композитор фактически уже сам музыкально срежиссировал трагедию Шекспира, создав невероятно содержательную и эмоционально тонкую партитуру. Предлагая танцевальное прочтение различных музыкальных образов и характеров, Ратманский визуально подтверждает свои же слова из упоминавшегося интервью: «Музыка Прокофьева – больше, чем любая хореография».

Сцена из спектакля «Ромео и Джульетта» 

19 января спектаклем дирижировал Павел Клиничев. Оркестр под управлением маэстро органично сопровождал танец и чётко следовал за всеми визуальными нюансами. Очень естественными были темпы. Любопытно сравнивать разные исполнения «визитной карточки» музыки этого балета – «Танца рыцарей». Когда этот номер играют на симфонических концертах, то дирижеры часто берут более подвижный темп с целью передать наступательно-роковую инерцию трагических событий. В балете же чопорно-холодный, «тяжёлый» танцевальный дивертисмент прозвучал сдержанно и менее драматично.

В заглавных партиях в этот вечер блистали Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов. Солисты очень убедительно воплотили зарождающееся и постепенно развивающееся чувство любви между героями – главный двигатель драматургии новой постановки.

Нельзя не отметить и сложные мужские партии балета: в роли Меркуцио предстал Игорь Цвирко, Тибальда – Виталий Биктимиров, Бенволио – Дмитрий Дорохов. Особенно зрелищными в их исполнении стали протяженные и сложные сцены схватки противоборствующих сил. Звук скрещивания мечей, как правило, совпадал с сильной долей музыки, создавая звонкий натуралистичный эффект.

Балет «Ромео и Джульетта» Прокофьева-Ратманского на сцене главного театра страны стал уже четвёртым и, возможно, не последним ответом серьёзному вызову – воплощению одного из самых ярких музыкально-сценических произведений ХХ века. Можно лишь пожелать будущим хореографам такой же смелости, фантазии и вдохновения, какую проявил в этой работе А. Ратманский. А зрители пусть продолжают восхищаться великой музыкой и лить слёзы над самой трогательной шекспировской историей любви, рассказанной языком танца.

Ольга Шальнева,V курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

Современный балет в молодежной аудитории

Авторы :

№ 2 (172), февраль 2018

24 ноября в рамках проекта «Генеральная репетиция» в Музыкальном театре им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко состоялся премьерный показ одноактных балетов. Программа названа по именам хореографов Баланчин/Тейлор/Гарнье/Экман. Театр пригласил на просмотр молодых людей в возрасте от 14 до 28 лет. Цель акции была обозначена в пресс-релизе: «Нам важно понять, привлекательны ли эти произведения для молодежной аудитории, или ей ближе балетная классика XIX столетия? Мы надеемся, что проект «Генеральная репетиция» поможет нам ответить на эти вопросы».

Художественный руководитель балета Лоран Илер решил познакомить зрителей с историй балета XX–XXI веков: это второй опыт обращения к подобным спектаклям. Но в отличие от первой программы только один балет – «Серенада» Джорджа Баланчина на музыку Чайковского – уже ставился в России. Легкий, изящный, воздушный и наиболее классичный, он прекрасно показал труппу и ее возможности.

Пол Тейлор – представитель американского стиля модерн. Его балет «Ореол» на музыку Генделя, осуществленный в 1962 году, тоже уже стал классикой. Тем не менее, на российской сцене он поставлен впервые. В хореографии «Ореола» сочетались классические па с модерновыми «угловатыми» движениями. Хореография стремительная, образ и атмосфера балета радостны и оптимистичны. Здесь всего три участника (Георги Смилевски, Анастасия Першенкова, Дмитрий Соболевский). Каждый завораживал красотой движений рук и поз.

«Онис» – название старинной французской провинции, народные танцы которой вдохновили хореографа Жака Гарнье. Мировая премьера балета состоялась в 1979 году. Этот постановка рассказывает о воспоминаниях беззаботной юности трех людей (исполнители Евгений Жуков, Георги Смилевски-мл., Иннокентий Юлдашев). Хореография объединила в себе традицию и современный язык танца. Интересно решение спектакля: музыка, написанная Морисом Паше, звучала в исполнении двух аккордеонистов (Кристиан Паше и Жерар Баратон), которые находились на сцене. Танцовщики и музыканты не отделены друг от друга и периодически актерски взаимодействовали. Солисты балета исполняли свои партии очень грамотно и подтянуто, хотя, пожалуй, им не хватило непосредственности и открытости, слишком старательными выглядели все движения.

Кульминацией программы оказался балет «Тюль» шведского постановщика Александра Экмана (мировая премьера состоялась в 2012 году). Остроумный спектакль в несколько ироническом ключе представил всю историю балета и жизнь танцоров. По сюжету действие открывает «зав. труппой» – девушка в строгом костюме, но на пуантах. Она – сквозной персонаж действия, следящий за точностью исполнения. Но мы не видим легких, прекрасных па, а погружаемся в «изнанку» хореографического искусства, в ежедневные тяготы профессии, в балетный класс, привычный для каждого танцора экзерсис с набором обязательных движений. Балет показан здесь как ежедневный тяжелый труд, как особый ритуал следования традициям, заложенным еще Людовиком XIV. Один эпизод стал как бы цирковым номером – в нем пара танцовщиков, одетых как цирковые клоуны, поочередно демонстрировали балетные «трюки»: фуэте, прыжки, диагонали, поддержки. Коллеги-болельщики были в восторге от их успехов, они вслух считали пируэты и устроили овации после каждого. «Тюль» обнажает то, что обычно скрыто от зрительских глаз: тяжелое дыхание, стук пуантов, счет вслух – композитор Микаэль Карлссон включил все это в свою партитуру наряду с собственной музыкой и самыми известными балетными мелодиями.

