№ 8 (142), ноябрь 2014

В рамках перекрестного Года культуры России и Великобритании в московском театре «Новая опера» 27 и 28 августа 2014 года состоялись показы оперы Бенджамина Бриттена «Поворот винта». Спектакль – перенос постановки, успешно осуществленной в 2012 году на сцене Оперного театра Северной Ирландии.

Опера Бриттена, созданная в 1954 году, одна из самых таинственных как в его творчестве, так и вообще во всей истории оперного жанра. Напряженная атмосфера ужаса или так называемый эффект саспенс – в оперном театре встречается не так часто. На память приходят Командор в «Дон Жуане» Моцарта, призрак Графини в «Пиковой даме» Чайковского или «кровавые мальчики в глазах» у Бориса Годунова в одноименной опере Мусоргского. Тем примечательнее для нас «Поворот винта». Используя типичный сюжет, выдержанный в традициях британского готического ужастика, он трактуется не прямолинейно, оставляя как труппе, так и слушателям массу вариантов для толкования.

В либретто использована одноименная мистико-психологическая повесть англо-американского писателя Генри Джеймса, основанная на реальных событиях. Вышедшая в свет в 1898 году, она осталась актуальной и для второй половины XX века, чем, пожалуй, обусловлено неоднократное обращение разных режиссеров к этому сюжету – существует порядка десяти экранизаций, лучшей из которых признан фильм Джека Клейтона «Невинные» (1961).

В новелле повествование ведется от лица «ненадежного рассказчика». Эта техника, являющаяся хрестоматийным примером для англоязычной литературы, берет начало от готического романа «Исповедь оправданного грешника» Джеймса Хогга. Среди литературоведов, психологов и философов было немало дискуссий относительно реальности описанных событий. Главное – существуют ли привидения на самом деле, или это плод больного воображения Гувернан-тки? Как заметил дирижер московского спектакля Ян Латам-Кениг: «В гувернантки шли незамужние девы, отчаявшиеся найти супруга, и это развивало в них нервический характер».

Автором постановки выступил молодой британский режиссер Оливер Мирс. Будучи художественным руководителем Оперного театра Северной Ирландии, он известен своими работами на необычных площадках: от капеллы XVIII века до складских помещений в районе Ковент-Гарден. Поставленный им мюзикл «Суини Тодд» и вовсе исполнен силами тюремных заключенных.

В «Повороте винта» режиссера заинтересовало отражение Бриттеном конфликта между консервативно и либерально настроенными слоями общества в вопросе сексуальных отношений. Сюжет повествует о молодой гувернантке, которая стремится заботиться о своих юных подопечных Флоре и Майлсе. Но в доме обнаруживаются призраки, один из которых жаждет соблазнить Майлса. Приходя по ночам к детям, призраки сводят с ума Гувернантку, причем ее муки становятся с каждым разом все невыносимее. Англичане сравнивают такое состояние со средневековой пыткой «поворот винта», когда на голову надевали обруч и затягивали винт, чтобы металл сдавливал череп. Отсюда и название оперы, которое у русскоязычного слушателя может вызывать ассоциации с чем-то индустриальным (впрочем, этих ассоциаций не избежать, если вести речь о самой постановке: у Мирса все работает как часы, даже как целый часовой завод!).

Главные роли исполняли приглашенные солисты из Великобритании. Мастистое сопрано Сюзанны Харелл отлично уравновешивалось дискантом 14-летнего Тома Дизли (ребенок на сцене – не прихоть Мирса, а прямое указание британского классика). Впрочем, если юный исполнитель справился со своей ролью довольно просто, то С. Харелл отметила, что ей пришлось встретить немало сложностей: «Самое трудное было не сойти с ума. Каждый раз после репетиций приходилось заставлять себя снова переключаться на реальный мир». Отлично «попали» в эту палитру и приглашенные московские артисты. «Российские певцы придали новые краски всему действу», – признался Оливер Мирс.

В основу спектакля положен принцип минимализма средств. Отталкиваясь от партитуры Бриттена, в которой всего 13 инструментов, Мирс идет тем же путем и в своем сценическом решении. При минимуме декораций воплощения образов привидений и готической атмосферы усадьбы ложатся на плечи сценографа (художник – Аннамари Вудс). Особенно важен свет (художник по свету – Кевин Трейси). Все вместе помогает воспроизвести необходимую палитру мистики и недосказанности, заложенную в первоисточнике.

Опера великого английского композитора – фантасмагория и мистификация. Работа режиссера-постановщика – образец искреннего рвения и настоящего таланта. И нет ничего удивительного в том, что спектакль заинтересовал экспертов «Золотой маски». Поэтому не стоит исключать возможность, что «Поворот винта» сможет войти в постоянный репертуар театра «Новая опера».

Ксения Меледина,
студентка IV курса ИТФ

«Поворот винта» в «Новой опере». Сцены из спектакля. Фото Д. Кочетова

№ 8 (142), ноябрь 2014

В Камерном музыкальном театре имени Б. А. Покровского в октябре состоялась премьера единственной оперы Л. ван Бетховена «Леонора». Постановка, осуществленная режиссером Михаилом Кисляровым под музыкальным руководством дирижера Геннадия Рождественского, стала важным культурным событием. В первый вечер за дирижерским пультом стоял сам маэстро, а затем спектакль возглавил дирижер Алексей Верещагин. В работе над постановкой также принимали участие художник-сценограф Виктор Вольский, и художник по костюмам Ольга Ошкало.

Московской публике была представлена первая редакция оперы, более известной в позднейших версиях под названием «Фиделио». Процесс создания «Леоноры» был для Бетховена мучительным. В течение десяти лет композитор неоднократно ее «перекраивал» и тяжело переживал провал постановки в 1805 году в захваченной наполеоновскими войсками Вене. Тогда премьера на сцене театра «Ан дер Вин» прошла перед малочисленной публикой, состоявшей в основном из французских военных, не понимавших ни языка, ни музыки. Через год композитор переделал оперу, сократив ее на один акт и дав ей другое название – «Фиделио». Но и в новом виде она потерпела провал: пережив всего три представления, спектакль был снят. По достоинству «Фиделио» оценили лишь в 1814 году, когда уже снискавший славу Бетховен нещадно сократил партитуру, а либреттист Трейчке создал новый текст.

