№1 (207), январь 2022 года

Ежегодно в конце ноября верующие западной христианской традиции отмечают день памяти Святой Цецилии. Для нас этот день примечателен тем, что Святая Цецилия считается покровительницей музыки и музыкантов. 19 ноября в Римско-католическом кафедральном соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии состоялась премьера рок-симфонической версии «Оды на день Святой Цецилии» Г.Ф. Генделя.

Обычно при виде афиш с подобными заголовками невольно появляется скептическая улыбка. Однако рок-обработка академического сочинения, непопулярного среди широкой публики – случай нетипичный. Концерт стоило посетить как минимум из любопытства. Автор проекта и главный хормейстер – Борис Тараканов, главный дирижер – народный артист РФ Владимир Понькин. В исполнении также приняла участие рок-группа The Elements. Исполнительский состав в целом насчитывал около трехсот человек – в лучших традициях Генделевских фестивалей XIX века!

От исполнения «Оды» Генделя в общем сложилось неплохое впечатление. Стоит отдать должное мастерству В. Понькина, под руководством которого несколько непрофессиональных хоров (сводный хор Менделеевского хорового конгресса, в состав которого входят Академический большой хор РХТУ им. Менделеева и Академический хор Московского метрополитена) и студенческий оркестр (симфонический оркестр Академии им. Маймонида) звучали достойно. Особенно проникновенно была исполнена ария сопрано The soft complaining Flute. К большому сожалению, слушатели не смогли в полной мере насладиться этой музыкой, так как в самом тихом и трогательном месте – в каденции флейты – гобоист решил «продуть» клапаны своего инструмента. Акустика собора тотчас подхватила этот шум и разнесла его по всему залу.

Довольно тяжелое впечатление производили моменты tutti в кантате, особенно заключительная фуга. Виной тому рок-банда: ударник бойко отбивал ритм, насыщая общее звучание характерным кастрюльным звоном. Сама же фуга была исполнена хорошо, если не брать во внимание звучание ударных. В условиях соборной акустики, где время реверберации составляет целых шесть секунд, довольно-таки трудно на протяжении всей части держать единый темп и не разойтись. Однако исполнители с задачей справились практически без потерь.

Возмутило безответственное отношение некоторых исполнителей к своей работе. Во время вступительного слова Дмитрия Минченка, когда хор и оркестранты уже заняли свои места у алтарного пространства, в углу «сцены» появился человек в верхней одежде и с безразмерным чехлом – это пришел опоздавший контрабасист. И все внимание оказалось прикованным только к одному исполнителю. Он медленно и деловито начал готовиться к выступлению: снял пальто, достал контрабас из чехла, наканифолил смычок, стал настраивать инструмент… Сложилось впечатление, что слушатель вдруг очутился на постановке экспериментального театра, но никак не в месте, где вот-вот исполнят кантату Генделя. Все это, безусловно, не способствовало адекватному восприятию музыки, ведь атмосфера, которую ведущий старался создать своей речью, была нарушена.

Разумеется, данный концерт, как и многие другие концерты в храме, был рассчитан на широкую публику, а не на профессиональных музыкантов. И все же после его посещения остались противоречивые чувства. Многие слушатели были в восторге, но человеку, который профессионально занимается музыкой, вряд ли понравился такой рок-подход к академическому сочинению.

Мария Юкович, IV курс НКФ, музыковедение

№1 (207), январь 2022 года

Гайк Казазян – известный во всем мире скрипач, виртуоз, лауреат многих международных конкурсов. Он – выпускник Московской консерватории, один из самых успешных учеников класса профессора Э.Д. Грача, а сегодня уже преподаватель в родной Alma Mater на кафедре скрипки, руководимой его Учителем и наставником. Наш корреспондент решил ближе познакомить читателей с ярким музыкантом, попросив его рассказать о себе.

– Гайк, ты родился в Ереване, там же начал обучаться игре на скрипке. Ты сразу относился к музыке как к будущей профессии?

– Абсолютно! В детстве мой музыкальный путь складывался, прежде всего, благодаря родителям. Отец был большим меломаном. К тому же, судьба так распорядилась, что мальчик, который жил по соседству, ходил в музыкальную школу и «пиликал» на скрипке. Естественно, я слушал, приходил к ним посмотреть. Каждый вечер я засыпал под классическую музыку: Бах, Моцарт, Вивальди. Мне это нравилось, поэтому, конечно, вопрос не стоял, чем я хочу заниматься в жизни.

– У тебя обнаружились музыкальные данные?

– Я неплохо пел по слуху. Настолько, что в 5–6 лет выступал с популярными песнями в парке под аккомпанемент городского оркестра. Однако, по рассказам отца, все началось и того раньше: когда мне был год и восемь месяцев, мы гуляли с папой по городу, и я начал напевать мелодию самой знаменитой тогда песни «Миллион алых роз» Аллы Пугачёвой. Именно в этот момент отец подумал, что во мне что-то есть и стоит попробовать.

– Расскажи об учебе, о Московской консерватории и уроках Эдуарда Давидовича Грача.

– Я помню весь процесс обучения от первой до последней минуты, потому что это одно из самых глобальных событий моей жизни, моей музыкальной карьеры. Важно отметить, что исполнительскую базу изначально я приобрел в Ереване. Там я учился у двух педагогов: один год у Хосрова Ягубяна и шесть лет у Левона Зоряна. Когда я закончил семилетку и приехал в Москву к Эдуард Давидовичу, он отозвался о моей игре так: «ну, ты у себя в Ереване получил замечательную базу. Ничего менять не надо, только развивать». Я всегда говорю про Эдуарда Давидовича, что он меня «сделал». Я имею в виду, что он сделал из меня артиста. Да, в 14–15 лет я уже умел играть, но именно артистом я стал благодаря нашим урокам. Я частенько цитирую его своим ученикам на мастер-классах, также, как он нам цитировал своего учителя Абрама Ильича Ямпольского.

– Среди твоих недавних гастролей был Дубай. Какая была программа, как принимала публика?

– Это был In Classica, Dubai International Music festival, в котором участвовали многие: Российский национальный оркестр, Государственный симфонический оркестр Армении, Калининградский симфонический оркестр, Михаил Плетнёв, Максим Венгеров, Гил Шахам… Громаднейший фестиваль, в рамках которого также прошел конкурс пианистов, победителем которого стал Мирослав Култышев. В жюри конкурса входили такие музыканты и ученые современности, как Александр Сергеевич Соколов, Александр Владимирович Чайковский, Павел Львович Гилилов, Георгс Пелецис и многие другие.

Мой концерт в некотором роде оказался экспериментальным. Мы с организаторами не так поняли друг друга, и я выучил не тот концерт. Ситуация складывалось следующая: либо переносить концерт, либо выучить за один день новый трехчастный концерт Алексея Шора. Я решил рискнуть. Концерт я выучил за 8 часов. Таким образом, состоялась мировая премьера и я стал первым исполнителем этого произведения.