Действие в «Тюле» постепенно разбивается на несколько планов. «Расслоению» пространства способствует и совсем необычное использование оркестровой ямы: она закрыта и превращена в авансцену. На заднем плане в определенный момент действия появляется Людовик XIV – король, при котором балет зародился как художественное явление. На первом плане отрабатывают свои партии сразу несколько танцовщиков: здесь и любовный монолог, и па де де, и ансамбль. Прямо перед зрителями в трех сценических планах разворачивается история балетного искусства.

В этом юмористическом прославлении профессии артисты театра выступили потрясающе. Излишне не утрируя комические мизансцены, они на высшем уровне представили актерскую хореографическую подготовку, сделав этот спектакль своего рода признанием всех и каждого в любви к балету.

Александра Локтева, IV курс ИТФ

«Подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают…» (Н.В. Гоголь)

Авторы :

№ 2 (172), февраль 2018

11 октября 2017 года в рамках Второго фестиваля музыкальных театров России «Видеть музыку» Камерный музыкальный театр им. Б.А. Покровского в который раз представил московской публике свою легендарную постановку оперы Шостаковича «Нос».

Первому музыкально-театральному произведению молодого композитора была уготована незавидная сценическая судьба. Впервые оперу Шостаковича увидели в 1930 году в Михайловском театре (дирижёр – С. Самосуд). Но тогда после шестнадцати спектаклей сочинение сняли с репертуара. И лишь в 1974 году, благодаря режиссёру Б. Покровскому и дирижёру Г. Рождественскому, она получила новое рождение в стенах Камерного музыкального театра. С этим спектаклем труппа объездила весь мир, демонстрируя его в Европе, Азии, Южной Америке.

Следующее появление «Носа» на отечественной сцене, которое уже не застал композитор, состоялось в 2004 году в Мариинском театре (дирижёр – В. Гергиев, режиссёр – Ю. Александров). Но интерпретация Покровского до сих пор остается эталонной – без нее, кажется, эта музыка немыслима. За всё время существования Камерного музыкального театра спектакль «Нос» был показан более 400 раз и стал его «визитной карточкой».

Дмитрий Дмитриевич присутствовал на всех репетициях, а это значит, что постановка Камерного театра является отчасти авторской. В одном интервью Шостакович дал высокую оценку работе режиссера: «Получился великолепный спектакль. Постановка Бориса Александровича Покровского выше всяких похвал; масса изобретательных вещей, масса юмора, и, несмотря на это, очень много глубины…».

В опере «Нос» слово и музыка, актерская игра и сценическое действие были уравновешены и дополняли друг друга. Шостакович стремился создать синтез музыки и театрального произведения, поэтому в спектакле большое значение имел режиссерский замысел, включая декорации, костюмы, световые эффекты. В данной постановке достаточно точно воссоздана эпоха Николая I, в которой и происходит действие у Гоголя. Благодаря сценическому решению возникает впечатление, что действие происходит на одной из петербургских мостовых. На заднем фоне на протяжении всего спектакля проглядывает ограда Летнего Сада, за которой мелькают тени прохожих дам, а все костюмы актеров стилизованы под то время (барышни в приталенных пышных платьях со шляпками на голове, а господа в темных сюртуках, панталонах и длинных пальто).

Композитор использовал в «Носе» нестандартный состав оркестра. Деревянная и медная группы сильно уменьшены (буквально по одному инструменту на каждую партию), но зато струнные представлены в большом количестве – к ним прибавлены домры, балалайки и разросшаяся группа ударных (13 инструментов). Изумительная слаженность, точность и звуковая мощь оркестра, которым управлял дирижер Владимир Агронский, особенно проявилась в чисто симфонических фрагментах – антрактах первого и второго действия, галопе. Самый запоминающийся и громкий симфонический эпизод –фуга для ансамбля из девяти ударных инструментов (антракт к третьей картине). Номер прозвучал очень собранно и также был мастерски показан публике: мимическая сцена цирюльника Ивана Яковлевича и квартального надзирателя подсвечивалась красным светом.

В основу оперного либретто легла одна из «Петербургских повестей» Н.В. Гоголя. Помимо этого Шостакович включил отдельные фразы и выражения из других произведений писателя. Для композитора было важно его слово и настроение текста, поэтому все вокальные партии построены на разговорных интонациях без малейшего намека на кантилену. Но и Павел Паремузов в роли квартального надзирателя, и Ирина Алексеенко в роли жены Ковалева, и, конечно, Александр Полковников, исполнивший майора Ковалева, превосходно справились со своей нелегкой задачей. Достаточно трудную, виртуозную партию сочинил Шостакович для Носа, – она написана в высокой теноровой тесситуре, и не каждый певец может ее осилить. Однако Петру Мелентьеву оказалось подвластно всё, в том числе и Нос!

Выразительная актерская игра не только главных лиц, но и второстепенных участников этого нелепого, фантастического действа, никого не оставила равнодушным: будь то хитрый, трусливый цирюльник Иван Яковлевич (Анатолий Захаров), или добродушный лакей Иван (Алексей Сулимов), или торговка бубликами (Ирина Алексеенко).

Большую роль играли хоровые и ансамблевые сцены, в которых от исполнителей требовалось ясное произнесение слов. Дикция, артикуляция хора и солистов театра были на высшем уровне, поэтому такие массовые эпизоды как хоровая интермедия третьего действия, или октет дворников из второго акта прозвучали очень четко и внятно.

Несмотря на то, что произведение Шостаковича в наше время считается классикой XX века, музыка композитора по-прежнему остается сложной для исполнения. Но и оркестранты, и певцы Камерного театра – настоящие мастера своего дела, поэтому спектакль произвел очень сильное впечатление и подарил заряд положительных эмоций.

«Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают…» (Н.В. Гоголь, «Нос»).

Наталия Рыжкова, IV курс ИТФ

Печальное повествование в атмосфере легкой беспечности

Авторы :

№1 (171), январь 2018

28 ноября в Камерном музыкальном театре им. Б. А. Покровского, известном своими постановками редко исполняемых оперных произведений, была сыграна одноактная опера с прологом Рихарда Штрауса «Ариадна на Наксосе» (вторая редакция) по либретто Гуго фон Гофмансталя на основе комедии «Мещанин во дворянстве» Мольера. Постановщик – немецкий режиссер Ханс-Йоахим Фрай, дирижер – Алексей Верещагин.