И все же опера, возродившаяся на сцене Театра имени Покровского, отличается от всех, когда-либо звучавших при жизни композитора: в ней нет разговорных диалогов. «Модернизировав» таким способом произведение изнутри, режиссер проделал интереснейшую работу и «снаружи», обогатив его различными смысловыми контрапунктами, начиная от сценического пространства и заканчивая костюмами. Спектакль открывается звучанием стихотворения Б. Пастер-нака «Гамлет» из романа «Доктор Живаго». Глубокие по смыслу строки отвечают столь же сложному замыслу постановки. На уровне сценическом – это отражение идеи художника (поэта, артиста, режиссера), не просто исполняющего трагедийную роль на сцене, но и сопереживающего своему герою. На смысловом уровне явно проступает общность темы несвободы: и Пастернак, и Флорестан – жертвы политической диктатуры.

Полифонически решено и само действие. Наряду с основными событиями на заднем плане сцены развиваются своего рода визуальные лейтмотивы: «любви» Флорестана и Леоноры, воплощенной в пластическом дуэте, «жестокости» – избиение героя солдатами. Эффектно используется и пространство зала: действие происходит и на сцене, и на подесте вдоль партера, и на балконе, и на ярусах над сценой, что для публики создает абсолютный эффект присутствия.

Постановка насквозь проникнута скрытыми символами, аллюзиями и намеками. Именно они выводят на поверхность вневременные идеи оперы: абсолютное зло жестокости, порождаемой ослеплением властью, абсолютную ценность свободы и абсолютную силу верной любви.

С этой точки зрения отдельного внимания заслуживают костюмы. Во время своей кровожадной арии Пизарро начинает примерять разные головные уборы: то черную фуражку, в которой угадывается облик Гитлера, то роковую треуголку Наполеона… Смысловой подтекст костюма проявляется даже в финале оперы, когда артисты хора облачаются в полистилистическую одежду: с одной стороны, современные офисные костюмы женщин и спортивный стиль мужчин, с другой – сюртуки, смокинги, цилиндры, платья в пол и чепчики. Злодей Пизарро и революционер Фернандо «рассекают» по сцене в кожаных куртках и брюках современного кроя. А главные герои появляются в одеяниях своих бесплотных хореографических «двойников», что, видимо, должно означать их победу в духовном плане, но уход из жизни физической.

Неординарно трактованы и другие персонажи оперы. В финале представления они располагаются на сцене, четко разделяясь на положительных и отрицательных. При этом в «клане» отрицательных помимо явного злодея Пизарро оказываются также Марселина и Фернандо. В случае с Фернандо все очевидно: хотя он и возглавляет борцов за свободу, его метод – революция – по сути предстает злом с благими намерениями. Но с Марселиной все сложнее. Казалось бы, невинная простушка, она с самого начала ведет себя не лучшим образом. Она – глупа, похотлива и сопротивляется настойчивым приставаниям Жакино лишь потому, что хочет видеть на его месте юного Фиделио. Буквально «вешаясь» на свой объект желания, она не способна понять, кто «он» и что «он» чувствует.

Все это зритель воспринимает благодаря мастерству певцов-актеров. Флорестан (Захар Ковалев), по либретто, должен появиться лишь в третьем акте, но в постановке Кислярова, он присутствует на сцене, начиная с увертюры. Даже в рамках немой роли артист сумел передать боль и страдания своего героя, а в третьем акте покорил публику вокальным мастерством в чудесном любовном дуэте. Партия Леоноры в исполнении Евгении Сурановой не была столь однозначно впечатляющей. В первых двух актах она казалась скованной и не очень выразительной. Не зная сюжет, было бы невозможно понять, какие чувства испытывает ее героиня, в то время как музыка предлагает широкий спектр настроений: от страха до надежды на счастье, от стыда до невозмутимой решимости. Однако в последнем акте певица показала себя хорошей актрисой, блестяще исполнив свою партию не только в любовном дуэте, но и в драматической сцене со злодеем Пизарро.

Опера, провалившаяся в 1805 году в Вене, в Москве 2014 года имела настоящий большой успех. Восторженная публика рукоплескала и кричала «Браво!» всем, кто приложил руку к созданию нового спектакля. Будем надеяться, что постановка останется в репертуаре театра надолго.

Людмила Сундукова,
студентка IV курса ИТФ

На фотографиях: «Леонора» в Театре им. Покровского.  Сцены из спектакля.
Марселина – Екатерина Ферзба, Леонора – Евгения Суранова, Флорестан – Захар Ковалев.
Фотографии Игоря Захаркина

№ 8 (142), ноябрь 2014

Сцена из спектакля. Фото Елены Лапиной

Мюзикл Александра Чайковского «Жизнь и невероятные приключения Оливера Твиста» блестяще открыл пятидесятый, юбилейный сезон Детского музыкального театра имени Н. И. Сац – первого в мире профессионального театра оперы, балета и симфонической музыки для детей. Мировая премьера спектакля состоялась 25 октября, после чего прошла серия премьерных показов.

По давней репертуарной традиции театра произведение создавалось специально для его труппы. Уникальность этого спектакля в том, что авторы ориентировались на возможности юных артистов – роли Оливера, его друзей Ловкого Плута и Красавчика, а также их сверстников исполняют участники Детской студии Театра имени Н. И. Сац. Ранее дети уже принимали участие во взрослых спектаклях (например, «Кошкин дом»), но мюзикл по «Оливеру» стал первой крупной работой всего состава детской труппы. Вплоть до самой премьеры сохранялась интрига – кто из восьми кандидатов, включая девочек, будет исполнять партию главного героя.

Сцена из спектакля. Фото Елены Лапиной

Композитор Александр Чайковский, автор десяти опер, три из которых – детские, и трех балетов, неоднократно сотрудничал с театром имени Н. И. Сац: «Оливеру» предшествовали оперы «Второе апреля» по рассказу И. Зверева (1984) и «Зимняя сказка» по Шекспиру (2000-2001). По признанию самого композитора, работа над мюзиклом шла достаточно быстро – за три месяца была написана вся музыка, огромную партитуру (более 300 страниц!) он завершил весной этого года.