Публика там замечательная, но из-за коронавирусных ограничений, к сожалению, залы были заполнены лишь на половину. Однако публика принимала все концерты с восторгом.

 – На твоем счету огромное количество конкурсов, причем не только после окончания Консерватории. Еще в детстве ты становился лауреатом престижных республиканских конкурсов. Насколько сильно повлияло такое насыщенное детство на отношение к сцене в будущем? Стал ли ты чувствовать себя увереннее по сравнению со сверстниками в Москве?

– Я думаю, да, но… Как и у всех подростков, есть так называемый «опасный возраст». То есть когда ты маленький и хорошо играешь, то все тебя хвалят, все хорошо. Но со временем, примерно в 12–13 лет приходит ответственность, когда сам начинаешь осознавать, что ты делаешь. И начинаются волнения. В этот момент главное правильно перебороть этот комплекс, не стать жертвой гиперответственности и глобального страха перед сценой. Поэтому, конечно, все, что я делал в детстве, выросло в опыт. Все, что мы делаем в детстве, плотно запоминается и становится частью нас настоящих. Это фундамент. Правда, можно перестараться в детстве, если ребенок играет слишком много, вне своих ресурсов. Но мне повезло, с этой точки зрения у меня было очень гармоничное детство.

– Помимо концертной деятельности, ты уже преподаешь в Московской консерватории. В интервью 2015 года ты говорил, что являешься начинающим преподавателем. Изменилось ли твое отношению к преподаванию спустя время?

– Скорее да, но ничего конкретного сказать не могу. Естественно, уже очень много учеников и студентов прошли через меня. В процессе преподавания, в том числе и мастер-классов, я мог наблюдать за их разностью – так, что одни и те же места у всех получаются по-разному. К каждому необходим индивидуальный подход, который мне приходится искать. Поэтому благодаря такому разнообразию исполнителей я теперь знаю, как найти подход к человеку, с первого прослушивания понять, чего ему не достает, как помочь, что посоветовать. Безусловно, это прекрасный опыт.

– Скажи, что тебе нравится больше – играть на сцене или преподавать?

– Играть! И я этого не скрываю. Могу даже сказать, что сейчас я крайне мало уделяю времени преподаванию в силу того, что позиционирую себя в первую очередь как исполнитель. Я понимаю, что свой опыт нужно передавать будущим поколениям и с удовольствием это делаю, как в свое время делали мои педагоги. Но я считаю, что пока музыкант молодой и есть силы, надо играть. Если я сейчас уйду в преподавание, а потом захочу «поиграть концерты», то так не получится. Это надо делать сейчас. А преподавать, думаю, что смогу и в будущем.

– Был ли какой-то конкурс определяющим в твоей концертной судьбе? Ведь ты участвовал в двух Конкурсах им. Чайковского (2002, 2015)?

– Вот Конкурс Чайковского и повлиял.

– Первый или второй?

– Конечно, второй. Я пошел участвовать во второй раз, потому что, грубо говоря, первый Конкурс был «ни о чем». В том смысле, что в 2002-м практически не было интернета, прослушивания широко не освещались. А в 2015-м уже было medici.tv и я тут же начал получать приглашения из разных концов света, где прежде не бывал. Я понимал, что теперь это будет Конкурс совершенно другого уровня, хотя и с прежним названием. С учетом состава жюри Конкурса 2011 года (Софи Муттер, Максим Венгеров), уже на этапе подготовки я мог предположить, какого уровня жюри будет в этот раз. А поскольку в 2015-м Конкурс проходил под эгидой Валерия Абисаловича Гергиева, я понял, что нужно выступить. Конечно, долго думал, метался, и когда все-таки решился, то мне отказали по причине возрастного ограничения. Я выдохнул, потому что все само собой разрешилось. Но через некоторое время мне позвонили организаторы и сказали, что я все-таки подхожу, так как конкурс закончится прежде, чем мне исполнится 33 года. То есть будь тот конкурс хотя бы на месяц позже – у меня бы ничего не вышло. Как тут не верить в судьбу?!

– Поговорим о публике. Считаешь ли ты, что ее надо воспитывать и выходить за рамки традиционной концертной программы? Собираешься ли сыграть когда-нибудь концерт Шёнберга, Лигети, например?

– Конечно! И собираюсь, и буду! Вопрос о воспитании публики – очень интересная тема. Я считаю, что ее не нужно воспитывать по типу наказания ребенка – насильно. Воспитывать необходимо на естественном уровне, постепенно. Меня не сразу посадили слушать нововенцев, ведь я бы ничего не понял. Со стороны папы было мудро открыть мои слуховые впечатления мелодичным Моцартом, самыми известными произведениями Бетховена и Вивальди. Таким образом, я постепенно, шаг за шагом, дошел до Рахманинова, что уже тогда было для меня непривычным и необычным, но прекрасным. По сути, я в детстве был в роли непосвященного слушателя, который пришел на концерт классической музыки.

– Как ты сам продумываешь программу выступления?

– Если брать в пример провинциальные города, то я уже примерно знаю, как строить свою программу: популярное и легко усваиваемое – то, что публика точно с восторгом примет. Но если мы доходим, пусть не сразу, до более продвинутой программы, то для подобного рода произведений, я думаю, необходима какая-то аннотация. Хотя на традиционных концертах в главных залах Москвы аннотация запрещена, попросту это не принято.

Нужно всегда брать во внимание основной контингент слушателей. Почему-то организаторы считают, что публика и так все поймет, так как есть программки, да и скорее всего на подобные концерты придут музыканты. Ничего подобного! Посмотрите, кто сейчас ходит на концерты. Музыканты, как раз, в общем-то, и не ходят. Наше старшее поколение? Да, но если их не будет, кто останется?

– Почему это так, в чем причина? Недостатки общего образования?

– Конечно, старшее поколение достаточно музыкально просвещено, потому что за долгие годы существования СССР было принято интересоваться и разбираться в классическом искусстве. Тогда академические музыканты были популярны наравне с артистами эстрады, и закономерно, что то поколение с большей естественностью ходит и слушает концерты. А сегодня основную публику в зале составляют если не любители, то дилетанты, к сожалению. Если я исполню в программе Пендерецкого, с большой уверенностью могу сказать, что слушатели практически ничего не поймут. Поэтому, конечно, в таких исключительных случаях исполнения сложной музыки, я всегда поддерживаю идею аннотации – разговора со сцены о сочинении перед его исполнением. Это и будет постепенным воспитанием.

Беседовала Варвара Журавлёва, IV курс НКФ, музыковедение

№1 (207), январь 2022 года

Творческие поиски молодых композиторов всегда интересны. Особенно, если они представляют какой-то свой, необычный путь. В этот раз наш собеседник – Анастасия Гейнц, студентка композиторского факультета РАМ им. Гнесиных, интересы которой не ограничены только академическими задачами. Анастасия, одновременно, – лидер симфоник-метал-группы IZOLDA, коллектив которой сейчас готовит постановку ее рок-оперы «Во власти тьмы». Наш корреспондент побеседовала с автором:

– Настя, как ты пришла к музыке?