«Ариадна на Наксосе» – не единственное совместное творение Гофмансталя и Штрауса, их творческий союз был плодотворен. Ранее на немецких сценах уже с успехом прозвучали «Электра» и «Кавалер розы». Несмотря на то, что «Ариадна» – опера одноактная, она насыщена событиями и, благодаря приему «театра в театре», рассказывает одновременно три истории: о страдающей Ариадне,  о легкомысленной Цербинетте и о высокомерном господине Журдене.

Опера сочетает в себе серьезную барочную историю на мифологический сюжет с лёгкой комедией dell arte. Перевоплощение в прологе гордой Примадонны в скорбящую Ариадну с блеском удалось Ирине Алексеенко. Ее продуманный до мелочей образ был целен и сконцентрирован, а прекрасные арии и дуэт с Бахусом, спетые Михаилом Яненко оставили самые приятные впечатления. Однако всеобщий восторг вызвало исполнение Екатериной Ферзбой роли Цербинетты. Одна из сложнейших арий в репертуаре колоратурного сопрано с множественными скачками в мелодии и замысловатыми украшениями была безукоризненной, что вызвало бурные аплодисменты слушателей.

«Свита» Ариадны – три нимфы Наяда, Дриада и Эхо в образах Тамары Касумовой, Виктории Преображенской и Натальи Риттер – была ей под стать холодной и сдержанной. Сопровождающие же Цербинетту Арлекин, Скарамуш, Труффальдино и Бригелла (Азамат Цалити, Виталий Родин, Алексей Смирнов и Василий Матвеев) являли собой полную противоположность, привнося в «печальное повествование» атмосферу легкой беспечности.

Интересной находкой режиссера стали добавленные персонажи без текста: Олигарх (Александр Маркеев) и Жена олигарха (Ольга Бурмистрова). Пародируя современное общество, Жена олигарха прямо во время звучания оперы поднималась из зрительного зала на сцену, ходила между исполнителями, танцевала с ними и делала селфи, дабы потом рассказать и показать, что находится «в тренде».

Очень понравилась работа художника-постановщика Виктора Вольского, который сумел создать органичное сочетание различного при минимуме декораций на сцене, а художник по костюмам Мария Вольская удачно отразила в образах действующих лиц и классический облик, и черты современности.

Ноябрьский спектакль, который посчастливилось увидеть, не был премьерным. Опера Рихарда Штрауса в Камерном музыкальном театре впервые вышла к публике 30 июня 2016 года. Тем не менее, хочется с удовольствием констатировать, что труппа сохраняет постановку на достойном уровне, который был по заслугам оценен получившей удовольствие публикой.

 Валерия Вохмина, IV курс ИТФ

Академично, но не театрально

№1 (171), январь 2018

13 и 15 октября 2017 года на исторической сцене Большого театра после долгого перерыва вновь прозвучала опера «Псковитянка». Интересно, что в нынешнем сезоне это уже второе обращение к Римскому-Корсакову. Всего несколько месяцев тому назад состоялась премьера новой постановки «Снегурочки» (см. «Трибуна молодого журналиста» 2017, №6). Но «Псковитянка», в отличие от нее, предстала в концертном исполнении.

Конечно, жанр концертного исполнения оперы не нов и сейчас довольно популярен. Многие известные дирижеры сегодня намеренно вводят в свой репертуар оперные партитуры в «чистом» виде, как бы оберегая их от своевольной «агрессивной» режиссуры. Периодически к нему обращается и Большой театр: в прошлом сезоне так были показаны «Орлеанская дева» Чайковского и «Путешествие в Реймс» Россини. Тенденция подобных постановок может быть связана и с тем, что сами по себе эти оперы не очень репертуарны, интерес у публики к ним «приходящий», а полноценный оперный спектакль требует больших затрат. В этом случае концертное исполнение – удобный вариант, к тому же дающий возможность повторить его в другом месте (например, «Орлеанскую деву» сыграли в Филармонии-2 – см. «Трибуна молодого журналиста» 2017, №4).

Историческая сцена Большого театра встретила слушателей открытым занавесом и пустой сценой. Конечно, отсутствие визуального оформления меняет сам жанр. Опера, лишаясь сценического действия, перерастает в нечто близкое оратории. В «Псковитянке» это особенно заметно, учитывая сюжет и огромную роль хоровых сцен. Певец, оставшись наедине со зрительным залом, попадает в иные условия, требующие от него высокого вокального мастерства. Гораздо более сложной становится и задача оркестра, поскольку все – от сюжета до тонкостей происходящего – воплощается исключительно музыкальными средствами.

Дирижер Туган Сохиев, музыкальный руководитель постановки, представил оперу в спокойном эпически развертывающемся ключе, особенно подчеркивая пространственность и масштабность партитуры. Главное внимание уделялось хоровым сценам – была подчеркнута их монументальность, открывающая связь «Псковитянки» с русскими историческими операми и, прежде всего, «Борисом Годуновым». Иное расположение оркестра (на сцене, а не в яме) потребовало и особого выстраивания баланса между ним и певцами.

13 октября голоса солистов тембрально вписывались в оркестровую ткань. Хотя опера преподносилась практически без театральной экспрессии и накала, характеры персонажей были сглажены и обобщены. Солисты – Анна Нечаева (Ольга), Роман Муравицкий (Никита Матута) вокально убедительно и ярко исполняли свои партии, на сцене вели себя сдержанно, без лишних жестов и перемещений. Не хватило актерских красок и образу Ивана Грозного (Рафал Шивек): слишком уж спокойным и рассудительным получился исторически неоднозначный образ царя.