«Идея сделать мюзикл по «Оливеру Твисту» пришла ко мне очень давно, ведь этот роман Диккенса, роман-приключение о взрослении и становлении человека, очень вписывается в концепцию нашего театра», – признается режиссер-постановщик спектакля и художественный руководитель театра Георгий Исаакян. Либретто сделал детский поэт и драматург Лев Яковлев. Сюжет сочинения, написанного почти 150 лет назад, актуален и в наши дни.

Главный герой, Оливер Твист, чист душой и сердцем. Он не сгибается ни от полуголодного существования в сиротском доме, ни от незаслуженной порки в похоронном бюро, где вынужден работать профессиональным «плакальщиком». Он не ломается и в шайке малолетних воров «мазуриков», возглавляемых расчетливым стариком-ростовщиком Феджином. Даже угрозы бандита Билла Сайкса и прямая попытка убийства со стороны сводного брата Монкса не страшат юного героя – его вовремя спасают верные друзья, а в будущем приемная семья – мистер Бранлоу, Роуз и ее жених Гарри.

Сцена из спектакля. Фото Елены Лапиной

Какая же таинственная сила оберегает Оливера от всех злоключений? Имя ей – Любовь. Мама главного героя умерла при родах, но ее «Колыбельная», открывающая мюзикл, наполнена глубоким чувством материнской любви, которая согревает душу Оливера в трудные моменты жизни и помогает преодолеть их. Бархатный голос Людмилы Бодровой звучит из оркестровой ямы, обволакивая весь зал нежностью и заботой. Тема любви становится сквозной и, на мой взгляд, ведущей на протяжении всего спектакля. Только любовь может противостоять миру зла. Через восприятие этого чувства часто прослеживается отношение к Оливеру других персонажей.

В партии Оливера тема любви раскрывается в его сольных эпизодах, в монологах. Например, в молитве после сцены порки и обращении к портрету молодой дамы из дома Бранлоу в первом действии, где чистый, тонкий голос Ани Кашириной, исполнившей роль главного героя, звучит практически без инструментального сопровождения. Несмотря на то, что во втором действии в техническом плане встречались неточно интонируемые звуки, юной исполнительнице удалось глубоко тронуть сердца слушателей.

Сцена из спектакля. Фото Елены Лапиной

На контрасте отношений строится и противопоставление двух любящих пар. Режиссерская находка их квартета в первом действии – расположение артистов на разных уровнях сцены: Билл и Нэнси стоят на полу, а романтично настроенные Гарри и Роуз «парят» над ними на балконах. Костюмы героев, созданные по эскизам Марии Кривцовой, подчеркивают разницу между ними в социальном статусе: разноцветные, аляповатые цвета одежды у Билла, Нэнси и белые одеяния светловолосой пары из высших слоев лондонского общества. Контраст выражен и в тесситурных особенностях партий: нежному лирическому сопрано Роуз и высокому тенору Гарри противопоставлены драматическое сопрано Нэнси и декламация бандита Билли Сайкса (Константин Ивин), грубо выкрикивающего: «К дьяволу вашу любовь!». Его гибель в перестрелке с полицейскими во втором действии после убийства жертвенно любящей его Нэнси кажется закономерной: он переступил не только через нормы гражданского общества, но и через высший нравственный закон – лишил жизни любимого человека.

Своеобразные представления о любви существуют в противоположном Оливеру мире. Яркая находка композитора – ария ростовщика Феджина «Деточки» из первого действия, в которой отрицательный герой признается в любви не своим подопечным «мазурикам», которых заставляет воровать деньги и носовые платки, а драгоценностям. В номере, прекрасно раскрывается актерское дарование Николая Петренко, позволяющего в репризе дать выход «чувствам» в зажигательном танце с ожерельем на шее. Во время ареста в конце второго действия ростовщик прощается со своими «деточками» и, вспоминая арию, вновь пускается в пляс.

«Любовь – это зло, любовь – это грех!», – поют дуэтом управляющие сиротским домом, мистер Бамбл и миссис Корни, персонажи – прямые антагонисты Оливера. Драматургически им контрастируют два любовных дуэта Гарри и Роуз из второго действия, написанные в лучших традициях бродвейских мюзиклов с упоительными мелодиями и красочными гармониями (особенно второй – «Это наша любовь, это наша судьба!»). Не случайно, именно свадьба героев счастливо завершает мюзикл.

Интересны музыкальная драматургия спектакля, стилистическое разнообразие музыкального материала. Это и «блатные» интонации отрицательных персонажей (управляющие сиротским домом, дама из похоронного бюро, серенада Красавчика и др.). И отголоски барочной стилистики в трагической арии Нэнси с солирующей скрипкой из второго действия – один из самых выразительных номеров. И романтические мотивы в духе эстетики мюзикла (ария Феджина, дуэты Гарри и Роуз). Помимо хроматической тональной системы музыкальный язык спектакля включает два алеаторических фрагмента у струнных, связанных со злодеем Монксом, решающимся подставить Оливера.

В этом спектакле прекрасный актерский состав. Наиболее сильным исполнителем, на мой взгляд, стала Вера Куликова в роли Ловкого Плута. Артистизм, живая и разнообразная игра помимо хороших вокальных данных дают основание предполагать, что девочка свое будущее, скорее всего, свяжет с театром – музыкальным или драматическим. Из состоявшихся артистов больше всего запомнился звенящий, как колокольчик, тембр Ольги Бутенко (Роуз), прекрасно сочетающийся в ансамбле с Сергеем Петрищевым (Гарри). Заслуживают внимания и такие обладатели красивых голосов, как бас Дмитрий Почапский (Монкс), баритон Николай Косенко (Бранлоу), контральто Маргарита Кондрахина (дама из похоронного бюро, миссис Сауэрбери), исполняющие эпизодические роли.

Благодаря стараниям главного дирижера театра Алевтины Иоффе и певцы, и оркестр смогли донести до публики огромный спектр эмоций – от любви до ненависти, затронули тонкие струны души каждого зрителя, подарили необыкновенное ощущение радости и привнесли в жизнь юных слушателей лучики света и добра. Надеемся, что последующие спектакли сезона получатся такими же удачными и незабываемыми!