– Хотя мои родители не профессиональные музыканты, мама всегда тяготела к музыке. Она отдала брата на фортепиано в детский центр. Он играл много серьезной музыки, в этой атмосфере я и росла. Мне нравилось петь и заниматься музыкой, но не нравилось, что после обычной школы приходилось ходить еще и в музыкальную. А сочинять начала где-то лет в тринадцать.

Кстати, у меня – синестезия. Каждая нота с определенным цветом ассоциируется, и для меня это естественно. Мама как-то рассказала, что по TV показывали мальчика с такой способностью, тогда-то я и заявила, что тоже так могу. Она мне не поверила и попросила написать музыку по своей картине. Я написала «Краски осени». Это было мое первое произведение. Из-за этой способности мне было достаточно легко писать музыку, и я подумала, что было бы интересно поступить на композицию. Для этого надо было сначала освоить теорию, и я пошла в музыкальный колледж им. Шнитке, а потом – в Гнесинку. Получается, я сразу знала, куда хочу.

– Ты сейчас уже учишься на композитора. Что сочиняешь в рамках учебы?

– Разную музыку. Камерно-вокальную, инструментальную, дуэты, трио. Это определенно тональная музыка. Стилистика ближе к позднему романтизму. О технике я особо не задумываюсь и не стараюсь на кого-то опираться.

– А как родилась идея группы Izolda?

– Эта идея возникла очень давно, еще когда мне было лет 7–8. В то время мой брат очень любил слушать симфоник-метал, и как-то раз он показал мне последний концерт группы Nightwish с Тарьей Турунен, который произвел на меня неизгладимое впечатление. Собственно, после окончания колледжа я решила создать группу, но моя первая группа оказалась дэт-метал. Так как с ней не вышло, я решила все-таки попробовать то, что изначально хотела и планировала. Результат оказался намного лучше.

– Сколько сейчас человек в группе?

– Нас семеро. Соло-гитарист Алексей Воронин, ритм-гитарист Андрей Жбанков, бас-гитарист Андрей Смирнов, барабанщик Анатолий Шигин, саунд-продюсер и звукорежиссер Артём Кузьмичёв, продюсер группы Алина Магомедова и я. Артёма и Алину я знаю с колледжа, а с остальными участниками познакомилась, набирая состав группы.

– А твой преподаватель в Гнесинке знает о твоей деятельности?

– Да, Пётр Александрович Климов знает. Некоторые лирические номера в рок-опере я написала так, чтобы их потом можно было применить «в обе стороны». Но я ему не показываю другую музыку, ту, которая пожестче. Мою деятельность он одобряет. Главное, чтобы я успевала по учебе.

– Кем из рок-музыкантов ты и другие участники группы вдохновляются при сочинении и исполнении музыки?

– Мы вдохновляемся Nightwish, Epica, Within Temptation. Наверное, это три основных коллектива, очень давно их слушаю. Еще мне нравится группа Delain.                        

– А что тебя в них привлекает?

– На группы Epica и Within Temptation мы ориентируемся в итоговом звучании. Это приблизительно то, что мы хотим слышать в плане сведения музыки. Там есть вокалистка, которая поет в эстрадной манере. Therion, Xandria – тоже интересны, но не совсем стилистически близки нам. Но вообще, ребята группы Izolda слушают разную музыку, от симфоник-метала до панка.

– Название группы Izolda отсылает к Вагнеру?

– Нет, это было мое прозвище в школе. Не помню, откуда оно возникло. Я решила так назвать группу и не особо думала о Вагнере, а игра слов получилась случайно. На нашем логотипе изображен глаз, зеркало души. У логотипа две версии. Один – со слезой, другой – без слезы. Версия со слезой сделана как раз для рок-оперы. В ней есть сюжетная линия, связанная с девушкой, прошедшей через горе и страдания и замерзшей от этой боли.  Застывшая слеза символизирует то, что снежные королевы могут плакать.

– Раз ты упомянула рок-оперу, расскажи о ней.

– Некоторые события в моей жизни на меня повлияли, и я решила передать это в музыке. Всего в опере «Во власти тьмы» четыре персонажа: Хильда, Эрих, старый наркобарон Герман и его убитая невеста Леди в белом. Герман держит город в страхе, он как кукловод руководит людьми. Но на самом деле он – вторая личность Эриха. Основная идея – борьба с наркотиками и любовь. Трагедия истории в том, что люди добровольно загоняют себя в положение, когда они являются марионетками, и в данном случае кукловод – не Герман, а героин. Имя – это название наркотика на сленге. Действие происходит в абстрактном пространстве, так как мы хотели сделать оперу актуальной для всех. Мне показалось, что такой сюжет очень кстати в наше время.

– В сюжете ощущается налет немецкого романтизма. Есть ли связь?

– Изначально я не думала об этом. Но потом я как раз перечитала некоторые либретто Вагнера и поняла, что да, схоже с «Гибелью богов», где тоже трагедия и в итоге все умирают.

– Кто именно из творцов академической музыки тебе ближе, раз уж речь о Вагнере зашла?

– Бах, Вагнер, Шуберт и Шуман. Бах – он фундаментальный, его просто невозможно не любить. А романтики… Очень люблю Шуберта. Меня привлекает мир одинокого героя. Он всегда ищет что-то, но не находит, либо находит, но это оборачивается не очень хорошо. Эта далекая страна, возлюбленная… Очень все похоже на то, как я сама привыкла жить.

– В конце хотелось бы задать тебе сакраментальный вопрос: русский рок жив?

– Да, я считаю, что русский рок жив. Среди моих коллег, знакомых музыкантов много людей, которые играют в рок-группах. Это абсолютно разные жанры, начиная от фолка и заканчивая панком или альтернативой. По-моему, люди, которые думают, что русский рок мертв, смотрят куда-то не туда. Я знаю симфоник-метал-группу «МореЖдет», которая использует много классических принципов. Также знакома с фолк-группой «Оля и домовые». Так что русский рок продолжает развиваться, и это, конечно, не может не радовать.

Беседовала Анастасия Сёмова, IV курс НКФ, музыковедение

№1 (207), январь 2022 года

Декабрьским субботним вечером недалеко от станции метро «Университет» можно было наблюдать, как в Библиотеку имени Данте Алигьери стекалась молодежь. 4 декабря там проходил открытый лекторий «ОАО Чтения», где выступали студенты МГУ.

Концепция лектория и его неформальная обстановка берут начало в семейной традиции одной из организаторов – студентки V курса факультета психологии МГУ Наталии Фальковской. Ее родители устраивали подобные чтения в кругу друзей, Наталия продолжила это дело среди своих друзей. На первых порах собрания проходили в квартире, но в определенный момент слушателей стало приходить так много, что пришлось искать локацию побольше. И чтения начали проводить в библиотеке, где могут присутствовать не только знакомые, но и любой желающий, где можно не только послушать, но и прочитать лекцию на любую тему, и даже войти в круг организаторов.