15 декабря, к сожалению, у певцов были слабые голоса, мощность хора и оркестра их «забивали». Солисты пели по клавиру, боясь оторвать глаза от нот. Характеры персонажей, эмоции героев остались «за кадром», лица исполнителей оставались бесстрастными на протяжении всего звучания музыки. Да, дуэт княжны Ольги (Мария Лобанова) и Михаила Тучи (Сергей Радченко) молодые певцы исполнили, старательно выпевая каждую ноту. Да, партию Ивана Грозного приглашенный из Польши бас Рафал Шивек пропел красиво и ровно. Но создать образ неуравновешенного царя в концертном костюме и с клавиром в руках ему не удалось. А главная героиня Ольга, когда прозвучал выстрел, по сюжету убивающий ее, даже не вздрогнула!

Зато хор из 120 певцов произвел очень сильное художественное впечатление. Он – единственный, кто смог показать ключевые народные сцены в большом оперном стиле. Хор как глас народа звучал монолитно – то мощно, то нежно, то мрачно, то молитвенно. В оркестровых партиях также ощущалась широта и протяжность, характерная для русских исторических опер. Но тяжелой, мрачной импульсивности, которая есть в произведении Римского-Корсакова, воплотившем ужас и трагизм времен Ивана Грозного, слушателям не хватило. «Псковитянка» в целом предстала аккуратно, ровно, академично, но не театрально.

Исполнение «Псковитянки» – пусть в концертном варианте – стало для репертуара Большого театра событием. И не только потому, что последняя ее постановка была почти 20 лет назад. Удивительно, но на сцене главного театра страны масштабных исторических опер, столь характерных для классической русской традиции, практически нет. Кроме «Бориса Годунова» с его потрясающим размахом и «Царской невесты» мы ничего в афише не найдем. А ведь Историческая сцена Большого театра – особый символ. Она – отражение истинной культуры России и знаковых ее явлений.

В таком контексте исполнение «Псковитянки» приобрело совершенно другой вес. Надеемся, что полноценная театральная постановка этой оперы в скором времени также состоится.

Александра Локтева (13 октября),

Юна Катко (15 октября),

IV курс ИТФ

Фото Дамира Юсупова

А кто ты сам?

Авторы :

№ 9 (170), декабрь 2017

22 ноября в Электротеатре «Станиславский» была поставлена одночастная опера под названием «Проза» для восьми голосов a capella композитора и режиссера Владимира Раннева. В спектакле приняли участие солисты ансамбля N‘Caged: Сергей Малинин, Дмитрий Матвиенко, Ольга Россини, Арина Зверева/Алена Парфенова, а также хор Электротеатра. Художник – Марина Алексеева.

Произведение является новаторским и в плане идеи, и по композиции. В него вошли тексты Юрия Мамлеева и Антона Павловича Чехова – по мнению автора музыки, самых жестких и бескомпромиссных русских писателей. Опыт исследования человеческой природы и социальных отношений этих двух литераторов актуален и сегодня, несмотря на то, что они творили с разницей в целый век.

В. Раннев положил в основу музыкального произведения две совершенно разных образца прозы: рассказ Мамлеева «Жених» – жестокий и трагедийный по характеру, и созерцательные фрагменты повести Чехова «Степь», трактуя оба текста как этапы развития одного сюжета. Написанный в 1980 году, рассказ Мамлеева представляет собой реалистическое и в тоже время фантасмагорическое исследование одного случая, произошедшего в простой семье, которое радикально изменило жизнь этих людей. Герой же чеховской повести – мальчик Егорушка, который по дороге в город наивно радуется, наблюдая за природой, но в тоже время, он готов открыть новый, непознанный для себя мир людей.

Разные типы текстов и повествований создают напряжение, на которое опирается драматургия оперы. Подача этих диссонирующих текстов – интересное режиссерское решение: история Чехова положена на музыку, ее преподносят певцы-солисты и хор, а повесть Мамлеева показывается на экране в виде словесных строк и картинок. То есть, одновременно идут два смысловых пласта: один мы слушаем, другой – читаем. И это придает произведению цельность.

Для композитора В. Раннева это четвертая по счету опера, в ней он выступил одновременно как либреттист (монтирующий тексты), как автор музыкальной партитуры, и как режиссер-постановщик. Современный критик Дмитрий Ренанский назвал «Прозу» «образцово-показательным произведением современного искусства, когда художник намеренно отказывается ограничивать сферу своей деятельности конкретной специализацией – но использует для выражения замысла максимально широкий спектр доступных ему художественных средств, распространяя свою авторскую волю на все элементы театрального целого».

В «Прозе» все поется а capella: только живой вокальный звук! Одиннадцать певцов под управлением хормейстера Арины Зверевой добились огромного результата: сложные партии были спеты экспрессивно и интонационно точно. В. Раннев использовал самые разные вокальные приемы – речитатив, скороговорку, аккордовые кластеры, продолжительные унисоны, мелодии с разными скачками. Солисты при этом поют наизусть. Интересно, что опера В. Раннева стала первым музыкальным опытом хора Электротеатра, высокий профессионализм певцов-хористов, несмотря на то, что это драматические актрисы, впечатляет.

Одновременно перед зрителями висит экран, на котором идет 80-минутный мультик-комикс, сделанный художником-иллюзионистом Мариной Алексеевой. Весь текст рассказа Мамлеева изложен нарисованными титрами и сопровожден множеством картинок. Задний план завешан одеялами, которые в финале упадут, обнажив божка-Ваню в зале, украшенном похоронными венками. Периодически высвечиваются члены семьи, возникают словно повисшие в воздухе девушки-певицы (видимо, они лежат на полу и отражаются в зеркале). Таким образом, М. Алексеева удачно создала многомерное пространство.

Несмотря на то, что две истории идут параллельно, они естественным образом соединяются в сознании зрителя. В какой-то момент они так срастаются, что уже не понимаешь, кто тут чеховский чистый душой Егорушка, кто мамлеевский подлый тунеядец Ваня, а кто ты сам. Сюжет оперы совсем невеселый, но то, как мастерски сделан спектакль – вызывает восторг.