 Мария Зачиняева,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (141), октябрь 2014

8 октября в Московской консерватории был представлен проект Центра современной музыки «Территория современного искусства. Двадцать лет спустя», цель которого – выяснить, как изменился мир искусства с 90-х годов прошлого века. В ходе конференции представители крупных культурных организаций (Театральный центр им. Вс. Мейерхольда, ГЦСИ, Новый европейский театр) размышляли о развитии и восприятии новых художественных течений. Во время круглого стола к дискуссии присоединились молодые композиторы, театроведы, художники. Финальным аккордом стал концерт-марафон «Девяностые: Начало // 20 лет спустя: Поколение Y», который в Рахманиновском зале провел ансамбль «Студия новой музыки». В программе были представлены произведения двух поколений современных российских композиторов.

Фото Анны Цукановой

В первом отделении под управлением Игоря Дронова звучали сочинения, написанные в 1991 году. Современная музыка, как и государство, стояла тогда на пороге кардинальных обновлений. «Кассандра» Владимира Тарнопольского, завершенная незадолго до августовского путча, оказалась своего рода прорицательницей грядущих перемен в новом мире. Взаимодействие шумов и высотности, возникновение и распад тематизма вызывают состояние смятения – грядет катастрофа. Музыкальная ткань пронизана аккордовыми комплексами, которые неоднократно возвращаются к исходному материалу, воспринимается как призыв к смене устоявшихся норм.

Другим сочинением 1991 года стала «Музыка для десяти» Александра Вустина на текст Ж. Ф. Лагарпа. Десять исполнителей предстали в образах французской знати, а дирижер – в образе пророка, который предсказывал события Великой Французской революции. Активный шепот-канон текста участников этой театральной сцены, мистические завывания, таинственные инструментальные соло – все это заставило погрузиться слушателей в далекую эпоху великих перемен.

Во втором отделении вечера Владимир Горлинский в качестве дирижера представлял сочинения молодых композиторов нового поколения. «Внимание!» Николая Хруста, написанное к юбилею «Студии новой музыки», – некая юмористическая зарисовка. По словам автора, чтение аннотации к этому маленькому афоризму занимает больше времени, чем его прослушивание – пьеса длится не больше минуты. Эту линию продолжил «Марш!» Алексея Сюмака. Автор не ставил задачу воспроизвести ритм шагов: в алеаторическом монотонном звучании ведущую роль играет звук печатной машинки, которая задает маршевый тон.

Сочинение Владимира Горлинского «Ultimate granular paradise» («Окончательно гранулированный рай») произвело настоящий фурор. Как утверждает автор, эта пьеса показывает состояние, когда пороги удовольствия уже превышены, и восприятие превращается в бесконечную эйфорию – «медиадопинг чувств». Насыщенное звучание с использованием нетрадиционных инструментов, мощь электронных звуков, заставляющая сжиматься барабанные перепонки, жестикуляция дирижера вызвали неоднозначные реакции – от мольбы о прекращении «этого ужаса» до криков «браво». Прозвучавшее следом «What is a tea for you?» Кирилла Широкова погрузило слушателя в созерцание отдельных длящихся звучностей, олицетворявших философские размышления автора о поисках контакта музыки со слушателями.

В своем «Звучании темного времени» Александр Хубеев демонстрировал различные возможности инструментов, предлагая разные модели звукоизвлечения – разворачивающееся сонорное действо гипнотизировало, заставляя моментами выходить из реальности. Анна Ромашкова синтезировала звуки с архитектурными формами, организующими время – ее пьеса «Acorn» посвящена инсталляции «Упражнение» современной художницы Анны Желудь. Концерт завершился длинным сочинением Елены Рыковой «В одиночестве возле стены», посвященном памяти композитора Георгия Дорохова. Она, как и Дорохов, используя инструменты из строительных материалов, словно возводит композицию целого из отдельных элементов.

Концерт показал жизнь современной музыки в череде бесконечных поисков и обновлений. Новое поколение композиторов продолжает идеи своих предшественников и постоянно экспериментирует, не боясь остаться непризнанным.

Надежда Травина,
студентка II курса ИТФ

№ 7 (141), октябрь 2014

Уже четвертую осень проходит фестиваль «Творческая молодежь Московской консерватории» – в залах Alma mater выступают молодые музыканты. Они еще студенты, но многие уже успели стать лауреатами престижных конкурсов и добиться определенных вершин мастерства. В этом году в период с 1 по 28 сентября было сыграно 13 концертов на сценах Большого, Рахманиновского и Белого залов. Мне довелось побывать на закрытии фестиваля.

Концерт проходил в Большом зале в воскресенье днем, что, видимо, не способствовало аншлагу – зал был заполнен наполовину. Разочаровало и поведение слушателей: несмотря на призывы отключить мобильные устройства, звонки неоднократно «аккомпанировали» артистам, что в стенах БЗК звучало особенно вызывающе. Кроме того, в многочастных концертах публика рукоплескала музыкантам после каждой части – видимо, аплодисменты между частями и даже в паузах (!) становятся нормой.

Впечатления от исполнения также остались противоречивыми. Безусловно, музыкант, осмеливающийся выйти на сцену столь прославленного зала, уже заслуживает уважения. Но иногда хочется пожелать ему позаниматься перед таким ответственным выступлением!

Очень слабо показал себя камерный оркестр «Arpeggione» под управлением Валентина Урюпина, выступавший как сольно, так и сопровождавший всех солистов-инструменталистов. Первое отделение открывала Увертюра Бизе к опере «Доктор Миракль»: музыка яркая, эффектно громкая, хотя и приятная для слуха. Однако оркестранты с трудом справлялись с быстрым темпом, да и слаженность звучания оставляла желать лучшего. После этого номера осталось впечатление, что произведение готовилось «на скорую руку» и еще не успело «дозреть» до публичного уровня.

Концерт для кларнета Ж. Франсе в исполнении Антона Мойсеенко приятно удивил своей строгой выверенностью формы, красотой мелодий и гармоний. Сыгранность оркестра и исполнителя оставляла желать лучшего, но партия кларнета звучала превосходно. Может быть, в медленной части не хватило теплоты, но это, скорее всего, объясняется тембром самого инструмента.