Лекторий существует с марта 2020 года. Собрания проходят каждую первую субботу месяца, изредка случаются перерывы на недолгие каникулы. Кроме обычных лекций в некоторые другие субботы с недавних пор проводятся мероприятия иного формата. Например, уже имел место своп (обмен одеждой, книгами и любыми другими вещами), совмещенный с лекцией о моде; встреча с киножурналисткой Марией Латышевой, лекция-экскурсия с художником Гошей Острецовым; лекторий, совмещенный с пикником.

Так как «ОАО Чтения» позиционируется как свободный лекторий, его тематика может быть любой. Из инстраграм-профиля лектория можно узнать, что спикеры на прошлых собраниях рассказывали о принципе функционирования биткоина, о добровольных тушениях лесных пожаров, о классической ордерной архитектуре и прочем. В день моего посещения было три лекции. Тема выступления Анны Херувимовой (студентка кафедры экстремальной психологии, V курс МГУ) была связана с будущей профессией девушки: «Экстремальные психологи: кто они и где обитают». Но можно рассказывать и о своих хобби. Так, лекция Анны Дмитриевой (также студентка V курса факультета психологии МГУ) была посвящена феномену фанфикшена (любительские литературные сочинения по мотивам оригинальных произведений литературы, кино, компьютерных игр и т.д.), а Максим Великанов (студент V курса факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ), являясь участником органного класса, рассказывал об устройстве органа и истории инструмента.

Уже из посещения одного собрания понятно, что на «ОАО Чтения» ходят действительно увлеченные люди, интересующиеся, готовые узнавать что-то новое. После каждой лекции еще долго из зала задавались уточняющие вопросы, высказывались дополнения. В перерывах между выступлениями обсуждения продолжались и между слушателями, и с самими лекторами. Атмосфера царила дружеская и домашняя. Конечно, большинство участников знакомы друг с другом, но меня как новичка очень тепло приняли. Добавлю лишь небольшую ложку дегтя: из-за того, что временной регламент выступлений и ответов на вопросы не ограничен, три лекции растянулись почти на три с половиной часа. Но организаторы сами поняли этот недостаток, и в следующий раз регламент все же будет установлен.

Думается, такие собрания – отличная площадка и для начинающих лекторов, которые еще опасаются выступать перед большой публикой, и для популяризаторов науки и культуры. Еще один несомненный плюс – атмосфера вдохновения. Когда находишься в кругу людей, страстно увлеченных чем-то, готовых делиться знаниями или узнавать новое, то невольно заряжаешься таким настроем и начинаешь думать: «А какую лекцию я сама хотела бы прочитать?».

Анастасия Сёмова, IV курс НКФ, музыковедение

№1 (207), январь 2022 года

Проблема ежедневных занятий специальностью волнует любого музыканта. Где заниматься и в каких условиях – эти аспекты нередко определяют дальнейший карьерный путь.Любой музыкант подтвердит, как важны самостоятельные занятия за инструментом.

Уроки специальности – это возможность продемонстрировать программу, подготовленную и обдуманную музыкантом заранее. Профессор может показать отдельные приемы и способы разучивания, а дальше уже ответственность ученика: отработать прием самостоятельно.

От музыканта ждут прекрасного исполнения, филигранного звука, но, собственно, где ему все это отрабатывать? Если ты студент, иногда тебе повезет, и ты первым возьмешь класс в понедельник в 08:30 утра. Зачастую радость длится недолго: в 09:00 приходит педагог, за которым закреплен именно этот кабинет. Приходится слоняться по коридорам в поисках счастья, жалобно выпрашивая «ну хоть на полчасика», пока не наступит пара по расписанию.

Однако есть счастливчики, живущие в своих квартирах. И они, конечно, будут заниматься в домашних условиях. Во-первых, это удобно: не нужно никуда ехать. А, во-вторых, работать при идеальной тишине, когда никто не мешает.

Но как же быть соседям, не готовым терпеть четырехчасовые повторения одного и того же такта?! Недопонимание между музыкантами и их соседями – довольно распространенное явление. Причем, я уверена, каждый прав по-своему. Когда дело доходит до пиковой точки, в ход идут юридические силы.

Благодаря жизненным обстоятельствам мне довелось общаться с разными людьми. Есть и те, кто не любит музыкантов. Вспомните апрельскую статью KazanFirst о московской войне с пианисткой, которая занималась по 12 часов в день! Да, соглашусь, дело было на карантине, когда счастье покинуло многих людей. Но, чтобы бороться с девочкой и ее родителями, подумайте сами, нужно вложить немало сил и энергии.

К счастью, есть и другая сторона музыкального дела. «Полицейские стали моими хорошими знакомыми», – так называется статья на TJournal с историями музыкантов, «которые поют и играют дома». В рассказе Артёма Черепанова из Новосибирска чуть ли не каждый второй инструменталист увидит себя: соседи считают нужным прибегать на каждый звук молодого музыканта, сочиняющего музыку для группы «Буерак». Порой действительно начинаешь думать о доме в лесу, где тебя никто никогда не найдет и не услышит.

Мы, конечно, можем сказать, что негатива на эту тему больше, да и ярых противников «ганонов» и гамм по утрам тоже явно больше. Но и на обычных людей тоже жалуются соседи. А вы, музыканты, держитесь! Это непросто, но помните: ваше дело великое!

Алевтина Коновалова, II курс НКФ, муз. журналистика

№9 (206) декабрь 2021 года

Вацлав Лукс – дирижер, клавесинист, валторнист, – один из самых известных чешских исполнителей старинной музыки. В этом году московской публике посчастливилось встретиться с ним дважды. 28 мая в Концертном зале «Зарядье» под его управлением прозвучала оратория Генделя «Ацис и Галатея». 20 июня на той же сцене Лукс, дирижируя российским оркестром Pratum Integrum и ансамблем Intrada, исполнил мессу Omnium Sanctorum Яна Дисмаса Зеленки и Stabat Mater АнтониоВивальди. Мне представилась счастливая возможность поговорить с ним о барочной музыке, о современном слушателе и многом другом:

– Уважаемый Маэстро, каковы Ваши впечатления от России и московской публики?

– Около года назад я приезжал в Москву вместе с моим оркестром Collegium 1704, и мы исполнили «Бореады» Рамо. Я был чрезвычайно впечатлен, сколь воодушевлена и внимательна московская публика, как она восприимчива к барочной музыке и исполнению на старинных инструментах. Насколько я знаю, в России эта традиция существует не так давно, как в Германии и Великобритании. И это заслуживает большого уважения.