Юна Катко, IV курс ИТФ

Фото Олимпии Орловой

Сага о великом озере и влюбленных реках

№ 9 (170), декабрь 2017

Когда мы слышим о бурятском театре, то в первую очередь представляем себе бурятскую оперу. В рамках прошлого фестиваля «Видеть музыку» бурятскими артистами была представлена опера «Тоска» Пуччини, а в нынешнем – «Бал-маскарад» Верди. Как и прежде, артистам удалось поразить зрителей своими великолепными голосами: «»Бал-маскарад» спет превосходно, и оттого это – настоящая опера», – написал в рецензии на спектакль один из московских критиков. С этим не поспоришь: буряты и их соседи монголы всегда отличались непревзойденными вокальными данными. Однако на этот раз публике довелось не только услышать голоса, но и познакомиться с визитной карточкой бурятского театра – балетом «Красавица Ангара» на музыку Бау Ямпилова и Льва Книппера, показанным на сцене Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко.

«Красавица Ангара». Бурятский театр оперы и балета

Как известно, у бурятского народа немало легенд. Одна из них – красивая история о великом озере (Байкал) и двух влюбленных реках (Ангара и Енисей) – и легла в основу балета. Впервые поставленный в 1959 году, он в свое время снискал признание не только на родине, но и по всей стране, единственный из национальных балетов был удостоен Государственной премии РСФСР. И вот сейчас – новый взгляд на это произведение из двадцать первого века: премьера состоялась в Улан-Удэ в декабре 2016 года.

Спустя столько времени балет не прекращает удивлять своей красочностью и эпичностью. Впечатляют оригинальные решения художника по декорациям Сергея Спевякина – движущиеся волны старого озера Байкала изображены на большом полотне в глубине сцены, а в момент романтического па-де-де возлюбленных Ангары (Лия Балданова) и Енисея (Булыт Раднаев) пена и волны озера образуют большое сердце, символизирующее единение двух героев. При появлении соперника Енисея – Черного Вихря (Баир Цыдыпылов) – декорации становятся кроваво-красными, подчеркивая его злую природу. Дополняют атмосферу красочные национальные костюмы (художник Елена Бабенко): шапка конической формы, сапоги, украшения, которым буряты придают особое значение. В палитру синего и его всевозможных оттенков раскрашены костюмы жителей царства Байкала, контрастирует им красно-чёрный колорит свиты Вихря.

Хореограф Морихиро Ивата, несмотря на обновления в постановке, весьма бережно обошёлся с первоначальным вариантом мастеров Михаила Заславского и Игоря Моисеева. Партия Вихря так и осталась технически сложной и экспрессивной, а для лучшего восприятия добавлены мизансцены и вариации из первой редакции. В хореографии Енисея использовались всевозможные прыжки и вращения, а красавица Ангара привлекала своей утончённой пластичностью.

Музыка заслуживает особого внимания. В ней сочетались полимелодические и полиритмические звуковые комплексы, с характерными для XX века национальными ладовыми особенностями (пентатоника). Надо отдать должное Книпперу: многие музыковеды называли его большим знатоком оркестра – обилие солирующих деревянных и медных духовых зашкаливало, красота тембров не могла не восхитить. Ударные, под которые резво отплясывала свита Вихря, передали её шаманскую природу – невольно «всплыли» картины «Весны Священной» Стравинского. А соло скрипки и фигурации арфы, на фоне которых плавно танцуют девушки в подводном царстве, напомнило морские пейзажи Римского-Корсакова или сказочный мир его Шехеразады.

Хотя партитура сложна, мелкие погрешности в игре оркестрантов нисколько не испортили общего впечатления. Огромная заслуга в этом принадлежит дирижеру Александру Топлову, чья работа достойна похвалы. Наградой всем участникам такого поистине грандиозного события послужили бурные аплодисменты зрителей, среди которых была как московская публика, так и бурятские гости. Бурятский народ бережно относится к сохранению своих традиций, и балет «Красавица Ангара» явился истинным тому подтверждением.

Олеся Бурдуковская, IV курс ИТФ

«Он был бы счастлив!»

Авторы :

№ 9 (170), декабрь 2017

18 ноября на новой сцене ГИТИСа состоялось знаменательное событие – постановка оперы Назиба Жиганова и Наки Исанбета «Тюляк». Силами оперной студии Казанской консерватории, Казанского музыкального колледжа, в тесном содружестве с музыкальным театром ГИТИСа, опера была исполнена в память о выдающемся татарском дирижере Фуате Мансурове, который в свое время исполнил все оперы Жиганова. В спектакле принимали участие солисты, лауреаты международных конкурсов: Ильгиз Мухутдинов (Тюляк), Айгуль Гардисламова (Аембике), Руслан Закиров (Сартдан), Айрат Ганиев (султан Герей), Сюмбель Ситдикова (Су-Слу), Ирек Фаттахов (Су Иясе), и другие. Им помогали театр танца «Сайдаш», смешанный хор Казанского музыкального колледжа им.  И. В. Аухадеева, оркестр «Tatarica», и группа симфонического оркестра Казанской консерватории. Режиссер постановщик – выпускник ГИТИСа Евгений Артамонов. Музыкальный руководитель и дирижер, профессор, заслуженный деятель искусства республики Татарстан – Ринат Халитов.

Н. Жиганову удалось сделать невероятное для жизни одного человека – поднять татарскую музыку на профессиональную высоту, ввести ее в мир высокого искусства. Прочитав либретто Исанбета, Жиганов на одном дыхании написал музыку, почти не меняя ни одной строчки. Работу над партитурой он закончил в 1944 году. «Я люблю эту оперу – писал композитор. – Это древняя легенда, перекликаясь с фактами истории из жизни народа, зовет к красоте, которая как философская категория вбирает в себя извечную народную мечту о большом человеческом счастье и большом мужестве в защите его». В опере нашли отражение события борьбы булгар – предков татарского народа с монгольским нашествием. Опера исполнялась на татарском языке.