Прекрасным завершением первого отделения стало выступление Даниила Милкиса. Удачен был как выбор музыки – три пьесы для скрипки с оркестром П. И. Чайковского, – так и исполнение. Эти виртуозные пьесы считаются одной из вершин скрипичного искусства. Солист продемонстрировал высокую технику в крайних («Скерцо» и «Вальс-скерцо») с их репетициями и виртуозными пассажами и певучесть в задушевной средней («Мелодия»). Пожалуй, это выступление стало наиболее удачным в программе музыкального вечера.

Концерт для маримбы Эммануэля Сежурне в исполнении Андрея Волосовского открыл второе отделение. Хотя мы живем уже в XXI веке, музыка для ударных все равно остается на обочине популярной концертной жизни. А здесь представилась возможность услышать такой необычный инструмент как маримба с ее волшебным звуком. Замечательным было и знакомство с творчеством современного композитора, чье имя малоизвестно широкому слушателю. Музыка француза несла в себе целую палитру настроений, отсылая к атмосфере французского кино.

Последней прозвучала Фантазия для фортепиано, хора и оркестра Бетховена в исполнении Арсения Тарасевича-Николаева и хора Московской консерватории. Видимо, такой финал планировался как торжественное завершение всего фестиваля. Но именно этот номер оставил неприятное послевкусие: сопрано с трудом брали верхние ноты, а малочисленные мужские голоса были неспособны «пробить» оркестр. Да и пианист уделил недостаточно внимания нотному тексту: эффектные движения, подменяющие музицирование актерской игрой, – прием дешевый…

Идея фестиваля «Творческая молодежь Московской консерватории» – безусловно, заслуживает всяческого поощрения. В ее основе – и поддержка начинающих музыкантов, и создание своеобразной «витрины» знаменитого вуза. Но готовить его надо с повышенным чувством ответственности. Так что будем ждать следующего года в надежде, что наша творческая молодежь получит и использует возможность как можно ярче проявить свое дарование.

Ольга Зонова,
студентка IVкурса ИТФ

№ 7 (141), октябрь 2014

Рояль, рояль, рояль!!!
и радость и печаль
я выплесну
в чудесных этих звуках…
О. Скубеева

…Мощный аккорд до-минорного трезвучия Второй партиты Баха прорезал воздух зала, погрузив слушателей в мир барочных страстей и аффектов. На протяжении всего сочинения публика безмолвствовала, а затем буквально взорвалась аплодисментами и криками «Браво!»…

20 сентября в 19.00 в зале имени Н. Я. Мясковского происходило нечто из ряда вон выходящее – он буквально ломился от слушателей. Люди стояли в проходе (в том числе автор данных строк), сидели на подоконниках, на полу, занимали любой свободный участок. Но мест все равно не хватило – наиболее выносливые и терпеливые остались ждать в коридоре, напрасно лелея надежду, что ко второму отделению концерта публики поубавится. Переполох прекратился, как только элегантная дама средних лет с мягкой улыбкой объявила виновника ажиотажа, на сцену вышел скромный молодой человек, спокойно и уверенно сел за рояль и, дождавшись абсолютной тишины, начал играть.

Что побудило прийти в камерный зал такое огромное количество людей? Какой волшебник заставил трепетать слушателей разного возраста, от самых маленьких до людей преклонного возраста? Имя ему – Алексей Сычев, «самородок земли русской», «липецкий Моцарт», блестящий пианист, ассистент-стажер МГК (класс проф. П. Т. Нерсесьяна), а с апреля этого года – стажер престижного зальцбургского «Моцартеума» в классе Жака Рувье. Лауреат колоссального количества международных конкурсов (в Италии: «Alessandro Casagrande», имени Дж. Б. Виотти, имени Ф. Листа; а также в Голландии, Марокко, Гран-При в чешском «Concertino Praga»), он на протяжении двух часов демонстрировал публике свой исполнительский стиль – изящный, лирический, с одной стороны, и мощный, энергичный и ликующий, с другой.

Программа концерта включала в себя разнообразные сочинения. В до-мажорной сонате Моцарта (КV 330) ощущалась свежесть, легкость, безмятежность, словно мотыльки или сказочные сильфиды порхали над концертным залом. Фантазия Шопена удивила гармоничным балансом между эпической строгостью и драматическим пафосом в духе Листа. Но самым феноменальным, на мой взгляд, стал Вальс Равеля (в авторском переложении для фортепиано): блестящая техника на грани фантастики (одни только «глиссандо» заслуживают отдельной похвалы!) сочеталась с выразительной нюансировкой и открытыми эмоциями. Это произведение оставило, пожалуй, самое сильное впечатление от всего концерта.

Во втором отделении прозвучали «Аврора» Бетховена и Седьмая соната Прокофьева. Было слышно, что пианист прекрасно чувствует стиль и форму (единственную вольность он позволил себе в первой части «Авроры» – не повторил экспозицию). Бетховенская соната искрилась солнечным светом весеннего утра. Драматичное сочинение Прокофьева, словно мощный смерч, пронеслось над слушателями, оставив впечатление внезапно разразившейся катастрофы и ее преодоления. Завершил музыкальный вечер с блеском исполненный виртуозный «Фейерверк» Дебюсси.

Алексей Сычев показал совершенное владение инструментом, позволив своим слушателям наслаждаться музыкой, дышать и жить любовью к ней!

Мария Зачиняева,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (141), октябрь 2014

Евгений Гулюгин

Современный музыкальный театр – явление неоднозначное. Легко переборщить, заигравшись с иносказанием или упростить идею банальным воплощением. Но так или иначе, будущее современного театра в руках тех молодых людей, которые сейчас только постигают азы мастерства. Камерный музыкальный театр имени Б. А. Покровского позволил слушателям приоткрыть завесу будущего и познакомиться с молодыми именами: с 16 по 22 сентября в помещении театра безраздельно царила OPEN OPERA…

Уникальный в своем роде экспериментальный проект Театра имени Покровского включал не только три спектакля (камерная опера «Бедные люди», музыкально-литературная композиция «Легкое дыхание» и вокально-пластический спектакль «В память той невстречи»), но также лекции и тренинги самой различной тематики. Задействовано было все – репетиционные залы, фойе, сцена. Реализация всех событий Open Opera, включая исполнение и художественное оформление, легла на плечи молодых талантов, для многих из которых эта теплая сентябрьская неделя стала первым «взрослым» выходом в театральное пространство.