Работая вместе с Pratum Integrum и ансамблем Intrada, я чувствовал себя как дома. У нас похожее ощущение музыки и понимание стиля. Екатерина Антоненко выполнила потрясающую работу. Ее ансамбль имеет особенное, неповторимое звучание. Глубокие басы, мягкие тенора, потрясающе звучащие сопрано и альты – все они создают гармоничный ансамбль с красивым, благозвучным, чарующим звуком, и я был необыкновенно счастлив исполнить с ними мессу Зеленки!

– Могли бы Вы рассказать о сочинениях, которые прозвучали в программе 20 июня, более подробно?

– На самом деле, я чувствую себя немного евангелистом музыки Зеленки (1679–1745). Для меня очень важно исполнять на концертах его сочинения. Это дает мне возможность заинтересовать его музыкой других исполнителей, а через них – публику. Мессу Omnium Sanctorum Зеленка написал в конце жизни. Это его последнее сочинение на литургический текст. В названии цикла было указано шесть месс. Однако мы не знаем, удалось ли ему закончить этот цикл, или работа была прервана из-за болезни (сохранились только мессы №№ 1, 2 и 6). Возможно, он знал о своей болезни. В таком случае, эта музыка была его прощанием с миром, его лебединой песней. Именно поэтому это столь пронзительное и глубокое произведение.

Об обстоятельствах появления Stabat Mater Вивальди мы тоже почти ничего не знаем. В нашем представлении Вивальди – скрипач-виртуоз, автор более пятисот концертов, написанных в блестящем стиле. Однако иная сторона его творчества, а именно духовная музыка, широкой публике почти неизвестна. А ведь она очень интересная! Вивальди раскрывается в ней как очень глубокий композитор.

Между прочим, Зеленка, по всей видимости, некоторое время жил в Венеции и, возможно, учился у Вивальди. В любом случае, он был под сильным влиянием итальянской музыки и католической традиции. Кстати, довольно часто мы слышим, что Зеленка – «чешский Бах». Это неверно. Истоки Баха кроются в немецкой протестантской музыке, а Зеленки – в католической. И дело не только в вероисповедании. Различия заключаются в эстетике и стиле. В лютеранской музыке это, прежде всего, опора на ratio. В итальянской – на эмоции. Эти различия проявляются и в музыке. Так что Зеленка намного ближе к Вивальди, чем к Баху.

– Могли бы Вы немного рассказать о себе? Почему Вы выбрали музыку как профессию?

– Мне было 7 лет, когда я начал заниматься музыкой. Сначала играл на фортепиано, потом на валторне. Тогда было совсем не ясно, что я стану музыкантом. Только в 11 лет, после сильного впечатления от музыки Моцарта, я выбрал для себя этот путь. Я поступил в консерваторию. По ее окончании начал понемногу узнавать, что происходило в конце 1800-х.

Услышать исполнение на исторических инструментах мне удалось после событий «бархатной революции». Помню концерт Musica Antiqua Köln с Райнхардом Гёбелем, Вильбертом Хацельцетом и Андреасом Штайером в Праге. Это было очень сильное впечатление. Раньше я слышал барочную музыку только на современных инструментах, но, познакомившись с историческим исполнением, я был шокирован! Именно тогда я почувствовал, что это и есть моя стезя.

Сначала мне было интересно исполнить баховский репертуар. Такие сочинения, как «Высокая месса» и «Страсти по Иоанну», звучали в Чехии редко. По сути, я положил начало традиции играть эту музыку в нашей стране. Но я никогда не мог представить, что на таких сценах, как Берлинская филармония или Концертхаус в Вене, мне также удастся сыграть и музыку Зеленки!

Конечно, начинать было непросто, но я могу представить, насколько сложно это было здесь, в Москве. Даже технически. Если у нас, например, заболел барочный трубач, то не проблема найти кого-то за 100 км в округе. Но если это произойдет в России – проблема колоссальная! Я хочу выразить глубокое уважение всем причастным к работе с Pratum Integrum, так как понимаю, насколько все это сложно.

– У Вас уникальный дирижерский стиль. Где Вы учились дирижированию?

– Нигде не учился! Некоторое время я был валторнистом в Akademie für Alte Musik в Берлине и играл на клавесине в разных ансамблях, так что у меня сложился некоторый взгляд на эту профессию. Также я учился по видеозаписям признанных мастеров, например, Карлоса Клайбера. Я могу предположить, что ожидают музыканты от дирижера, а что им мешает. Но официально я нигде не учился, я всего лишь хочу помочь музыкантам.

– А в чем секрет названия Вашего оркестра Collegium 1704?

– Конечно, это очень важно – все спрашивают! Этот год имеет отношение к Зеленке. Дело в том, что мы ничего не знаем ни о его детстве, ни где он учился. И первые сведения о его жизни относятся как раз к 1704 году, когда он исполнил свою ораторию Via Laureata в Праге. Для нас это символ начала Золотого века чешской барочной музыки.

– Почему из всех музыкальных стилей Вас интересует именно барокко?

– Я бы не сказал, что романтизм и современная музыка нравятся мне меньше. Дело в том, что я люблю процесс открытия – не важно, первоисточник ли это или идея композитора. Это похоже на большое путешествие – быть частью воссоздания музыки. Если я что-то исполняю, то мне очень важно быть уверенным, что я могу сказать что-то новое. Нет смысла делать 3055-ю запись «Высокой мессы» Баха в том же ключе, что и остальные 3054. Когда существует много интерпретаций, это подталкивает тебя сделать свою, если тебе действительно есть что сказать. И это касается не только музыки.

– Есть ли точки пересечения у барочной музыки и современной культуры?

– В искусстве эпохи барокко удивительно сочетаются высокий художественный уровень и его доступность для восприятия публикой. Даже если ты специалист по подагре, ты сможешь понять это искусство. Это все равно что посетить барочный собор и восхититься его красотой. Да, ты можешь не уловить некоторые детали, но общее впечатление у тебя сложится.

То же самое и с барочной музыкой. Ты можешь ею наслаждаться, не погружаясь в детали. Это отличает ее, например, от современной музыки, которая требует комментария, чтобы ее поняли. Здесь не так. Ведь это просто очень красиво! И благодаря этим качествам, я думаю, барочная музыка может встретить отклик у современного слушателя.

– А кто для Вас идеальный слушатель?

– Это человек с открытой душой. Знаете, иногда после концерта ко мне кто-нибудь подходит и говорит: «О, это так прекрасно! Как жаль, что я не музыкант, а всего лишь любитель». И я считаю, что это здорово. Потому что наше дело (музыкантов) – играть, а ваше (слушателей) – наслаждаться. Только тот, кто просто любит музыку – прав! Вот кто в моих глазах идеальный слушатель.

Беседовала Валерия Лосевичева, выпускница НКФ (2021), музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

«Призрак будущего» – под таким названием в Московской консерватории в октябре прошел XVII Международный фестиваль современной музыки «Московский форум». Он стал знаковым событием в культурной жизни столицы и поразил своих современников не только великолепно составленными музыкальными программами, но и самой декларируемой идеей, определившей все остальное.