Вечер открылся приветственными словами ведущих на двух языках – татарском и русском. На сцену были приглашены профессора кафедры режиссуры и мастерства артиста, факультета музыкального театра, заслуженные деятели искусств – В. Спектор и А. Бармак, которые отметили, что российское искусство не может существовать без национальных культур, составляющих его уникальность. Представители Казанской консерватории – проректор по учебно-воспитательной работе Р. А. Халитов и зав. кафедрой музыкального театра, профессор А. И. Запарова выразили благодарность хозяевам сцены за теплый прием, за помощь в постановке, за готовность к сотрудничеству. Заместитель Полномочного представителя республики Татарстан в РФ А. Ч. Ахтареев подчеркнул, что в татарской культуре, среди многих значительных имен, Н. Жиганов находится в первом ряду, это – гвардия, которая позволяет сохранять нацию. В зале присутствовали родные композитора – сын Иван Назибович Жиганов и его семья, а также внук – Алексей Егоров. И. Н. Жиганов в своей речи отметил, что происходящее – удивительное событие и для их семьи, и для культуры народа. В руках у него была раритетная программка первой постановки оперы (1945).    «Тюляк – удивительно красивый, сказочный сюжет. Отец писал для нас, но всегда смотрел вперед».

Сюжет отправляет в эпоху древней Булгарии. В нем присутствуют две линии: фантастическая, в основу которой легла легенда о Тюляке и русалке Су-Слу, и героическая – отважный юноша готов пожертвовать любовью, личным счастьем ради спасения своего народа. Но по музыкальному языку опера очень современна: сложные гармонические пласты, звукоизобразительность, речитативно-декломационная мелодика… Продолжая идею Жиганова, в своей постановке Е. Артамонов представил новую версию сюжета, в которой органично соединились прошлое и настоящее. История о сказочном герое преподносится через призму современности: молодые люди, придя в музей, наблюдают события, которые разыгрываются ожившими экспонатами. Наполненная восточным колоритом музыка, зрелище, погружающее в атмосферу сказки, красочные костюмы и танцы, татарский язык – все вместе сделало спектакль не просто ярким, но и неповторимо оригинальным.

Оперу тепло приняли на московской сцене. Публика долго не расходилась: бурные овации и крики «браво», море цветов свидетельствовали о восторге и приподнятом настроении людей. После завершения оперы И. Н. Жиганов на вопрос о его впечатлениях ответил: «Совершенно чудесный спектакль! Он тем хорош, что молодые артисты еще не обременены административной обязанностью петь так, как их учат, как «надо». Они поют от сердца. Вдвойне приятно, что спектакль, который был поставлен 72 года назад, появился снова, причем на московской сцене. Это, конечно, праздник! Я думаю, что если бы Назиб Жиганов был сегодня с нами, он был бы счастлив!»

Яна Катко, IV курс ИТФ

Фото Льва Арпишкина

Без женщин жить нельзя на свете!

№ 9 (170), декабрь 2017

В рамках II фестиваля «Видеть музыку» на сцене Детского музыкального театра имени Наталии Сац дважды прозвучала «Сильва» – ярчайшая оперетта всех времен, жемчужина в творчестве Имре Кальмана, которая уже более ста лет входит в репертуар многих театров и продолжает волновать сердца. Иркутский музыкальный театр им. Н. М. Загурского и Алтайский государственный театр музыкальной комедии показали каждый свою «Сильву».

«Сильва». Алтайский театр музыкальной комедии

Я шла на спектакли как на праздник. И не только потому, что они должны были состояться в Детском музыкальном театре им. Н. И. Сац – в театре, где поют настоящие живые птицы, где можно посидеть среди зимнего цветочного сада, где публика любуется картинами, скульптурами, рисунками, да и просто находится в теплой уютной атмосфере. Я ждала мою любимую оперетту. Слушая ее уже множество раз, я не перестаю вновь и вновь переживать за судьбу главных героев, смеяться до слез над остроумными шутками и испытывать нескончаемый восторг и радость после спектакля.

Свежей и веселой показалась постановка Иркутского театра благодаря тщательной работе главного режиссера Анны Фекета. Интересной была идея вывести на сцену Стасси на роликовых коньках. Эта, незначительная на первый взгляд, деталь очень соответствовала образу непосредственной, легкой, непринужденной девушки. Анна Захаренкова (Стасси) меня просто очаровала. В ней все было идеально: и актерская игра, и пение, и пластика, игривость в движениях, взгляде. Да, в такую Стасси Бони действительно мог влюбиться без памяти!

Украшением спектакля стали юмористические пантомимы трех мимов (Роман Винокуров, Роман Лукьянчук, Наина Шмелева), которые становились безмолвными участниками действия. Кроме того, режиссер добавила в спектакль несколько комедийных сцен: в начале второго акта появился эпизод с журналистами, где Бони бегает от них по сцене; запомнился смешной кастинг для новой звезды вместо уезжающей Сильвы. В кабаре попробовать себя пришли колоритные персонажи: «очень скромный» молодой человек, который не может связать и двух слов; «обольстительница», совершенно не умеющая петь; «серая мышка», все время забывающая текст песни; «дама с опытом и контральто», которой Ферри всё-таки пришлось отказать со словами: «Вы поёте слишком хорошо для нас». Непонятной для меня осталась излишняя акцентировка внимания на персонаже по имени Микки (Василий Степанов), которого почему-то все рьяно обижали…

«Сильва». Иркутский музыкальный театр

В версии Алтайского театра было сделано много купюр, что с одной стороны более отчетливо выделило общую драматургическую линию, выстроенную режиссером-постановщиком Константином Яковлевым (интересно, что он же является художником спектакля). С другой стороны, оказались утрачены многие жемчужины известной оперетты. Очень огорчило отсутствие удивительного по красоте и изяществу дуэта Эдвина и Стасси. Также исчезла история любви Ферри и Юлианы, да и самого Ферри было на сцене меньше, чем обычно. Зато добавились вставные танцевальные номера с восточными мотивами.