«Кто боится режиссерской оперы?» – такое актуальное для реалий музыкального театра заглавие носила лекция молодого театроведа, выпускника ГИТИСа Вячеслава Уварова. В более чем двухчасовой беседе затрагивались острые вопросы современного музыкального театра: режиссерские концепции и зрительское восприятие. Подобную дискуссию можно было бы продолжать гораздо дольше, поставить точку в ней невозможно, но даже за этот короткий период в эмоциональном монологе Уварова каждый мог как найти для себя какие-то ответы, так и задаться новыми вопросами.

Валерия Климова. Фото Игоря Захаркина

Запомнился и оригинальный мастер-класс по сценическому фехтованию. Дружная команда мастеров Combat Art Team всего за пару часов не только провела краткий экскурс в его историю, но и на практике преподала всем заинтересовавшимся зрителям азы этого непростого искусства – к концу занятия даже удалось разыграть небольшие дуэли!

Зрителей, пришедших на открытие 16 сентября, ожидал необычный вечер: он вобрал в себя и презентацию Open Opera, и посвящение 70-летию со дня рождения композитора Глеба Седельникова (1944–2012), и новую постановку его камерной оперы. «Ничего подобного здесь еще не было», – подчеркнула руководитель литературно-драматической части театра Наталия Сурнина в своем вступительном слове.

В первом отделении, вниманию публики было представлено разноплановое творчество Г. Седельникова – композитора и поэта. Он сочинял стихи под поэтическим псевдонимом Валентин Загорянский. Перед началом вечера каждому зрителю был подарен сборник «Дождь кратковременный». Открывающий его двойной акростих, кажется, лучше всего словесно описывает творческий облик художника – светлый, вдохновенный, волшебный:

Вдохновение, заиграЙ!
вАрварское, закружИсь!
воЛнением затеньКай!
велЕнием заручиСь!
вольНодумием зНаменуйся!
возмуТи застоЯвшееся!
возбудИ задуРманенное!
воскресНи зОвом!
возроди ЗаГубленное!
вознеси зАвещанное!
возведи ЗаГаданное!
воздвигНи зОвущее!
вразумИ замоРоченное!
восхиТи засмеЯвшееся!
весеНнее, зазвеНевшее!
видЕние, задержиСь!
воЛшебное, засверКай!
вАмпирами заполонИсь!
Восторгами заколдуЙ!..

Душевно рассказывал о Седельникове известный певец Сергей Яковенко. Щемящее чувство утраты вызывал короткий фильм о композиторе. Как яркий синтез искусств звучал вокальный цикл «12 прелюдий для голоса и фортепиано на стихи В. Хлебникова» в исполнении Владлены Самоваровой (сопрано) и Даниила Кириллова (фортепиано): костюмы Веры Мухиной для альбома «Искусство в быту» реконструировала специально для этого исполнения Анна Колейчук, визуализационный ряд был создан из конструктивных арт-объектов Дмитрия Колейчука. Фрагмент электронной музыки к МХАТовскому спектаклю «Преступление и наказание» предвосхитил второе отделение, отданное камерной опере композитора также по Достоевскому.

«Бедные люди» – первое крупное произведение Г.Седельникова по одноименному роману, тоже первому на творческом пути великого писателя. Оба сочинения принесли своим молодым авторам известность. И, наверное, закономерно, что именно «Бедные люди» (режиссер-постановщик Наталья Анастасьева-Лайнер) были выбраны первым спектаклем молодежной недели. Хотя музыка оперы и предельно прозрачная сценография предъявляли к исполнителям серьезные требования, молодые певцы-актеры и музыканты сопровождения уверенно справились с поставленными задачами. Валерия Климова (Варвара Доброселова) и Ержан Кулумбетов (Макар Девушкин) из ГИТИСа были по-достоевски выразительны и трогательны, а квартет студентов из «Гнесинки» под управлением Софьи Аверченковой надежно поддерживал монологи героев, «договаривая» не вошедшее в либретто слово писателя…

Проект Open Opera, конечно, нельзя назвать развлекательным. Он заставил и зрителей, и участников действия лишний раз задуматься о будущем музыкального театра и порадовал надеждой, что молодые, неравнодушные таланты сегодня активно ищут новые пути, не теряя Истинного Искусства.

Ольга Ординарцева,
выпускница МГК

№ 7 (141), октябрь 2014

23 сентября в Большом зале состоялся уникальный вечер: выступали вокальные ансамбли «The Tallis scholars» и «Intrada», а также солистка Юлия Лежнева и дирижер Питер Филлипс. Концерт завершал фестиваль «От Тавернера к Тавенеру: пять столетий английской духовной музыки» и стал великолепной данью перекрестному Году культуры России и Великобритании.

Вокальный ансамбль «The Tallis scholars» специализируется на исполнении музыки эпохи Ренессанса a cappella, о чем говорит само название, отсылающее к имени композитора Томаса Таллиса (1505–1585). Десять участников ансамбля во главе с руководителем и идейным вдохновителем коллектива Питером Филлипсом потрясли своим мастерством – голоса певцов звучали невероятно бесплотно, будто ангельски. В их исполнении особенно запомнилась месса «Западный ветер» Джона Тавернера (ок. 1490–1545), английского композитора той же эпохи. Выпуклость вокальных линий, четкая артикуляция, безупречный ансамбль – качества, необходимые для исполнения старинной музыки. Именно в такой интерпретации слух улавливает полифонические приемы строгого письма, а мозг потрясает их сложность. Артистам удалось наполнить звуковую ткань беспрерывной ритмической пульсацией, благодаря чему, месса звучала ярко и динамично.