Пять вечеров объединяло, по замыслу организаторов, философское понятие – LOGOS. Одно из основных в древнегреческой философии, это греческое слово многозначно, оно охватывает одновременно и «слово» (высказывание, речь), и «смысл» (понятие, суждение). Идущее еще от Гераклита, толковавшего «логос» как ритм и соразмерность бытия, оно вновь приковывает к себе внимание современной философской мысли. В контексте происходившего на «Московском форуме» это воспринималось как коллективный поиск истины в осмыслении музыкального творческого процесса.

Каждый концерт был посвящен одной из актуальных проблем современной культуры: FUTURO, TECHNO, ECO, SOCIO и COSMOS. Искусственный интеллект и освоение галактического пространства, социальное неравенство и вопросы самоидентификации – все эти проблемы поднимались не только в виде музыкальной рефлексии, но и в рамках сквозной вербальной дискуссии, происходившей каждый вечер. Организаторы творческого события предложили для этого необычную форму: каждый концерт превратился в трехчастную композицию, где в средней части, обрамляемой музыкальными отделениями расположилась публичная дискуссия с участием слушателей и музыкантов.

Фестиваль был невероятно насыщен большим количеством мировых и российских премьер, коих было двадцать семь! В частности, хочется вспомнить прозвучавшую на третьем концерте российскую премьеру пьесы Phasma композитора Беата Фуррера для фортепиано в исполнении Дмитрия Баталова, которая произвела впечатление за счет современных (однако не новых) фортепианных приемов и мастерства пианиста. А богатая география и сочетание на одном фестивале музыки композиторов разных поколений сделали программу еще обширнее. Хорошо известные авторы (такие, как Фаусто Ромителли, Хельмут Лахенман, Мауро Ланц) перемежались с молодыми, только начинающими заявлять о себе (Павел Поляков, Елизавета Згирская).

Но не только это отличало происходившее событие. Обращает на себя внимание и присутствие гостей из московского мира искусства, которых нечасто увидишь на музыкальном мероприятии. Среди них: Сергей Попов, искусствовед, владелец галереи Pop/off/art; Евгений Асс, архитектор, профессор МАРХИ, ректор Архитектурной школы МАРШ; Дмитрий Гутов, художник, теоретик искусства; Александра Першеева, искусствовед, доцент Школы дизайна ВШЭ. Они говорили о музыке на сцене Рахманиновского зала в дискуссионной части программы, наравне с композиторами и исполнителями. Такой многосторонний подход к современной музыке и к современному искусству вообще представляется более чем уместным. Еще одним участником дискуссии порой становилась и публика, имевшая доступ к обсуждению посредством интернет-чата, транслировавшегося на экране.

Необходимость более широкого подхода к современному искусству обнаруживались и в самой музыке. Например, в первый день в программе концерта FUTURO//LOGOS произведение Бригитты Мунтендорф Public Privacy #6… bright no more для голоса, электроники и видео (российская премьера) или произведение Александра Шуберта Hello для ансамбля, электроники и видео – демонстрировали сплетение разных приемов воздействия на слушателя. В одном сочинении одновременно соприкасались звук, видеоинсталляция, свет, слово, пластика и электроника. Применение компьютерной техники для современной музыки вовсе не ново, но в сопряжении с другими средствами выражения это создавало больший эффект.

А третий концерт COSMO//LOGOS стал платформой для исследования пространства в музыке. В нем главным героем первого отделения стал Light Wall System – световой интерфейс для захвата жестов. Система прожекторов становилась и отдельным музыкальным инструментом, и участником ансамбля с танцором или инструменталистом. И хотя многие сочинения, участвовавшие в Проекте Light Projection S (Last Sunset Владимира Тарнопольского – художественного руководителя фестиваля, to be Юи Сакагоши, Corps invisibles Сами Наслин и многие другие), были написаны в разные годы, ощущение единства и непрерывного перформативного искусства было достигнуто. Такое пластическое светозвуковое представление естественно привело к всеохватывающему разговору обо всех составляющих действа.

Важной частью «Московского форума» стала образовательная программа для молодых критиков и культурологов, где музыкальные ученые и критики, а также искусствоведы разных направлений делились своим опытом с преемниками и коллегами. Целью семинара стало раскрытие потенциала специальности музыковеда, ее значимости и необходимости для современной культуры.

Предложенные вниманию умозаключения еще потребуют своего осмысления. Однако уже сейчас стала очевидной одна актуальная тема: главная тенденция современной музыки проявляется в синтезе искусств, в задействовании всех его видов для достижения максимального результата. Но возникает вопрос: не ставит ли такой синкретизм музыку в зависимое положение и не лишает ли ее самодостаточности высказывания?

Современная музыка, когда она не гонится за новизной ради новизны, благодаря и формам высказывания, и синтезу искусств, вызывает живой интересу публики. Она погружает человека в необходимую рефлексию о культуре и ее значении в жизни каждого. «Московский форум» сполна возбудил этот интерес, показал высокий уровень мастерства композиторов и исполнителей, став оригинальным и ярким событием нынешнего концертного сезона.

Елизавета Локшина, IV курс НКФ, музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

Среди многочисленных видеозаписей из лучших театров мира, ставших доступными во время карантина, одна особенно привлекает внимание своей актуальностью. Это премьерная запись нашумевшей оперы Дьёрдя Куртага «Конец игры», повествующая о жизни взаперти. Fin de partie – первая и единственная опера 95-летнего венгра, которую он писал 8 лет. Одноактная опера была поставлена в миланском La Scala и стала оперой года по версии журнала Opernwelt. Отправимся на три года назад, в 15 ноября 2018 года, и вспомним, как это было.

Композитор сам написал либретто по одноименной пьесе короля абсурда Сэмюэла Беккета, сократив ее и добавив несколько своих реплик. Беккет написал «Конец игры» на французском языке, но в его собственном англоязычном переводе название обретает новый смысл. Endgame – это эндшпиль, заключительный этап шахматной партии, когда на доске остается лишь несколько фигур и ситуация оказывается во многом предсказуемой. Таких фигур в пьесе четыре, и все они инвалиды: слепой старик Хамм не может ходить, его приемный сын Клов не может сидеть, а безногие родители Хамма Нагг и Нелл обитают в мусорных баках. Их жизнь протекает в замкнутом пространстве, а потому состоит из пустой болтовни, вялых перепалок и пересказа одних и тех же историй.

Постановка Пьера Оди отличается аскетичностью. Мрачная декорация представляет собой схематичный сарай с черным дверным проемом. На сцене – два мусорных бака и инвалидная коляска. Два цвета: серый и черный. Персонажи передвигаются по сцене согласно указаниям Беккета в пьесе. Таким образом, постановка современной оперы получилась вполне традиционной. Кстати, сам Беккет был против нестандартных прочтений его пьес. Он заявил, что для «Конца игры» нужны только пустая комната и два небольших окна, а любые другие ухищрения будут пародией на его творчество.