Известно, что оперетта требует универсализма. Необходимо не только петь, но и говорить – двигателем сюжета, как правило, служат динамичные, часто злободневные, остроумные диалоги. Перестроиться с пения на речь бывает весьма непросто. В «Сильве» – особенно, ведь её знают абсолютно все, да так хорошо, что могут подпевать из зала.    К сожалению, некоторым артистам не всё удалось.

Сильва в исполнении Татьяны Бочкаревой (Иркутский театр), к сожалению, не оказалась для меня убедительной: обратили на себя внимание невыразительные движения рук, скованные перемещения на сцене, специфический тембр голоса в среднем регистре, местами явное переигрывание. Хотя ее Сильва была эффектной и яркой, чему в большой мере способствовали наряды, новые в каждой картине (броский красный цвет сопутствовал ей на протяжении всего спектакля, за исключением помолвки в кабаре, где она предстала как настоящая невеста в белоснежном платье с длинной фатой). Возможно, в первом акте сказалось волнение, с которым ей постепенно удалось справиться. Благодаря Гейрату Шабанову (Эдвин) главная пара звучала весьма гармонично. Он был великолепен и держал зал в своих руках.

Виктория Гальцева (Алтайский театр) в образе Сильвы всех очаровала. Когда она появилась на сцене в национальном костюме, её красивый и сильный голос разлился по залу как горный родник. Не могу не отметить выразительное, тонкое пение, эмоциональность в игре. Сильва в ее исполнении была не просто «шансоньеткой», а настоящей драматической героиней, горячо любящей женщиной, нежной, обольстительной, страдающей, гордой. На ее фоне Эдвин (Петр Борисенко) померк. Он спел свою партию блестяще, но ему не хватало внутреннего стержня, военной выправки, «герой» показался противоречивым персонажем, эгоистичным и самовлюбленным.

В обоих спектакля присутствовали действующие лица, только один вид которых поднимал настроение. Они словно излучали свет, своей энергией и теплотой преображая все вокруг. Таким жизнеутверждающем персонажем, конечно же, был «простак» Бони – шутник, «сват, жнец и на дуде игрец». Глядя на Станислава Чернышева (иркутский Бони) хотелось улыбаться, в знаменитых куплетах «Без женщин жить нельзя на свете, нет!» он выступил в облике милого зайчика со смешными ушами. А Александр Каминский (алтайский Бони) кроме остроумных шуток и песен, стал исполнять акробатические трюки, садясь на идеальный шпагат.

В оба вечера в зале царила благоприятная обстановка, оперетта воспринималась легко благодаря огромному количеству юмористических вставок. Зал чутко реагировал на множество шуток. Отдельно хочу выделить Владимира Яковлева в роли князя Леопольда. Как он выразительно картавил, как восхитительно подчеркивал свою «породу»! Его актерское мастерство подарило зрительному залу много веселья.

Оркестр в каждой из постановок выглядел очень достойно. Под управлением чуткого мастера, каким показал себя Михаил Тарасов (иркутский театр), инструментальные краски органично вплетались в насыщенное действие. Оркестровые эпизоды в алтайском спектакле (дирижер Владимир Рылов) также звучали одухотворенно и ярко, но, иногда в соединении с вокальной партией складывалось ощущение, что оркестр мешает певцам, он будто сковывал их, заставляя снижать темп.

«Сильва», поставленная Иркутским и Алтайским театрами, в Москве прошла с блеском. Постановщики и артисты устроили для зрителей настоящее шоу с традиционными для кабаре перьями, яркими нарядами, зажигательными танцами и захватывающей любимой музыкой.

Ирина Поликарпова, IV курс ИТФ

«Ариадна», утраченная и воссозданная

Авторы :

№8 (169), ноябрь 2017

В 2017 году в Европе широко отмечается 450-летие Клаудио Монтеверди (1567–1643), итальянского композитора, в чьем творчестве наглядно прослеживается рубеж эпох позднего Ренессанса и раннего барокко. Московский детский музыкальный театр им. Н. А. Сац и Эндрю Лоуренс-Кинг со своей стороны приготовили совершенно невероятный подарок: 28 и 29 сентября в рамках фестиваля «Видеть музыку» и международного проекта Академии старинной оперы «OPERA OMNIA» публике была представлена «Ариадна» – воссозданная реконструкция утраченной оперы Монтеверди.

История ее возникновения заслуживает отдельного рассказа. Монтеверди, с 1590 года работая в Мантуе при дворе Винченцо Гонзаги, в начале 1600-х получает престижную должность maestro della musica. Музыкальная и театральная жизнь во времена правления Винченцо I Гонзаги была весьма насыщена, причем расцвет музыкального искусства в Мантуе олицетворяет именно Монтеверди с его гениальным «Орфеем», написанным в 1607-м. Годом позже по случаю свадьбы сына – герцога Мантуанского Франческо Гонзаги (ему, кстати, был посвящен «Орфей») и Маргариты Савойской, Винченцо Гонзага устроил многодневные торжества с разнообразными зрелищами: 28 мая – музыкальная драма «Ариадна» (К. Монтеверди – О. Ринуччини), 31 мая – навмахия (театрализованное сражение на воде), 2 июня – комедия Дж. Б. Гварини «Больная водянкой» с интермедиями Г. Кьябреры, 3 июня – костюмированный турнир «Триумф любви», 4 июня – «Балет неблагодарных» (К. Монтеверди – О. Ринуччини), 5 июня – балет «Жертвоприношение Ифигении» (М. да Гальяно, А. Стриджо).