Другое имя, вынесенное в заголовок фестиваля, – современный композитор Джон Тавенер (1944–2013), прямой последователь Джона Тавернера. Британец шотландских кровей, он родился в семье пресвитерианцев, но уже с юного возраста ушел в поиски своей религии. Духовные искания, прошедшие через интерес к Востоку, привели композитора к православию, о чем он сам говорит в одном из интервью: «Однажды я зашел в одну из русских православных церквей в Лондоне и почувствовал себя там, как дома. Все было необычайно просто: я оказался в своем доме, и остался в нем». Период религиозных поисков не прошел для него бесследно: на пороге нового тысячелетия Тавенер обращается к индийской и суффийской культурам. Результатом этого творческого поворота становятся такие произведения как «The Veil of the Temple» для сопрано, инструментального ансамбля, хора и хора мальчиков (2001), которое включает элементы суфийской поэзии, а также христианские, мусульманские и индуистские тексты; «The Beautiful Names» для хора и оркестра (2003), текст которого основывается на 99 коранических именах Аллаха; Реквием (2007), где в католический текст включены фрагменты из Корана и Упагишады.

В Большом зале консерватории прозвучало три произведения Тавенера: ранние хоровые сочинения «Funeral Ikos» (1981), «The Lamb» (1982) и ставший российской премьерой Реквием, где к музыкантам «The Tallis scholars» присоединились российские коллеги – ансамбль «Intrada» (художественный руководитель – Екатерина Антоненко) и инструменталисты: Екатерина Назарова (скрипка), Илья Мовчан (скрипка), Сергей Полтавский (альт), Рустам Комачков (виолончель), Андрей Зенчугов (тромбон) и Егор Павлов (тромбон). Вокальный ансамбль «Intrada», который так органично объединился с британскими исполнителями, был создан в 2006 году и уже успел завоевать славу одного из лучших музыкальных коллективов Москвы, смело обращающегося к музыке разных эпох: от ренессансной полифонии до кейджевского авангарда.

Исполнение Реквиема Тавенера стало настоящим апофеозом вечной жизни, которую символизировал «ангельский» голос блистательной Юлии Лежневой: певица, находившаяся на правом балконе не просто тесситурно, но и физически «парила» над всем звуковым пространством. Оркестранты под виртуозным управлением Питера Филлипса также поражали своим мастерством. При столь камерном составе все звуки словно на ладони, и каждая неудачная нота сразу даст о себе знать. Но таких нот, как оказалось, не бывает, когда за пультом – маэстро. Потрясенная публика долго не отпускала артистов со сцены. Подобный концерт – редкость на нашей сцене. Хочется надеяться, что британские музыканты еще порадуют нас вокальными шедеврами в своем исполнении.

Людмила Сундукова,
студентка IV курса ИТФ
Фото Павла Поборуева

№ 7 (141), октябрь 2014

В настоящее время у студента Московской консерватории необычайно много предметов, независимо от того, на каком отделении он учится. Учебный план насыщен разными дисциплинами, однако, далеко не все из них непосредственно связанны со специальностью. Кто-то считает такие предметы второстепенными и даже ненужными для становления профессионала. Но так ли это? Речь идет не только об общеобразовательных предметах, таких как философия, история, эстетика, право, экономика, но и о специальных, образующих как бы «второй план» в овладении профессией. Зачастую они оказываются в тени, и далеко не многие по достоинству могут оценить их значимость. Об одной из таких дисциплин мы поговорили с Марией Викторовной Рядчиковой, которая с 2003 года ведет на кафедре оперно-симфонического дирижирования методику работы с оперным певцом над оперной партией.

— Мария Викторовна, как получилось, что Вы стали вести этот предмет?

— На Кубани у меня была молодежная оперная студия при Университете культуры и искусств – я была ее художественным руководителем. Там я поняла важность и необходимость этого предмета для дирижеров, ведь они напрямую работают с вокалистами.

— В чем его специфика?

— Студенты, обучающиеся на дирижерской кафедре, зачастую уже имеют музыкальное образование. Кто-то приходит со струнного отделения, кто-то – с народного. Я рассказываю им о новых проблемах, с которыми дирижер может столкнуться в работе с вокалистами: как преодолеть вокальные трудности, как подготовить певца взять высокую ноту, подойти к кульминации…

— Вокальная музыка неоднородна: разные языки, разные стили, жанры… Из чего Вы исходите в своей работе?

— Мы занимаемся артикуляцией на различных языках. Что обозначают знаки препинания, как правильно их проставлять, как они влияют на смысл текста? Что значит каденция в барочной музыке, какие должны быть каденции? Все это очень важные моменты, потому что вокалисты часто об этом не задумываются – происходит механическое «набалтывание» слов.

— На что необходимо обращать внимание молодому дирижеру, начинающему работать с певцами?

— Задача дирижера – формировать звук рукой, уметь показать не только что делать, но и как. Точно так же, как они изучают инструменты и их строи, они должны знать и человеческие голоса. Дирижер должен понимать, как облегчить вокалисту задачу, как сохранить его голос в условиях большого оперного зала.

Анжелика Козедуб,
студентка IV курса ИТФ

№ 7 (141), октябрь 2014

Разговор с учителем философии доц. Р. Ю. Кузьминым

Рафаэль. Афинская школа (философы). Фреска. Ватикан (1509-1511)

— Роман Юрьевич, способы попадания в «философскую сферу» могут быть самыми разными, даже случайными, но все-таки чаще всего проводниками в этот мир оказываются человек или книга. А как было у Вас?

— Мне повезло. На третьем или четвертом курсе филфака нам читал философию профессор Виталий Львович Махлин. Когда я впервые столкнулся с ним, я услышал какой-то вызов: передо мной был человек, который мыслил, а мы все были свидетелями этого. Я понял, что хочу учиться у него и только у него. Такое у меня было несколько раз: встречаешь человека и сразу понимаешь, что эта встреча может что-то круто поменять в твоей жизни… Мы общаемся уже 15 лет, и я рад, что могу рассказать о нем. Изначально он занимался американистикой, преподавал английский в школе, а философия была его увлечением. В 1990-е ему удалось «легализоваться», и фактически сразу он был признан доктором наук по совокупности публикаций. Его главной темой был и остается великий русский философ и филолог Михаил Михайлович Бахтин, которому он посвятил сотни публикаций, множество из них переведены на другие языки. Кроме того, он всегда много занимался философией диалога, философской герменевтикой, философией гуманитарных наук, да еще много чем. Например, в последние годы перевел две замечательные книги, которые я рекомендую студентам: «Философию Просвещения» Э. Кассирера и «Историю русской мысли» А. Валицкого. Сейчас он работает над переводом книги Ханны Арендт…

А что касается книг, то инициацией в мир мысли было для меня чтение русской литературы: Пушкина, Гоголя, Достоевского, еще, наверное, Лескова… В общем, если бы тогда, в 1999 году мне сказали, что я стану преподавателем философии, я бы очень удивился.