Первый оперный опыт Куртага поражает своей традиционностью. Опера имеет подзаголовок «сцены и монологи», ее даже можно условно разделить на номера. При новаторском музыкальном языке ее структура не так уж далека от Вагнера, в операх которого кланяться выходят 2-3 человека. Но когда на шахматной доске остается минимум фигур, ценность каждой из них возрастает в несколько раз.

Диссонантная ткань не исключает отсылок к оперной и литературной классике. Либретто оперы изобилует невидимыми ремарками вроде «Леопольд Блум поет еврейско-ирландско-шотландскую балладу», «см.: Мусоргский, Картинки с выставки», «оммаж Бодлеру», «как мелодия Дебюсси». Подобные оммажи часто встречаются в творчестве Куртага: он автор «музыкальных приношений» Роберту Шуману, Луиджи Ноно, Карлхайнцу Штокхаузену, Пьеру Булезу, Якобу Обрехту, Петру Ильичу Чайковскому и другим.

Партии родителей ближе всего к кантилене, ведь старики живут прошлым. Выжившие из ума Нагг и Нелл напоминают юродивых, а круглые крышки от мусорных баков ассоциируются с нимбами над головами святых. Поэтому их голоса выше и светлее: Нагг – тенор (Леонардо Кортеллацци), а Нелл представлена низким тембром контральто (Хилари Саммерс), но это единственный женский голос в опере.

Эта парочка пытается вести себя как классические тенор и сопрано. Нагг ухаживает за своей престарелой возлюбленной и рассказывает ей ее любимую историю, над которой она так смеялась в юности. Куртаг тоже поступает здесь как типичный оперный композитор, вводя рассказ отдельным номером со сменой темпа и размера. Музыка неожиданно приобретает характер марша с чеканным ритмом и привычными квадратами. Но это – лишь пародия на давно надоевший жанр, как и сама история, в которой знаешь наизусть каждое слово. Нелл умирает как любая оперная героиня, видя перед собой прозрачную водную гладь. Ее голос возносится на самую высокую ноту, которая эхом остается звучать в оркестре. Но нота затянулась, а Нелл – не Травиата и даже не сопрано. Так герои вспоминают свою молодость, а заодно и классическую оперу – сладкую «юность» музыки.

Но главный конфликт разворачивается во взаимоотношениях Хамма (Фроде Ольсен) и его приемного сына. Клов (Ли Мелроуз) – единственный ходячий обитатель дома с двумя окнами, поэтому он обслуживает остальных инвалидов. Клов еще сравнительно молод, он мечтает сбежать от отца-тирана и начать новую жизнь. В пьесе Беккета он все время повторяет одни и те же слова: «Я ухожу». Уйти по-настоящему ему мешает сострадание к беззащитным существам, чувство вины перед приемным родителем, а также ярко выраженный стокгольмский синдром. Символом его рабства служит свисток, которым Хамм зовет его. Свисток становится полноправным участником партитуры Куртага, отзываясь пронзительным frullato духовых в оркестре. Чтобы сообщить Хамму о своем уходе, Клов решает завести будильник – знак скоротечности времени, но и возможного духовного пробуждения. В оркестре звук будильника передан оглушительным ксилофонным звоном (все изобразительные элементы сопровождения тонко подчеркнуты дирижером Маркусом Штенцем).

Финальная схватка между двумя персонажами происходит во время последнего монолога Хамма. Герои находятся в разных концах сцены и не смотрят друг на друга, но их тени сталкиваются лицом к лицу на углу деревянного сарая (художник по свету – Уэс Шунебаум). Когда Хамм отбрасывает последние предметы, связывавшие его с внешним миром (свисток, трость, игрушечную собаку), его тень на стене исчезает. Клов свободен. Драматичная пассакалия в духе Шостаковича заканчивает «Игру». Такова опера, написанная по пьесе драматурга, ненавидевшего оперу.

Алиса Насибулина, аспирантка НКФ, музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

Все стремительнее приближается долгожданный 2023 год, когда весь мир будет праздновать 150-летие со дня рождения великого русского композитора Сергея Васильевича Рахманинова. 16 октября в Прокофьевском зале Российского национального музея музыки состоялся сольный концерт Дмитрия Маслеева, выдающегося пианиста, победителя XV Международного конкурса им. Чайковского. Концерт носил название «Рахманинов +» и прошел под заголовком: «Навстречу 150-летию Сергея Рахманинова».

Первое отделение состояло исключительно из произведений композитора: восемь этюдов-картин, соч. 33, а также Вторая соната си-бемоль минор, соч. 36 (вторая редакция), которую пианист никогда не исполнял ранее для широкой публики. Завсегдатаи концертов Дмитрия Маслеева не понаслышке знают об особенном отношении пианиста к творчеству Рахманинова: почти ни одно его выступление не обходится без произведений этого композитора.

Вторая соната стала настоящим подарком и откровением для слушателей: в проникновенной второй части пианист «беседовал» с публикой, раскрывая красоту, заключенную в этой музыке. Трогательная сквозная тема, переходя из части в часть, казалась слушателям теплым светом среди общего драматизма звучания. Пианист бережно преподносил внезапные консонансы, которые становились ориентиром и своеобразным «островком спокойствия» среди бушующего моря диссонантных созвучий. В первом отделении слушателей ожидали и сюрпризы: будто не удержавшись, пианист с нетерпением выходит на сцену и… исполняет на бис ре-мажорный Этюд-картину соч. 39. Маслеев никогда не отказывается от возможности исполнить эту музыку, чем неизменно радует своих поклонников.

Второе отделение по масштабу охваченных композиторов и жанров могло составить отдельный концерт. Его открыл Концертный этюд до мажор Татьяны Николаевой, так любимый артистом. Затем прозвучала фортепианная сюита «Танцы кукол» Дмитрия Шостаковича, в последних двух пьесах которой пианист поставил рекорд по «спринтерской игре на короткой дистанции»: в общей сложности «Шарманка» и заключительный «Танец» не звучали и минуты!

По традиции в концерт было включено Адажио из балета «Спартак» Арама Хачатуряна в авторском переложении для фортепиано, особенно любимое публикой. Совершенно экстатическая музыка всегда завораживает зал. Однако странно, что при всей экспрессивности в исполнении произведений Рахманинова, в Адажио Хачатуряна оркестровой полноты в кульминации не хватило. Сложность заключалась не столько в громкости, сколько в оформленности мысли, богатстве звука, мастерстве исполнителя.

Сонатина Равеля несколько выделялась из общей программы вечера, однако она чудесно коррелировала с его же пьесой «В манере Бородина», которую солист особенно любит играть на бис. Элегия из Балетной сюиты №3 Шостаковича, несмотря на своеобразную трактовку, прозвучала невероятно филигранно. Пианист настолько мастерски обращался с музыкальной тканью, что ее можно было буквально ощутить физически. Такое необыкновенное состояние блаженства напомнило о способности Маслеева играть тихо и проникновенно.