Следует заметить, что подобные «музыкально-театральные фестивали» были весьма характерны для свадеб знатных особ (достаточно почитать описания других подобных торжеств – мантуанских, флорентийских, феррарских…). Но «Ариадна», если верить очевидцам и придворной хронике, произвела на публику неизгладимое впечатление: «Это сочинение весьма украсили персонажи, которые выходили в одеждах столь же уместных, сколь и роскошных, а также сценическое убранство, представлявшее скалистые горы среди волн, которые с большим изяществом постоянно колыхались в отдалении. И ко всему этому присоединилась сила Музыки г-на Клаудио Монтеверди, маэстро герцогской капеллы, мужа, чьи достоинства знает весь мир; в этой пьесе он превзошел сам себя. К ансамблю голосов он добавил звучание инструментов, расположенных за сценой, которые сопровождали [голоса] постоянно, и с переменой музыки менялось и их звучание. В исполнении участвовали как мужчины, так и женщины в искусстве пения совершеннейшие, и каждая роль вышла более чем прекрасно. А lamento, которое спела Ариадна, оставленная Тесеем на скале, было исполнено с таким чувством, с такими горестными интонациями, что не нашлось среди слушателей никого, кто не был бы тронут, и не было среди дам ни одной, которая не уронила бы слезы над ее прекрасным плачем».

По иронии судьбы лишь этот Плач и сохранился от всей оперы – Монтеверди опубликовал Lamento в Шестой книге мадригалов, переделав его из сольного номера в пятиголосную пьесу. Остальная же музыка пропала. Впрочем, это не единственная утрата композитора. До нашего времени из всех его опер дошли лишь три: «Орфей», «Возвращение Улисса» и «Коронация Поппеи». Но, во-первых, от «Ариадны» сохранилось хоть что-то (в отличие, например, от «Андромеды» или «Свадьбы Энея»), а во-вторых, «Ариадна» (равно как и «Орфей») очень много значила для самого композитора – на нее он ссылается в своих письмах, ее он представлял в Венеции в сезон     1639-1640 годов.

Эндрю-Лоуренс Кинг – один из наиболее выдающихся мировых исполнителей старинной музыки и ее вдохновенный исследователь – проделал колоссальную работу. Для начала следовало изучить то, что сохранилось: кроме Lamento, это либретто О. Ринуччини, плюс описания в различных хрониках, письмах и прочих документах той эпохи. Эти материалы составили «фундамент». Дальше маэстро обратился к сочинениям Монтеверди, созданным в тот же период, что и «Ариадна», тщательно проанализировал – как композитор работает с текстом, как интонационно преподносится то или иное слово – и составил своего рода «тезаурус» автора. И из этих «кирпичиков» Кинг бережно собрал целое – музыка, звучавшая в тот вечер, была абсолютно в стиле Монтеверди (вплоть до прямых реминисценций).

Однако оценить музыкальные достоинства новой «Ариадны» оказалось сложно. Идея совместить учебный проект и воссоздание оперы, прямо скажем, себя не оправдала. Маэстро перед началом спектакля предупредил, что это до некой степени сырая работа, «working in progress», подчеркнул, что состав исполнителей разноуровневый (от любителей до профессионалов), а также с большой гордостью представил Марка Беннета – одного из ведущих музыкантов, специализирующихся на старинных трубах…

И тут, как читатель догадался, возникает огромное НО. Дело в том, что музыкально-художественный результат оказался не просто «сырым». Пожалуй, самое подходящее определение – абсолютно несделанный спектакль, к тому же помноженный на неподготовленность некоторых исполнителей. Например, вызывает недоумение выбор заглавных героев: Тесея и Диониса (он же Аполлон в прологе) пели зарубежные гости, но если Тесей (Сандро Сандрино) более или менее справился со своей партией, то Карло Гомецу его роли что Аполлона, что Диониса были явно не по голосу. Спрашивается: зачем было приглашать колумбийского музыканта, который изначально не мог ничего сделать?! (Не исключено, все дело в том, что это был еще и учебный проект, и вполне возможно, что никакого особого кастинга и не проводили…).

Впрочем, можно отметить и вполне удачные работы. Ариадну пела Варвара Турова, (музыкальный критик и в недавнем прошлом ресторатор), которая исполнила свою партию – интонационно чисто и вполне артистично, хоть и с налетом ученической старательности. Главный антигерой, советник Тесея, подговаривающий и убеждающий последнего бросить Ариадну, был представлен Робертом ван дер Вальтом вполне убедительно. Мы намеренно сейчас не говорим о Венере (Анастасия Бондарева) и Амуре (Екатерина Либерова) – их пели профессионалы, специализирующиеся в первую очередь на старинной музыке. Сравнивать их с остальными было бы некорректно.

К хорам же, совершенно очевидно, подошли по остаточному принципу, и потому они звучали на уровне читки с листа (хотя автору этих строк довелось слушать постановку во второй день). Оставим в стороне то, что многие исполнители пели с нотами в руках. В конце концов, доучить текст – это вопрос времени. В том отчасти и проявляется сила искусства, что, например, партия Венеры, спетая по нотам, прозвучала абсолютно убедительно и прекрасно. И, продолжая эту мысль, было бы гораздо лучше, если бы Аполлона/Диониса также исполнил профессиональный певец, пусть по нотам, пусть введенный в роль в последний момент.

Итог же получился очень двойственным. Конечно, реконструкция, воссоздание подобного масштаба, насколько нам известно – уникальный случай в сегодняшней музыкально-театральной практике. И все же, хотелось бы увидеть и услышать «Ариадну» в более тщательно проработанной, профессиональной постановке. Иначе, судя отзывам, что уже опубликованы, даже у заинтересованных и вполне просвещенных слушателей создается превратное впечатление и о премьере 1608 года, будто бы, и тогда опера была поставлена в весьма скромных и камерных условиях. А это не так. Начиная с того, что в 1608 году специально к свадебным представлениям построили новый придворный театр (архитектор Антонио Мариа Виани), рассчитанный на 2500 зрителей, и заканчивая тем, что к постановке привлекли лучших исполнителей не только Мантуи, но и других итальянских дворов (в первую очередь, Флоренции)…

Надежда Игнатьева, редактор сайта МГК

Фото Е. Лапиной