— Что Вам лично дает философия?

— Много. Я каждый раз проверяю себя, действительно ли я делаю то, что для меня важно, интересно, что затрагивает. Потому что если это не так, значит, что-то сместилось, надо что-то менять. То, чему мы отдаемся, должно нас обязательно питать. И парадокс в том, что чем больше мы отдаемся, тем больше получаем. Я чувствую себя новичком и любителем в философии, поэтому у меня свежо ощущение знакомства с новым. Открою секрет: каждый год я обязательно беру новые темы, цитирую сочинения, которые прежде не цитировал, но делаю я это не столько для студентов, сколько для себя.

Вообще я люблю сравнивать философию с медициной: мы являемся носителями языков разных субкультур, в нас живут и плодятся идеологемы, понятия, предрассудки. Вдруг, во мне что-то марксистское зазвучало, а теперь вот постмодернизм проснулся… Философия помогает разобраться во всем этом гвалте. Она лечит нас, позволяет обрести относительную свободу от наших суждений, занять по отношению к ним дистанцию, не быть их рабами. Ведь мышление не исчезает со смертью мыслителя, мы живем на толстом культурном слое мысли, который иногда питает, а иногда отравляет, даже если мы об этом не догадываемся. Есть в философии уровень гигиены мысли – он самый простой и необходимый. А есть задачи посложнее – назовем их терапией мысли.

— А как бы Вы охарактеризовали состояние философии в современном мире?

— Вопрос провокационный – откуда я знаю! Думаю, что глубинно оно таково, как и было всегда: человечество не может не философствовать. Как не может не верить, не любить. Ну а кризис гуманитарных наук, тяжелое положение образования, политическое безвременье – все это лишние поводы задать себе вопрос… Если говорить о приметах времени, то, наверное, философия в том же положении, что и все остальные: сегодня мы живем в псевдоизобилии и занимаемся, как говорит один интернет-мем, «потреблятством». Нас окружают дешевые копии и подделки. Трудно найти хорошую еду, одежду, детские игрушки, выбрать музыку, которая напитает… Так же обстоит дело и с философией.

— На Ваш взгляд, существуют имена в философии, которые могли бы характеризовать культуру нашего времени?

— Честно говоря, я не уверен, что есть какая-то одна единственная культура нашего времени. Происходят трансформации, радикально изменяющие значение этих слов. Я постоянно испытываю странное чувство, когда у кого-нибудь в плей-листе подряд идут, например, Gorillaz, Гребенщиков, Шопен, Бен Фрост, Эрик Сати. Я понимаю, что слово культура в старом смысле не работает – здесь на вполне законных основаниях может оказаться вообще все, что угодно. И чем этот список разнороднее, тем серьезнее слуховой опыт его автора. Наверное, это и есть культура – создавать свой, ни на кого не похожий «плей-лист», но все-таки радоваться совпадениям, делиться новым с друзьями. Сегодня поэзия, литература, музыка, религия все больше становятся ценностями персонального выбора. Вопрос только в том, как этот выбор осуществлять. Наверное, вот здесь-то и нужны имена в философии и в других областях – те, кто могут сориентировать в информационном океане. Я думаю, что таким именем может оказаться и Платон, и Платонов.

— По мнению Владимира Мартынова, наша цивилизация входит в тупиковую ветвь эволюции. Он иллюстрирует свою мысль такими произведениями искусства, как «Черный квадрат» Малевича, «Писсуар» Дюшана и «4’33″» Кейджа, называя их символами молчания, «точками невозврата». Он постулирует, что Слово отделяет нас от реальности следующей эволюционной ступени. Общество должно разучиться говорить и научиться молчать. Будет ли в таком случае в такой реальности место философии? Может ли философия обходиться без слов?

— А почему же это Малевич, Дюшан и Кейдж молчат?! По-моему, они как раз кричат или, во всяком случае, провоцируют, спрашивают. Кейдж вот предложил послушать в присутствии музыкальных инструментов четыре с лишним минуты музыки мгновения, музыки самой реальности, музыки собственной души. Кстати, это не так просто выдержать, не отвлекаясь. У него получился этакий буддийский коан от искусства… Владимир Мартынов, думаю, очень сейсмочувствителен, и он хорошо ощущает какой-то новый разлом земной коры, изменяющий облик мира. Соглашусь в том, что вес слова, его место в жизни меняется. Но я не думаю, что эти изменения так уж катастрофичны. Как говорил С. С. Аверинцев: «История заканчивалась уже много раз». Мне кажется, что философия сегодня снова становится наивной, снова обращается к самим основам жизни, простым и обыденным. И действительно здесь не нужно много слов. Мне пришел на ум роман Эрленда Лу «Наивно. Супер», где все построено на такой почти идиотической наивности, в которой герой спасает свое я.

— Роман Юрьевич, как Вы думаете, возможно ли возникновение нового философского течения, которое оказало бы такое же влияние на общество, как, например, классическая немецкая философия?

— Маловероятно. Как маловероятно, что еще появятся композиторы, певцы и актеры всемирного значения. Не считая тех, кто удостоится славы на 15 минут. Сегодня царит децентрация и полиморфизм. А фонд мировой культуры уже сформирован. Теперь пришло время создания индивидуальной культуры, о чем мы уже говорили. Но в таком случае философия по-прежнему имеет к нам доступ, поскольку правила, по которым эту культуру создавать, никто не написал. Так что придется думать самим.

Беседовала Ксения Меледина,
студентка IV курса ИТФ