Непредсказуемым контрастом выступила заключительная пьеса Perpetuum mobile из Сонаты памяти Шостаковича, принадлежащая учителю Дмитрия Маслеева – Михаилу Степановичу Петухову. Жесткая, но, вместе с тем, яркая, выделяющаяся на общем фоне пьеса стала в исполнении Дмитрия Маслеева смелым финалом вечера.

Оригинальным показалось решение исполнить на бис в октябрьском концерте «Октябрь» из «Времен года» Чайковского. Прекрасное меланхоличное послесловие вернуло слушателей в реальность элегической осени.

Прошедший концерт стал этапом на пути к грядущему юбилею С.В. Рахманинова. Прекрасным исполнением легендарных произведений Дмитрий Маслеев напомнил о приближении знаменательной даты. Сейчас концертный график пианиста чрезвычайно плотный, а география гастролей широка по охвату городов и стран. Поэтому каждый сольный вечер артиста становится подарком для московской публики.

Варвара Журавлёва, IV курс НКФ, музыковедение

№9 (206) декабрь 2021 года

Государственный академический русский хор имени А.В. Свешникова отмечает 85-летие. К юбилею хора было приурочено несколько концертов: во Владимирской областной филармонии, Коломенской филармонии и музее-заповеднике П.И. Чайковского в Клину. Главным событием юбилея стало выступление хора 9 ноября в Большом зале Московской консерватории.

С Московской консерваторией тесно связаны имена создателей хора: Александра Васильевича Свешникова и Николая Михайловича Данилина, профессоров Консерватории, регентов, прославленных хоровых дирижеров своего времени. В 2020 году художественным руководителем Госхора стал профессор Г.А. Дмитряк, народный артист России и руководитель Капеллы России им. А. А. Юрлова. Он сменил на этом посту Е.К. Волкова, который, в свою очередь, возглавлял знаменитый коллектив с 2012 года, после ухода из жизни его Учителя, в то время художественного руководителя Госхора, профессора Б.Г. Тевлина.

С приходом профессора Г.А. Дмитряка началась новая страница в истории Госхора. Коллектив обновился, пополнился молодыми талантливыми выпускниками ведущих российских музыкальных вузов. Геннадий Дмитряк намерен вернуть хору его самобытный облик и репертуар: «Исполнительское творчество Госхора, который Александр Васильевич Свешников возглавлял на протяжении 40 лет, служило приобщению все новых поколений слушателей к сокровищнице русской хоровой культуры – к ее исповедальной силе, глубине и мощи, явленных как в образцах народной песни, так и в творчестве отечественных композиторов XIX–XX столетий. Сегодня перед Госхором стоят ровно те же задачи – искусством хорового пения открывать сердцам слушателей путь к сокровищам богатейшей истории и культуры нашей страны».

Юбилейный концерт по традиции открылся торжественной частью, в которой прозвучали поздравления президента России В.В. Путина и министра культуры О.Б. Любимовой. Далее на едином дыхании шел концерт. В его программе была представлена блестящая россыпь шедевров русского хорового искусства. В первом отделении концерта звучали духовные сочинения. Второе отделение по традиции состояло из светских хоровых сочинений и обработок русских народных песен. Вела программу заслуженная артистка России Галина Власёнок.

Открывал программу 15-й Концерт Дмитрия Бортнянского «Приидите, воспоим людие». Любимый многими хоровыми дирижерами, этот торжественный и праздничный концерт нередко становится прологом к большим хоровым выступлениям. С первых же звуков впечатлила невероятная легкость и слаженность хорового ансамбля. Украшением стали блестящие голоса солистов: Тамары Котоменковой, Ольги Буковой, Дианы Михайловой, Вероники Окуневой, Михаила Андзелевича, Максима Брагина, Владислава Чижова.

Вслед за фрагментом хорового концерта Альфреда Шнитке на стихи Г. Нарекаци «О Повелитель сущего всего…» прозвучала духовная музыка Сергея Рахманинова – кульминация первого отделения. Госхор исполнил ранний хоровой концерт Рахманинова «В молитвах Неусыпающую Богородицу» и отрывки из «Всенощного бдения» –  «Богородице Дево, радуйся» и «Шестопсалмие». Для коллектива это знаковые сочинения: первая запись «Всенощного бдения» была осуществлена им в 1965 году под руководством А.В. Свешникова. Завершали первое отделение фрагменты из литургии «Запечатленный ангел» Родина Щедрина по повести Н. Лескова – «Да святится Имя Твое» и «Ангел Господень».

Программа второго отделения, как настоящая историческая и географическая панорама, была соткана из множества русских мотивов и фольклорных традиций. Символической заставкой стала миниатюра Георгия Свиридова на слова А. Прокофьева «Наша Родина – Россия»; подарком слушателям – известнейшая «Вечерняя музыка» из симфонии-действа «Перезвоны» Валерия Гаврилина; а открытием вечера – первое исполнение музыки Владимира Кобекина – «Видели ли вы» из Триптиха на стихи Есенина. Сами артисты хора получали большое удовольствие от исполнения. Хоровое письмо в традициях Георгия Свиридова и Родиона Щедрина, звукоизобразительность, экспрессия и завораживающая ритмика не оставили зал равнодушным, а появление на сцене композитора Р. Щедрина вызвало бурю оваций.

Русские народные песни в обработке А.В. Свешникова «Ах ты, степь широкая» и «Вниз по матушке по Волге» – золотые страницы репертуара Госхора с самых времен его основания. Своеобразные «визитные карточки» коллектива, они и в этом концерте предстали настоящими русскими пейзажами, со множеством красок и оттенков. А солисты Чингис Баиров и Владислав Чижов – молодые дарования Госхора – задушевно и ярко спели о русских судьбах в двух народных песнях в обработке А. Ларина: «Славное море – священный Байкал» и «Любо, братцы, любо».

После театрального и эффектного завершения второго отделения маленькой кантатой из оперы «Не только любовь» Р. Щедрина Геннадий Дмитряк выразил залу свою благодарность и отдал дань традициям А.В. Свешникова и Н.М. Данилина, исполнив патриотический хор «Славься» из оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя» и «Многолетие».

Впереди у хора много интересных проектов. Одним из них станет совместный фестиваль Госхора и Капеллы России имени А.А. Юрлова, недавно отметившей 100-летие. Фестиваль будет посвящен памяти Александра Васильевича Свешникова и Александра Александровича Юрлова. Он призван привлечь внимание общественности к творчеству двух легендарных коллективов, продолжающих русские хоровые традиции, полные глубочайшего мастерства и искренности. С нетерпением ждем новых музыкальных впечатлений.

Анна Боярова, IV курс НКФ, музыковедение